Джеймс инстинктивно отпрянул назад – и тут же жестоко укорил себя за малодушие.
Сжал кулаки, борясь с животным чувством опасности, которое требовало немедленно покинуть проклятое место. Зажмурился, как если бы этот жест мог разом решить все проблемы.
И сделал шаг.
Ещё один.
Сунул руки в карманы, чтобы не видеть, как они дрожат – проходя мимо первого истукана, представительного мужчины средних лет.
Ничего.
Девушка. Женщина. Старик.
Ничего.
До врат оставалось всего ничего, протяни руку – и она коснется космического водоворота.
Девочка в синем платье с бантами. Она будто бы ушибла коленку при падении, дотронулась до ушибленной кожи, собираясь закричать…
И закричала.
Звуковая волна отбросила Джеймса, и он врезался спиной в уцелевший стол, опрокинув его. Укрылся за столешницей, съежившись и зажимая уши руками. Пронзительный визг отдавался в висках нестерпимой болью.
Лишь когда он прекратился, детектив смог отнять ладони от головы – и увидеть на них кровь. Он осторожно выглянул из своего укрытия.
Все посетители ресторана повернули головы – одновременно, отчего особенно пугающе. И вновь замерли. Они ждали – его.
От врат Джеймса отделял всего лишь десяток шагов. И десяток то ли живых, то ли мёртвых. Он решился. Подтянул за ножку ближайший стул – и сделал рывок. Каким-то чудом увернулся от алчных рук, пытающихся схватить его за штанины брюк, полы пиджака, наотмашь ударил девчонку в синем платье до того, как она вновь заверещала – та опрокинулась на спину, и не останавливаясь, прыгнул во врата – как прыгают со скалы в бушующее море.
Сначала это и было подобно падению в водоворот – вязкая, ни на что не похожая материя окружила его, заполнила легкие, не позволяя даже вдохнуть… Джеймсу показалось, что он теряет сознание – обрывки мыслей продолжали крутиться в голове из чистого упрямства.
Внезапно всё закончилось. Жадно глотая влажный воздух с запахом незнакомых трав, Джеймс вывалился на пыльную проселочную дорогу. Тёмно-синего цвета. Изумрудное небо рассекали тонкие рыжие облака, напоминающие раскаленные клинки. На горизонте, царя над мрачной равниной, возвышался невероятный замок, не похожий ни на какое другое сооружение, когда-либо возведенное человеческой цивилизацией. Весь пейзаж не казался пугающим или опасным. Он был… чуждым. Каждое дерево, каждый камень словно воплощали одну единственную мысль: «Тебе здесь не место. Уходи».
Эта же мысль светилась в красных глазах-бусинках, сверкающих из-под неряшливого нагромождения лохмотьев, исчерканных острыми, резкими огненными письменами.
А может, Джеймсу этот просто показалось? И странный обитатель чуждого мира просто проявил любопытство.
Но тогда детектив не способен был задавать себе такие вопросы. Здесь каждый был его врагом. И стул обрушился на голову существа раньше, чем Джеймс осознал это движение.
Пришелец шлепнулся на спину и затих. Красные угольки погасли.
Он был низкого роста… и это, пожалуй, все, что про него можно было сказать – тряпки скрывали тело целиком.
В родном мире Джеймсу бы вряд ли пришло в голову раздевать оглушенного, но здесь он слишком выделялся, чтобы беспрепятственно искать информацию. Он осторожно, а потом всё смелее, принялся разматывать лохмотья, оказавшиеся широкими лентами.
Под лентами у существа оказались… другие ленты. По-прежнему никаких частей тела было не разглядеть – но после раздевания существо словно усохло в два раза. В другое время детектива может и заинтересовал бы этот феномен – но только не сейчас.
Преодолевая отвращение, он обмотался трофейными лентами, скрывая костюм, волосы, лицо. Насколько можно судить при отсутствии зеркала, сейчас он стал похож на своего противника, разве что слишком высокий рост мог вызвать подозрения.
Впрочем, здесь сделать уже ничего нельзя, а потому Джеймс кинул прощальный взгляд на подбитого аборигена и, стараясь сохранять непринужденный вид, зашагал в сторону замка.
«Огонь. Пламя. Разрушение. Смерть».
Голос раздавался прямо в мозгу. Бесстрастный. Могущественный. Властный.
«Сожги всё. Сожги их всех. Огонь! Пламя!..»
Сначала он шептал, затем вкрадчиво обольщал, затем обернулся громовыми раскатами.
«…Разрушение! Смерть! Сожги всё!..»
Врата, пейзажи иного мира, замок, Нэнси… знакомые слова теряли смысл, становясь непонятным набором букв. Джеймс думал про огонь, павшие города, людей, сгорающих заживо – и ему становилось так хорошо, что не описать словами. В теле появлялась необыкновенная легкость, жажда пламени дурманила голову, от запаха гари, не реального, воображаемого, рот наполнялся слюной, как в предвкушении роскошного обеда.
«…Сожги их всех. Огонь! Пламя!..»
И всё-таки он шёл к замку. Он не помнил почему, он не помнил зачем. Он хотел жечь города. Он хотел смотреть на пламя. Только на него.
И шел к замку.
Что-то важное, глубинное, до чего пока не добрался дурманящий яд обещанного огня. Он должен был прийти туда…
И обратить всё в пламя…
Первая остановка на пути – палаточный лагерь. Джеймс не обратил бы на него внимания, если бы чья-то чужая память не обещала, что в коричневом шатре на краю есть огниво. Совершенно особенное огниво.
Вот здесь, среди коробок и разношерстных вещей, сваленных в кучу, не разбираясь.
Джеймс отбросил в сторону серебряное зеркало.
На секунду в нём отразились его глаза.
Пылающие красным глаза.
Удар по голове был точным, коротким и болезненным.
Джеймс потерял сознание всего на несколько мгновений, но их хватило, чтобы кто-то сорвал с его головы трофейные тряпки.
А вместе с ними голову покинули навязчивые мысли о смерти и пламени.
Мысли, но не память. Вспомнив картины, что грезились ему не так давно, Джеймс прижал руку к горлу, борясь с тошнотой. Сильно закашлялся.
– Я не буду спрашивать, какого нечистого тебя понесло во врата, – голос женский и очень знакомый. – Но как тебе хватило ума напялить эту воняющую нечистой магией ветошь? Знаешь, что случилось бы, не вытряси я дурь из твоей башки?
– Это… маскировка, – смущенно пробормотал Джеймс, самостоятельно избавляясь от остатков одеяния.
– Вот говорила я тебе – сиди дома, надо было сидеть, – вздохнула Нэнси.
– Ты не понимаешь, – Джеймс твердо посмотрел ей в глаза, – это все моя вина. Я поссорился с заклинательницей, и она наслала на город эту кару. И теперь мой долг всё исправить.
Возвышенный монолог не произвел на китаянку должного эффекта. Она саркастически усмехнулась:
– Какая у тебя интересная жизнь, Джеймс Валентайн. И женщин ты себе выбирать умеешь.