Ия Хмельнишнова
Репешок и Бархатные ушки
– Ты чего? – не понял Ёжик.
– И лысый одуванчик – тоже этот же цветок.
– Аааа, – понимающе протянул Ёжик, – точно. Лысый одуванчик – последний акт всего этого волшебства с превращениями, – печально добавил он и спросил:
– Как ты думаешь, не обидно одуванчику так красоваться, красоваться, а потом вдруг превратиться в лысый пенёчек на трубочке?
– Как ты его припечатал, – засмеялся Заяц. – Погоди-ка, повторю – лысый пенёк на соломине?
– Ну да. Не обидно ли? Я бы, может, и обиделся и спрятался бы поскорей, – повторил Репешок свой вопрос.
– Не знаю, по нему не видно, чтобы торопился спрятаться. Постепенно засохнет и пенёк, как все цветы засыхают.
– И мне кажется – не обидно, – решил Ёжик и успокоился.
– Я думаю, что это потому, что он не кичится своей красотой, ну, например, как роза – королева цветов. Он такой небольшой, только очень веселый, а своим ярко-солнечным цветом приглашает всех посмотреть на него и повеселиться вместе с ним, – сказал Заяц. – А когда задымится, то устраивает целое прощальное представление, и не только для себя одного. А пенёчки – это он показывает, что представление окончено и больше ничего он себе не оставил.
Пока Заяц так размышлял вслух, Репешок задремал, убаюканный словами друга, которые тот неторопливо сплетал в длинную цепочку так же, как они недавно нанизывали грибочки на ниточку.
Ёжик видел сон; спокойный и волшебный, как и его настроение, с которым он заснул. Ёжику мнилось, что его иголки раскрылись, как распускаются цветы. А посередине этих распахнувшихся створок выросли воздушные шарики, и Ёжик почувствовал себя в невесомости.
– О-ё-ёй, – пролепетал Репешок от неожиданности, и какой-то небольшой страх, скорее, опаска втянула внутрь его живот и заскреблась в носу, – о-ё-ёй, я лечу!
Заяц, который стоял внизу, смотрел на Ёжика и кричал ему:
– Я тоже так хочу!
– А ты очень захоти и надуй свои волшебные уши, – посоветовал уже освоившийся в воздухе Репешок.
Заяц очень захотел, потом очен-очень захотел, потом очень-очень-очень захотел и… Право слово, уши выросли большие-пребольшие! Заяц замахал ушищами, как крыльями, и – о-ё-ёй! – поднялся в воздух.
Ёжик гудел, как шмель, утюжа воздух, а Заяц кувыркался, громко хохоча.
Наконец, они налетались, и Ёжик подумал о том, как он будет спускаться вниз. Как только он подумал, так сразу пришел ответ: пузырьки стали сдуваться и он плавно опустился на траву, приятно ощутив под лапками твердую, такую родную, почву.
– Фух, – облегчённо выдохнул Репешок.
– Оппа!
Это Заяц осуществил мягкую посадку на задние лапы, будто всего навсего перепрыгнул через бугорок.
– Ну, как я смотрелся? – поинтересовался он у колючего друга.
Ёжик ничего не успел ответить. Он проснулся. Рядом сидел Заяц.
– Проснулся что ли? – встретил Бархатные ушки пробуждение друга. – Ну и силен ты спать.
– Положим, и ты не промах, – прищурил глаз Репешок.
– Бывает – согласился Заяц.
– Знаешь, какой сон мне приснился! – восторженно отозвался Ёжик. – Я летал, причем на колючках, как одуванчик.
– Ну, ты даёшь! Везёт же некоторым, – протянул Бархатные ушки задумчиво.
– Почему – некоторым? Ты тоже летал. На ушах, – уточнил Ёжик.
– А что? Мои уши – это целый клад, – засмеялся Заяц.
Он даже и не подозревал, какое испытание ожидает его совсем скоро и именно по поводу этих самых выдающихся ушей.
– Пойдем по домам, а завтра я тебе расскажу о том, как мы летали.
И они побежали по домам. А Одуванчиково поле потихоньку дымилось им вослед. Одуванчикам было не на что обижаться, ведь, превратившись в лысые пенёчки, они дали жизнь своим семенам, и проводы означали их запуск в новую жизнь. В большой путь по Земле.
Испытание ушами
Они встретились на лужайке. Заяц выглядел каким-то удрученным и озабоченным, если не сказать прямо – обиженным.
– Что случилось? – спросил Репешок.
– Понимаешь, какое дело. Я шел на эту лужайку. Слышу – ругаются два крота. Серьезно так разговаривают, на повышенных тонах. А мне какое дело. Иду себе дальше. И прошел мимо. Вдруг слышу, как один говорит другому:
– Я знаю, чьи уши торчат из этой некрасивой истории.
И дальше они продолжили ругаться, как ни в чем не бывало.
А я не понял. Я с ними никакой истории не имел и не имею. А у кого уши торчат? У меня, это понятно. Можно было бы спросить про уши, да как-то неудобно, да и прошел я уже мимо.
– Ааааа, вот ты о чем, – протянул Репешок. – Заячьи уши, значит, торчат из этого некрасивого дела.
– Ну, да. Я так и понял.
– Да, уши торчат. Да, заячьи уши. Но, – заметь, – не твои лично. Это не о тебе плохо сказано.
– А почему сразу, если плохая история, значит, заячьи уши торчат? Мне за всех зайцев обидно.
– Даже не знаю, как тебе и объяснить, – задумчиво начал Ёжик. – Так говорят, присказка такая; когда кто-то нашкодил, а признаться не хочет. А всем настолько ясно, кто автор некрасивой истории, что так и хочется сказать: «Что прячешься, уши-то всё равно торчат!»
– Не про тебя это, право слово, – и Ёжик подмигнул Зайцу.
– Вроде бы так, – задумался Заяц. – А может быть, ты просто хочешь меня успокоить, как мой друг?
– Упрямый ты, Бархатные ушки, – проворчал Ёжик. – Не веришь мне – пойдем у Совы спросим. Она все знает и тебе растолкует. Только она сейчас дремлет, а вечером полетит на охоту.
– Пока доберемся, время пройдет, а если Сова не проснется к тому времени, то можно и подождать. Зато она никуда не улетит. Ну, что – двинулись? – спросил Заяц.
– Двинулись, – согласился Ёжик.
И они пошли. Сова оказалась дома, приятели поздоровались с ней.
– Что вам, ребятки, нужно от бабушки Совы? – ласково спросила она.
– Мы с Ёжиком, – начал Заяц, – не то, чтобы поспорили, а разошлись в мнениях. Ёжик думает, что это не про меня, а мне кажется, что это все равно меня как-то касается и притом, нехорошо касается.
И Заяц рассказал бабушке Сове про двух кротов и их перебранку.
Сова внимательно выслушала рассказ, надела очки и достала толстую книгу.
– В разговорной речи сложились образные выражения. Их не надо понимать буквально. Они помогают создать впечатление от слов. Такое образное выражение называется метафора. Вот говорят, что на воре шапка горит. На самом деле и шапки может не быть. Не в шапке дело, а в том, что вор очень волнуется и этим сам себя выдает. Глазки так и бегают: а видел кто-нибудь или не видел, а бегут за мной или не бегут? Внимательный наблюдатель определяет вора так же легко, как если бы на нем загорелась шапка.
Она сделала паузу, закрыла книгу и улыбнулась Зайцу:
– Не беспокойся, мой хороший, это не про тебя. Это метафора.
