Коллет Пикар
Карфаген. Летопись легендарного города-государства с основания до гибели

Карфаген. Ворота на запад

В настоящее время недостаток имеющейся у нас информации не позволяет воссоздать географические особенности первого поселения в Карфагене, созданного Д ид оной и ее спутниками. Не можем мы похвастаться и тем, что имеем четкое представление о его социальной, политической и экономической жизни. Город упоминается в текстах, созданных еще до перехода власти в руки Магонидов, что произошло около 550 года до н. э. В них говорится, что ближе к 654 году до н. э. Карфаген послал отряд колонистов на остров Ивису Болеарского архипелага. Поэтому нашим единственным источником информации являются данные археологических раскопок, которые ограничиваются находками, сделанными в городском некрополе и в одном из святилищ, тофете в Саламбо, где сжигали тела принесенных в жертву детей и хоронили их прах.

Древние считали, что после смерти люди будут вести примерно такой же образ жизни, что и на земле, поэтому родственники клали в могилу все, что должно было пригодиться им в загробной жизни. Археологи нашли в могилах керамику, остатки сундуков, ювелирные украшения, туалетные принадлежности и амулеты. Все эти предметы, лежавшие вокруг тела, помогли нам убедиться, что город процветал, и познакомили нас с художественными изделиями, которые в нем использовались. Первоначально Карфаген не имел своего производства, и все товары были привозными. Поэтому мы можем воссоздать, в определенной степени конечно, его торговые связи и периоды экономического роста и упадка.

В тофете в Саламбо было найдено несколько статуэток и впечатляющая коллекция керамических изделий, которые составляли неотъемлемую часть погребальных предметов. Начиная с 600 года до н. э. в сосуды, в которые складывали прах умерших, стали помещать небольшие вещицы. Это – миниатюрные часовни, троны и алтари, посвященные богам.

Тем не менее в наших знаниях о Карфагене имеются большие пробелы. Жизнь, которую вели мертвые, являлась лишь жалким подобием земной жизни. В отличие от Египта, например, ничто не говорит о том, к какому слою общества принадлежал умерший, или о том, какая роскошь и какие обстоятельства сопутствовали ему в жизни. Очень редко простой инструмент, вроде рыболовного крючка или блока веретена, давал нам некоторое представление о том, чем занимался их владелец. Но в целом мы ничего не знаем о профессии усопшего – был ли он жрецом, солдатом, торговцем или моряком. Во всех могилах была одна и та же мебель, и только тип керамики и богатство ювелирных украшений помогали определить финансовый статус умерших. Одежда покойника, несомненно, могла бы указать на его занятие и социальный статус, но она давным-давно истлела в сырой почве. У каждого человека имелось клеймо, на котором был вырезан особый знак. Эти знаки, несомненно, снабдили бы нас бесценной информацией, если бы их удалось расшифровать. По одним этим останкам судить о социальной жизни или учреждениях Карфагена невозможно.

И наконец, мы не имеем огромного массива информации: не сохранилось никаких следов общественных или частных зданий, нет у нас ни планов, ни свидетельств о методах их сооружения. Отсутствуют и крупные артефакты вроде инструментов, которыми пользовались ремесленники и крестьяне, кораблей и снастей, а также вооружения воинов. Ниже мы приводим краткое описание пунических ремесел и торговли до 550 года до н. э.; следует, однако, помнить, что любое новое открытие может полностью изменить всю эту картину.

Первоначальный город

Мы не знаем, где располагалось самое первое поселение, из которого вырос Карфаген. Впрочем, финикийский обычай хоронить мертвых сразу же за городскими воротами позволил нам составить довольно точное представление о территории, которую занимал город, и о том, как он расширялся в течение веков. Самые первые могилы пунического Карфагена, датируемые 700 годом до н. э., протягиваются дугой по прибрежной равнине, лежащей за пляжами Тунисского залива, у основания холмов, выходящих на полуостров. Севернее линия захоронений тянется от подножия плато Бордж-Джедид на северо-западном берегу эстуария реки Малга. Это – сухое русло, которое в сезон дождей наполняется водой. Оттуда линия могил поворачивает на запад, пересекает это сухое русло и тянется до горы Юноны. Она проходит вдоль подножия этой горы, от места, называемого Дуимес, которое располагается на одном уровне с современной трамвайной линией, соединяющей Тунис с Марсой.

Круглая лагуна Дуар-Шотта, вероятно, отмечает южную границу древнего города, ибо за пределами современных берегов озера, в Саламбо, были обнаружены знаменитые места детских жертвоприношений. Эти жертвы приносились в честь Дидоны, на том самом месте, где когда-то находился ее погребальный костер, который, по словам Юстина, был устроен под окнами ее дворца, у ворот города. И вправду, это святилище вряд ли могло располагаться в центре города, ибо даже легкий ветерок, дующий не туда, куда нужно, мог вызвать в городе пожар. Более того, маленькая часовня, которую Кинтас обнаружил на скале, на самом нижнем уровне раскопок, была, очевидно, частью первоначального царского некрополя. Кинтас считает, что первые поселенцы сошли на берег и разбили лагерь именно здесь. Как бы то ни было, время создания часовни, благодаря найденной в ней греческой керамике, датируется приблизительно 725 годом до н. э. Это не только остатки самого древнего поселения, обнаруженного археологами, но и единственный памятник, сохранившийся от первоначального города. Это – очень примитивное сооружение из земляных кирпичей, площадью всего 2 м². Оно состояло из центрального, почти квадратного, здания с консольным сводом, под которым располагался склад керамики. Перед ним был дворик, окруженный стеной, в которой находился алтарь, а на юге эта стена образовывала нечто вроде лабиринта. По-видимому, дома в городе сооружались по такому же плану; главным строительным материалом был плетень, обмазанный глиной, поскольку никаких следов карьера на холме обнаружено не было. Плиты песчаника, которые использовали пунические архитекторы в VI веке до н. э., привозили с другого берега залива, с Кап-Бона.

Ремесла и искусство

Сначала Карфаген был промежуточным портом на пути кораблей, шедших за металлом, и некоторое время оставался совсем незначительным поселением. Если город действительно был основан в 814 году до н. э. и если археологи действительно обнаружили самое древнее кладбище, то между созданием финикийского пристанища на африканском побережье и прибытием первых поселенцев со своими семьями, которые построили город, прошел целый век. Самые древние могилы датируются примерно 700 годом до н. э., и первые группы жертв Молоху, обнаруженные вокруг и поверх часовни Кинтаса, должны относиться к этому же времени.

Прошло еще несколько десятилетий, прежде чем в Карфагене появились свои ремесла и художественные промыслы. В самом начале тирийским морякам и купцам приходилось везти на своих кораблях все, что им могло понадобиться. Об этом нам говорит пример Телемаха, который сходил на берег только для того, чтобы пополнить запасы воды, дров, дичины и рыбы. Химический анализ показал, что глина, использовавшаяся для производства керамики, найденной в самых древних могилах и в самых нижних слоях святилища в Саламбо, отличалась по своей плотности от глины, из которой изготавливали изделия более поздних эпох. Изменения произошли в середине VII века до н. э. Вот что пишет Кинтас: «У пришельцев возникли новые потребности, и они вскоре научились удовлетворять их на месте. Несмотря на то что на поиски залежей качественной глины, на организацию ее доставки, строительство печей для обжига, прокладки каналов для воды и открытия лавок для продажи керамики потребовалось время, гончары, по крайней мере, довольно быстро организовали производство, удовлетворявшее потребности города».

В повседневной жизни и экономике древних городов гончарное производство играло роль, которую очень трудно представить себе сейчас. Из глины делали блюда, тарелки, чаши, кувшины и кружки – стекло было очень дорогим; керамические изделия использовались для приготовления пищи, для хранения масла, вина и благовоний; вместо буфетов применялись большие кувшины. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в любом новом городе в первую очередь возникает гончарное производство. Тот факт, что пуническая керамика появилась лишь во второй четверти VII века до н. э., свидетельствует о том, что и сам город возник совсем недавно. Примерно в 700 году до н. э. появилось первое городское поселение. Кинтас пишет дальше: «Естественно, [гончары] изготовляли свои изделия в соответствии с технологиями, принятыми в своей родной стране, – это была керамика, созданная с помощью гончарного круга».

Более того, они придавали своим изделиям форму и украшали их так, как это было принято в Финикии; поэтому очень трудно с первого взгляда определить, был ли горшок изготовлен в Карфагене или привезен с востока. Позже у керамики Карфагена появились свои отличительные черты; яркие, тщательно отполированные красные изделия постепенно исчезают из употребления, хотя финикийцы продолжали ввозить их в свои колонии на западе.

Фигурные изделия появились примерно в то же самое время; наиболее замечательными среди них являются маски демонов, которые клали в могилы. Они свидетельствуют о том, что гончары Карфагена ничуть не уступали в мастерстве своим тирийским коллегам, а самых умелых из них можно поставить на одну доску с греческими гончарами, и в особенности со спартанскими.

Хотя Карфаген возник благодаря своему выгодному положению на торговом пути, по которому перевозили металлы, руда, скорее всего, проходила через него транзитом. При раскопках были найдены лишь небольшие вещички из железа и бронзы, использовавшиеся в повседневной жизни, причем очень низкого качества. Вероятно, качественные изделия привозились из других стран, и только очень дешевые предметы, вроде ручек для сундуков, рыболовных крючков, наконечников для стрел и небольших ножей, создавались местными кузнецами. Трудно сказать, были ли украшения из золота и серебра, найденные в могилах, произведены в Карфагене по старым финикийским образцам или импортированы из Тира или с Кипра. Справедливо было бы предположить, что ткани и изделия из дерева создавались в самом Карфагене, но доказать это мы не можем. Ясно одно: до V века до н. э., как мы убедимся позже, все предметы роскоши и основная часть готовых изделий ввозились из Тира и из других стран.

Торговля

Отсутствие до V века до н. э. собственного производства в Карфагене напоминает о том, что нам известно, как снабжался город, но сведений о том, кто покупал все эти товары, у нас нет. Гомер называл финикийских купцов торговцами вразнос (таковыми они и были), а их пунические потомки ничем от них не отличались. В течение всего описываемого периода карфагенские торговцы шли протоптанными тирийцами путями. Трудно сказать, имел ли Карфаген в этот период свой торговый флот или использовал суда метрополии. Некоторые факты подтверждают первое предположение, поскольку Карфаген находился на взлете, а Тир – клонился к упадку, и даже если Карфагенская колония на Ивисе появилась не тогда, когда это было зафиксировано в литературных произведениях (то есть в 654 году до н. э.), то через сто лет она уж точно существовала.

Наличие греческой керамики среди вещей, найденных в часовне Кинтаса и в хранилище в ее подвале, говорит о том, что с самого начала эта колония на берегу Африки поддерживала торговые связи с эллинскими центрами на островах, а Тир или Кипр, по-видимому, выступали в роли посредников. Вероятно, причиной того, что в более ранних захоронениях, датируемых периодом около 700 года до н. э., единственной импортной вещью является небольшой флакон для духов протокоринфского стиля, служила бедность жителей Карфагена, а вовсе не его изоляция. Этот флакон назывался арибаллосом и появился в VIII веке до н. э. Во второй четверти VII века до н. э. импортных вещей стало больше и они чаще попадаются в могилах. Так продолжалось до середины VI века до н. э. (были найдены лишь три греческие вазы, изготовленные в первой четверти VII века н. э.). Первыми в могилах появились фигурки скарабеев из Мемфиса, потом – амулеты (тоже из Мемфиса); небольшие флакончики для духов из Коринфа, украшенные розетками, пальмовыми листьями и рядами животных; блюда, чаши и коробочки, большая часть которых тоже была изготовлена в Коринфе, но некоторые привезены из Аттики, Лаконии и с островов. Все они были погребальными вещами. Торговля с Этрурией началась ближе к середине VII века до н. э., оттуда привозили небольшие кувшины и полированные блюда из обожженной глины с рельефными узорами, называвшиеся буккеро неро (черная земля).

Предметы из слоновой кости: расчески, фигурки, ручки от зеркал и рукоятки кинжалов, а также несколько бронзовых вещиц, найденных в могилах, – очевидно, прибыли с востока. Как мы уже говорили, установить, откуда были привезены различные типы украшений, очень трудно. Где бы ни появлялись финикийцы, везде археологи находят те же самые ожерелья из золота или карнельского бисера, которые часто имеют форму сердца; подвески в форме масок, пальмовых листьев или маленьких коробочек, очень часто с фрезерованными краями; серьги в форме колец, кольца для носа и браслеты; перстни с египетским скарабеем в золотой или серебряной оправе; печатки и кольца с печаткой с прикрепленным на шарнире гнездом, куда вставлен скарабей в золотой оправе.

Небольшие флакончики для духов из матового стекла, которые украшались зигзагами ярких цветов, изготовляли в Финикии и Греции, а позже – в Египте, и сказать, откуда они были привезены, без анализа стеклянной массы невозможно.

Основав колонию в Навкратис на Ниле, греки обнаружили, что жители Карфагена охотно покупают у них скарабеев, вазы и амулеты из глазурованного фаянса, которые они начали изготовлять в начале VI века до н. э. Активная торговля велась до тех пор, пока в 525 году до н. э. Камбис не уничтожил Навкратис.

Приведенный выше перечень товаров только подчеркивает упадок Тира. В Карфагене не было найдено ни одного золотого или серебряного блюда, украшенного гравированными или рельефными узорами, ни одной фигурки или пластинки из слоновой кости, которые украшали троны или кушетки, а ведь именно они прославили финикийцев во втором тысячелетии и в начале первого тысячелетия до н. э.

Финикийцы и греческая колонизация запада

Резкий подъем Карфагена в течение VII и VI веков до н. э. не был ни изолированным, ни спонтанным явлением; он составляет часть исторического процесса, который включал в себя ассирийское завоевание Среднего Востока и греческую экспансию на запад.

Во время правления Саргона II, Синаххериба и Асархаддона ассирийцы одерживали одну победу за другой, опустошая земли Тира. Как показал Форрер, самым тяжелым был, вероятно, период между 670 и 662 годами до н. э., и Асархаддон хвастался, что наказал этот город за то, что он осмелился послать свои корабли на помощь египетскому фараону, оказавшемуся в очень сложном положении. Чувство опасности усиливалось еще и потерей восточного рынка, и тирийцы толпами эмигрировали в Африку. Этим, по-видимому, и объясняется резкое увеличение могил в Карфагене во второй четверти VII века до н. э. и быстрый рост торговли. Центр коммерческой активности переместился на запад, и плоды этого пожинал Карфаген.

На другом берегу Средиземного моря появилась другая опасность, которая поставила под угрозу единственный источник дохода города Тира, который позволял ему выплачивать огромную дань, наложенную на него ассирийцами. Греция была переселена, и греки стали искать новые рынки сбыта для своего растущего производства, в особенности своей роскошной керамики. Для этой цели они приступили к колонизации Южной Италии и Сицилии. Сказочные богатства «Таршиша» не могли не возбудить у них зависти, и путь, по которому финикийцы ввозили металлы, оказался под угрозой. Тир остался один на один с греками, превосходящими его по численности на своей земле и в Ионии. Они строили здесь города, селились со своими женами и детьми, привозили с собой твердую валюту, керамические изделия и бронзу, а Тир мог рассчитывать лишь на свои гавани, тесные связи с местным населением и на то, что его торговые корабли были гораздо крупнее, чем быстроходные, но более легкие суда греков, по мнению историков, плохо приспособленные к длительным путешествиям и атлантическим штормам. Тир поэтому вовсе не стремился противостоять греческой экспансии в этих районах военной силой, а стремился ограничить и сократить ее, сохраняя за собой ключевое положение в тех местах, где он тоже имел колонии. Мы не можем с уверенностью утверждать, что существовали тирские противовесы греческим городам, но мы знаем, что финикийцы тоже сооружали крепости, и в этом смысле очень примечательно название Гадир, что означает «Огороженное место». Таким образом, Тир получил контроль над южной частью Западного Средиземноморского бассейна, по которому проходил прямой путь к Геркулесовым столпам. Этот путь с обеих сторон защищали крепости Гадес и Ликсус.

Самыми важными датами являются следующие: на Сицилии греки основали в 757 году до н. э. Наксос, а в 735-м – Сиракузы; на Итальянском полуострове – Кумы и Тарент в 725 и 708 годах до н. э. соответственно. Вероятно, именно в это время финикийцам пришлось покинуть Восточную Сицилию, о чем упоминал Фукидид, и переселиться поближе к своим западным союзникам, элимийцам, обитавшим неподалеку от Утики и Карфагена. Два этих города, а также Секси на юге Испании появились именно в этот период – в конце VIII века до н. э. Никаких намерений захватить земли на Иберийском полуострове, как полагал Шультек, у финикийцев в это время не было, как не было и стремления захватить какую-либо из вышеупомянутых стран. Об имперских устремлениях можно говорить лишь после появления Баркидов. Временная гавань, которая до этого использовалась лишь в определенное время года, превратилась в город, и там, где когда-то был промежуточный порт для отдыха моряков, поселились семьи финикийцев.

В течение VII века до н. э. греческая колонизация усилилась, и греческие колонии появились: в 688 году – в Геле, в 650 году – в Селине; родосцы начали торговать с людьми, жившими по берегам залива, и продвигались вдоль побережья Каталонии. Они основали Роде (современный город Родос) у подножия Испанских Пиренеев и вошли в контакт с тартессианцами (иберийцами, о которых мы уже упоминали. Они жили рядом с Португалией и имели монополию на добычу олова, которое продавали только финикийцам).

В середине VII века до н. э. финикийцы основали поселение на острове Рахгоун, который охраняет устье реки Тафна, к западу от Орана. Этот остров был гол и негостеприимен, и к середине V века финикийцы оттуда ушли, поселившись на более плодородной прибрежной равнине. Отсюда они могли контролировать южный путь в Альборанское море и к поселениям Секси, Абдера и Малага. Это было совсем не лишним, поскольку около 640 года до н. э. самиец по имени Колеус, плывший в Египет, был отнесен штормом к берегам Ливии и оттуда, двигаясь к Геркулесовым столпам, добрался до двора Аргантония, царя Тартесса, который принял его очень гостеприимно и осыпал дарами. Самиец сколотил огромное богатство, но, по словам Геродота, эта экспедиция так и осталась единственной в истории, а это означало, что путь в Гадес хорошо охранялся.

Богатства Иберии не были единственным побудительным мотивом для движения на запад. Моряков, вероятно, привлекали слоновая кость и золото Африканского континента, ибо на Атлантическом побережье Марокко в Могадоре сохранились следы еще одного финикийского поселения, которое возникло в середине VII века до н. э.

И наконец, поселение Мотья, расположенное на западной оконечности Сицилии, тоже датируется серединой VII века до н. э. Мотья охраняла пролив между Сицилией и Африканским континентом с севера, а Карфаген и Утика – с юга, в то время как главные гавани Южной Сардинии, захваченные в конце этого века, защищали подходы к ней с севера.

Однако в 631 году до н. э. финикийская талассократия снова оказалась под угрозой: греки основали на африканском побережье, между Египтом и Сиртикой, неподалеку от современной Бенгази, город Кирену. Коммуникации по морю между Карфагеном и Египтом были перерезаны. Впрочем, существовала еще и сухопутная дорога, которая шла по низине параллельно побережью, от Паретониума (Мермах-Матрух), стоявшего к западу от Нила, до оконечности Большого Сирта. У нас нет доказательств того, что этот путь действовал в конце VII века до н. э., но во времена Геродота по нему ходили караваны, несмотря на то что он пролегал по «безводной песчаной пустыне, где не было никакой жизни». Вдоль этого пути располагались оазисы, среди которых наиболее крупными были Сивах, где жил знаменитый оракул Амона – древнеегипетского бога с головой барана, с которым советовался Ганнибал, и Аугула, окруженная соляными горами. Горы эти отличались необычным плодородием, поскольку здесь били родники с чистой водой. В среднем путь от одного оазиса до другого занимал десять дней, но идти надо было по барханам. По дороге часто случались песчаные бури (когда дули пустынные или южные ветра), при которых люди и животные сбивались с пути и их засыпало раскаленным песком. Камбис, двигаясь в Сивах, потерял всю свою армию, а Александра от гибели спасло только чудо – неожиданно пошел сильный дождь. Тем не менее главным средством для существования у местных жителей, насамонов, была караванная торговля. Аристотель рассказывает нам, как можно научиться переносить жажду: «Некий Андрос Архонид ел очень много соленого и прожил всю свою жизнь, не страдая от жажды. Похожим образом, Маго из Карфагена три раза пересекал безводные земли, питаясь лишь сушеным мясом без глотка воды».

Караванная тропа заканчивалась у Большого Сирта, неподалеку от Большого Лепсиса, в стране Гарамантес. Тот факт, что рост этого города в конце VII века до н. э. совпал с основанием Кирены, позволяет предположить, что караваны начали ходить по этому пути именно в это время. Дешевые египетские товары очень подходили для подобной торговли, поскольку были небольшими и легкими. Но, несмотря на это, большая часть египетского импорта, вероятно, поступала в Карфаген по морю, поскольку, после разгрома Химеры, когда морские коммуникации между Карфагеном и Восточным Средиземноморьем и Египтом были перерезаны, в могилах Карфагена больше уже не встречаются египетские вещи.

Около 600 года до н. э., когда ситуация стабилизировалась, фокейские греки из Ионии основали Массалию (Марсель), неподалеку от дельты реки Рона, а потом поселились в Каталонии в Ампурии (Эмпории). Это позволило им контролировать, с этих двух ключевых позиций, всю северную часть Западного Средиземноморского бассейна, а также движение по реке Роне. По ней, среди прочего, везли олово, добытое в Корнуолле, и янтарь с берегов Балтийского моря. Эти товары провозились в Галлии, частично по суше и частично по рекам. Отсюда часть товаров отправлялась через Альпы в Италию и Этрурию, а оставшаяся часть поступала в порты и становилась главным источником дохода Фокейской колонии, которая очень быстро превращалась в опасного соперника Карфагена.

Мы не можем сказать, насколько богат был Карфаген и каковы были его отношения с Тиром в начале VI века до н. э. По-видимому, он все еще зависел от метрополии, по крайней мере в поставках готовых товаров, однако превратился в главный порт на «металлическом пути» и начал уже затмевать Утику. Если карфагеняне около 654 года до н. э. действительно основали колонию в Ивисе, то это говорит о том, что они уже пользовались определенной автономией и, вероятно, имели свой собственный флот. Впрочем, до середины VI века до н. э. Карфаген все еще подчинялся Тиру, а раскопки в Секси, Рахгоуне, Мотье и Большом Лепсисе показали, что Карфаген не мог снабжать провизией финикийские колонии на Западе. Керамика, обнаруженная в этих городах, относится к греческому, египетскому или финикийскому типу, но никак не к пуническому.