Возвращение в Брайдсхед – Ивлин Во

Мне еще совсем немного лет, но в своем внутреннем мире я уже застыла на определенном возрасте, в определенный период жизни и чтобы ни происходило вокруг – хорошее или плохое, оно отпечатывается внутри не так сильно, не так детально, не так остро.

Я часто спрашиваю себя, почему так и почему именно тогда. И прихожу к выводу, что именно тогда мои острые углы еще были не сглажены, но и не направлены против меня, они собрались под каким-то удивительным сочетанием внутри меня, и жизнь казалась интересной, насыщенной, бесконечной. Вот и Чарльз, главный герой этой книги, также застыл, замер в своем прошлом, в обществе своего обаятельного друга Себастьяна. В их первый год обучения в Оксфорде они достигли пика своих жизней, а потом все пошло на спад. У Себастьяна – резко вниз. У Чарльза – более плавно, но также, неизбежно, вниз.Эта книга стала для меня большим откровением, заставила оглянуться на себя. Но все же я – не Чарльз. Мое «лучшее» время определяют не люди и не события, а я сама.

Я не литературный герой и моя жизнь не заканчивается вместе с эпохой.

Мне вполне под силу научиться не оглядываться назад, а радоваться дням и даже минутам.После этого невероятного коктейля из разбитых сердец и жизней, щедро приправленные темой религии, в качестве послевкусия остается глухая тоска.

Тоска по ушедшему времени, по прожитым впустую жизням.

Я в восторге от тех, кто смог прочитать этот роман и высоко его оценить. Возможно, он невероятно гениальный, глубокий, сильный, масштабный, психологичный, стильный (какие там есть еще похвалы?), но, как по мне, Ивлин Во есть (был) невероятный сноб и зануда, и роман у него получился соответствующий. Я безуспешно пыталась найти в его знаменитом опусе хоть что-то живое, несовершенное, но искреннее. А Во все топил и топил меня (поразительное усердие!) в интеллигентской тоске. Возможно, будь я меланхоличной дамой из интеллектуальных кругов, я бы прониклась, но у меня иной темперамент, образ жизни, и описываемое Во уныние мне чуждо. Ну не могу я в этом увидеть психологизм, хоть убейте!Впрочем, звучит это так, словно я оправдываюсь. Мне обидно, потому что я ОЧЕНЬ хотела прочитать сей роман. Понятия не имею, чем он меня завораживал. Названием? «Возвращение в Брайдсхед» – ничего особенного, нормальное название, но не из тех, за которые цепляются глаза. Обложка? Описание? Желание поностальгировать? Я хотела смеси Ремарка, быть может, Хема, раннего Томаса Манна и Моэма. Отчасти Во похож на всех четверых, но в то же время отличается от них, и значительно. И его «Возвращение…» вторично. Кажется, автор взял стандарты популярных писателей своего времени и слепил книгу по чужому образу и подобию. За чтением я постоянно ловила себя на мысли: хм, ну я уже встречала похожую сцену, в каком же романе?.. Образы, акценты, даже стиль – все слишком знакомо и много у кого было, а копия всегда хуже оригинала, даже если копию делали долго и аккуратно. В «оригиналах» было больше жизни и эмоций, тут же скорее их имитация. Если у вас проблема с выражением чувства, вы приходите к избыточности, чтобы это скрыть. Так, вместо простых «я тебя люблю» человек может начать лить патоку на 5 минут, потому что простота (за отсутствием уверенности) покажется ему неубедительной. Чем меньше вы (как человек и автор) чувствуете, тем более тратите энергии, чтобы убедить окружающих/читателей в наличии этих самых чувств. Поэтому «Возвращение…» получилось настолько вязким и бессистемным. В словах тоже можно запутаться, если слишком ими злоупотреблять.Единственный самостоятельный, не похожий на чужих, персонаж – это Себастьян. Он инфантильный, несчастный, вечно в неврозе и с нелюбовью к себе. Себастьян единственный из персонажей «Возвращения…» имел потенциал, вокруг него должно было выстраиваться все повествование, и это бы обеспечивало книге 70% успеха. Яркий второстепенный персонаж, который в итоге оказывается важнее главного героя, – это отличный ход. Но Во не заметил этого. Вместо того, чтобы развивать Себастьяна и постепенно заменять им главного героя (абсолютно неинтересного и, давайте честно, ничем не запоминающего), писатель попросту убрал его из повествования, лишил возможности как-то влиять на сюжет. Зачем, спрашивается, половину книги Во тянул линию Себастьяна и его тесную дружбу с гг? Чтобы – что? Чтобы избавиться от него, потому что не вышло придумать ему эффектную сюжетную арку? Можно возразить на это: ну это же реализм, писатель хотел написать, как в жизни! Но книга – это не жизнь в обычном понимании этого слова. У хорошей книги есть структура, если вы не соблюдаете законы драматургии, то сюжет не будет работать. Ваша жизнь может быть какой угодно неожиданной или скучной, но описание ее не будет иметь никакого смысла, если ее не обработать художественно и не подчинить законам драматургии.

«Возвращение…», возможно, воспринималось хорошо в год выхода. Но теперь из него нечего почерпнуть. Тут нет сильной истории, красот стиля, новых смыслов, нет даже яркой атмосферы, которая могла бы отвлечь от вторичности описываемого. Зато есть серьезная тоска, ощущение тлена (на ровном месте!) и переживания, которых можно было бы избежать, окажись персонажи хоть капельку умнее. Кажется, Во нравились персонажи со склонностью все преувеличивать. Но то, что герои создают себе трудности лишь за тем, чтобы их потом преодолеть (ну, или страдать), только раздражает. Жизнь и так слишком сложна и болезненна, а в «Возвращении…» зачем-то нужно создать драму всей жизни из ничего. Просто чтобы красиво мучиться. Что же, у кого-то и такое хобби, но мне это скучно, увы. Dixi.

Я думала, мне будет скучно возвращаться к этой книге в который уже раз, пятый? шестой? Но нет, какая скука, у меня с этой книгой все серьезно, и это, наверное, навсегда. Мне не бывает с ней скучно, я каждый раз окунаюсь в нее полностью, с головой ухожу в эту атмосферу аристократии, Оксфорда, Брайдсхеда, немного Лондона, немного Марокко. Я люблю эту книгу, и совершенно не могу объяснить ее действие на меня. Грусть и печаль? Они встречались мне во многих книгах, например, у Исигуро, у Макьюена, у Брэдбери. Сатира и ирония? За это я больше люблю Хеллера. Нравы британской аристократии? На это есть Голсуорси. Наверное, между нами случилась химия. Необъяснимая, непонятная. Я несколько раз пыталась советовать этот роман друзьям, он им нравится, конечно, но производит на них совсем другое впечатление. «Добротный, классический роман», – говорят они мне. «Да, хорошо», – киваю я. Но у них нет тех искр, что летят от меня, когда я слышу эти имена: Чарльз Райдер, Рекс Моттрем, Себастьян, Джулия…Роман рассказывает о жизни одного британского мужчины, не уверена, что его можно назвать джентльменом, Чарльза Райдера, архитектурного художника. Начинается история с поступления в Оксфорд, знакомства с молодым чудаковатым лордом Себастьяном Флайтом и последующим общением Чарльза с семьей Флайтов. Казалось бы, ничего особенного, но Во, отступая от своей фирменного злого сарказма, рисует словами Аркадию, из обычного аристократичного дома делает Дом. Ни следа злости, ни следа иронии – только грусть и сожаление слышатся в его словах. С войной, или даже войнами, все изменилось в мире, исчезают традиции, вымирают устои, резко сдала няня Хокинз – один из последних оплотов верности прежнему миру. Сносят дома, на их месте строят другие, вырастает новый мир, а Чарльз спешно рисует, рисует и рисует мир прошлый, запечатлевая на рисунках все то, что было мило сердцу ранее. И это первая мысль, что всплывает в голове по прочтении.Вторая мысль, как ни странно, о любви. Странная штука – любовь. Любовь к брату как предтеча любви к сестре, к женщине. И знаете, я им в чем-то завидую, Чарльзу и Джулии, хотя и не должна. Они долго не замечали друг друга, шли параллельными путями неизменно рядом. Но настал день, или настал шторм посреди Атлантики, и они встретились по-настоящему. И ведь это то самое удивительное чувство, когда день идет за два, а два года – целая жизнь, и пусть эта их жизнь течет вопреки всему, общественному мнению, семьям. Странная штука – жизнь. Никогда не знаешь, куда занесет, где встретишь, где потеряешь. И кто бы мог подумать, что такому глубокому чувству помешает религия?Не могу обойти стороной эту щепетильную тему. Вообще тема религии в романе – одна из центральных, пусть даже это отпугнет потенциальных читателей (но лучше меньше, да качественней). Как, почему агностик Чарльз не смог принять Джулию с ее вероисповеданием, не разглядел в ней католического стержня? Как ни крути, но католичество для Джулии было основой ее жизни. А Чарльз? Остается загадкой, почему Во, очевидно, рисовавший эту ситуацию с собственной жизни, в книге решил пойти другим путем. Реализовал свой самый страшный кошмар – остаться без любимой женщины, зато с убеждениями? Пусть так, но обида хватает за сердце за Чарльза.И вот опять, я начинала писать эту рецензию два раза, и оба раза бросала из-за щемящего ощущения где-то в солнечном сплетении, что я совсем не хочу заканчивать чтение и уходить к другим персонажам, к другим книгам, двигаться дальше. Хочу и дальше перечитывать эту книгу, раз за разом возвращаясь к любимым героям. Надеюсь, третий раз для рецензии окажется счастливым, и я таки ее допишу. Продолжу. Четвертая тема – властная мать с поражающим чувством собственничества, или таковым мне это чувство показалось. Несомненно, такие матери хотят своим детям самого лучшего, но почему же они не видят, как наносят своим детям неизлечимые раны? Следить, приставлять опекунов взрослым сыновьям, выставлять на посмешище, и думать, что это все на пользу? Поразительная слепота. Вообще мать, леди Марчмейн – удивительный персонаж. Каждый раз читаю, каждый раз ненавижу. И удивляюсь – за что? Обычная женщина, пусть властная, пусть манипулятор, но не символ зла. Но как говорила ее младшая дочь: «Когда хотят ненавидеть господа, ненавидят нашу маму». Да, это так.Пятая тема… И еще много-много тем. Бездонная яма тем.

Я буду читать этот роман еще и еще и еще. И еще.

Я обязательно вернусь в Брайдсхед.

И надеюсь и верю, что кто-нибудь когда-нибудь тоже захочет присоединиться ко мне. Ведь не зря же над дверью Брайдсхеда до сих пор горит лампада… Неяркий красный огонь, приглашающий путников. До следующей встречи.