Определенно, сегодня был совершенно замечательный день.
[1] Хотя в современном английском используется исключительно форма второго лица множественного числа (you), существует устаревшее слово thou – «ты», постепенно вышедшее из употребления. В Гранбретании, которая тоже говорит в своем роде на английском, этого устаревания не произошло, а потому шуточки с лицами и числами вполне имеют место быть.
Здание южного черного рынка было построено ещё в позапрошлом веке. Тогда это была загородная резиденция забытого историей лорда. Интриги, борьба за власть и верные яды без рецепта привели к тому, что поместье опустело, а потом его поглотили трущобы сильно раздавшейся вширь столицы. Запутанная сеть коридоров полуразрушенного особняка показалась определенного сорта людям идеальной, чтобы вести дела в одном месте, при этом друг другу не мешая.
Ян возвращался с очередной встречи с поставщиками опиума из Поднебесной, на ходу поедая конфеты, которые из личной благодарности прислал глава тамошнего клана. Хотя Ян упорно делал вид, что дела клуба его мало интересуют, но лично приложил руку к планированию маршрутов доставки, на которых шанс наткнутся на полицию был минимален. Для себя любимого старался – чтобы не оставаться ни без эссенции, ни без опиума.
Конфеты закончились, здание рынка – нет, а из ближайшего зальчика донесся очень знакомый голос.
– Это не то, о чем с вами договаривался капитан, мистер, – щебетала Сузуми, опять натянувшая маску беззащитной девочки.
– Мне очень жаль, но мы смогли достать только это, – приторно-вежливым, но непреклонным тоном отвечал продавец. – Это примерно то же самое!
– Ну хорошо, давайте, – немного подумав, согласилась девушка.
– С вас половина бусины, – дежурно улыбнулся продавец.
– Как – половина? Капитан сказал, что треть.
– Мне очень жаль, но треть стоил другой товар, а этот – половину.
– Вы договаривались, что достанете то, что нам нужно за треть бусины. Про то, что можно всучить нам то же самое, но дороже – разговора не было.
– Мне очень жаль, но мы не можем себе позволить продать вам ниже рыночной стоимости.
Сузуми что-то проворчала себе под нос на родном языке и протянула продавцу бусину.
– Мне очень жаль, но у меня нет сдачи на половину, а резать бусины хозяин запретил из-за многочисленных жалоб клиентов. Найдите сертифицированного резчика – он должен быть в двух коридорах отсюда и возвращайтесь.
– Я не буду жаловаться. Просто разрежьте эту бусину и отдайте мне товар, – все-таки выдержке Сузуми можно было только позавидовать. Несмотря на охватившее ее раздражение, голос оставался спокоен, как гладь озера в горной долине.
– Мы вообще сильно рискуем, продавая вам подобные вещи, а вы не хотите лишних пары шагов сделать ради нашей общей безопасности. Я сейчас охрану вызову, – пригрозил продавец…
Раздался выстрел.
Продавец запрокинул простреленную насквозь голову и упал за прилавок.
– Даже меня достал, – сообщил Ян, дуя на дымящийся ствол пистолета. Он подошел поближе, взял с прилавка прямоугольный сверток, обмотанный дешевой бумагой, и вложил в руки остолбеневшей девушки:
– Дарю.
Потом развернулся и вальяжно пошел к выходу, оставив Сузуми остолбенело глядеть ему вслед.
Она нагнала его уже на улице, за пределами особняка, попыталась ухватить за манжет сюртука, но Ян ловко вывернулся, памятуя, чем это закончилось в прошлый раз. Сузуми все поняла и больше попыток дотронуться не делала, лишь заметила укоризненно:
– Но так же нельзя.
Ян заинтересованно поднял бровь:
– Что именно нельзя?
– Ты убил этого человека только потому, что тебе так захотелось, – объяснила Сузуми, и ее интонация недвусмысленно намекала: «как можно не понимать такие очевидные вещи».
– Так убивать нельзя или делать то, что мне захотелось? – дотошно уточнил Ян. – Вот скажи мне, ты бы правда отпустила её, если бы власти заплатили выкуп?
Девушка промолчала, так и не дав прямого ответа, но Ян все понял без слов.
– Это совсем другое, сказала бы ты, не правда ли?
Сузуми твердо посмотрела ему в глаза:
– Другое.
– А в чем разница?
Девушка продолжала сверлить его взглядом, и Ян продолжил:
– Объясни мне, я правда не понимаю.
– В цели, – нехотя проронила Сузуми.
– Ах в цели, – на его лице заиграла издевательская улыбка. – Дай угадаю, у тебя там наверняка какое-нибудь общее благо, высшая справедливость и подобная высокопарная муть. Вот только не бывает никакого «счастья для всех». Наивные дураки, которые за ним охотятся, либо в конце концов соображают, что все это лишь ради их эгоистичного желания стать героями, попасть в баллады и переписать историю на свой вкус, либо так и умирают, потратив жизнь на погоню за миражом. А если так – действительно ли наши цели разные?
– Я не… – в сердцах начала девушка, но осеклась и медленно выдохнула, силясь восстановить спокойствие.
– Давай, – продолжал дразнить Ян, – расскажи мне, как тебе нравятся выкрики пьяных завсегдатаев в «Чайке», когда ты танцуешь для них свою боевую джигу. Как в своих мечтах представляешь, что тебе аплодируют целые площади, восхищаясь твоей отвагой. Ради этого чувства ты убиваешь – а вовсе не ради того, чтобы каждый в этой толпе действительно был счастлив. Поверь, в этом нет ничего постыдного…
– Заткнись! – лёд треснул, разлетелся на осколки. – Ты циничный, беспринципный, самовлюбленный мерзавец!
– А еще я курю, – невозмутимо добавил Ян.
– Что? – сбилась Сузуми.
– Опиум.
– Да зачем мне вообще это знать?!
– Чтобы образ отвратительного злодея был окончательно завершен, само собой, – Ян, больше не сдерживаясь, рассмеялся. Уже второй раз он заставил этот айсберг из страны Восходящего Солнца кипеть от злости.
Сузуми топнула ножкой, совсем как та наивная девочка, которую она любила изображать, и резко развернувшись, зашагала прочь от рынка. Глядя ей вслед, Ян подумал, что нашел себе развлечение как минимум на ближайшую пару недель.
– Здесь все, до последней бусины, – услужливо улыбнулся старик Чжэн и откинул крышку шкатулки. Мягкий розоватый свет эссенции заполнил помещение. У Яна, наблюдавшего за этой сценой с верхнего пролета лестницы мучительно зачесались руки, а верный меч едва не материализовался сам по себе.
Рыжего главаря банды «Вольные стрелки» звали Злой Робин. Он гордился своим владением пистолетом и обширным арсеналом огнестрельного оружия, который и позволял ему вот так запросто захаживать к другим кланам и собирать плату, по сути, за то, чтобы не трогали. Это был статный, высокий мужчина с короткой аккуратной бородкой и привычкой косить под «настоящего джентльмена».
Робин удовлетворенно хмыкнул и сунул шкатулку подмышку. Слегка улыбнулся:
– Все бы были такими приветливыми, как ты, старик Чжэн.
– Вы сегодня печальны, господин Робин, – в ответ заметил глава. Скорее всего, он хотел показаться еще более услужливым, но тут Алфи, притащившийся вместе с Робином его первый помощник, презрительно скривился и выплюнул:
– У тебя чёта больна длинный язык. Помалкивал бы лучше.
– Алфи! – одернул его Робин. – Это человек исправно платит нам за защиту. Стоит быть с ним повежливее.
Подручный недовольно хмыкнул, но промолчал.
– Барыгу у меня убили, – тем временем признался главарь «Вольных стрелков». – Вогнали пулю прямо в лоб…
– Ага, – мрачно подтвердил Алфи, – сам Робин бы так точно не сподобился, а ведь он лучший стрелок во всем Лондоне!
Главарь болезненно пихнул его локтем под ребра.
– И никто ничего не видел. Посреди южного рынка! Днем! У меня ребята уже шепчутся, что опять «сумеречный убийца» появился.
– Чтобы его черти побрали…
– Сумеречный убийца? – суеверно уточнил старик Чжэн. – Я думал, это городская легенда!
– Да все так думают, а потом трупы новые появляются! – сказал – почти выплюнул Алфи.
– Прости старик, не буду утомлять тебя своими проблемами, – свернул тему Робин. – Будь здоров.
Они ушли, а глава китайского клана поднялся на пару этажей, чтобы, помявшись мгновение, спросить:
– Цзяо-сюн, если есть что-то, что я про тебя не знаю…
– Есть, – Ян взглянул на него исподлобья. – Вот если бы ты отдавал эту шкатулку мне, ни этот рыжий, ни его шайка больше никогда бы тебя не побеспокоили.
Старик Чжэн уже открыл рот, чтобы возразить… но лишь вздохнул:
– Мы так не работаем, Цзяо-сюн.
И ушел, излучая ауру молчаливой укоризны.
Они думали, что никто не слышит, и тихонько переговаривались, сидя в кабинете доктора Фу.
– А-Пин, помяни мое слово, Цзяо Ян накликает на весь клан беду, – причитал старик Чжэн.
– Ты преувеличиваешь, Чжэн-сюн, – отозвался доктор. – До сих пор его присутствие шло нам только на пользу. Товар почти перестал попадать в руки полиции. А как он тихо разобрался с тем инспектором, который в обход протокола…
– Да помню, я помню, – плаксиво промямлил глава. – Но он становится совершенно неуправляемым! Я не знаю, что от него ждать! Представляешь, сегодня он мне в открытую предложил перерезать банду Злого Робина. И я по глазам понял – он это сделает и глазом не моргнет! Представляешь, что будет, если это все-таки произойдет?!
– Мы будем кормить на одну банду меньше, – невозмутимо ответил доктор Фу.
– А-Пин! – возмутился старик Чжэн. – Ну хоть ты можешь меня понять и поддержать? У меня в Чэньчжоу внук недавно родился! Я уже очень стар, А-Пин. Что будет, если кто-то из моей семьи приедет сюда в поисках лучшей жизни? Что я им оставлю после себя? Стабильный и процветающий клан или грызню со всеми и вся?
– Стабильный и процветающий – это не синонимы, – усмехнулся доктор, и Ян, прильнувший ухом к стене, в очередной раз проникся уважением к старику Фу – хоть кто-то в этом заведении с ним согласен!
До сей поры Ян неукоснительно следовал правилу: «то, что я не вижу, не может меня расстроить», хотя догадаться о махинациях главы было проще простого. Но именно сегодня принцип получил, образно выражаясь, нож в спину и вряд ли был способен оправиться после такого удара. У него, такого своего и полезного, пытаются отжать хоть пару бусин из нежданно свалившейся прибыли, а чужим, не сделавшим ни-че-го, безропотно отдают целые шкатулки!
Поддавшись мимолетному порыву, Ян чуть ли не бегом побежал к залу для высокородных. Вечер был в самом разгаре – из полуоткрытой двери доносился веселый смех и шлепанье карт. Прошло совсем немного времени – и в коридор вышла служанка, держа в руках ту самую вожделенную шкатулку.
Ян небрежно облокотился на стену, натянул на лицо самую обаятельную из всех улыбок и взглянул на девушку из-под опущенных ресниц.
– А-Ли… – все было в этом взгляде: и нежность, и неподдельное восхищение, и обещание увезти на край света.
– Господин Цзяо, – А-Ли залилась смущенным румянцем и робко улыбнулась.
– А-Ли, тебе не тяжело? – заботливо осведомился Ян. – Могу я тебе помочь?
Служанка уставилась в пол:
– Пожалуйста, простите меня, господин Цзяо. Глава Чжэн запретил всем нам отдавать вам эссенцию. Даже на время. Пожалуйста, простите, – она сжалась, словно ожидая удара.
– Это ничего, А-Ли, ничего, – Ян рассеянно похлопал ее по плечу, и кивком разрешил идти. Старый дурак, оказывается, не такой уж и дурак. Ян твердо решил, что обязательно ему это припомнит – когда представится случай.
В нижнем порту Яна начали узнавать. Не в том смысле, что как-то особо привечали, скорее наоборот – почти перестали обращать внимания. Примелькался и больше не вызывал чувства опасности. Редкая беспечность с их стороны, но это люди – что с них взять?
Ян даже зачем-то обсудил с владельцем «Чайки» сезонные изменения цен на рыбу, пока пил местное неплохое вино, сидя на высоком стуле у барной стойки. Народу сегодня было меньше, чем в прошлые разы – и это сразу бросалось в глаза.
– «Воробушку» нездоровится сегодня, – пояснил хозяин, поймав его взгляд. – Многие только на нее посмотреть приходят.
Потом понизил голос и попросил:
– Вы, пожалуйста, не серчайте на нее, мистер. Она хорошая девочка. Пугливая только.
– А разве такой красотке есть чего боятся? – как будто невзначай спросил Ян. Понятно, что хозяин видел, что случилось в тот вечер. Не мог не видеть. Еще чего доброго, помогал бессознательное тело выбрасывать. От последней мысли рука сама потянулась к ножу, и Яну стоило немалой силы воли не сотворить ничего поспешного и при свидетелях. Пусть пока живет.
– В такой стране живем, мистер, – вздохнул хозяин «Чайки», даже не догадываясь, какой участи только что избежал. – Тут всякое может случиться.
Совесть Яна, если она вообще у него была, не считала постыдным зайти в гости даже к больной девушке, если болтать с ней настолько весело, а потому он быстро допил вино и обойдя паб по уже знакомому маршруту, оказался у нужного окна. Сегодня оно было закрыто ставнями. Ян не пожадничал – потратил немного эссенции на короткий полет – и заглянул сквозь щель. Комната была пуста.
Что греет душу сильнее, чем чужой гнев и чужая кровь? Только сладости. Желательно – редкие и дорогие. Едва рассвело, туман сменил свой цвет с темно-серого на светло-серый, а по узким улочкам засуетились люди, Ян отправился в ту самую кондитерскую, где впервые попробовал мороженое. Высокие цены все-таки отсеивали изрядное количество жаждущих десерта, а потому даже на веранде нашлись свободные места. Что не скажешь о большом сквере перед старинным собором через проспект. Там от людей было не протолкнуться. Гвардейцы выстроились в линию, не пуская простонародье даже к подножию храмовой лестницы. Двери собора были закрыты, но уже двое послушников ждали сигнала, чтобы распахнуть их настежь.
Ян закинул ногу на ногу и стал ждать, что же будет дальше. Собор нависал над толпой, серый, как все в Лондоне, монументальный, как вся имперская архитектура. Разве что орнаменты были более строгими, чем на большинстве зданий в центре города – собор был наследием прошлых времен, когда юная еще колониальная империя вела войну со всем миром. Долгие годы он был закрыт на реставрацию – Ян, кажется, слышал об этом краем уха на улицах. И, видимо, сегодня он должен был вновь распахнуть двери для прихожан.
Мороженое было аппетитного светло-бежевого цвета, а мягкий привкус орехов подчеркивал нежную горечь миндальной стружки.
Ян искренне не понимал, что заставляет людей толкаться среди себе подобных перед грудой художественно сложенных камней. Они правда верят, что именно в этом здании можно докричаться до их всемогущего бога? Боги… ангелы… какая чушь.
Пропели трубы. Двери собора открылись – медленно, величаво, и на крыльцо вышел молодой парень со светлыми до серебристой белизны волосами. На его одеянии место свободного не было от орденов, атласных лент и драгоценных украшений. А лицо казалось чертовски знакомым.
– Приветствуйте его императорское высочество принца Эдмунда! – проорал герольд, перекрикивая шум людского моря.
Принц сделал пару шагов и небрежно, с выверенным аристократизмом повел рукой – Яну показалось, накладывая заклинание. И точно – его голос стал таким чистым и громким, будто не было толпы, не было бульвара и стука колес проезжающих карет.
– Граждане Гранбретании! – Эдмунд улыбнулся и простер перед собой открытые ладони. – Сегодня мне выпала честь пред лицом Господа сообщить вам радостную весть – этот дом божий вновь распахнет свои двери для истинно верующих! Да снизойдет на нас благодать господня, да улыбнется он нам с небес!
– Боже, храни Гранбретанию! – экзальтированно заорал кто-то.
И этот крик словно послужил сигналом, что запустил последующую цепочку событий, величественных и страшных.
Сначала взрыв прогремел под самой лестницей – взметнулись в воздух острые серые осколки. Один из гвардейцев успел оттолкнуть его высочество, а сам упал, сраженный каменной шрапнелью. Струйка крови потекла по старинным ступеням.
Но это было лишь прелюдией. Выжившие священники попытались укрыться внутри собора – но тут прогремел второй взрыв. Циклопическая арка, обрамляющая высокие двери рухнула, тяжелые камни падали вниз, погребая под собой и наследного принца, и слуг божьих.
В темном провале разрушенной стены даже издали был виден алтарь с лаконичным крестом, на который падал яркий луч чудом пробившегося сквозь туман солнца.
Как знамение свыше. Или изящная насмешка.
Лондон гудел, как улей растревоженных пчёл. Если похищение принцессы Эмилии как-то удалось скрыть от широкой общественности, то шумное убийство наследного принца Эдмунда, произошедшее на глазах у целой толпы, стало главной темой разговоров в кабаках и домашних кухнях. Король рвал и метал. Несколько офицеров гвардии, высших и низших, оказались в застенках Тауэра, архитектор, руководивший реставрацией собора, был объявлен в розыск по всей Империи, кого-то показательно повесили, поди разбери – за что именно. По улицам круглосуточно маршировали полицейские и гвардейские патрули. Кто-то осторожно шутил, что как будто война началась. Злые, вынужденные работать сверхурочно стражи порядка устраивали стихийные обыски и облавы, заставляя лидеров преступного мира хвататься за головы.
Глава Чжэн вздрагивал от каждого шороха и по сотне раз в день проверял надежность тайников, а перед сном благодарил «всех богов, которые защитили его скромный клуб от полицейского произвола». Яна каждый раз так и подмывало съехидничать что-нибудь в духе «продолжай называть меня богом, мне нравится», но тогда бы пришлось рассказать о договоре с принцессой Эмилией, который на удивление соблюдался даже в такие неспокойные времена. Облегчать старику жизнь ему совершенно не хотелось – особенно в свете недавних событий.
Ян из последних сил воли пытался заставить себя делать вид, что ничего не случилось – все-таки он вложил в клуб некоторое количество усилий, и все ждал, когда они будут вознаграждены. Вот только глава как будто нарочно подливал масла в огонь. Раздражение достигло предела в день, когда всем обитателям клуба по обыкновению раздавали жалование.
– Это что? – скорчив брезгливую физиономию, будто держал в руках толстого слизняка, Ян тряхнул перед носом у главы тонкой ниточкой с нанизанными на нее бусинами.
– Эссенция, Цзяо-сюн, – ответил старик Чжэн, натянув на лицо настороженно-добродушную улыбку.
– Я вижу, что эссенция. Какого дьявола ее здесь так мало?
– Времена нынче неспокойные, нужно понимать… – пролепетал глава, медленно отступая назад под не сулящим ничего хорошего взглядом Яна.
– И в неспокойные времена ты решил урезать содержание телохранителя? Гениально! – Ян припер старика к стене и оперся ладонью о некрашенные доски. Он был выше него на целую голову, а потому снизу вверх выглядел особенно внушительно. – Наши залы забиты, как никогда, эссенция течет рекой – а ты пары бусин не можешь мне вовремя выдать? Куда, бездна тебя побери, ты деваешь все деньги клана?!
– Алфи приходил. Сказал, раз времена неспокойные.... – признался старик Чжэн и тут же медленно сполз на пол от страха – Ян в сердцах стукнул кулаком по стене, дерево предупреждающе затрещало.
– Ты уже платил Злому Робину! То есть, вот каждая сволочь может просто придти и попросить у тебя денег, и ты с легкостью их отдашь, и при этом твои собственные люди вынуждены перебиваться тем, что осталось?! Ты в своем уме, дуралей старый?!
Глава напоминал загнанную в угол крысу. Съежился на полу, будто силясь вовсе исчезнуть из этого мира… Но внезапно перестал трястись, поднялся на ноги и спокойно посмотрел Яну в глаза.
– Ты появился здесь полтора года назад, Цзяо-сюн, и совершенно ничего не понимаешь. Не тебе переделывать порядки, что складывались десятками лет. Если ты не хочешь следовать нашим правилам – просто уходи.
– Что?… – осекся Ян, не веря своим ушам.
– Уходи, – твердо повторил глава Чжэн.
Стоило мелькнуть на его лице хоть тени страха или сомнений – и Ян прикончил бы его на месте. Но непонятно откуда взявшаяся решительность старика так озадачила Яна, что он лишь прошипел сквозь зубы:
– Хорошо, я уйду. Вот только помяни мое слово – и недели не пройдет, как ты мне шкатулки выносить будешь.
Развернулся на каблуках и стремительно сбежал по лестнице вниз. Хлопнула входная дверь, с такой силой, что, казалось, клуб вздрогнул.
Глава устало привалился к стене, положил руку на стучавшее, как сумасшедшее, сердце и медленно, облегченно выдохнул.
Две бусины – это много или мало? Для бедноты, пожалуй, довольно значительная сумма, на которую можно выжить в течение месяца. Но вот для хозяев трущоб, так точно – сущая мелочь, а для высокородных и вовсе пыль под ногами. Как бы то ни было, это были его бусины. И уж коли старик Чжэн решил, что им не по пути, Ян не считал себя обязанным даже минимально задумываться о последствиях своих действий для клана.
Злой Робин обосновался на юге Лондона, как раз между черным рынком и кварталом красных фонарей. Днем это был обычный район с обшарпанными домами в три этажа, угрюмыми людьми и закрытыми на засов кабаками. Зато ночью он превращался в вакханалию огня и выстрелов. Стреляли в воздух, стреляли в мишени, стреляли в припозднившихся прохожих. Ходить по территории Злого Робина стоило лишь прячась в тенях или по крышам, но и там был велик риск нарваться на часового. К счастью, Ян догадывался, что проматывать внезапно свалившиеся деньги Алфи будет не здесь – первому помощнику главаря и так нальют бесплатно. Далеко тоже не пойдет – из-за многочисленных патрулей. Значит, выбор очевиден.
Улица, где что ни дом – то публичный, встретила Яна зовущим алым светом из окон. Миловидные и не очень женщины с распущенной шнуровкой на корсетах призывно улыбались, стараясь ненароком выставить напоказ свои пышные «прелести». Вот только улыбки предназначались кому угодно, но не ему. При виде Яна девицы начинали шептаться и невежливо хихикать. Одна из них, румяная блондинка насмешливо выкрикнула:
– Ты чего тут забыл, красавчик? Ваши собственные плоскодонки уже не удовлетворяют? Или эссенция лишняя появилась?
– Да откуда у китайского клана эссенция? – подхватила другая, кудрявая шатенка. – Они всю прибыль Злому Робину отдают! Дальше падать просто некуда!
– Тебе смешно, крошка? А, может, вместе посмеемся? – Ян медленно подошел к ней, потрепал по щеке, ненавязчиво продемонстрировав девицам свою трофейную цепочку. – Давай… – в руку привычно упал нож, – я нарисую тебе улыбочку навечно. До ушей, хочешь?
Кончик ножа застыл у уголка губ, холодя кожу. Шатенка судорожно сглотнула, боясь даже пошевелиться – а вдруг и правда шрам останется, о хорошем заработке тогда можно забыть.
– Ну что ты такой злой, красавчик, – блондинка тем временем повисла у него на плече, с жадностью глядя на эссенцию. – Давно женщины что ли не было? Так отпусти эту дурочку и пойдем со мной. От меня еще никто недовольным не уходил.
– В точку, – подыграл ей Ян и нож все-таки убрал. Шатенка часто и шумно задышала, – Вот только с вами связываться – выбрасывать деньги на ветер. Где здесь самые дорогие, самые лучшие шлюхи?
– Самые дорогие – у Элизабет, – обиженно буркнула блондинка. – Вон там, – и махнула рукой на одно из самых приличных зданий на улице, у него даже пара деревьев перед фасадом росла, – а насчет лучших, я бы поспорила. Курицы крашеные.
– Завидовать нехорошо, – Ян ехидно подмигнул ей левым глазом и под сердитое сопение блондинки и так и не восстановившееся дыхание шатенки бодро зашагал к указанному борделю.
Здесь следовало быть гораздо осторожнее – чем меньше людей его заметят, тем лучше. Он обошел здание по широкой дуге, выбрал самую темную стену и, пустив в ход немного чар, легко забрался на крышу. Самые дорогие номера в таких заведениях нередко делали на верхнем этаже – чтобы гостей поменьше беспокоили. Этот бордель был не исключением – если лечь на прохладную черепицу, открывается отличный вид на открытое окно, откуда льется традиционный красный свет, кричаще-розовые занавески чуть подрагивают на ветру, а две смазливые девицы вьются вокруг развалившегося на низком диване Алфи, делая вид, что без ума от его немытых сосулек на голове и волосатой груди. Одно рукой бандит задрал девице юбку и развязно поглаживал бедро, во второй держал полупустую кружку с пивом.
Допив до последней капли, Алфи небрежно швырнул кружку на пол, довольно грубо стряхнул с себя женские руки и поднялся:
– Отлить мне надо.
Наверняка внутри были относительно благоустроенные уборные, но некоторые все еще считали это особым шиком – пометить чью-нибудь стену. Вот и Алфи вывалился через задний ход, огляделся и расстегнул ремень…
Справив нужду, Алфи той же рукой задумчиво почесал нос и замер, почувствовав взгляд в спину. Он резко развернулся, одновременно выхватывая пистолет – чтобы увидеть точно такой же ствол, направленный на него. Темнота скрывала нарушителя спокойствия – лишь блики фонарей отражались от металлической оковки, но тот решил долго не играть в загадки и сделал несколько шагов вперед. Какой-то задохлик из китайского клана – длинный, тощий, морда смазливая. Алфи презрительно ухмыльнулся:
– Ты чего здесь забыл?
– А Робин знает про твои дополнительные поборы? – проигнорировав вопрос, спросил азиат. Вот ведь нахальный попался! Впрочем, Алфи никогда не был против указать зарвавшимся щенкам их место.
– Ну, не знает, и что с того? – гоготнул он. – Пойдешь жаловаться? Вот умора будет!
– Это хорошо, что не знает, – парень мечтательно улыбнулся, а внутри Алфи почему-то все похолодело, слишком странной и неуместной казалась эта улыбка. – Так у него хоть простор для фантазии останется.
– Да чего тебе надо-то? – все еще храбрясь, выкрикнул Алфи.
– Видишь ли, из-за твоей выходки, старый хрыч выдал мне на две бусины меньше, чем обычно. И я очень сильно расстроился. Поэтому просто проникнись иронией ситуации – ты сам оценил свою жизнь в две жалкие бусины.
– Ты напросился, ублюдок!
Алфи выстрелил. Он считал себя выдающимся мастером, но не единожды отработанный навык его подвел – пуля застряла в кирпичной кладке, а противник будто бы обернулся тенью. Тень скользнула по стене борделя и внезапно оказалась прямо за спиной. Последнее, что Алфи почувствовал, была ледяная грань до остроты заточенного лезвия…
Ян вытер нож о рубашку убитого бандита, потом брезгливо отвязал от пояса кошель с бусинами. Первой мыслью было действительно забрать две, а остальное презрительно бросить рядом с трупом… вот только бесхозные деньги растащат мелкие падальщики, так что никакого красивого жеста все равно не выйдет, а эссенция лишней не бывает. Но если оставить тело, как есть, смысл послания до мнящих себя хозяевами трущоб не дойдет. Нужно придумать что-нибудь эффектное. Ян разорвал рубашку на груди своей жертвы и провел кончиком ножа первую черту…
Чайная церемония – это то немногое, что в промозглом туманном Лондоне напоминало главе Чжэну о древнейших традициях его родины. Когда середина дня выдавалась свободной от забот, он собирал не занятых срочными делами слуг за одним столом в большой комнате рядом с кухней, лично подогревал воду на огне до состояния «Шум ветра в соснах» [1], ополаскивал старый глиняный чайник, который привез из Поднебесной много лет назад, на две трети наполнял ситечко тщательно просушенными зелеными листьями, медленно наливал в чайник воду и, накрыв полотенцем, нес к столу.
В этот раз на сердце главы было легко и спокойно – он наблюдал, как молодая А-Ли, в знак уважения наполнив его пиалу первой, разливает чай, как поднимается к потолку ароматный дымок, как люди с наслаждением потягивают напиток. Гармония и тишина властвовали над комнатой, настраивая на медитативный лад.
Потом, как водится, завели застольную беседу. О ценах на черном рынке, о новой поставке опиума, о том, что будто невидимые силы оберегают их от разгневанной полиции.
– Сама Гуаньинь хранит нас, не иначе! – с благоговением прошептала А-Ли, прижимая ладони к груди.
– А вы слышали, – подал голос один из троих новых телохранителей, – кто-то Алфи из банды Злого Робина сегодня ночью прикончил. Вот оно воздаяние, туда ему и дорога, сквалыге!
Сердце главы Чжэна сократилось сильнее обычного. Он нервно сжал пальцами краешек стола:
– Как убили? Кто?
– Говорят, опять сумеречный убийца. Что-то он разошелся в последние дни, – поделился сплетней второй телохранитель.
– Да нет, – вяло возразил третий. – Тот следов не оставляет. А это подражатель какой-нибудь.
– Так и здесь следов нет! – не унимался второй.
– Он у него на груди ножом вырезал: «Так будет с каждым, кто посмеет взять мои деньги. Сумеречный убийца.» Что это по-твоему?
– Предупреждение…
– Да говорю тебе....
Они продолжали оживленно переругиваться, но глава Чжэн уже ничего не слышал. В висках зашумело, сердце стянуло стальным обручем. Ведь он точно знал и смысл этого послания, и его автора. Каким свободным он чувствовал себя еще недавно – заваривая чай. Ему казалось, что спровадить Цзяо Яна подальше – отличная идея. Но он не освободился – он просто спустил цепного пса с поводка. Его больше ничего не держит. И ничто не остановит.
Мир потемнел, закружился, стал зыбким и далеким. Главе Чжэну померещились его звериные глаза, почему-то излучающие кроваво-красный свет.
– Главе плохо! – где-то очень далеко закричала А-Ли. А потом все стихло.
Сквозь дыру в дощатом настиле, заменяющим второй этаж, можно разглядеть, как немой гробовщик открыл дверь и поклонился, пропуская маленького седого старика с жидкой бородкой и в тонких очках. Тот дал гробовщику блестящую монету, по номиналу и количеству эссенции – десятую долю бусины и медленно поднялся по шаткой лестнице.
– Я знал, что найду тебя здесь, А-Ян.
Ян приподнялся с тонкого матраса, расстеленного между простецким деревянным гробом и роскошным почти что саркофагом из цельного дуба, положил голову на руки поверх украшенной золотым тиснением крышки.
– Не думал вас больше увидеть, доктор Фу.
– Ты должен вернуться, – без предисловий заявил старик.
Ян удивленно распахнул глаза:
– Вернуться? Зачем? Я же только всем мешаю. Я не безропотный, не почтительный, одним словом – неудобный. Или глава внезапно раскаялся в своей дурацкой выходке?
– Глава Чжэн очень плох. Я пока поддерживаю в нем жизнь, но сердечный приступ в его возрасте… – доктор удрученно покачал головой.
– Я сочувствую, – без тени сочувствия произнес Ян.
– Ты нужен им, А-Ян, – доктор Фу привычно поправил пальцем очки и уточнил: – ты мне нужен.
Ян рассмеялся и цинично предупредил:
– Обещайте мне, что когда станете новым главой, не будете заставлять нас прикидываться безвольными тряпками, тогда вернусь.
– Обещаю, – тем не менее ответил доктор и заговорщически улыбнулся.
Из приоткрытого окна тянуло запахом промозглой сырости, разбавляя удушливый аромат сандала, который источали многочисленные ароматические палочки. Ян развалился на кушетке с потрескавшимся лаком на подлокотниках и неторопливо курил тонкую трубку. Сколько он уже не прикасался к опиуму? Два дня или три. И начал ощутимо скучать по этому дурманящему яду. Магия работала безукоризненно – но для него это стало своего рода медитацией, ритуалом. А если так – зачем отказывать себе в простых удовольствиях? Краем уха он услышал, как открывается дверь, и кто-то нерешительно переминается с ноги на ногу.