Жили-были в некотором царстве-государстве: царь-батюшка, царица-матушка и их дочь – венценосная принцесса, обладательница прекрасной наружности и пламенного сердца. Пришла пора выдавать принцессу замуж. Царица обратилась к мужу:
– Кому, как не тебе, царь-государь, найти для нашей наследницы настоящего принца. Прямо, совсем настоящего – на белом коне!
Царь понимал, что задача поставлена непростая. Каждый принц так и норовит пустить пыль в глаза, меньше дать, а больше взять. Но не на того напали! И стал он думать, как бы вывести принца на чистую воду, как бы распознать настоящий он или нет. Долго думал и так и сяк, ничего путного у него не получалось.
Вот как-то бродил он по окрестностям своего замка, и бросилась ему в глаза полуразрушенная церковь. Он ее не впервые видел, да только на сей раз остановился и горько подумал:
– Ведь развалится скоро древняя церковь, что обо мне потомки скажут? Срамота да и только!
Огорчился он, махнул в сердцах рукой, пошел домой. И тут его осенило: пусть тот принц, который восстановит за свой счет эту древнюю жемчужину православной веры, обвенчается с принцессой в восстановленной церкви. И появился об этом указ царя.
Дело пошло. Стали приезжать в царство-государство чужеземные принцы, один другого настоящей. Царь-батюшка показывал им свои владения и обязательно проводил мимо полуразвалившейся церкви. Тут он останавливался и объяснял претенденту на руку принцессы, яко зело печалит его сердце скорый разор древней святыни. Тут от стены отклеивался монах и, катя перед собой тумбу на колесиках, приближался к ним. В крышке была щель для монеток. Удивленный таким стремительным развитием событий, принц, охлопав себя по бокам, доставал несколько монет, огорчаясь тем, что не предусмотрел запастись их большим количеством. Тут царь-батюшка брал его под белые ручки и отводил в казначейство, которое располагалось поблизости, так как за казной нужен глаз да глаз. Царский, естественно, глаз, вернее, неусыпное царское око. Не на того напали!
В казначействе под стеклом лежали подношения богатых подданных и гостей батюшки-царя. «Прижатый к стене», принц, как правило, снимал с одного из своих усыпанных драгоценностями пальцев самый простенький перстень и оставлял его в казначействе. При этом он обещал специально приехать и помочь восстановить жемчужину веры. Отгостив в царстве-государстве, как положено, вкусив причитающихся почестей, очередной принц отбывал к себе на родину.
Время шло, но, как показала жизнь, принцы не торопились возвращаться, чтобы исполнить свое обещание. Это обстоятельство весьма печалило как принцессу, так и царскую семью.
Из всех претендентов царю запомнился один принц, пожалуй, менее богатый, чем другие. Но запомнился он не этим, а тем, что осмотрел разрушающуюся церковь и даже потребовал чертежи, что было ему предоставлено к удивлению царя-батюшки, ведь во времена оны возводили и без чертежей.
Принцесса принимала живое участие в осмотре церкви, ведь это прямо касалось ее судьбы. Она внимательно слушала и глаз с принца не сводила. Отбыв и отгостив на царских хлебах – чего для престижа не пожалеешь – гость уехал к себе домой. Прощаясь с принцессой, он обещал вернуться и помочь восстановить жемчужину веры. А принцесса стала ждать. Ждала, ждала, печалилась, печалилась…
И вот однажды приехал в царство-государство восточный зодчий в чалме, халате и башмаках с закрученными кверху носами (то ли по арабской, то ли по персидской, то ли по тюркской моде). Принцесса подивилась его наряду. Он по-восточному поприветствовал царскую семью и поведал, что является зодчим, который может построить культовое сооружение любой веры, и что от общих знакомых наслышан о печалях царя-батюшки и готов восстановить церковь.
Царь-батюшка обрадовался, но сказал, что денег у него в казне на эти цели хватит только на материалы да на оплату работы ремесленников и прочих мастеровых людей, которые своими руками будут возрождать жемчужину веры. А за его, зодчего, труды он ничего не заплатит. Это будет дело его профессиональной чести, церковь будет его поминать в грядущих поколениях, а при жизни молиться о его здравии. Зодчий согласился, они ударили по рукам, и работа закипела.
Принцесса каждый день приходила смотреть за восстановлением древней церкви. Приятно наблюдать за тем, как работает мастер, который любит свое дело. Как весело светятся его глаза, когда он доволен работой, и как неистово он бросается исправлять то, что не получилось. Дело шло ходко. И вот остался последний штрих: поднять на звонницу колокола да укрепить обновлённый купол, заново покрытый сусальным золотом. Колокола частью были отлиты заново, а частью выкопаны и отреставрированы.
Царь-батюшка наведался в казначейство и нашел там единственный перстень. Это был тот самый, который оставил небогатый принц. Царь очень надеялся на возвращение этого человека и не хотел продавать его украшение. Царь позвал зодчего и сказал:
– Фронт работ тебе известен, остался в казне последний перстень на эти цели. Продавать его?
Зодчий взглянул на перстень, решительно взмахнул рукой: продавать! и вышел из казначейства. Даже после этого царь-батюшка не продал перстень, а вложил свои деньги. Дело было завершено. Восстановленная жемчужина гордо засверкала куполом, зазвенела колоколами. Ее освятили и начались службы.
Принцесса сначала возрадовалась, но потом стала печалиться опять. Она подумала так. Если раньше всем было ясно, что принцесса не выходит замуж потому, что ей венчаться негде, то теперь, когда жемчужина веры блистает в прежней красе, возникают неприятные вопросы к самой принцессе. А может даже и язвительные догадки языков, досужих до сплетен и чужих несчастий.
Между тем пришло время и зодчему уезжать в свою восточную страну. Он пришел попрощаться с принцессой и сказал:
– Ваша светлость, не печальтесь так сильно о моем отъезде. Я и сам хотел бы остаться. Должен вам открыть свою тайну. Я вас давно знаю, но не решался приблизиться к вам при нашем первом знакомстве.
Принцесса очень удивилась и даже заморгала, ничего не понимая.
– Впервые я увидел вас еще юной девушкой, когда вы приезжали на паломничество в монастырь, что расположен в моих родных краях. Вы прожили в монастыре несколько дней, а я все время следил за вами с высоты небольшой часовни, которую, будучи подмастерьем, возводил вместе с моим учителем. Вы были очень искренни в своих молитвах, впрочем, как всегда. Я не мог пропустить ни одного вашего движения.
Принцесса вдругорядь удивилась, ведь она не была в восточных странах. Видя ее замешательство, зодчий продолжал:
– Должен вам признаться, что я и сам не хочу уезжать, так как мое сердце с той самой встречи принадлежит вам, но я не могу предложить принцессе свою руку – я обманул царя-батюшку!
Принцесса в третий раз удивилась:
– Как обманул?
– Я никакой не принц и даже не дворянин.
Он снял чалму и отер ею тёмную мазь со своего лица. Тут принцесса узнала того, кого она ждала все это время. Она так и ахнула, удивившись в очередной раз.
Зодчий продолжал:
– Я из рода архитекторов, предки мои были когда-то крепостными, но своим искусством заслужили вольную. В благодарность судьбе за такую милость мы стали восстанавливать церкви в самых бедных приходах. Не нажили богатств денежных, а своим богатством считаем мастерство, передаваемое из поколения в поколение. Я узнал об Указе батюшки-царя и решился на этот дерзкий поступок.
Принцесса рассказала о том, что он ей мил, и что она ждала его возвращения.
– Я пойду и поговорю с царем-батюшкой, – сказала она и отправилась во дворец.
Царь-государь пришел в ярость от дерзости лже-принца. Он затребовал зодчего к себе. Тот немедленно явился, гадая по дороге: сможет ли вернуться обратно или не сносить ему головушки.
– Вот твой перстень, – царь брякнул драгоценность об стол. – И я тебе ничего не должен. Только мастерство твое сдерживает мой праведный гнев. Ты покусился на святое – на главенство моей воли. Я здесь повелевал, повелеваю и буду повелевать! А посему не вводи меня во грех – убирайся из моих пределов в двадцать четыре часа! Иначе пеняй на себя.
Принцесса упала отцу в ноги, заламывая свои белые ручки и обливаясь горючими слезами:
– Ба-ттюш-каа! Если ты его выгонишь, то разобьешь не только его сердце, но и мое. Полюбила я его на всю жизнь. Ни на кого больше не смогу глядеть. Останешься ты без наследников.
Несчастная, она только подлила масла в огонь самодержавного гнева.
– Меня! – стукнул царь-государь перстами себя в царскую грудь. – Меня пугать, меня шантажировать?! Да я тебя в бараний рог согну и выдам за кого захочу!
Услыхав такие слова, несчастная принцесса не успела и удивиться такой жуткой метаморфозе отцовской любви, а сразу упала в обморок, безжизненно повиснув на руках возлюбленного. Зодчий и сам был близок к отчаянию, но крепости мастеровых рук своих, как и сознания, не терял.
Тут обозначил свое присутствие царский советник. Будучи не последним лицом в царстве-государстве, Мудрейший, тем не менее, обладал даром искренне оставаться в тени, на вторых ролях. Это было залогом его безопасности. Кроме того он был хорошим психологом, а также знатоком всех Указов царя-батюшки и царей соседних стран, с коими государь вёл те или иные дела. Сам советник по юридическим вопросам называл себя просто царским походным архивным шкафом.
Царь-батюшка знал за собой неприятную черту: когда дело касалось хоть малой толики его главенства в царстве, он впадал в крайнюю степень искреннего возмущения и мог наломать таких дров, что мало не покажется. Только Мудрейший мог найти изящное решение, спасающее подданных от нависшей угрозы. Когда Мудрейший открывал свой рот (что бывало не часто), царь-батюшка, надо отдать ему должное, почитал за благо свой рот закрывать.
Отозвав государя в сторонку, Мудрейший произнес следующую речь:
– Ваше величество, вы восстановили жемчужину веры. Слава о вас будет жить в веках. Но это не всё.
Советник достал из подкладки своего длиннополого плаща свиток с царским указом о восстановлении церкви. Царь-государь жестом остановил его: «Помню!». Это показало Мудрейшему, что здравомыслие возвращается к его повелителю.
Засунув свиток в один из многочисленных внутренних карманов, которые напоминали патронташ, набитый патронами, советник перешел к главному:
– Жемчужина веры находится на земле, принадлежащей великокняжескому роду. Если вашей мудростью и великодушием пожаловать зодчему эту землю за заслуги в ее возрождении, то он тем самым приобщится к царскому роду. Это позволит ему обвенчаться с принцессой. Земля же останется в монаршей собственности.
Царь почесал бороду. С одной стороны, его великодушие останется в веках, а с другой…Царь-государь недовольно произнес:
– Он обманул меня. Кто обманул раз, тот все время будет обманывать!
– Если бы он был лгуном и интриганом, то не признался бы, – ответил советник.– А он, напротив, просто не может жить, кривя душой.
Советнику не удалось убедить своего владыку. Царь-батюшка колебался. Он думал о своем. Он живо представил себе, как вернется домой, а там его встретит царица-матушка и не просто встретит, а подперев кулаками крутые бока, скажет:
– Ты церковь восстановил, а жениха прогнал. И теперь твоя дочь будет сидеть перед возрожденной церковью, как старуха перед разбитым корытом! Только разбито будет не корыто, а ее сердце. Твой народ будет смеяться, но не над нею – тут не до смеха, а над тобой, дурачина ты, простофиля.
Только прочувствовав этот веский аргумент, царь-батюшка продиктовал Указ.
– Сим повелеваю, – начал он под скрип виртуозного пера царского писаря, который, как и Мудрейший, всегда находился поблизости, – пожаловать зодчему такому-то принадлежащую великокняжескому роду землю под возрожденной им древней жемчужиной веры, а вместе с землей, за заслуги его, пожаловать титул великого князя.
Царь-батюшка вывел собственноручную подпись. Затем он достал царскую печать, которая вместе с казначейством, Мудрейшим и писарем составляла его походный набор правителя, и смачно шмякнул ею под текстом указа. Ух!
От этого «шмяка» принцесса пришла в себя и открыла свои бездонные очи. Само собой, она удивилась. И было чему: все вокруг неё улыбались. Царь-батюшка обнимался с зодчим, Мудрейший довольно похлопывал писаря по плечу, другой рукой привычно вставляя в «патронташ» походного архива новый свиток. Принцесса не могла понять: то ли она раньше спала, то ли она теперь спит? Поддавшись общему настроению, она озарилась улыбкой.
Тут появилась царица-матушка, женщина исключительно практичного склада ума и большой осведомленности в делах своей семьи. Как мы успели убедиться ранее, она обладала способностью к телепатии, правда в отношении только одного человека. Заметим, что это встречается довольно часто. Стоит супругам прожить в тесном общении не один десяток лет, как они начинают понимать друг друга без лишних слов и даже на расстоянии.
Царица-матушка принесла икону, и строго глянув на мужа, который в ответ пожал плечами: мол, какие могут быть к нему претензии! благословила молодых.
И приехал принц за невестой на белом коне! Холеный иноходец гордо нес красовавшегося на нем седока в великокняжеском наряде. Народ ликовал и смотрел во все глаза.
Все были довольны. Царь-батюшка гордился тем, что нашел настоящего принца. Ещё бы – в подлинности подписи и печати он был уверен на все сто процентов. Не подкопаешься! Царица-матушка свысока поглядывала на свою свиту: самым взыскательным сплетницам не к чему было придраться – и конь-то белоснежный и принц самый что ни на есть настоящий, в великокняжеском наряде. Новоиспеченный принц тоже был счастлив: и голову сохранил и мечту свою горячую волшебную воплотил. И принцесса была довольна. А чем ей быть недовольной?
Принц спешился перед невестой, и они вошли в церковь под венчальный перезвон. Древняя жемчужина веры приветствовала своего молодого зодчего и нежную спутницу его жизни. Может быть это она, церковь, намолила у Всевышнего счастливый исход своей судьбы? Может это она протянула (по Его воле) ниточку судьбы к N-скому монастырю, где на крыше строящейся часовни сидел начинающий мастер? Может это ее мольба о возрождении послала юную принцессу в паломническое путешествие в эти северные края? Кто же знает? Ведь говорят же люди, что браки заключаются на небесах. Может, стоит и нам прислушаться?