Жак Сустель
Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы
Глава 1. Город
Происхождение и местонахождение
Есть некоторая загадка в самом названии города, так как двойное название его Мехико-Теночтитлан объяснить нелегко. Этимология названия «Теночтитлан» прозрачна: это место, где растет теночтли, опунция (род кактуса) с твердыми плодами. Но каково значение слова «Мехико»? Некоторые, как Бейер, ищут ответ в остальных элементах этого символа, то есть в сидящем на кактусе орле, который держит в своем клюве змею. Для них этот орел является символом Мешитл, или Уицилопочтли, великого национального божества. Другие не согласны с такой этимологией и, опираясь на авторитет отца Антонио дель Ринкона, находят в названии города корень «мецтли», означающий «луна», и корень «шиктли», что значит «пуп, центр». Мехико, согласно их теории, означает «город посредине озера луны», а старое название этой лагуны было Мецтлиапан, озеро луны. Похоже, что такое толкование подтверждается тем фактом, что соседи мексиканцев, отоми, называли город двойным именем «анбондо амедецана»: в настоящее время словом «бондо» отоми называют опунцию, а «амедецана» означает «в середине луны».
Что касается орла, сидящего на кактусе и пожирающего змею, то герб современной Республики Мексика представляет собой не что иное, как точную копию символа, который изображал столицу ацтеков. Мы снова находим его уже в других местах, в «Кодексе 1576 года», где он предстает перед нами в окружении тростника и тростниковых хижин. В «Кодексе Мендоса» нам опять встречается кактус и орел, но уже без змеи, с надписью «Теночтитлан». Всякий раз эта картинка вызывает в памяти происхождение города, удивительное, но очень скромное: ведь даже в зените своей славы мексиканцы никогда не забывали, что их город был заложен на болоте небольшим, всеми презираемым племенем.
В одном из передаваемых из поколения в поколение сказаний рассказывается о том, как старики впервые обнаружили «в гуще камыша, в гуще тростника» те растения и животных, существование которых предсказал бог Уицилопочтли: белую иву, белую лягушку и белую рыбу (согласно преданию, мексиканцы пришли из мифического места, острова посреди озера, чье название «Ацтлан» – откуда и пошло слово «ацтеки» – несет в себе значение «белый». – Авт.). «И когда они увидели их, старики зарыдали и сказали: «Значит, быть ему (нашему городу) здесь, раз мы увидели все то, о чем нам говорил Уицилопочтли». Но на следующую ночь бог призвал жреца Куаукоатля (Орла-Змея) и сказал ему: «О Куаукоатль, ты все видел там, в тростниковых зарослях, и дивился этому. Но послушай: есть еще кое-что, чего ты еще не видел. Поэтому пойди и разыщи кактус теночтли, на котором сидит торжествующий орел… Там мы и поселимся, там мы и будем править, и будем ждать, и встретим различные племена, и при помощи наших стрел и щитов мы победим их. Там будет стоять наш город Мехико-Теночтитлан; там, где кричит орел, и простирает свои крылья, и пожирает змею, там, где плавает рыба, – там будет Мехико-Теночтитлан; и там осуществится многое».
Куаукоатль немедленно созвал всех мексиканцев и передал им слова бога. И они, следуя за ним, проложили себе путь через болота средь водяных растений и тростниковых зарослей. Вдруг «рядом с пещерой они увидели орла, сидящего на кактусе и радостно вкушающего пищу… И бог, воззвав к ним, сказал: «О мексиканцы, это место здесь». И они зарыдали, вопя: «Наконец, мы стали достойны (нашего бога); мы заслужили (награду); с изумлением мы увидели этот знак: здесь будет наш город». Это произошло в год оме акатлъ, во второй год Камыша, в 1325 году н. э.
В «Кодексе Ацкатитлана» начало жизни мексиканцев в Теночтитлане символически изображает картина, на которой одни индейцы, находясь в лодках, ловят рыбу при помощи лесы и крючков или сетями, в то время как другие индейцы при помощи палок гонят рыбу в сети; вокруг них видны водоплавающие птицы и заросли тростника. Такова на самом деле, вероятно, и была жизнь мексиканцев в те времена. Она ничем не отличалась от жизни небольших прибрежных племен, живших вне городов, которые посвящали большую часть своего времени ловле рыбы и пернатой дичи. Их называли атлака чичимека, живущими на озере дикарями. На вооружении у них были сети и атлатлъ, копьеметалка, которая и по сей день используется в охоте на пернатую дичь. У них были свои боги: Атлауа, «тот, кто несет атлатль», Амимитль (от слова «митль» – стрела и «атль» – вода) и Опочтли, «левша», «тот, кто бросает дротики левой рукой». Эти боги были известны в Мексике еще с древних времен.
В глазах городских жителей Кольуакана, Ацкапотсалько или Тецкоко мексиканцы выглядели ничуть не лучше, чем другие «живущие на озере дикари». Они пришли к племенам, живущим в городах на твердой земле, когда им потребовались бревна, доски и камни для строительства своего города, и они заплатили им рыбой и живущими в воде животными. «Плохонький, жалкий построили они дом для Уицилопочтли. Храм, который они возвели для него, был очень мал, ведь, живя на чужой земле среди камыша и тростника, где они могли найти камень или древесину? Мексиканцы собрались и сказали: «Давайте купим камень и древесину в обмен на то, что живет в воде: рыбу, ашолотлъ, лягушек, раков, аненецтли, водяных змей, озерных червей, уток, куачилли, лебедей и других птиц, которые живут на воде. Их мы обменяем на камень и древесину». В начале XVI века в память об этом времени раз в году в месяце Эцалкуалицтли устраивался праздник. Жрецы шли к озеру и совершали церемониальное купание, и один из них, чалъчиукуакуилли (буквально: «жрец драгоценного камня», то есть жрец воды) произносил ритуальные слова: «Это место змеиного гнева, жужжания москитов, полета дикой утки, шепота белого тростника». При этих словах все прыгали в воду, шлепая руками и ногами и подражая крикам живущих на воде птиц. «Одни кричали как утки, другие подражали цаплям, ибисам или белым цаплям». Этот ритуал повторялся четыре дня подряд.
Есть основания полагать, что то место, где Куаукоатль и его спутники увидели орла со змеей, было тем самым местом, на котором в XVI веке поднимется храм бога Уицилопочтли, то есть несколько к северо-востоку от современного собора на расстоянии около 330 ярдов в этом же направлении от середины большой площади, которая сейчас называется Сокало. Все предания одинаково утверждают, что первый храм, который представлял собой не более чем молельню, айаукалли, был построен точно на этом месте. Сменяющие друг друга правители ничего не жалели для того, чтобы построить для Уицилопочтли храм достойный его, но постройки, пирамиды и святыни каждого последующего царствования всегда поднимались на одном и том же месте, на одной и той же священной земле, на которую указал сам бог. Дворцы императоров строились вокруг этого религиозного центра всего народа, отсюда же расходились в разные стороны направления, по которым шел рост города. Мексиканский город – это прежде всего храм. Символ, означающий «падение города», представляет собой условный храм, полуразрушенный и горящий. Само существование города, народа и государства сконцентрировано в этом теокалли, что в переводе с языка ацтеков буквально означает «дом бога».
Изначально центр Мехико располагался на твердой и даже каменистой почве: храм был построен «у пещеры», оцтотемпа. В действительности это выступающая часть (вершина) острова, расположенного посреди болота в широком заливе озера. Вокруг Теночтитлана берег озера широко изгибался, и эта огромная дуга была усеяна городками и деревнями: Ацкапотсалько и Тлакопан располагались на западе, Койоакан – на юге, Тепейакак – на севере. Огромное соленое озеро Тецкоко простиралось на восток, а на юге были пресноводные озера Шочимилько и Чалько. Другие острова и островки поднимались над поверхностью вод залива вокруг Теночтитлана, особенно остров, который сначала получил название Шальтелолько (куча песка), а затем Тлателолько (куча земли). Он находился непосредственно к северу от места расположения храма Уицилопочтли. Узкий озерный залив отделял остров Тлателолько от острова Теночтитлан, через который впоследствии был перекинут мост.
Для первых поколений мексиканцев это был, вероятно, колоссальный труд – приспособить для жизни целую сеть островков, наносных песчаных и иловых отмелей, глубоких и мелководных болот. Ацтеки, будучи народом, проживающим на суше и на воде, в окружении воды вынуждены были создавать себе сушу, насыпая ил на сделанные из камыша плоты. Им приходилось копать каналы, сооружать набережные, дамбы и мосты. С ростом населения возникли, как теперь говорят, городские проблемы, и решать их становилось все труднее и труднее.
Сам факт того, что огромный город был заложен в таких условиях и получил возможность расти, будучи созданным людьми, не имевшими своей земли, является доказательством их поистине удивительной изобретательности и поразительного упорства. Гордость, с которой они потом к нему относились, была оправданна. Ведь как далеко находилась жалкая деревушка из соломенных хижин, спрятавшаяся среди тростников, от великолепной столицы XVI века! Едва ли будет удивительным тот факт, что чудесная судьба так сильно вознесла ацтеков и превратила их из бедного, обособленно живущего народа в самый процветающий и могущественный.
Протяженность и население
Во время испанского завоевания город Мехико охватывал и Теночтитлан и Тлателолько. Этот «Большой Мехико» возник недавно. Население Тлателолько являлось родственной ветвью племени мексиканцев; они основали свой собственный город в годы правления династии, которая вышла из города Ацкапотсалько, расцветшего на войнах и торговле. Но мексиканские правители не могли долго терпеть наличие города-соперника, соперника и родственника, находившегося от них не далее полета стрелы. Жители Тлателолько сами дали повод для ссоры: их правитель Мокиуицтли, который был женат на сестре императора Ашайакатля, неуважительно обращался со своей супругой. Это был амбициозный, не знающий покоя человек, который прилагал усилия к тому, чтобы объединиться с другими городами долины против Мехико. Отношения достигли такой остроты, что разразилась война. В 1473 году ацтеки вторглись в Тлателолько и овладели большим храмом. Мокиуицтли, сброшенный с вершины пирамиды, разбился насмерть. С того времени Тлателолько потерял свою индивидуальность и, по приказу правителя, стал частью столицы.
Вследствие этого город протянулся на юг, начиная от северных границ Тлателолько, расположенного напротив прибрежной деревушки Тепейак, и до болот, которые постепенно сливались с озером. Южная граница городской территории очерчивалась рядом населенных районов: Тольтенко («на краю тростниковых зарослей»), Акатлан («место, где растет тростник»), Шиуитонко («низина»), Атисапан («белесая вода»), Тепетитлан («рядом с холмом») и Аманалько («лужа»). На западе город заканчивался приблизительно у черты современной Калье-Букарели, у Атлампы («край воды») и Чичимекапана («река чичимеков»). На востоке он тянулся до Атлицко («на поверхности воды»), где начинались воды озера Тецкоко. Все это образование имело форму квадрата со стороной приблизительно 3200 ярдов, площадь которого составляла примерно 2500 акров. Ради сравнения стоит вспомнить, что Рим в пределах стены Аврелия имел площадь 3423 акра. Благодаря труду в течение двух столетий все это пространство превратилось в геометрически правильную сеть каналов и насыпных земляных укреплений, сооруженных вокруг двух главных центров: великого храма и площади Теночтитлана и великого храма и площади Тлателолько, а также около нескольких второстепенных центров, различных районов или кварталов.
Мало найдется вопросов столь же неясных, как этот момент с кварталами Мехико. Можно принять за установленный факт, что единица под названием калъпулли («группа домов») или чинанкалли («дом, окруженный изгородью») лежала в основе общества ацтеков, и поэтому она выделялась при территориальном делении как зримое отражение этого общества в плане земельных владений. Испанские авторы хроник обычно переводили это как barrio[2]; современные американские авторы используют слово «клан». На мой взгляд, бывалые испанцы разбирались в реалиях лучше, чем современные археологи. Слово «клан» наводит на мысль о различных законах о браке, о родословной и потомках или даже на мысль о тотеме и представляется мне менее подходящим к данной ситуации, чем слово «квартал», которое обозначает территориальное подразделение. Калъпулли был прежде всего территорией, общей собственностью определенного числа семей, которые делили ее промеж себя, чтобы пользоваться ею в соответствии с законами, которые будут рассмотрены позже. На этой территории существовали элементы автономного управления под руководством калъпуллека, ее избранного главы; имелся собственный храм.
Возможно, калъпулли оставался важнейшим ядром племени во время его переселения и вплоть до основания города. Сколько их было тогда? Нам известны названия первых семи калъпулли, однако нельзя утверждать, что их не было больше. Тесосомок предлагает список из пятнадцати названий, соответствующих тому времени, когда ацтеки были на пути к Туле, то есть в конце XII века. Может быть, их было двадцать в начале становления города, но это не доказывает, что их число не могло увеличиться в период между XIV и XVI веками. Во всяком случае, следует добавить калъпулли города Тлателолько после его присоединения к столице. Нам известны семь из них, которые являлись кварталами торговцев, но разумно предположить, что были и другие. И наконец, существовали кварталы, как, например, Амантлан, в которых проживали мастера по складыванию мозаики из перьев и которые, видимо, были включены в городскую территорию сравнительно недавно. Как бы оно ни было, план Мехико, составленный ученым Альсате в 1789 году, показывает не менее 69 названных районов в Теночтитлане и Тлателолько. Нельзя утверждать, что все эти районы соответствовали такому же числу калъпулли, но известно, что со многими дело обстояло именно так.
Спустя некоторое время после основания Мехико помимо этого было введено новое деление. Предания приписывают его самому Уицилопочтли. Весь город был поделен на четыре части относительно великого храма: на севере находился Куэпопан («место, где цветут цветы»); на востоке – Теопан («квартал бога», то есть «квартал храма»); на юге – Мойотлан («место, где живут москиты») – это было особенно подходящее название, так как именно там каналы и улицы упирались в болота, которые в колониальные времена назвались Сьенага-де-Сан-Антонио-Абад и Сьенага-де-ла-Пьедад; и на западе располагался Ацтакалько («рядом с домом цапель»). Это деление на четыре большие части стало частью повседневной жизни, испанцы сохраняли его в течение всего колониального периода, дав только этим четырем районам христианские названия: Санта-Мария-ла-Редонда (Куэпопан), Сан-Пабло (Теопан), Сан-Хуан (Мойотлан) и Сан-Себастьян (Ацтакалько).
Ясно, что это деление на четыре части, приписываемое главному богу племени, носило, в первую очередь, административный и государственный характер. Это была контролирующая система, наложенная на многочисленные калъпулли, старые и новые: каждый из этих огромных районов имел свой собственный храм и военачальника, назначенного центральной властью. Этим новый район существенно отличался от калъпулли, глава которого был выборным. Более того, этот новый район не имел земельных владений.
Таким образом, вся городская территория была распланирована около главных и второстепенных центров: калъпулли, каждый со своим храмом и своим телъпочкалли («дом юношей», нечто вроде религиозно-военной школы); четыре района с их храмами и, наконец, огромные теокалли Теночтитлана и Тлателолько, дворцы императоров и государственные здания.
Каково было городское население? До нас не дошли результаты переписи населения, хотя императоры ацтеков имели возможность знать, по крайней мере, число семей, проживающих в Мехико. По подсчетам завоевателей, число домашних хозяйств или населенных домов варьировало от 60 до 120 тыс. Остается решить, сколько в среднем человек входило в одно хозяйство. Семьи были большими, и правящий класс придерживался полигамных браков. Торквемада допускает, что одно хозяйство объединяло в себе от четырех до десяти членов, и если следовать этому, то в каждом доме проживало в среднем семь человек. Но эта цифра, вероятно, занижена, так как у многих мексиканцев были слуги, чье подчиненное положение мы неточно называем словом «рабы». Я допускаю, что моя цифра произвольна, и глубоко об этом сожалею, но, так как более точной нет, можно принять на веру, что Теночтитлан-Тлателолько насчитывал от 80 до 100 тыс. хозяйств по семь человек в каждом, или все население составляло 560-700 тыс. душ. Будем считать, что население было, несомненно, более полумиллиона человек и, вероятно, меньше миллиона.
Конечно, здесь речь идет только о самой столице. Но факт остается фактом: в рассматриваемый период многие небольшие города и деревни, расположенные на твердой земле, были не более чем городами-спутниками столицы. Даже когда они сохраняли у себя внешние формы самоуправления, как в Тлакопане, реально они занимали зависимое от столицы положение. Так обстояло дело с Ацкапотсалько, Чапультепеком, Койоаканом, Уицилопочко, Ицтапалапаном, Кольуаканом, Мешикальцинко, Ицтакалько и другими, то есть практически всеми населенными пунктами, входящими сейчас в Федеральный округ Республики Мексика.
Это были богатые пригороды, как отмечали испанцы, когда пришли сюда. Кортес делает наблюдение, что города на берегу озера уходят в само озеро, что, видимо, означает, что численность населения растет, и, чтобы обеспечить себя территорией для проживания, люди приращивают ее к суше, как это делали в Теночтитлане. Поэтому это был огромный город с пригородами, который, раскинувшись на берегу, теперь вгрызался в озеро, огромная городская территория, охватывавшая более чем миллион человек.
Общий вид. Дороги и движение по ним
По словам Берналя Диаса, конкистадоры «увидели вещи дотоле невиданные, которые не могли даже присниться»: все очевидцы сходятся в том, что город блистал поразительным великолепием. Даже Кортес, отличавшийся от всех холодной расчетливостью, не стесняясь, хвалит красоту зданий. Он особенно отмечает сады, иногда окруженные насыпью, иногда расположенные на уровне суши. Он сообщает о широких, прямых улицах и о движении лодок по каналам рядом с ними, об акведуке, несущем пресную воду в город, о размерах и оживленности рынков.
Гордый идальго в своих письмах к Карлу V доходит до того, что пишет: «Индейцы живут почти так, как мы в Испании, подчиняясь порядку». Он добавляет: «Удивительно видеть, как разумно они подходят к выполнению любого дела».
12 ноября 1519 года, спустя четыре дня после вступления в Мехико, Кортес и его главные военачальники пошли осматривать рынок и великий храм Тлателолько вместе с императором Монтесумой II. Они поднялись вверх по 114 ступеням теокалли и встали на платформу на вершине пирамиды, расположенной перед святыней. Монтесума взял Кортеса за руку «и попросил его взглянуть на огромный город и другие близлежащие города на озере и на множество деревень, построенных на суше… Этот огромный отвратительный храм был так высок, что с его вершины все было отлично видно. Оттуда мы увидели три насыпные дороги, ведущие в Мехико: дорога, соединяющая его с Ицтапалапаном, по которой мы пришли четырьмя днями ранее, с Тлакопаном, по которой позднее нам было суждено бежать в ночь нашего великого поражения… и с Тепейакаком. Мы увидели акведук, который тянется из Чапультепека и снабжает город пресной водой, а через определенные промежутки на трех насыпных дорогах – мосты, которые позволяют воде течь из одной части озера в другую. На огромном озере мы увидели множество лодок. Некоторые из них везли в город продукты, некоторые уплывали, нагруженные товарами… В этих городах мы увидели храмы и молельни в форме сияющих белых башен и бастионов, удивительное зрелище. Мы увидели ступенчатые дома, а вдоль насыпных дорог – другие башни и часовни, которые выглядели как крепости. Итак, полюбовавшись на все это и поразмыслив над увиденным, мы обратили наши взоры на огромную рыночную площадь и на толпу людей на ней, которые что-то покупали и продавали. Глухой неясный шум их голосов можно было услышать на расстоянии больше лиги. А среди нас были солдаты, которые уже побывали во многих уголках света, в Константинополе, в Италии и в Риме; и они сказали, что никогда еще не видели такого хорошо организованного и большого рынка, заполненного такой большой толпой людей».
Все свидетели говорят об одном и том же впечатлении: очень высокие башни, поднимающиеся повсюду над белыми домами с плоскими крышами; организованную деятельность множества людей, как в муравейнике; постоянное прибытие и отплытие лодок по озеру и каналам. Большинство домов были в один этаж – низкие, с плохими крышами. И действительно, только знатным вельможам позволялось иметь в доме два этажа. В любом случае, очевидно, что зданиям, возведенным на сваях в оседающей почве, грозила опасность обрушиться, как только они превысят заданный вес, за исключением тех сравнительно редких случаев, когда дом построен на более твердой почве большого или маленького острова.
Большинство домов с фасадами без окон, скрывавшими от посторонних глаз частную жизнь, которая проходила во внутреннем дворике, вероятно, были похожи на дома какого-нибудь арабского городка, за исключением того, что они были построены вдоль прямых дорог и каналов. В пригородах еще, вероятно, можно было найти простые хижины, стены которых, как в давние времена, были сделаны из тростника и глины, а крыши крыты соломой и травой. Но с другой стороны, с приближением к великому теокалли и дворцам императоров дома становились все более великолепными и роскошными. Там были дворцы высших чиновников и дворцы, которые провинциальные сановники вынуждены были содержать в столице, а также официальные постройки, такие, как Дом Орлов, нечто вроде военного клуба, калъмекак, или высшие школы, тлакочкалли, или арсеналы.
Во всем этом не было однообразия. Там и сям среди плотно прилегающих одна к другой крыш возвышалась пирамида местного храма; на некоторых улицах располагались лавки ювелиров или мастеров украшений из перьев, на других – встречались склады торговцев. И хотя свободного места, кроме огромных площадей, было мало, Мехико был не лишен зелени: в каждом доме был свой собственный внутренний дворик, а ацтеки всегда отличались страстью к цветам. Были также сады вокруг хижин, расположенных в пригороде, где росли и цветы, и овощи, которые иногда располагались на плавающих чинампас; а плоские крыши дворцов вельмож были увенчаны зеленью.
«Главные улицы, – пишет Кортес, – очень широкие и прямые. Некоторые из них и все улицы поменьше наполовину пешеходные, тогда как другая половина представляет собой канал, по которому индейцы плавают на лодках. И все эти улицы от одного конца города и до другого сообщаются таким образом, что вода может полностью пересекать их. Все эти протоки – а некоторые из них довольно широки – перекрыты мостами, сделанными из очень прочных и хорошо подогнанных балок, так что через многие мосты могут проехать в ряд десять всадников».
Это описание подтверждает другой свидетель: половину каждой улицы составляло покрытие из утоптанной земли, вроде кирпичной мостовой, а другую занимал канал. Он добавляет: «Также есть большие улицы, на которых – только вода, и больше ничего, ими пользуются только лодки и баржи, согласно обычаям этой страны; без них невозможно было бы ни передвигаться по улицам, ни выйти из дома». Он рассказывает о людях, «которые разговаривают, гуляя, при этом одни идут по суше, а другие передвигаются по воде». Вся эта сеть улиц была изрезана деревянными мостами, которые при необходимости могли быть убраны, в чем убедились испанцы на собственном опыте, когда ацтеки вытесняли их из города.
На всем своем протяжении до самого центра (ко дворцу Монтесумы можно было приплыть по воде) Мехико был городом озерных жителей и соединялся с берегом тремя насыпными дорогами, о которых упоминают Кортес и Диас. Северная дорога, начинаясь от Тлателолько, достигала суши в Тепейаке, у подножия гор, где раньше располагалось святилище Тонанцин, богини-матери, «нашей высокочтимой матери», и где в настоящее время находится храм Девы Марии Гваделупской. Западная дорога связывала Теночтитлан с городом-спутником Тлакопаном. Третья, ведшая на юг, – раздваивалась: юго-западная ветвь заканчивалась в Койоакане, а восточная – в Ицтапалапане. В месте их слияния стоял двубашенный редут, окруженный высокой стеной, в которой имелись двое ворот; он держал под обстрелом все подступы. Видимо, только южная насыпная дорога была укреплена таким образом, так как именно с этой стороны армия Уэшоцинко, непокоренного города, расположенного по другую сторону вулканов, могла однажды совершить нападение.
Эти насыпные дороги были одновременно и дамбами; небольшая глубина озера сделала их сооружение сравнительно легким: строительство начиналось с двух параллельных рядов свай, а затем пространство между ними заполнялось камнями и утрамбованной землей. Местами в дамбе были оставлены промежутки (разрывы), по которым под деревянными мостами текла вода: в озере временами возникали довольно сильные течения, и было бы опасным сдерживать их. Дороги, которые таким образом проходили по верхней части дамбы, были достаточно широки, по словам Кортеса, чтобы вместить восемь всадников в ряд. Та, что вела из Ицтапалапана в Мехико, имела в длину около пяти миль и, по словам Берналя Диаса, была «прямой, совсем без изгибов».
Насыпные дороги обозначали основные направления, по которым развивался город от своего первоначального центра. Одна ось проходила с севера на юг вдоль линии Тепейак – Тлателолько – великий храм Теночтитлана – Койоакан, а другая – с запада на восток, из Тлакопана до центра Теночтитлана. На востоке развитие города останавливали воды озера, и нужно было по нему плыть до Тецкоко, чтобы оттуда начать путешествие в глубь территории к загадочным «жарким странам», которые всегда пленяли индейцев с высокогорной центральной равнины.