Jacob Davidovsky
Ленин. 1917-08
– Простите, Василий Александрович, – невозмутимо ответил тот, – не имею представления. На комоде вчера вы их оставляли, это точно, сам видел. А после обеда глянул – нету. Я ещё удивился – кто мог взять. Вы же со службы тогда ещё не возвращались. Может, Глафира прибрала куда от греха?
– Да не прибирала я, – Глафира, оказывается, уже вошла в гостиную и внимательно слушала, – я и не помню, чтобы вообще ваши часы видела. Так на кухне же всё время.
– Ну, значит, и сегодня не судьба, – вздохнул молодой человек, – Ладно, может супруга отца взяла. Вечером со службы вернусь – спрошу. Извините … не расслышал, как вас зовут, – обернулся он к Петру, – прошу, задавайте свои вопросы. У меня уже очень мало времени. Служба, знаете. Всё же хотелось бы точнее узнать, что с отцом и, если правда … увидеть тело.
Мартынов отметил, что более-менее потрясённой убийством выглядела только Глафира. Ну, Пантелеймон, кажется, вообще ничему не удивлялся. А сын … может быть, просто отроду спокойный? Или знал … потому, что сам и убил? Да нет, он дураком не выглядит, изобразил бы сыновнюю скорбь как-нибудь. Именно если сам убил.
– Вы можете называть меня Пётр Петрович, ответил он, – Что касается службы – не беспокойтесь, мы выпишем вам бумагу, и за опоздание с вас никто не спросит. Причина уважительная. Тело же пока здесь неподалёку, там дворник Кузьма. Поскольку имеет место убийство, мы должны официально доставить его в морг, откуда вы по окончании следственных действий сможете покойного получить для прощания и похорон. Теперь, если не против, перейдём к вопросам?
– Да, пожалуйста, – похоже, перспектива опоздания на службу волновала Василия Александровича больше смерти отца, – Вы знаете, моей работы ведь всё равно за меня никто не сделает. А смерть отца, жены, мировые катаклизмы для моего начальника причиной облегчить работу не являются.
После ответов на стандартные вопросы молодой человек был снабжён бумагой о том, что задержался по причине необходимости беседы с представителями Петроградского Совета и отпущен на службу.
Теперь процедуре подвергся Пантелеймон. Кое-что новое из его ответов выяснилось. Вчера вечером хозяин и хозяйка отбыли в ресторан. Пантелеймон, добросовестно выполняя свои обязанности, не ложился, ожидая их возвращения в своей комнатке рядом с прихожей. Уже после того, как Василий Александрович и Глафира разошлись по своим спальням, вернулась хозяйка. Взволнованная. Тут же сняла туфли, бросила сумочку на комод – где та до сих пор и находилась – и удалилась в свою спальню.
Уже заполночь Пантелеймон, обеспокоенный тем фактом, что хозяина до сих пор нет, осторожно постучал в спальню хозяйки, где, кстати, всё ещё горел свет и осведомился – можно ли войти. Был впущен. Хозяйка курила, сидя в халате. На вопрос – не послать ли за поли … народной милицией, раз хозяина до сих пор нет, отвечала, что тот наверняка или пьёт у кого-то из своих друзей, или ночует у одной из этих ужасных кокоток, которым строил глазки в ресторане, изрядно к этому моменту набравшись. При законной-то супруге!
Поэтому Пантелеймону разрешается лечь спать. Разумеется, проверив, на все ли замки заперта входная дверь. Мажордом скурупулёзно распоряжения исполнил. Все замки оказались по-прежнему добросовестно закрыты. Было примерно четыре часа утра, когда он, наконец, лёг. Поднялся в девять, всё же снедаемый беспокойством. Вскоре пришёл Пётр Петрович. Всё.
Ни о каких скандалах между хозяевами Пантелеймон, как и Глафира, не упомянул.
К окончанию рассказа в комнату вплыла потрясающая женщина, держащая в руке дымящуюся папироску, вставленную в янтарный мундштук. Пантеймон, вскочив и вытянувшись, подобострастно её приветствовал. Из приветствия Пётр понял, что перед ним – хозяйка. Маргарита Николаевна.
Маргарита Николаевна не зря потратила столько времени, готовясь к выходу. Косметика, если её нанесли, была совершенно незаметна – но лицо казалось сказочно прекрасным. Простенький с виду халат обрисовывал изгибы потрясающей фигуры. Двигалась женщина грациозно, но в каждом её движении сквозили чувственность и эротика. Улыбка была дружелюбной, но вместе с тем зазывной.
– Это вы и есть дознаватель Совета? Пётр Петрович, если не ошибаюсь? – женщина, совершенно не скрывая своего интереса, оглядывала могучую фигуру Петра, – Очень приятно. Меня зовут Маргарита Николаевна. Я супруга хозяина этой квартиры. Вы, как я понимаю, должны меня допросить по поводу смерти мужа? Или сразу арестуете? – женщина продолжала улыбаться.
Пётр откашлялся. Чёрт, он же живой человек. Но надо устоять перед этим воплощённым соблазном. Он на службе. Да и Таня.
Воспоминание о Тане помогло ослабить чары.
– Да, это я. Очень приятно. Я действительно должен задать вам ряд вопросов. Этого требует процедура расследования. Большинство вопросов рутинные, но я хотел бы начать с других.
– Как интересно! И с каких же, – улыбка женщины стала ещё шире, а голос почти перешёл в сладострастный шёпот.
Пётр мельком взглянул на матросов. Митроха, Павел и Тимоша, казалось, превратились в статуи. Их глаза впились в обворожительную фигуру хозяйки и складывалось впечатление, что они готовы броситься к её ногам, стоит поманить пальцем. На лице же Николая читалось иное. Нет, он не менее внимательно взирал на соблазнительницу, но выражение его лица было скорее ироничным. "Ну и баба … молодец!", – казалось, говорило оно.
Это окончательно стряхнуло с Николая остатки гипнотического влияния местной Цирцеи. Он широко улыбнулся и продолжил:
– Ничего особенного. Первым долгом мне хотелось бы услышать, как вы провели вчерашний вечер. Начиная с момента возвращения вашего супруга домой. Это может пролить сведения на обстоятельства убийства. После ответов на вопросы вы сможете взглянуть на тело мужа. Затем его отвезут в морг. Такова официальная процедура.
Женщина разочарованно улыбнулась, но, видимо, решив не отчаиваться и продолжать борьбу за мужское внимание, снова сменила улыбку на чарующую и начала:
– Дело в том, что в последние дни мой муж вёл себя как сумасшедший ревнивец. Такой Отелло. Поверьте, я не давала никакого повода, но он ревновал к каждому взгляду. Даже не только моему, а просто брошенному на меня любым интересным мужчиной моложе пятидесяти. Я его понимаю, у нас немалая разница в возрасте, что Сашу сильно беспокоило. Третьего дня он даже пригрозил мне разводом. Впрочем, мой супруг вспыльчив, но отходчив. Постепенно наши отношения стали вновь налаживаться, и вчера, вернувшись со службы, он пригласил меня в в ресторан. Я с радостью согласилась – понимаете, всё веселее, чем киснуть в квартире, выслушивая глупости ревнивца.
Но в ресторане он выпил лишнего, и всё началось сызнова. Беспочвенные обвинения, угрозы развода и прочая скучная материя. Я сказала, что у меня разболелась голова, и я хочу домой. Он не стал спорить, заказал извозчика – и мы из ресторана уехали. Но в пролётке Саша снова сошёл с ума. Началось то же самое … впрочем, полагаю, подробности вам неинтересны. Я к стыду своему вышла из себя и довольно резко ответила, что он мне надоел со своими глупостями, и если желает развода – извольте, я не стану препятствовать. Лишь бы оставил меня в покое с моей головной болью. Мы доехали до арки, где вход в наш двор – и тут он заявил, что желает ещё прогуляться … а, может и развлечься, а я со своей головной болью вольна отправляться домой.
Я не стала спорить, пришла, переоделась – и попыталась уснуть. Мне не удалось, несмотря на то, что головная боль утихла. Видимо, не проходило волнение. Я курила папиросу за папиросой, но окончательно успокоиться не удавалось. Помню, приходил Пантелеймон и спрашивал – ожидать ли хозяина далее. Я велела ему закрыться на все замки и ложиться спать. Под утро мне всё же удалось заснуть. Ну а утром пришли вы. Вот и всё.
Я не стану врать, – продолжала Мар гарита Николаевна, – что сильно огорчена смертью мужа. Мне изрядно надоела его ревность. Кроме того, наш брак всё же был больше браком по расчёту. Признаюсь в этом честно, сейчас такими вещами никого не удивишь. Вот так. Осуждаете меня? – она посмотрела на Петра с интересом.
– В мои обязанности не входит осуждать или одобрять. Осуждает суд. К тому же мои вопросы не окончены. Вот, взгляните не эти часы. Вы их узнаёте?
– Похоже на Васины. Но я не могу сказать определённо. А у Васи вы спрашивали? По-моему, Пантелеймон тоже должен их узнать. Я не разбираюсь в мужских вещах, уж покорнейше извините.
– Эти часы были найдены под мёртвым телом вашего мужа, – торжественно сообщил Пётр.
– Не может быть, – ахнула она, – неужели Васенька? Не верю! Подкараулить отца в арке и хладнокровно … убить? Нет, Вася на такое не способен. Хотя … Вы знаете, ведь Саша сына держал, можно сказать, в чёрном теле. После того, как помог устроиться на работу, не помогал совершенно. Бедный мальчик зарабатывал на жизнь абсолютно самостоятельно. Мог обидеться на отца. Но всё равно … невероятно.
Удивление Маргариты Николаевны показалось Петру несколько наигранным. Впрочем, возможно, только показалось.
– Скажите, а вам знакомо такое овальное женское зеркальце в розовой оправе … с цветочками?
– Да, это моё зеркальце. Саша подарил. Но я уже не помню, когда его видела в последний раз. Понимаете, я ведь им почти не пользуюсь. Из дома выхожу редко, а в спальне у меня прекрасное трюмо, что намного удобнее. А зеркальце … не знаю, где … может быть, в сумочке. Там, на комоде.
Тимоша благоговейно принёс Маргарите Николаевне сумочку. Та высыпала содержимое на стол, покопалась в нём и, подняв глаза на Петра, разочарованно сообщила, – Здесь его нет, и где оно – не имею представления. Надо искать. А зачем вам моё зеркальце? На память? Я польщена. Как найду – непременно подарю.
– Это зеркальце и не может быть в вашей сумочке. Мы нашли его неподалёку от трупа. Правда, оно разбито. Видимо, при падении на мостовую. Мы его не взяли, потому что не были уверены, что оно связано с убийством. Ведь в отличии от часов, его нашли в нескольких шагах от тела. Там присматривает ваш дворник Кузьма. Если вы говорите, что оно пропало, то, возможно, его потерял … или потеряла убийца. Будем расследовать.
Спасибо вам, Маргарита Николаевна. У меня всё. Пожалуйста, до конца расследования не уезжайте из Питера. То же самое касается и остальных обитателей квартиры.
А теперь мне нужно ещё раз переговорить с Пантелеймоном и Глафирой и, согласно требованиям к расследованию, осмотреть квартиру. А вы свободны.
– Вы не могли бы осмотреть именно мою спальню немного позже, – похоже, приняв какое-то решение, попросила хозяйка, – Мне нужно к модистке, и я должна собраться. Я вас не задержу. Начните осмотр хотя бы вот, с гостиной … или с Васиной спальни. А мне нужно всего несколько минут.
