Жорж Сименон
Первое дело Мегрэ
Глава 3
Угощение папаши Помель
«Инспекторам рекомендуется иметь фрак, смокинг и пиджак, без каковых доступ в определенные светские круги будет затруднен».
Все инструкции были еще свежи в памяти Мегрэ. Но инструкции, по-видимому, составлялись людьми весьма оптимистически настроенными. Так или иначе, им следовало бы придать слову «определенные» более точный смысл.
Мегрэ накануне вечером примерил свои фрак, предполагая завтра же проникнуть в те круги, в коих вращаются Жандро: в клуб Гоха или в клуб Гауссмана, но одной фразы, оброненной его женой, было достаточно, чтобы он вновь обрел способность рассуждать здраво.
– Ну и красавчик же ты, Жюль! – воскликнула она, глядя на стоящего перед зеркалом Мегрэ.
Она не собиралась шутить над ним, она была совершенно искренна. Однако в том, как она произнесла эти слова, в ее улыбке было что-то такое, что насторожило его и дало недвусмысленно понять, что ему не стоит и пытаться сойти за молодого clubman'а.[2]
На площади Бастилии играли вечернюю зорю. Мегрэ, стоя рядом с женой у окна, размышлял. По мере того как в комнату вливалась ночная прохлада, он все более утрачивал свой оптимизм.
– Понимаешь, если я доведу дело до конца, то почти наверняка попаду на Набережную Орфевр. А уж очутившись там… О чем он мог еще мечтать? Попасть в Сыскную полицию, быть может, даже в состав известной опергруппы шефа, как в ту пору именовалась группа по расследованию убийств!..
Для этого достаточно было успешно завершить начатое им следствие – иными словами, не привлекая внимания, раскрыть глубоко запрятанную тайну богатого особняка на улице Шапталь.
Он спал очень тревожно и как только проснулся – в шесть утра, – решил тотчас же на практике проверить одно из положений столь почитаемой им инструкции.
«Фуражка, шейный платок, поношенный пиджак, как проверено на опыте, вполне достаточны для маскировки».
Когда он на сей раз пристально рассматривал себя в зеркале, госпожа Мегрэ и не подумала смеяться.
– В следующем месяце надо будет купить тебе новый костюм, – с нежностью сказала она.
Это было сказано очень тактично, словно мимоходом, но ведь могло означать только одно: его старый пиджак выглядел немногим лучше, чем пиджак так называемого парадного костюма. Иначе говоря, ему не было никакой необходимости переодеваться.
Вот почему он ограничился тем, что надел воротничок, повязал галстук да еще прихватил с собой котелок.
Стояла все такая же великолепная погода, словно специально заказанная для коронованной особы, которую сегодня повезут в Версаль. Сотни парижан уже спешили к королевской резиденции. К вечеру во всех парках вокруг нее будет валяться промасленная бумага и пустые бутылки.
Жюстен Минар должен был поездом отправиться в Конфлян и попытаться разыскать пресловутую Жермен, горничную Жандро.
– Если мне удастся найти ее, – сказал он со своей обезоруживающей мягкостью, – не сомневаюсь, что она мне все расскажет. Не могу объяснить, чем это вызвано, но люди всегда охотно делятся со мной своими тайнами.
Было семь часов утра, когда Мегрэ вступил, если можно так выразиться, во владение улицей Шапталь и мысленно поздравил себя с тем, что не надел фуражки и шейного платка, ибо первый же человек, которого он встретил, был полицейский из его комиссариата. Можно себе представить, каково было бы его удивление, если бы он увидел Мегрэ в столь необычном виде.
Есть улицы, где всегда людно, полно магазинов, кафе, – там легко укрыться в толпе. Но улица Шапталь к таким никак не относится – короткая и широкая, без единого магазина, она почти всегда пустынна.
Все шторы в особняке Жандро-Бальтазар были опущены. Мегрэ постоял на одном углу улицы, потом на другом. Он чувствовал себя неловко, и, когда первая же служанка, отправившаяся за молоком на улицу Фонтен, прошла мимо него, ему показалось, что она окинула его подозрительным взглядом и ускорила шаг.
Наступило самое неудобное для него время дня. Солнце светило уже вовсю, но было еще свежо, а Мегрэ, выходя из дома, не надел пальто. Тротуары были безлюдны. Только в половине восьмого открылась табачная лавка, и Мегрэ выпил там чашку прескверного кофе.
Появилась еще одна служанка с молочным бидоном, потом другая. Мегрэ казалось, что они только-только проснулись и даже не успели умыться. То тут, то там стали подниматься жалюзи, и женщины в папильотках, выглядывая из окон, враждебно посматривали на раннего прохожего. У Жандро по-прежнему царила мертвая тишина; лишь в четверть девятого с улицы Нотр-Дам де Лорет появился шофер в великолепно сшитой черной куртке и позвонил у дверей.
К счастью, в это время открылся бар «Старый кальвадос» – единственное место на всей улице, где можно было укрыться от посторонних глаз. Бар этот находился на углу улицы Эннер, чуть выше особняка Жандро. Мегрэ поспешно перешагнул порог «Старого кальвадоса».
Луи в полосатом жилете открыл ворота, обменялся несколькими фразами с шофером. Как и полагалось, ворота оставались открытыми в течение целого дня. В глубине виден был залитый солнцем двор, зеленые газоны и гараж; перестук копыт говорил о том, что здесь же расположена конюшня.
– Желаете закусить?
Толстый мужчина, красный как рак, с крохотными, навыкате глазами, миролюбиво глядел на Мегрэ. Почувствовав на себе его взгляд, Мегрэ вздрогнул.
– Как вы смотрите на порцию колбасы и бокал сидра? Лучше не придумаешь, чтобы заморить червячка.
Так начался этот день. Таких дней у Мегрэ было впоследствии немало, но этот тянулся как тяжелый сон.
Само место было необычным. На улице, где расположились особняки и доходные дома, «Старый кальвадос» был похож на деревенскую харчевню, о которой позабыли, когда Париж разросся, захватив и эту часть пригорода. Дом был низенький, узкий. Спустившись на одну ступеньку, вы попадали в довольно темную, прохладную комнату с цинковой, до блеска начищенной стойкой. К бутылкам, стоявшим на ней, казалось, веками никто не прикасался. Из погреба шел терпкий странный запах, пахло кислым сидром и кальвадосом, старыми бочками, плесенью, к этому букету еще примешивался запах кухни. В глубине комнаты винтовая лестница вела наверх. Все, вместе взятое, походило на театральную декорацию, а хозяин – на коротких ножках, широкий в плечах, с упрямым лбом и маленькими блестящими глазками – двигался по комнате, словно актер.
Как было Мегрэ не согласиться с предложением хозяина? Правда, еще никогда он не пил за завтраком сидра. Это был его первый опыт, и, против ожидания, он почувствовал, как приятное тепло разлилось у него в груди.
– Я жду кое-кого, – счел он необходимым заявить.
– Мне-то что! – ответил хозяин и так повел широкими плечами, что было ясно: он не верит ни единому слову Мегрэ.
А во взгляде его было что-то до того насмешливое, что Мегрэ стало не по себе.
Устроившись за стойкой, хозяин жевал толстенные куски колбасы и за каких-нибудь четверть часа высосал кувшин пива, которое нацедил из бочки в погребе.
По двору Жандро не спеша расхаживал шофер. Сняв куртку, он мыл из шланга автомобиль. Но это был не «дион-бутон», а черный лимузин с большими медными фарами.
На улице по-прежнему было пустынно – изредка пробегали служащие, спешившие к метро, проходили служанки или хозяйки, направлявшиеся в магазины на улице Фонтен.
Никто не заходил в «Старый кальвадос». Тем временем на винтовой лестнице показалась невероятно толстая женщина, обутая в красные комнатные туфли. Молча она прошествовала на кухню.
«Полицейский, которому поручено наблюдение, не принадлежит более себе: его поступки диктуются действиями, предпринимаемыми тем лицом, за которым ведется наблюдение».
В окне второго этажа раздвинулись шторы, – это была комната Ришара Жандро. Было ровно девять часов утра. Хозяин «Старого кальвадоса» медленно передвигался по комнате с тряпкой в руке. Создавалось впечатление, что он делает это умышленно, чтобы не вступать в разговор с посетителем.
– Меня, кажется, заставляют ждать, – сказал Мегрэ, чтобы нарушить неловкое молчание.
«Старый кальвадос» вернее было бы назвать не баром, а ресторанчиком для завсегдатаев. Столы были застланы скатертями в мелкую красную клетку, такие же занавески висели на окнах. Из двери в глубине комнаты доносились запахи кухни, и слышно было, как падали одна за другой в ведро очищенные картофелины.
Почему хозяин и его жена не разговаривают между собой? С того момента, как женщина спустилась вниз, оба они – вернее, все трое, – казалось, разыгрывали какую-то странную пантомиму.
Хозяин вытирал стаканы и бутылки, яростно тер цинковую стойку, потом в нерешительности останавливался перед многочисленными глиняными кувшинами, выбирая один из них. Выбрав, он словно нехотя наливал две рюмки и, указывая на часы, висевшие на стене рядом с рекламным календарем, гудел:
– Время раннее.
Его маленькие глазки следили за тем, как Мегрэ, прищелкивая языком, пьет кальвадос. Затем он снова брался за тряпку, заложенную за лямку фартука.
В половине десятого шофер в особняке напротив надел куртку, и через минуту послышался шум мотора. Автомобиль выехал из ворот и остановился у подъезда, откуда вышел Ришар Жандро в сером костюме с гвоздикой в петлице и сел в черный лимузин.
Неужели хозяин ресторана такой простофиля? Или, напротив, он давно обо всем догадался? Он посмотрел сначала вслед проезжавшему автомобилю, потом на Мегрэ, потом вздохнул и принялся за работу.
Без четверти десять хозяин снова прошел за стойку, выбрал другой кувшин, налил две рюмки и молча придвинул одну из них посетителю.
Только позднее Мегрэ понял, что это был ритуал, или, вернее, мания толстяка. Каждые полчаса на стойке появлялась рюмка кальвадоса. Вот откуда багровый цвет лица хозяина и влажный блеск его глаз.
– Благодарю вас, но… Ничего не поделаешь! Отказываться было невозможно. Взгляд, устремленный на Мегрэ, был столь требовательным, что он предпочел пропустить еще одну рюмку, хотя и чувствовал, что алкоголь уже начинает действовать на него.
В десять часов он спросил:
– У вас есть телефон?
– Наверху, против уборной.
Мегрэ поднялся по винтовой лестнице и очутился в небольшой комнате с низким потолком. Здесь стояли только четыре стола, покрытые клетчатыми скатертями. Окна начинались от самого пола.
«Кафе „Бальтазар“… Авеню Де л'Опера… Антрепо… Кэ де Вальми… Улица Обер…»
Он позвонил на улицу Обер.
– Я хотел бы поговорить с мосье Ришаром Жандро.
– Кто спрашивает?
– Скажите, что Луи.
Он тотчас же узнал голос Жандро:
– Алло! Луи?
Голос был взволнованный. Мегрэ повесил трубку. Через окно ему виден был дворецкий в полосатом жилете, стоявший на тротуаре и спокойно покуривавший трубку. Простоял он так недолго. Вероятно, услышал телефонный звонок.
Ему звонил обеспокоенный хозяин.
Прекрасно! Значит, Ришар Жандро находился в своей конторе на улице Обер, где проводил обычно большую часть дня. Луи не возвращался, но ворота по-прежнему оставались открытыми.
В окне третьего этажа поднялись шторы и показалось совсем молоденькое личико. Это была Мари, маленькая служанка с остреньким носиком, с тоненькой шейкой, как у общипанного птенца, и с красивым кружевным чепцом на растрепанных волосах. На девушке было черное платье и фартук горничной. Таких девушек Мегрэ до сих пор приходилось видеть только в театре.
Ему не хотелось долго задерживаться наверху, чтобы не вызвать подозрений у хозяина. Он спустился как раз вовремя, чтобы выпить третью рюмку кальвадоса, которую ему предложили с той же настойчивостью, что и предыдущие. Подвинув к нему рюмку и тарелку с нарезанными кусками колбасы, хозяин заявил:
– Я из Понфарси!
Он произнес эти слова с такой серьезностью, словно они содержали какой-то тайный смысл. Может быть, они объясняли происхождение колбасы? Или люди из Понфарси имеют обыкновение каждые полчаса выпивать рюмку кальвадоса? И еще он добавил:
– Это рядом с Вир!
– Разрешите мне еще раз позвонить?
Через полчаса Мегрэ освоился с обстановкой и даже почувствовал себя довольно свободно. Должно быть, забавно смотреть с улицы на это окно, начинающееся с пола, а за ним – на обедающих.
– Алло! Это квартира мосье Жандро-Бальтазара?
В ответ раздался голос мрачного Луи.
– Попросите, пожалуйста, мадемуазель Жандро.
– Мадемуазель нет дома. Кто у телефона?
Как и в первый раз, Мегрэ повесил трубку и снова спустился в зал первого этажа, где хозяин с сосредоточенным видом выводил на грифельной доске меню, обдумывая каждое слово.
Теперь во многих домах были уже открыты окна, и из них прямо на улицу вытряхивали ковры. Какая-то пожилая дама в черном, с фиолетовой вуалеткой на лице, прогуливала собачку.
– Уж не забыл ли мой друг о нашей встрече! – с деланным смехом сказал Мегрэ.
Поверил ли в это тот, другой? Догадался ли он, что Мегрэ из полиции?
В одиннадцать часов во дворе у Жандро кучер запряг в двухместную карету гнедую лошадь. Но ведь кучер в ворота не входил. А поскольку трудно было предположить, что он живет в особняке, следовательно, в доме был еще один вход.
В четверть двенадцатого спустился Фелисьен Жандро-отец – в пиджаке, в желтых перчатках, светлой шляпе, с палкой в руке, с нафабренными усами, – и кучер помог ему сесть в карету, которая покатила в сторону улицы Бланш. Вероятно, почтенный господин отправился на прогулку в Булонский лес, а оттуда завтракать к себе в клуб.
«…инспекторам рекомендуется иметь фрак, смокинг и пиджак…»
Мегрэ посмотрел на себя в зеркало, установленное на стойке позади бутылок, и горько усмехнулся. Вероятно, и желтые перчатки? И палку с золотым набалдашником? И светлые гетры на лакированных туфлях?
Ну и повезло же ему с первым делом! Он мог бы проникнуть в любой дом – к мелкому буржуа, лавочнику, босяку, старьевщику. В этом, думалось ему, нет ничего трудного. Но особняк с его подъездом, что казался Мегрэ внушительнее входа в храм с мраморным цоколем, с его двором, где мыли лимузин для одного хозяина, прежде чем запрячь призовую лошадь для другого!
Кальвадос! Ничего другого не оставалось. Он будет держаться до победного конца. Пробудет здесь, в «Старом кальвадосе», столько, сколько потребуется.
Он не заметил, чтобы госпожа Луи выходила со двора. По-видимому, она не каждый день отправлялась за покупками; должно быть, в доме есть запасы. Правда, эти господа, надо полагать, завтракают вне дома.
Жюстену Минару – тому повезло. Он в деревне и разыскивает Жермен Бабэф… «Вы думаете, что ваша жена?..»
«Какое это имеет значение!»
Госпожа Мегрэ как раз сегодня затеяла генеральную уборку.
«Ты считаешь, что на это стоит тратить время? – сказал он ей. – Мы ведь здесь не заживемся! Найдем квартиру в более приятном районе».
Он и не подозревал тогда, что и тридцать лет спустя они по-прежнему будут жить на бульваре Ришар-Ленуар, только увеличив свою квартиру за счет соседней.
В половине двенадцатого в «Старом кальвадосе» появились, наконец, первые посетители – художники в белых блузах, по-видимому, завсегдатаи бара, ибо один из них приветствовал хозяина фамильярным:
– Салют, Помель!
Они начали с того, что, стоя, осушили рюмку аперитива и, прежде чем усесться за столик у окна, познакомились с меню, выписанным на грифельной доске.
В полдень все столики были заняты, и госпожа Помель то и дело выходила из кухни с тарелками в руках, а ее муж в это время обслуживал посетителей вином, то спускаясь в погреб, то подымаясь в зал. Большинство посетителей – Мегрэ без труда угадал это – были рабочие с соседней стройки, но попадались среди них и кучера, чьи кареты стояли у дома.
Мегрэ очень хотелось позвонить комиссару и посоветоваться с ним. Он слишком много ел, слишком много пил и чувствовал себя отупевшим. Будь он сейчас на месте флейтиста, в Уазе, он бы, можно не сомневаться, прилег бы прямо на траву где-нибудь под деревом и, прикрыв лицо газетой, сладко бы задремал.
Мегрэ начинал терять веру в себя, вернее, в свою профессию. Ну что это за работа для мужчины – целый день болтаться в бистро и следить за домом, где ровным счетом ничего не происходит?! Все посетители ресторана занимались каким-то определенным делом. Париж кишмя кишит людьми, и большинство из них знает, куда и зачем они идут! Никто из них не обязан пить каждые полчаса рюмку кальвадоса с каким-то странным типом, глаза которого все больше и больше мутнеют, а улыбка становится какой-то тревожащей.
Мегрэ был убежден, что Помель издевается над ним. Но что ему оставалось делать? Выйти и стоять столбом посреди тротуара под палящим солнцем на виду у всех?
Вся ситуация напомнила Мегрэ об одном нелепом происшествии, которое чуть не привело его к уходу из полиции. Случилось это каких-нибудь два года назад. Он исполнял обязанности полицейского агента, которому полагалось следить главным образом за карманными ворами, орудовавшими в метро.
«фуражка, шейный платок, поношенный пиджак…»
В то время он еще свято верил во все эти истины. Несуществу, и до сих пор верит в них. Так вот, тогда он поднимался по лестнице станции метро, что против универсального магазина «Самаритен», и прямо перед ним какой-то тип в котелке ловким движением срезал ридикюль у пожилой дамы. Мегрэ бросился к нему, выхватил ридикюль из черного бархата и попытался задержать вора, но тот истошным голосом завопил:
«Держите вора!»
Вся толпа накинулась на Мегрэ, а господин в котелке тем временем незаметно ретировался… Он уже начал подвергать сомнению показания своего друга Жюстена Минара. Что ж такого, в конце концов, что окно на третьем этаже открылось? А дальше что? Каждый имеет право открывать свои окна, когда ему вздумается. Мало ли что бывает! Бывают лунатики, бывает, что люди кричат во сне… «Старый кальвадос» начал пустеть. Хозяин и хозяйка с самого утра так и не перебросились ни единым словом, делая каждый свое дело молча, как в отлично отрепетированной пантомиме.
Наконец, в двадцать минут третьего, Мегрэ был сполна вознагражден. По улице медленно катил большой автомобиль. Это был серый «дион-бутон». За рулем сидел шофер в больших очках и кожаном пальто.
Автомобиль, не останавливаясь у дома Жандро, медленно проехал мимо, и Мегрэ заметил, что пассажиров в нем нет. Бросившись к окну, он успел разглядеть номер: «Б. 780».
Пытаться догнать автомобиль, свернувший за угол улицы Фонтен, не имело смысла. Мегрэ с бьющимся сердцем остался на месте, и не позже чем через пять минут серый «дион-бутон» снова так же медленно проехал мимо дома.
Повернувшись к стойке, Мегрэ заметил, что хозяин ресторана пристально смотрит на него. О чем он думает?.. Помель ограничился тем, что наполнил две рюмки и придвинул одну из них посетителю.
«Дион-бутон» больше не показывался. Это был тот час, когда в садах Версаля кордебалет Оперы изображал нимф перед нарядной толпой. Сотни тысяч людей, сдавивших друг друга, дети на плечах отцов, красные шары, трепещущие в воздухе, продавцы кокосовых орехов и бумажных флажков… А на улице Шапталь жизнь понемногу замирала. Только одинокая карета, проезжая по брусчатой мостовой, изредка нарушала тишину.
Без десяти четыре появился Луи. Поверх полосатого жилета он надел черный пиджак. На голове красовался черный котелок. С минуту он постоял у подъезда, потом раскурил сигарету, самодовольно любуясь колечками дыма, и не спеша зашагал в сторону улицы Фонтен. Мегрэ видел, как он вошел в табачную лавку на углу.
Вскоре он вышел оттуда и вернулся домой. На один миг взгляд его задержался на вывеске «Старого кальвадоса». Но на улице было столько света, а в баре так темно, что он вряд ли мог узнать секретаря комиссариата квартала Сен-Жорж.
Ждал ли он кого-нибудь? Или колебался, какое принять решение?
Он дошел до угла улицы Бланш, там, казалось, увидел кого-то, кого именно – Мегрэ не мог рассмотреть, а затем ускорил шаг и исчез из виду.
Мегрэ хотел было последовать за ним, но что-то удержало его. Он чувствовал на себе беспокойный взгляд хозяина. Нужно найти правдоподобное объяснение для такого поспешного ухода, спросить, сколько он должен, рассчитаться, а когда он после всего этого очутится на улице Бланш, дворецкий будет уже далеко.
Ему пришел на ум другой план: спокойно уплатить по счету, воспользоваться отсутствием Луи и, позвонив в дом Жандро, спросить мадемуазель Жандро или юную Мари.
Он не сделал ни того, ни другого. Пока он размышлял, по улице проехал фиакр, повернувший с улицы Бланш.
Кучер в кожаной шапке, внимательно вглядываясь в номера домов, остановился у особняка Жандро. Он безмятежно сидел на облучке и, казалось, просто выполнял полученное распоряжение.
Прошло не более двух-трех минут. В подъезде мелькнула мышиная мордочка Мари, ее белый фартук и кружевной чепец. Затем она исчезла и вскоре появилась вновь с саквояжем в руках и, внимательно оглядев улицу, направилась к фиакру.
Мегрэ не мог, конечно, расслышать, что она сказала кучеру. Последний, не подымаясь с сиденья, взял у нее саквояж и поставил рядом с собой.
Мари, весело подпрыгивая, вернулась в дом. Талия ее была тонка, как у стрекозы, а сама она была такая маленькая, что казалось, ей даже тяжело нести копну своих пышных волос.
Она скрылась в доме, но через минуту ей на смену появилась высокая плотная женщина в темно-синем костюме и голубой шляпе с белой вуалеткой в крупный горошек.
Почему Мегрэ покраснел? Не потому ли, что видел эту особу в одной сорочке в неприбранной комнате служанки?
Конечно, то была не горничная. Это могла быть только Лиз Жандро, которая, несмотря на спешку, с большим достоинством, слегка покачивая бедрами, направлялась к фиакру.
Мегрэ был так взволнован, что чуть было не прозевал номер фиакра: «48». Но он тут же опомнился, записал номер и вторично залился краской под пристальным взглядом Помеля.
– Такие-то дела! – вздохнул последний, прикидывая, какой бы выбрать крюшон.
– Какие именно?
– Вот так оно происходит в порядочных семьях, как принято говорить.
У него был вид именинника. Однако он не улыбнулся и сухо спросил:
– Вы этого дожидались?
– Простите?..
На лице хозяина отразилось презрение, и он, насупившись, придвинул Мегрэ новую рюмку, словно бы хотел сказать: «Ну раз уж вам угодно играть в прятки!..»
И Мегрэ, спохватившись и желая снова обрести расположение толстого ресторатора, сказал:
– Это мадемуазель Жандро, верно?
– Кофе «Бальтазар», совершенно правильно, мосье. И, как я полагаю, мы не так уж скоро снова увидим ее на нашей улице.
– Вы думаете, она уехала путешествовать? Хозяин бросил на него уничтожающий взгляд. И Мегрэ почувствовал себя погребенным под тяжестью его пятидесяти – шестидесяти лет, его жизненного опыта, того множества рюмок и рюмочек, которые он выпил с разного рода людьми, и его глубоким знанием квартала, в котором он жил.
– На кого вы работаете? – спросил вдруг Помель подозрительно.
– Но… я ни на кого не работаю… Во взгляде собеседника не было и тени сомнения: «Лжешь, милейший!»
Потом, пожав плечами, Помель изрек:
– Тем хуже!
– Как вас понять?
– Признайтесь, вы уже рыскали по нашему кварталу?
– Я? Клянусь вам… Мегрэ сказал чистейшую правду и чувствовал необходимость доказать это. А хозяин преспокойно смотрел на него с таким видом, словно бы не верил ни единому его слову, и, наконец, вздохнув, сказал:
– А я вас принял за друга графа.
– Какого графа?
– Неважно какого, раз я ошибся. У вас та же походка, та же привычка горбить плечи.
– Вы думаете, что мадемуазель Жандро поехала к графу?
Помель не ответил – он смотрел на Луи, который снова появился на углу улицы Фонтен. Так как Луи ушел в сторону улицы Бланш, то, по-видимому, он обошел по кругу весь квартал. Он казался оживленным, и похоже было, будто он и впрямь прогуливается, наслаждаясь солнцем и воздухом. Окинув беглым взглядом безлюдную улицу, он с видом человека, честно заслужившего свой стаканчик белого вина, вошел в табачную лавку.
– Он и к вам заходит?
Последовало сухое, категорическое «нет».
– У него расстроенный вид. Он неважно выглядит.
– Мало ли людей неважно выглядят. Нельзя же им всем помочь.
Уж не на Мегрэ ли он намекал? Голосом настолько тихим, что его почти заглушал звон посуды, доносившийся из кухни, Помель продолжал:
– Если бы все люди говорили правду… У Мегрэ было такое ощущение, что всего лишь шаг отделяет его от очень важных открытий, но сделать этот шаг он, увы, не сможет, если ему не поможет хозяин ресторана, этот толстяк, насквозь пропитанный кальвадосом. Неужели все потеряно и ему не завоевать доверия Помеля? Вероятно, он зря сказал, что не имеет к графу никакого отношения.
Все это утро, казалось Мегрэ, его преследуют одни лишь неудачи.
– Я сотрудник частного сыскного агентства, – сообщил он на всякий случай.
– Вот оно что!
Что он еще мог сказать, если его начальник рекомендовал ему ни в коем случае не вмешивать в это дело полицию!..
На эту ложь он пошел, чтобы узнать правду. Он дорого бы дал сейчас за то, чтоб быть на двадцать лет старше и обладать таким весом и такими плечами, как его собеседник.
– Я был уверен, что ничего не случится!
– Однако случилось.
– Так вы думаете, она не вернется?
Мегрэ то и дело попадал почти в цель, ибо Помель, предпочитая отмалчиваться, только двусмысленно пожимал плечами. Тогда Мегрэ решил взяться за дело с другой стороны.
– Теперь угощаю я, – заявил он, показывая на глиняные кувшины.
Неужели хозяин откажется выпить с ним? Но тот только еще раз пожал плечами и буркнул:
– В такое время хорошо бы раскупорить новую бутылку.
И отправился за бутылкой в погреб. Мегрэ чувствовал, что не слишком твердо стоит на ногах после десятка рюмок кальвадоса, но зато Помель шел как ни в чем не бывало, его даже не смущала лестница без перил, напоминавшая стремянку.
– Видите ли, молодой человек, чтобы лгать, надо быть стреляным воробьем.
– Вы думаете, я… Хозяин уже наполнял рюмки.
– Кто это поручит частному сыскному агентству такое дело? Не граф же, как вы понимаете! И, уж конечно, не все эти Жандро, не отец и не сын! А что касается господина Юберта… – Какого Юберта?
– Вот видите! Вы даже не знаете всех членов семьи.
– Разве есть еще один сын?
– Сколько домов на этой улице?
– Не знаю… Сорок? Пятьдесят?..
– Так вот, ступайте посчитайте… А потом стучите в каждую дверь. Может быть, найдете такого, кто вам даст подробные сведения. Что до меня – прошу прощения. За дверь я вас не выставляю. Можете оставаться здесь сколько угодно. Только вы уж меня извините, в это время дня я всегда отдыхаю, что бы там ни стряслось… За прилавком стоял стул с соломенным сиденьем. Помель уселся на него, повернувшись спиной к окну, скрестил руки на животе, закрыл глаза и мгновенно погрузился в сон.
Не ожидая, по-видимому, больше никаких посетителей, жена его с тряпкой в одной руке и с тарелкой в другой высунула голову из двери кухни и, удостоверившись, что все спокойно, возвратилась к своей посуде, не удостоив и взглядом Мегрэ, сконфуженно сидевшего у окна.
