Jacob Davidovsky
Ленин. 1917-11
26 октября 1917-го года
Жизнь в Смольном буквально бурлила. Когда жена Троцкого Наташа вошла в комнату, было ещё утро. Она увидела мужа, Ленина, каких-то других членов ЦК и ещё много народу.
Цвет лица у всех был серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротнички грязные. В комнате стоял густой табачный запах.
Кто-то сидел за столом. Возле стола стояла толпа, ожидавшая распоряжений. Ленин и Троцкий были окружены людьми. Наташе показалось, что распоряжения даются как во сне.
Что-то было в движениях и в словах сомнамбулическое, лунатическое. Наташе на минуту показалось, что все это она сама видит не наяву, и что революция может погибнуть, если они хорошенько не выспятся и не наденут чистых воротничков.
Власть завоевана, по крайней мере в Петрограде. Ленин тоже еще не успел переменить воротничок. На уставшем лице бодрствовали глаза. Он посмотрел на Наташу дружественно, мягко, с какой-то застенчивостью.
– Знаете, – сказал Владимир Ильич нерешительно, – сразу после преследований и подполья к власти … как-то … .
Впрочем, разговор на этом и оборвался. Ленина позвали. В углу комнаты началось импровизированное рабочее совещание. Надо формировать новое правительство.
– Как назвать? – рассуждал вслух Ленин, – Только не министрами: гнусное, истрепанное название.
– Можно бы комиссарами, – предложил Троцкий, – но только теперь слишком много комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, "верховные" звучит плохо. Нельзя ли "народные"?
– Народные комиссары? Что ж, это, пожалуй, подойдет. А правительство в целом?
– Совет, конечно, совет… Совет народных комиссаров, а?
– Совет народных комиссаров? Это превосходно: ужасно пахнет революцией!..
– А что, – вдруг неожиданно спросил Ленин, – если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?
– Авось не убьют, – ответил Троцкий, смеясь.
– А черт их знает, – сказал Ленин. И сам рассмеялся.
На заседании ЦК Владимир Ильич предложил назначить Троцкого Председателем Совета Народных Комиссаров. Тот подскочил с места с протестом – до такой степени это предложение показалось ему неожиданным и неуместным.
– Почему же? – настаивал Ленин, – Вы стояли во главе Петроградского Совета, который взял власть.
Троцкий предложил отвергнуть предложение без прений. Так и сделали.
Лев Давидович в потаённых мечтах видел, что его никуда не назначили, и можно выспаться и отдохнуть. Было то же чувство, что у хирурга после окончания трудной и опасной операции: вымыть руки, снять халат и поспать.
Ленин наоборот только что прибыл из своего убежища, где три с половиной месяца томился оторванностью от непосредственного практического руководства. Одно совпадало с другим, и это еще более питало стремление Троцкого отойти хоть на короткое время за кулисы.
Но Ленин не хотел и слышать об этом. Теперь он потребовал, чтоб Лев Давидович встал во главе внутренних дел: борьба с контрреволюцией, мол, сейчас главная задача. Троцкий возражал
– Стоит ли давать в руки врагам такое дополнительное оружие, как моё еврейство?
Ленин был почти возмущён.
– У нас великая международная революция! Какое значение могут иметь такие пустяки?
– Революция-то великая, но и дураков осталось еще немало.
– Да разве ж мы по дуракам равняемся?
– Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать. К чему нам на первых же порах лишнее осложнение?
Троцкому удалось привлечь на свою сторону Свердлова и еще кое-кого из членов ЦК. Ленин остался в меньшинстве. Он пожимал плечами, вздыхал, покачивал укоризненно головой и утешил себя только тем, что бороться с контрреволюцией будем все равно, не считаясь с ведомствами.
А Льва Давидовича поставим наркомом печати. Журналистика ему близка – вот и славно.
Но уходу Троцкого в печать решительно воспротивился тот же Свердлов. Туда, мол, посадим Бухарина.
– А Льва Давидовича надо противопоставить Европе, пусть берет иностранные дела.
– Какие у нас теперь будут иностранные дела? – возражал Ленин. Но, скрепя сердце, согласился. Сдался и Троцкий. Так, по инициативе Свердлова, он и оказался на четверть года во главе советской дипломатии.
Вечером на втором своём заседании Съезд Рабочих и Солдатских Депутатов принял Декрет о мире. Всем воюющим странам и народам предлагалось немедленно приступить к переговорам о заключении всеобщего демократического мира без аннексий и контрибуций.
Кроме того, был принят декрет об отмене смертной казни.
И наконец Декрет о земле, согласно которому помещичья земля подлежала конфискации. Национализировались все земли, недра, леса и воды. Крестьяне получали свыше 150 миллионов гектаров земли.
Съезд избрал высший орган Советской власти – Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Председателем стал Лев Каменев. При этом постановили, что ВЦИК должен быть пополнен представителями крестьянских Советов, армейских организаций и групп, покинувших съезд накануне.
Наконец, съезд сформировал правительство – Совет Народных Комиссаров (СНК). С образованием ВЦИК и СНК началось строительство высших органов государственной власти Советской России.
Председателем Совета избрали Ленина. Рыков стал наркомом внутренних дел. Шляпников, которого читатель, надеюсь, не забыл – наркомом труда.
Для военных и морских дел был создан особый комитет из трёх человек. Антонов-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко.
Луначарского поставили наркомом просвещения, а Троцкий с безнадёжной покорностью принял пост наркома иностранных дел.
Сталина ЦК назначил наркомом по делам национальностей. Кажется, это уже вошло в традицию. Стоило Кобе взбунтоваться против вождя, как через некоторое время его бросали на национальный вопрос.
Но и на этом для Льва Давидовича день не закончился.
В эти дни в Петрограде происходили сразу два Съезда Советов. Один – Рабочих и Солдатских Депутатов, а второй – Крестьянских. И если объявить о победе восстания рабочим и солдатам было сравнительно легко, то выступить с таким же заявлением перед эсерами, представлявшими подавляющее большинство депутатов от крестьян, было сложнее.
Поэтому и сюда отрядили немного поспавшего Троцкого. Как признанного лучшего оратора у большевиков.
Казалось, большевистский оратор не сможет сказать ни одного слова. И действительно, вначале оборончески и эсеровски настроенные делегаты прерывали Троцкого на каждом слове.
Но через несколько минут своей находчивостью и страстностью Троцкий победил аудиторию настолько, что заставил себя слушать. А окончив речь, даже услышал аплодисменты.
Подытоживая свершившееся, следует отметить, что Октябрьский переворот осуществлялся по принципиально иной схеме, чем, скажем, июльское выступление. Возможно, это была одна из причин его успешности.
На сей раз основными силами выступили не утратившие боеспособность части Петроградского гарнизона, а отряды Красной Гвардии, состоящие в основном из рабочих и в меньшей мере из революционных матросов.
Временное Правительство по опыту июльских событий внимательно отслеживало действия войск гарнизона и, успокоенное тем фактом, что они в основном оставались в казармах, даже не подозревало, что в это время красногвардейские отряды тихо и без лишнего шума занимают ключевые учреждения столицы.
Когда положение прояснилось, было уже поздно и всё, что успел сделать Керенский – это сбежать на фронт.
Ну, и нельзя, конечно, не отметить чёткое планирование переворота и активнейшую деятельность Троцкого по его организации.
Но победа большевиков 24-25 октября была только началом борьбы за власть.
В тот же день, 26 октября, на Дону Войсковой атаман Алексей Каледин ввёл военное положение и приступил к разгрому Советов.
Гражданская война началась сразу после победы большевиков в столице.
