Те же и Дорант.
ДОРАНТ. Здравствуйте, господин Журден! Как поживаете, любезный друг?
Г-н ЖУРДЕН. Отлично, ваше сиятельство. Милости прошу.
ДОРАНТ. А госпожа Журден как поживает?
Г-жа ЖУРДЕН. Госпожа Журден живет помаленьку.
ДОРАНТ. Однако, господин Журден, каким вы сегодня франтом!
Г-н ЖУРДЕН. Вот, поглядите.
ДОРАНТ. Вид у вас в этом костюме безукоризненный. У нас при дворе нет ни одного молодого человека, который был бы так же хорошо сложен, как вы.
Г-н ЖУРДЕН. Хе-хе!
Г-жа ЖУРДЕН (в сторону). Знает, как в душу влезть.
ДОРАНТ. Повернитесь. Верх изящества.
Г-жа ЖУРДЕН (в сторону). Да, сзади такой же дурак, как и спереди.
ДОРАНТ. Даю вам слово, господин Журден, у меня было необычайно сильное желание с вами повидаться. Я питаю к вам совершенно особое уважение: не далее как сегодня утром я говорил о вас в королевской опочивальне.
Г-н ЖУРДЕН. Много чести для меня, ваше сиятельство. (Г-же Журден.) В королевской опочивальне!
ДОРАНТ. Наденьте же шляпу.
Г-н ЖУРДЕН. Я вас слишком уважаю, ваше сиятельство.
ДОРАНТ. Боже мой, да наденьте же! Пожалуйста, без церемоний.
Г-н ЖУРДЕН. Ваше сиятельство…
ДОРАНТ. Говорят вам, наденьте, господин Журден: ведь вы мой друг.
Г-н ЖУРДЕН. Ваше сиятельство! Я ваш покорный слуга.
ДОРАНТ. Если вы не наденете шляпу, тогда и я не надену.
Г-н ЖУРДЕН (надевая шляпу). Лучше показаться неучтивым, чем несговорчивым.
ДОРАНТ. Как вам известно, я ваш должник.
Г-жа ЖУРДЕН (в сторону). Да, нам это слишком хорошо известно.
ДОРАНТ. Вы были так великодушны, что неоднократно давали мне в долг и, надо заметить, выказывали при этом величайшую деликатность.
Г-н ЖУРДЕН. Шутить изволите, ваше сиятельство.
ДОРАНТ. Однако ж я почитаю непременною своею обязанностью платить долги и умею ценить оказываемые мне любезности.
Г-н ЖУРДЕН. Я в этом не сомневаюсь.
ДОРАНТ. Я намерен с вами расквитаться. Давайте вместе подсчитаем, сколько я вам всего должен.
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Ну что, жена? Видишь, какую ты на него взвела напраслину?
ДОРАНТ. Я люблю расплачиваться как можно скорее.
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). А что я тебе говорил?
ДОРАНТ. Итак, посмотрим, сколько же я вам должен.
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Вот они, твои нелепые подозрения.
ДОРАНТ. Вы хорошо помните, сколько вы мне ссудили?
Г-н ЖУРДЕН. По-моему, да. Я записал для памяти. Вот она, эта самая запись. В первый раз выдано вам двести луидоров.
ДОРАНТ. Верно.
Г-н Журден. Еще выдано вам сто двадцать.
ДОРАНТ. Так.
Г-н ЖУРДЕН. Еще выдано вам сто сорок.
ДОРАНТ. Вы правы.
Г-н ЖУРДЕН. Все вместе составляет четыреста шестьдесят луидоров, или пять тысяч шестьдесят ливров.
ДОРАНТ. Подсчет вполне верен. Пять тысяч шестьдесят ливров.
Г-н ЖУРДЕН. Тысячу восемьсот тридцать два ливра – вашему поставщику перьев для шляп.
ДОРАНТ. Совершенно точно.
Г-н ЖУРДЕН. Две тысячи семьсот восемьдесят ливров – вашему портному.
ДОРАНТ. Правильно.
Г-н ЖУРДЕН. Четыре тысячи триста семьдесят девять ливров двенадцать су восемь денье – вашему лавочнику.
ДОРАНТ. Отлично. Двенадцать су восемь денье – подсчет верен.
Г-н ЖУРДЕН. И еще тысячу семьсот сорок восемь ливров семь су четыре денье – вашему седельнику.
ДОРАНТ. Все это соответствует истине. Сколько же всего?
Г-н ЖУРДЕН. Итого пятнадцать тысяч восемьсот ливров.
ДОРАНТ. Итог верен. Пятнадцать тысяч восемьсот ливров. Дайте мне еще двести пистолей и прибавьте их к общей сумме; получится ровно восемнадцать тысяч франков, каковые я вам возвращу в самое ближайшее время.
Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Ну что, права я была?
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Отстань!
ДОРАНТ. Вас не затруднит моя просьба?
Г-н ЖУРДЕН. Помилуйте!
Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Ты для него дойная корова.
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Молчи!
ДОРАНТ. Если вам это неудобно, я обращусь к кому-нибудь другому.
Г-н ЖУРДЕН. Нет-нет, ваше сиятельство.
Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Он не успокоится, пока тебя не разорит.
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Говорят тебе, молчи!
ДОРАНТ. Скажите прямо, не стесняйтесь.
Г-н ЖУРДЕН. Нисколько, ваше сиятельство.
Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Это настоящий проходимец!
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Да замолчи ты!
Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Он высосет из тебя все до последнего су.
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Да замолчишь ты?
ДОРАНТ. Многие с радостью дали бы мне взаймы, но вы мой лучший друг, и я боялся, что обижу вас, если попрошу у кого-нибудь еще.
Г-н ЖУРДЕН. Слишком много чести для меня, ваше сиятельство. Сейчас схожу за деньгами.
Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Что? Ты ему еще хочешь дать?
Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). А как же быть? Разве я могу отказать такой важной особе, которая еще нынче утром говорила обо мне в королевской опочивальне?
Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). А, да ну тебя, дурак набитый!
Г-н Журден и два лакея уходят.
Николь, г-жа Журден, Дорант.
ДОРАНТ. Вы как будто не в духе. Что с вами, госпожа Журден?
Г-жа ЖУРДЕН. Голова у меня кругом идет.
ДОРАНТ. А где же ваша уважаемая дочка? Что-то ее не видно.
Г-жа ЖУРДЕН. Моя уважаемая дочка находится именно там, где она сейчас находится.
ДОРАНТ. Как она себя чувствует?
Г-жа ЖУРДЕН. Обыкновенно – вот как она себя чувствует.
ДОРАНТ. Не угодно ли вам как-нибудь на днях посмотреть вместе с дочкой придворный балет и комедию?
Г-жа ЖУРДЕН. Вот-вот, нам теперь как раз до смеха, как раз до смеха нам теперь!
ДОРАНТ. Уж верно, госпожа Журден, в молодости вы славились красотою, приятностью в обхождении и у вас была тьма поклонников.
Г-жа ЖУРДЕН. Хорош, сударь, нечего сказать! А что ж теперь, по-вашему: госпожа Журден – совсем развалина, и голова у нее трясется?
ДОРАНТ. Ах, боже мой, госпожа Журден, простите! Я совсем забыл, что вы еще молоды; это моя всегдашняя рассеянность виновата. Прошу извинить невольную мою дерзость.
Те же и г-н Журден.
Г-н ЖУРДЕН (Доранту). Вот вам ровно двести луидоров.
ДОРАНТ. Поверьте, господин Журден, что я искренне вам предан и мечтаю быть вам чем-нибудь полезным при дворе.
Г-н ЖУРДЕН. Я вам очень обязан.
ДОРАНТ. Если госпожа Журден желает посмотреть придворный спектакль, я велю оставить для нее лучшие места.
Г-жа ЖУРДЕН. Госпожа Журден покорно вас благодарит.
ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Прелестная наша маркиза, как я уже известил вас запиской, сейчас пожалует к вам отобедать и посмотреть балет. В конце концов мне все же удалось уговорить ее побывать на представлении, которое вы для нее устраиваете.
Г-н ЖУРДЕН. Отойдемте на всякий случай подальше.
ДОРАНТ. Мы с вами не виделись целую неделю, и до сих пор я ничего вам не мог сказать о брильянте, который я должен был передать от вас маркизе, но все дело в том, что побороть ее щепетильность мне стоило величайшего труда: она согласилась его принять только сегодня.
Г-н ЖУРДЕН. Как он ей понравился?
ДОРАНТ. Она от него в восхищении. Я почти уверен, что красота этого брильянта необычайно поднимет вас в ее глазах.
Г-н ЖУРДЕН. Дай-то бог!
Г-жа ЖУРДЕН (к Николь). Стоит им сойтись вместе, мой муженек так к нему и прилипнет.
ДОРАНТ. Я приложил все старания, чтобы она составила себе верное понятие как о ценности вашего подарка, так и о силе вашей любви.
Г-н ЖУРДЕН. Не знаю, как вас и благодарить. До чего мне неловко, что такая важная особа, как вы, утруждает себя ради меня!
ДОРАНТ. Что вы! Разве можно друзьям быть такими щепетильными? И разве вы в подобном случае не сделали бы для меня того же самого?
Г-н ЖУРДЕН. Ну конечно! С великой охотой.
Г-жа ЖУРДЕН (к Николь). Когда он здесь, мне просто невмоготу.
ДОРАНТ. Я, по крайней мере, когда нужно услужить другу, решительно на все готов. Как скоро вы мне признались, что пылаете страстью к очаровательной маркизе, моей хорошей знакомой, я сам вызвался быть посредником в ваших сердечных долах.
Г-н ЖУРДЕН. Сущая правда. Благодеяния ваши приводят меня в смущение.
Г-жа ЖУРДЕН (к Николь). Когда же он наконец уйдет?
НИКОЛЬ. Их водой не разольешь.
ДОРАНТ. Вам удалось найти кратчайший путь к ее сердцу. Женщины больше всего любят, когда на них тратятся, и ваши беспрестанные серенады, ваши бесчисленные букеты, изумительный фейерверк, который вы устроили для нее на реке, брильянт, который вы ей подарили, представление, которое вы для нее готовите, – все это красноречивее говорит о вашей любви, чем все те слова, какие только вы могли бы сказать ей.
Г-н ЖУРДЕН. Я не остановлюсь ни перед какими затратами, если только они проложат мне дорогу к ее сердцу. Светская дама имеет для меня ни с чем не сравнимую прелесть, подобную честь я готов купить любою ценой.
Г-жа ЖУРДЕН (к Николь, тихо). О чем это они столько времени шепчутся? Подойди-ка тихонько да послушай.
ДОРАНТ. Скоро вы ею вволю налюбуетесь, ваш взор насладится ею вполне.
Г-н ЖУРДЕН. Чтобы нам не помешали, я устроил так, что моя жена отправится обедать к сестре и пробудет у нее до самого вечера.
ДОРАНТ. Вы поступили благоразумно, а то ваша супруга могла бы нас стеснить. Я от вашего имени отдал распоряжения повару, а также велел все приготовить для балета. Я сам его сочинил, и если только исполнение будет соответствовать замыслу, то я уверен, что от него…
Г-н ЖУРДЕН (заметив, что Николь подслушивает, дает ей пощечину). Это еще что? Ну и нахалка! (Доранту.) Придется нам уйти.
Г-н Журден и Дорант уходят.
Николь, г-жа Журден.
НИКОЛЬ. Однако, сударыня, любопытство мне кое-чего стоило. А все-таки тут дело нечисто: они что-то держат от вас в секрете.
Г-жа ЖУРДЕН. Мой муженек давно у меня на подозрении, Николь. Голову даю на отсечение, что он за кем-то приударяет; вот я и стараюсь проведать – за кем. Подумаем, однако ж, о моей дочери. Ты знаешь, что Клеонт влюблен в нее без памяти, мне он тоже пришелся по душе, и я хочу ему посодействовать и, если только удастся, выдать за него Люсиль.
НИКОЛЬ. По правде вам скажу, сударыня, я просто в восторге, что вы так решили: ведь если вам по душе хозяин, то мне по душе слуга, и уж как бы я хотела, чтобы вслед за их свадьбой сыграли и нашу!
Г-жа ЖУРДЕН. Ступай к Клеонту и скажи, что я его зову: мы вместе пойдем к мужу просить руки моей дочери.
НИКОЛЬ. С удовольствием, сударыня. Бегу! Такого приятного поручения я еще никогда не исполняла.
Г-жа Журден уходит.
То-то, наверно, обрадуются!
Николь, Клеонт, Ковьель.
НИКОЛЬ (Клеонту). Ах, как вы вовремя! Я вестница вашего счастья и хочу вам…
КЛЕОНТ. Прочь, коварная, не смей обольщать меня лживыми своими речами!
НИКОЛЬ. Так-то вы меня встречаете?
КЛЕОНТ. Прочь, говорят тебе, сей же час ступай к неверной своей госпоже и объяви, что ей больше не удастся обмануть простодушного Клеонта.
НИКОЛЬ. Это еще что за вздор? Миленький мой Ковьель! Скажи хоть ты, что все это значит?
КОВЬЕЛЬ. «Миленький мой Ковьель»! Негодная девчонка! А ну прочь с глаз моих, дрянь ты этакая, оставь меня в покое!
НИКОЛЬ. Как? И ты туда же?..
КОВЬЕЛЬ. Прочь с глаз моих, говорят тебе, не смей больше со мной заговаривать!
НИКОЛЬ (про себя). Вот тебе раз! Какая муха укусила их обоих? Пойду расскажу барышне об этом милом происшествии. (Уходит.)
Клеонт, Ковьель.
КЛЕОНТ. Как! Поступать таким образом со своим поклонником, да еще с самым верным и самым страстным из поклонников!
КОВЬЕЛЬ. Ужас как с нами обоими здесь обошлись!
КЛЕОНТ. Я расточаю ей весь пыл и всю нежность, на какие я только способен. Ее одну люблю я в целом свете и помышляю лишь о ней. Она одна предмет всех дум моих и всех желаний, она моя единственная радость. Я говорю лишь о ней, думаю только о ней, вижу во сне лишь ее, сердце мое бьется только ради нее, я дышу только ею. И вот достойная награда за эту преданность мою! Два дня не виделись мы с нею; они тянулись для меня, как два мучительных столетья, вот наконец негаданная встреча, душа моя возликовала, румянцем счастья залилось лицо, в восторженном порыве я устремляюсь к ней… и что же? Неверная не смотрит на меня, она проходит мимо, как будто мы совсем, совсем чужие!
КОВЬЕЛЬ. Я то же самое готов сказать.
КЛЕОНТ. Так что же сравнится, Ковьель, с коварством бессердечной Люсиль?
КОВЬЕЛЬ. А что сравнится, сударь, с коварством подлой Николь?
КЛЕОНТ. И это после такого пламенного самопожертвования, после стольких вздохов и клятв, которые исторгла у меня ее прелесть!
КОВЬЕЛЬ. После такого упорного ухаживания, после стольких знаков внимания и услуг, которые я оказал ей на кухне!
КЛЕОНТ. Стольких слез, которые я пролил у ее ног!
КОВЬЕЛЬ. Стольких ведер воды, которые я перетаскал за нее из колодца!
КЛЕОНТ. Как пылко я ее любил, любил до полного самозабвения!
КОВЬЕЛЬ. Как жарко было мне, когда я за нее возился с вертелом, жарко до полного изнеможения!
КЛЕОНТ. А теперь она проходит мимо, явно пренебрегая мной!
КОВЬЕЛЬ. А теперь она пренагло поворачивается ко мне спиной!
КЛЕОНТ. Это коварство заслуживает того, чтобы на нее обрушились кары.
КОВЬЕЛЬ. Это вероломство заслуживает того, чтобы на нее посыпались оплеухи.
КЛЕОНТ. Смотри ты у меня, не вздумай за нее заступаться!
КОВЬЕЛЬ. Я, сударь? Заступаться? Избави бог!
КЛЕОНТ. Не смей оправдывать поступок этой изменницы.
КОВЬЕЛЬ. Не беспокойтесь.
КЛЕОНТ. Не пытайся защищать ее – напрасный труд.
КОВЬЕЛЬ. Да у меня и в мыслях этого нет!
КЛЕОНТ. Я ей этого не прощу и порву с ней всякие отношения.
КОВЬЕЛЬ. Хорошо сделаете.
КЛЕОНТ. Ей, по-видимому, вскружил голову этот граф, который бывает у них в доме; я убежден, что она польстилась на его знатность. Однако из чувства чести я не могу допустить, чтобы она первая объявила о своей неверности. Я вижу, что она стремится к разрыву, и намерен опередить ее: я не хочу уступать ей пальму первенства.
КОВЬЕЛЬ. Отлично сказано. Я вполне разделяю ваши чувства.
КЛЕОНТ. Так подогрей же мою досаду и поддержи меня в решительной битве с остатками любви к ней, дабы они не подавали голоса в ее защиту. Пожалуйста, говори мне о ней как можно больше дурного. Выставь мне ее в самом черном свете и, чтобы вызвать во мне отвращение, старательно оттени все ее недостатки.
КОВЬЕЛЬ. Ее недостатки, сударь? Да ведь это же ломака, смазливая вертихвостка, – нашли, право, в кого влюбиться! Ничего особенного я в ней не вижу, есть сотни девушек гораздо лучше ее. Во-первых, глазки у нее маленькие.
КЛЕОНТ. Верно, глаза у нее небольшие, но зато это единственные в мире глаза: столько в них огня, так они блестят, пронизывают, умиляют.
КОВЬЕЛЬ. Рот у нее большой.
КЛЕОНТ. Да, но он таит в себе особую прелесть: этот ротик невольно волнует, в нем столько пленительного, чарующего, что с ним никакой другой не сравнится.
КОВЬЕЛЬ. Ростом она невелика.
КЛЕОНТ. Да, но зато изящна и хорошо сложена.
КОВЬЕЛЬ. В речах и в движениях умышленно небрежна.
КЛЕОНТ. Верно, но это придает ей своеобразное очарование. Держит она себя обворожительно, в ней так много обаяния, что не покориться ей невозможно.
КОВЬЕЛЬ. Что касается ума…
КЛЕОНТ. Ах, Ковьель, какой у нее тонкий, какой живой ум!
КОВЬЕЛЬ. Говорит она…
КЛЕОНТ. Говорит она чудесно.
КОВЬЕЛЬ. Она всегда серьезна.
КЛЕОНТ. А тебе надо, чтоб она была смешливой, чтоб она была хохотуньей? Что же может быть несноснее женщины, которая всегда готова смеяться?
КОВЬЕЛЬ. Но ведь она самая капризная женщина в мире.
КЛЕОНТ. Да, она с капризами, тут я с тобой согласен, но красавица все может себе позволить, красавице все можно простить.
КОВЬЕЛЬ. Ну, значит, вы ее, как видно, никогда не разлюбите.
КЛЕОНТ. Не разлюблю? Нет, лучше смерть. Я буду ненавидеть ее с такой же силой, с какою прежде любил.
КОВЬЕЛЬ. Как же это вам удастся, если она, по-вашему, верх совершенства?
КЛЕОНТ. В том-то именно и скажется потрясающая сила моей мести, в том-то именно и скажется твердость моего духа, что я возненавижу и покину ее, несмотря на всю ее красоту, несмотря на всю ее привлекательность для меня, несмотря на все ее очарование. Но вот и она.