Жанна Антонова
Маринка
Римма, Риммка – сучка такая! Я не донесла, что ее благоверный к нашему рыжему мальку – Оленьке в общежитие шатается. Так и никто не сказал, она сама выследила. Нет, Риммка не такая. Нет, не она. Она невидимкой по конституции не подходит. Мою двушку разнесла бы в прах. Габариты неманевренного дирижабля далеко не призрачные.
Ах, все-таки какая я безобидная! Нет, наверно, беззаботная и безалаберная, а мама сказала бы «черт заюшенный». Это неавторитетное определение я получила, когда бросила педагогический. Проводница, конечно, менее престижно, чем учительница русского и литературы, но теперь могу читать, сколько душе угодно на работе. Да и службишка хлебная, с наваром сверху.
Да, я, оказывается, просто святая! Как можно не вспомнить о грехах и пакостях?! Давай, Маринка! Кайся, кайся!
Нет, не припомню, ничего плохого никому не делала. Правда, вот те глаза девчухи на перроне. Опоздала она. Ну, как опоздала. Было еще время. Но я дверь закрыла перед ее носом. Когда она, запыхавшаяся, подбежала, я смотрела сквозь нее вдаль и наслаждалась могуществом.
А чего? Она такая красивая, ухоженная, да еще и опаздывала. Следующий поезд вечером, так что уехала бы как миленькая.
Да, что я тут исповедуюсь перед собой? Это мелочи, и никто не видел, как я изгалялась над красоткой.
А еще никто не заметил мальчишку на крыше поезда. Как их там называют? Погуглила – «зацепер».
Тогда я тоже сделала вид, что не заметила. Не знаю, попал он в сводки ежемесячных жертв смертельных игрищ или нет – не мое дело.
Эх, Маринка, совсем ты расклеилась, нос по ветру не держишь. А он, зараза, ноет и ноет, болит и болит.
Никому не скажу ни о чем. Все хорошо. Все хорошо.
Незнакомец.
***
─ Дура ты, Маринка.
─ Ты кто?
─ Я ангел-хранитель!
─ Ангелы не дерутся!
─ А я дерусь.
─ Ой, ой держите меня, голова закружилась, ой повелоооо…
***
Марина очнулась на полу в узком коридорчике возле открытой двери в ванную комнату. Медленно по стене поднялась и уставилась на гостя.
На краешке замызганной ванны толстым боком притулился коротконогий крепыш с двойным подбородком и тощими пуховками за спиной. Одной ногой он упирался в наружный бок ванны, а другой игриво помахивал, выкручивая ступней то влево, то вправо.
─ Ты похож на моего соседа Пыжика, ─ нервно хихикнула хозяйка, потирая ушибленный бок.
─ Этот краснорожий? Тот, что облизывался на тебя, когда приходил за солью и сахаром? Знаю, видел такого. Может быть, может быть, ─ задумчиво произнес коротышка и внезапно спрыгнул на кафельный пол.
Марина отпрянула от дверного проема, упреждающе выставила вперед руки. Незнакомец ловко пригнулся, ринулся к ней и уткнулся красным лицом в незащищенный живот дамы. Взахлеб зарыдал, преувеличенно театрально, волнообразно сотрясая свое тело:
─ Маринка! Дурында ты такая! Я ж тебя люблю, а ты не видишь, ─ просипел коротконогий.
Женщина почувствовала, что живот у нее мокрый, и с брезгливой осторожностью, обхватив голову плакальщика, еле оторвала от себя незнакомца.
Вдруг красномордый с недоразвитыми крыльями превратился в грязную дворнягу с лишайными проплешинами. Псина спиной забилась за стиральную машину и тоскливо уставилась мутными катарактовыми зрачками. Из распахнутой пасти животного с вываленным синюшным языком воняло так, что Марина задержала дыхание, а потом резко захлопнула дверь в ванную и приперла ее спиной. Заплакала и обреченно сползла вниз. С отрешенным видом тупо уставилась в пол, руки безвольно подрагивали на коленях, ноги уперлись в противоположную стену узкого коридора.
─ Ой, соринка. Надо бы пропылесосить, ─ прошептала, криво улыбаясь подбитой губой. ─ Да. Да… Дождалась: заводится всякая нечисть только от грязи.
Послышались пронзительно тревожные, будоражащие звуки, похожие на детские резиновые пищалки. Женщина медленно поднялась, продвигаясь с неуклюжестью заторможенного зомби,
приоткрыла дверь в ванную. На кафеле белоснежным комочком, задрав головенку снизу-вверх, доверчиво смотрело очаровательное существо. Невыносимо трогательная мордашка то ли котенка, то ли щенка пытала хозяйку квартиры истязающей нежностью. Притягивала и манила распахнутыми чисто-голубыми глазами. Женщина осмотрелась, с воинственной осторожностью змеи в прыжке заглянула за стиральную машину – никого.
Решительно наклонилась и взяла милашку на руки. С нежностью прижалась губами к ароматному пушистику, теплому и податливому, блаженно закрыла глаза. Вдохнула так глубоко, будто хотела впустить в себя побольше распирающей неги и покоя, исходящих от нежданной нежнятины, беззащитной, как она сейчас. Открыла глаза, высоко подняла над собой живое облако счастья и закружилась:
