Коммуна, захватившая власть в Париже, начала с ломбардных квитанций: первыми декретами были запрещены залоги в ломбардах и ночная работа в булочных.
Тогда же были уничтожены полицейские дознания о преступниках и сожжены списки парижских уличных женщин.
Первые дни Коммуна могла казаться отчасти нелепостью, отчасти смешными пустяками, с десятками всех этих комиссий, финансовых, экономических, иностранных дел, для одного только города, отдаленного от Франции и всего мира.
Но уже 22 марта, через четыре дня после захвата Парижа, Коммуна показала зубы.
У Вандомской площади парижане из тех, кого обычно зовут мирными, почтенными обывателями, затревоженные непонятными событиями, собрались шествием под трехцветными флагами и плакатами, на которых было написано самое скучное слово, какое есть на свете, – «Порядок».
Коммунистический батальон национальной гвардии разогнал шествие огнем. Париж замер, онемел…
А Коммуна заговорила.
Еще в 1869 году Рауль Риго, ставший теперь прокурором Коммуны, издавал в Париже журнал с удивительной кличкой «Варвар», с подзаголовком «орган безбожия».
Другой агент лондонского интернационала, полусумасшедший Флоренс, один из первых генералов Коммуны, зарубленный в первом же бою, в журнале Бланки «Свободная мысль» писал: «Безбожие – новая база человечества, если оно хочет прогресса».
И это было куда любопытнее ломбардных квитанций.
Коммуна решила, что Париж побежден, будет побеждена Франция, и не прикрывала больше своих целей, открыла себя.
В 1871 году Коммуна сама открыто признала, что весь ее смысл – безбожное варварство.