Жан-Кристоф Гранже
Лонтано
17
Согласно полученной Эрваном информации, капитан Филипп Фернио, тридцати восьми лет, командир звена с 2009 года, на данный момент командир авиационной группы «Гасконь», имел на личном счету двадцать пять боевых вылетов, тысячу восемьсот полетных часов, из которых тысячу сто на «рафале». Герой ждал его в помещении, отведенном следователям из Парижа. Безликая столовая, где стояли длинные столы и тренога с рулоном белой, довольно мятой бумаги.
Фернио сидел в глубине зала, так что все кафе было у него перед глазами; под морским бушлатом на нем все еще был надет комбинезон, состоящий из цветных лоскутов и нашивок, что делало его похожим на чемодан. Эрван поздоровался, устроился напротив, открыл свой ноутбук и молча, как если бы был один, принялся что-то записывать. Наконец он попросил пилота изложить свою версию случившегося.
После первых же ответов Эрван понял, что имеет дело с кем-то вроде андроида, лишенного всяких чувств. Фернио не выказывал ни сожаления, ни грусти в связи с гибелью двадцатидвухлетнего молодого парня, чье тело было превращено в кашу выпущенным им снарядом. Казалось, он вообще не имел собственного мнения по этому поводу.
Его изложение событий сводилось к нескольким словам. В субботу, 8 сентября, в 7:10, взлет с «Шарля де Голля». Направление: остров Сирлинг. Цель неизвестна. С двумя другими «рафалями» Фернио, действующий пилот и одновременно командир группы, выполнил несколько кругов над объектом в ожидании приказов. Как только цель была идентифицирована, ему оставалось только запустить предустановленную программу – для каждого потенциального выстрела существовал отдельный алгоритм команд. Снаряд поразил цель. «Рафаль» перешел в режим дожигания – резкое ускорение, если Эрван правильно понял. Посадка на палубу «Шарля де Голля» в 7:38. Согласно показаниям компьютера, радаров и сведениям командования, задание выполнено безукоризненно.
– Добавить мне больше нечего, – заключил пилот. – Во всей этой истории я просто одно из звеньев цепи. Ведомые прикрывали мои тылы, контрольный радар обеспечивал данные о воздушном и наземном пространстве, инженерная группа анализировала каждый параметр. Не считая вышестоящих командиров, которые ежесекундно отслеживали ход полета. – Он встал и застегнул молнию бушлата. – Если кто-то должен за это ответить, ищите его на земле. Среди тех недоумков, которые позволили этому несчастному салаге спрятаться на острове.
– Сидите.
– Мы тут теряем время, и вы и я.
– Вы рискуете потерять его куда больше.
Пилот наклонился к Эрвану. Физически он полностью соответствовал своей манере высказывания: выбритые виски, квадратная челюсть, стрелка на шкале мимики стоит на нуле.
– На что вы намекаете? – пророкотал он.
– Я ни на что не намекаю. На данный момент вы являетесь подозреваемым в ходе расследования непреднамеренного убийства военнослужащего. Мне бы следовало здесь и сейчас заключить вас под стражу до получения результатов предварительного расследования. Поэтому сядьте, пока наша беседа не перешла в совсем иную тональность.
Пилот уже открыл рот, чтобы заорать, но одумался и улыбнулся. По лицу собеседника Эрван ясно видел, как к нему возвращается привычное хладнокровие.
– Отлично, – уступил Фернио, подчиняясь. – Давайте ваши вопросы.
– Каковы были официальные установки этого задания?
– Пилоты проходят квалификационные испытания «воздух – земля» каждый год. Это одновременно и тестирование, и тренировка. Как командир звена, я не являюсь исключением из правила. Наоборот.
– Вы не кажетесь взволнованным тем, что произошло.
– Я здесь ни при чем, повторяю. Я следовал приказам в заданном режиме. Если информация, которой меня снабжали, не соответствовала реальности, это их разборки. Я не могу быть одновременно за штурвалом и на земле, чтобы проверить, обеспечена ли безопасность зоны. У каждого свое дело.
Фернио был прав на все сто, но Эрвану хотелось его подразнить.
– Куда приказали, туда вы и выстрелили, так у вас положено?
– Как и у вас. Если вам охота партизанить, лучше не выбирать ни армию, ни госслужбу.
– Но это вы стреляли по бункеру, да или нет?
– Нет. Вы вообще слушаете, что вам говорят? Все компьютеризировано, я же только что объяснил. И полет, и ведение огня. На базе определяют цель, остальное делают компьютеры.
– Кто принимает решение, какая цель должна быть уничтожена?
– Никто. Вероятностная программа случайным образом определяет мишень. Информация поступает в последний момент.
– Если бы стало известно, что в бункере человек, вы могли бы прекратить операцию?
– Разумеется. Специальная кнопка позволяет все остановить: «Немедленный выход». Можно также отключить автопилот.
– Расскажите мне о снаряде, который попал в бункер.
– Перестаньте говорить «бункер». Моей целью был тобрук.
– Какого типа снаряд вы выпустили?
– Вы еще не говорили с моим начальством?
– Нет еще.
– Вам следовало начать с них. Я не могу вам ничего сказать. Военная тайна. Кстати, я ничего и не знаю. Мы никогда в точности не знаем, какого типа ТБЗ.
– Какого типа что?
– Трассирующий бронебойный зажигательный снаряд.
Вернулись воспоминания. У Эрвана было несколько командировок в заморские территории Франции, когда там случались подозрительные смерти. Он встречался с представителями местной военной элиты, которые поразили его контрастом между их интеллектом в бою, познаниями в области вооружения и дебильностью в гражданской жизни. Эти типы, которые обладали правом убивать и могли хладнокровно пытать человека или же отрезать себе часть тела, чтобы вырваться из ловушки, были теми же, кто пи́сал в бутылочку с шампунем коллеги или ржал над анекдотами про Тото.[46]
Внезапно Фернио хлопнул себя по коленям и снова поднялся:
– Ладно. Хватит с меня этой хрени. Кстати, все изложено в моем рапорте о полете. Могу только вас заверить, что у нас ни малейших сомнений не возникло. Иначе мы, безусловно, отказались бы от стрельбы.
Эрван тоже встал. У него мелькнула мысль:
– Если бы человек спрятался там в последнюю минуту, в этом тобруке, у вас были бы способы его засечь?
– Разумеется. Как только цель определена, радары фокусируются на ней.
– Какие радары?
– Сейсмические, термические: те, что ведут нас до попадания в цель, что проверяют, нет ли движения внутри, нет ли на объекте какого-либо источника тепла.
При этих словах выражение лица у него изменилось. Фернио сам только что осознал основополагающий факт: если его оборудование ничего не засекло, значит Висса был уже мертв.
Эрван никак не отреагировал. Первое правило: не показывать свидетелю, насколько важную информацию тот выдал. Второе правило: никогда не казаться удивленным.
– Вы знали Виссу Савири?
– Нет.
– А других курсантов «Кэрверека»?
– Ни одного. В жизни здесь не бывал. Я служу на «Шарле де Голле». Моя база в Каркассоне.
– Вы пойдете на похороны?
– Как все. Выразим положенные сожаления.
– Непохоже, чтоб вам это нравилось.
– Мне жаль салагу, но эти церемонии не вернут его к жизни. И все по вине наземников: то, что произошло, непрофессионально, и я не собираюсь расплачиваться за этих придурков.
Впервые он выказал некое чувство, и этим чувством был гнев.
Для окончания разговора Эрван выбрал нейтральную почву:
– А вы сами проходили посвящение?
– Конечно.
– Где?
– В Центре пилотирования в Салон-де-Провансе.
– Ну и как прошло?
Пилот невольно рассмеялся. Как компьютер, он мог переключаться с одной программы на другую: нейтральность, гнев, веселье…
– Шуточки. Ничего особенно обидного.
Эрван проводил Фернио до двери, пробормотал несколько обязательных административных формулировок: бумаги подписать, вышестоящих уведомить.
Оставшись один, он включил мобильник. Мишель Клемант, судмедэксперт из «Cavale Blanche», звонил ему во время допроса.
18
– Вы были правы, – сразу начал медик изменившимся голосом. – Висса Савири умер до взрыва. Я провел углубленное исследование, и выявились новые детали. Прежде всего – трупная окоченелость. Изучив угол перелома частей тела, я пришел к однозначному выводу, что в момент взрыва жертва уже окоченела. Тело, сохранившее гибкость, не может так ломаться, даже под воздействием мощной ударной волны. Я также рассмотрел фотографии фрагментов тела на острове. Между ожогами, следами копоти и металлическими осколками я обнаружил покраснения, которые исчезли, когда останки были доставлены к нам: трупные пятна. Вы ведь знакомы с принципом их образования: когда субъект умирает, кровь перестает циркулировать и скапливается в виде подкожного слоя.
– И что?
– Эти фотографии были сделаны в субботу в полдень. Тогда, очевидно, пятна достигли максимальной интенсивности окраски – стадия, которая наступает через двенадцать часов после смерти. Подсчитайте сами: паренек умер накануне, около полуночи.
В голове Эрвана промелькнула первая гипотеза. Во время «охоты на человека» Лисы взялись за Виссу слишком жестко, отчего мальчишка и умер. На том этапе все еще могло сойти за непреднамеренное убийство. Неудачное падение на камень, сердечный приступ и так далее. Нападавшие запаниковали. Они позаимствовали «Зодиак» на причале и направились на Сирлинг. Спрятать тело в тобруке показалось хорошей мыслью: не пришлось закапывать. Обнаружили бы останки очень не скоро. Если б только уже назавтра снаряд не эксгумировал покойного.
– Тут еще одно… – продолжил Клемант, утративший всю свою надменность. – Я отметил два типа ранений. Те, которые не кровоточили и наступили после смерти, и другие, которые кровоточили. Виссу пытали и изувечили… при жизни.
Прощай, гипотеза о несчастном случае. Эрван сразу перешел к другой версии, куда более скверной: Лисы оторвались на своей жертве.
– По вашему мнению, от чего он умер?
– Трудно сказать, но с ним обошлись с чудовищной жестокостью. Резаные раны, разрывы, увечья.
В конечном счете отец оказался прав: Эрван именно тот человек, который требовался. Когда речь шла о самых чудовищных убийствах и наиболее грязных инстинктах, именно ему поручалось навести порядок. По ассоциативной цепочке он пришел к мысли о родителях мальчишки. Кто сообщит им новость?
– Что вы можете сказать о методах убийцы или убийц?
– Пока ничего, но я изучу каждую рану и постараюсь, так сказать, восстановить ее историю. Те, кто с ним такое сотворил, настоящие мясники. Я сделаю токсикологическое и патолого-анатомическое исследование того, что осталось от органов. Кто знает.
Готовности сотрудничать у Клеманта явно прибавилось по сравнению с их первой встречей.
Эрван уже собирался дать отбой, когда тот добавил:
– И последняя странная деталь. Я думаю, ему обрили голову.
– Вы уверены?
– Почти.
– Это не результат взрыва или огня?
– Нет, видны следы машинки для стрижки. Может, это было частью ритуала.
– Почему «ритуала»?
– Я просто так сказал.
Эрван в первую очередь подумал об испытаниях при посвящении: нужно будет выяснить.
– О’кей, – заключил он. – Дайте мне знать, когда будут новости.
– А с остальными мне как быть?
– Какими «остальными»?
– Офицерами из «Кэрверека», армейскими экспертами: они звонят мне каждые два часа, чтобы узнать, как у меня дела.
– Это они попросили вас провести подробное вскрытие?
– Нет, но я должен представить им свой отчет. Такова процедура.
– Но пока вы будете его составлять, мы ведь и до завтрашнего утра доживем, верно?
– Крайний срок.
– Тогда завтра и поговорим.
Эрван дал отбой, взволнованный и возбужденный. Он еще не знал ни как использовать известную только ему сенсационную новость, ни что делать с несколькими часами опережения, которыми он располагал. Он позвонил Крипо. Осмотр комнаты был закончен: результатов ноль.
Эрван ввел напарника в курс дела относительно Виссы. Тот никак не отреагировал. Даже у лютнистов после двадцати пяти лет службы дубленая шкура.
– Что скажем служивым?
– Пока ничего. Спросим как ни в чем не бывало, что они выяснили.
– У тебя уже есть какие-нибудь соображения?
– Или смерть Виссы – результат линчевания, или убийство никак не связано с посвящением: его пытали по другой причине, а общая обстановка именно этой субботы только запутала следы.
Не переставая говорить, он подошел к стене, украшенной фотографиями «рафаля», «миража», а также портретами курсантов, которые вылезали из своих «птичек». На этажерках выстроились кубки и кокарды.
– Если Аршамбо присутствовал на вскрытии, – заметил Крипо, – он в курсе, верно?
– Я о нем совсем забыл. Позвони ему и скажи, чтобы придержал язык.
– Это все?
Эрван вгляделся в лица дипломированных пилотов. Улыбка сбывшейся мечты о небе.
– Нет. Свяжись с Верни. Пусть пороется в архивах жандармерии и судебной полиции Бретани и выявит все случаи жестоких убийств с нанесением увечий.
– Он не поймет. Он все еще цепляется за версию с посвящением.
– А ты с ним уклончиво. Пусть прочешет кутузки и психушки запада Франции. Нельзя исключать, что какой-то психопат освободился и забрался в ланды.
– Вроде волка-оборотня?
– Не болтай ерунды. Клемант нам готовит отчет из тех, что нечасто приходится читать. А сейчас мы с тобой против КОШПАМов. Сделай для нас справку по Лисам-Крысам. Сначала новобранцы, потом старики. Я жду своих в той комнате, где допрашивал пилота.
– И как, это что-нибудь дало?
– Что может быть тупее марширующего вояки? Вояка летающий.
19
– Мы все собрались на плацу в семнадцать часов.
– Вы были одеты?
– Нет, в трусах.
– Кто стоял вокруг?
– Лисы. Я хочу сказать, старики.
– В форме?
– На них были черные комбинезоны.
– Вы их узнали?
– Нет. На них были белые маски.
– Опишите их.
– Маски без выражения, как в фильмах ужасов.
– В тот момент вас все еще называли по именам?
– Ни в коем случае.
– По номерам? По прозвищам?
– По оскорблениям.
– Какого рода?
Боец не стал колебаться:
– «Мешок с дерьмом», «гондон штопаный», «хрен моржовый», «супержопошник»… Там был один, который все время повторял: «Вы все пальцем деланные! Все недоноски… все пальцем деланные!»
– А у Лис были прозвища?
– Скорее звания. Был ГП, главный палач. А еще МП, мастер-понтярщик. Еще КА, kick in the ass, или поджопник…
Молодой боец невольно хихикнул. Несмотря на смерть товарища, эти воспоминания казались ему уморительными. Крыса был одет безукоризненно: белая рубашка, черные погоны с выгравированным серебряным якорем, брюки с идеальной стрелкой. Кармашек на груди украшал бедж с его именем и званием. Полное впечатление, что он попал сюда прямиком из фильма «Лучший стрелок».
– Что произошло на плацу?
– Нам завязали глаза, и началось «чумазирование»: тухлые яйца, сыр, навозная жижа, моторное масло, экскременты… Потом нам пришлось ползать по асфальту.
– С завязанными глазами?
– Да, по-прежнему.
– Сколько времени?
– Не могу сказать.
– А потом?
– Заставили бежать к ангару.
Эрван развернул карту авиабазы, которую ему дал Верни. Вдоль каждой взлетной полосы располагались строения. Было указано количество аппаратов, которые в них находились, а также модель и номер.
– К которому из них?
– Представления не имею. На нас по-прежнему были повязки.
– Когда их с вас сняли?
– Уже внутри. Это было страх что такое. Они занавесили окна черным брезентом. Все освещалось факелами. На стенах были граффити. Ругательства, свастики. А еще висели скелеты, свиные и бараньи головы, наколотые на мотыги. Вонь была чудовищная.
Бесполезно задаваться вопросом, успели ли они все вычистить. Эрван был уверен, что да.
– Какие были приказы?
– Сначала мы ничего не поняли. Они все орали одновременно. Нам опять пришлось отжиматься, только теперь они садились на нас. Когда мы ползли, они отвешивали нам пинки и сыпали всякую дрянь на голову. Они называли это «круг пота».
По аналогии с кругами ада в «Божественной комедии». Эти Лисы выглядели до удивления образованными. Эрван продолжал делать пометки:
– Сколько времени это продолжалось?
– Представления не имею. Часов у нас не было. Но нам казалось, до бесконечности.
– Никто не возмутился? Никто не отказался выполнять упражнения?
– Особого выбора у нас не было.
И точка.
– Под конец мы вернулись на улицу. Мы должны были ползти на коленях в яму со всякими потрохами, руки на затылке, как у арестантов. Потом мы выстроились в ряд для бенгальских огней.
– Что это было?
– Учебные гранаты, которые они взрывали у нас под ногами.
– Раненые были?
– Нет. Просто мы были все в пыли вдобавок к дерьму и остальному.
– Потом?
– Перешли ко второму действию: круг охоты…
Эрван отметил в уголке экрана: «Перечитать Данте».
– Каковы были правила?
– Один час, чтобы спрятаться в ландах. После этого они отправлялись на поиски с пейнтбольными пистолетами…
– В котором часу это было?
– Да не знаю я, говорил ведь. Уже ночь наступила. Мы все бросились бежать. – Он ухмыльнулся. – С одной стороны, нас это согрело.
– Ты пошел один?
– Нас разделили перед отправкой.
– Где ты спрятался?
– Я добежал до берега и нашел там бухточку. Заполз между двумя камнями, чтобы укрыться от ветра. Через некоторое время они меня отловили. У них были рожки, как у болельщиков, и колокольчики. Я бросился бежать, но там галечный пляж. Я подвернул щиколотку, упал, и они стали в меня стрелять. – Он отвернул уголок белоснежной рубашки: на шее и правой ключице виднелись синие и красные следы. – Эта паршивая краска не смывается.
Медик не упоминал ни о чем подобном на теле Виссы.
– У вас были какие-нибудь средства ночного ориентирования?
– Никаких.
– Как ты нашел берег?
– Ветер дул с моря, и были слышны волны.
– Когда вы разбежались в ландах, Висса был с вами?
– Вроде да, но нам было трудно узнать друг друга. Мы были сплошь в дерьме.
– А охотники? Когда они тебя поймали, на них по-прежнему были маски?
– Нет. Световые усилители.
– Где они взяли такое оборудование?
– В арсенале, конечно.
Если К76 обеспечила матчасть для этих дурацких игрищ и если будет доказано, что экипированные таким образом военные убили Виссу Савири, это превратит армию в косвенного сообщника. Еще одна хорошая новость для полковника Винка.
– Не считая краски, тебя били?
– Нет. Одного за другим они собрали всех Крыс: их бросали в пакгауз, как мешки с картошкой.
– А дальше?
– На рассвете они приготовили нам завтрак.
– Полагаю, речь не о кофе с круассанами.
Курсант снова хмыкнул. Очередная приливная волна непоколебимого идиотизма.
– Собачьи галеты и кошачий паштет. А еще острые перчики. А потом – ни воды, ничего. Горло просто горело…
– В котором часу стало официально известно об исчезновении Виссы?
– В какой-то момент возникла растерянность. Лисы приходили, уходили, опять приходили. Переговаривались шепотом. Что-то пошло не так. Одного человека не хватало.
– Раньше вы этого не заметили?
– Нет. Мы были вымотаны.
Продолжение Эрван знал. Поиски развернулись по всем ландам, дали знать руководству школы, потом жандармам. Тут и штабные с «Шарля де Голля» зашевелились: их эксперты обнаружили человека на острове Сирлинг. В разобранном виде.
Он снова повернулся к экрану и подвел итоги. Если его гипотеза линчевания верна, преступление произошло в ландах, где-то между двадцатью двумя и двумя часами ночи. Потом старики вышли в море и переправили тело на Сирлинг. Даже если они успели вернуться к утренней поверке, другие Лисы должны были тем временем заметить их отсутствие: являлись ли они соучастниками?
Отдельный вопрос:
– Во время испытаний кому-нибудь из вас обрили голову?
– Нет.
Откат на общий план.
– А что вообще ты можешь сказать об этом посвящении?
– Ничего особенного: мы ж его не закончили.
– А тебе хотелось бы дойти до конца?
– Да. Этот уик-энд для нас всех – как крещение огнем.
– А про Виссу ты помнишь?
– Конечно. – Боец понизил голос. – Но это ж не имеет никакого отношения. Ему просто не повезло.
– А что ты можешь сказать о его смерти?
– Что он сбежал на остров и попал под снаряд.
– И тебе это кажется правдоподобным?
– Нет. История со снарядом – просто бред какой-то. А главное, Висса не был трусом. Можно сказать, он был самым крутым из нас.
– У тебя есть другое объяснение?
– Нет.
Точка. Новый абзац.
– После всего как тебе видится предстоящий год здесь?
– Нужно держаться. Мы всегда будем помнить о Виссе, но наш курс должен превозмочь этот тяжелый удар.
– Тебе кажется нормальным подвергнуться всем этим гадостям до того, как приступить к учебе?
– Это не гадости. И пошло нам на пользу.
– Особенно Виссе.
– Я не это хотел сказать…
– А что ты хотел сказать? – жестко спросил Эрван.
– Для бойца очень важно, чтоб его приняли как своего. Главный этап. Это…
– Ты знаешь, какие другие испытания намечались?
– Нет.
– Свободен.
Эрван заговорил как военный. Салажонок поднялся, взял куртку. Он удалился, стараясь браво печатать шаг, но уже без былого воодушевления.
