Лето Господне – Иван Шмелёв

Понравилась эта книга-воспоминание о детстве и московском быте XIX в. самого писателя, Ивана Шмелёва, о его детстве, пропитанная русским духом, традициями и праздниками. Было очень интересно читать про ушедший быт, традиции, уклад купечества и крестьян, здесь этого очень много и подробно написано, хотя поначалу чтение шло тяжело, но потом втянулась и дочитала с большим интересом, читать было не скучно. Но больше всего было интересно узнать про празники, как к ним готовились, как их праздновали и особенно про то, что готовили.Язык у Шмелёва великолепный, очень живой, создаётся ощущение, как будто книгу и правда написал ребёнок, автор прекрасно передал мысли, чувства, переживания и манеру речи почти семилетнего ребёнка. Было ощущение, как будто я нахожусь рядом со всеми персонажами и ощущаю запахи приготовленной еды, рынка, свежего весеннего воздуха.С одной стороны, у Шмелёва всё слишкои идеальное, как мне показалось, хотя есть и описание раздачи милостыни, замёрзшие и плохо одетые люди с детьми, пьяницы, калеки. Скорее всего, это связано с тем, что он вспоминал своё детство, а нам нравится преукрашать воспоминания, особенно о светлой поре, детстве, и тем более, если оно было счастливое, богато на события, но впечатление это не испортило.Эта книга должна особенно понравиться глубоко религиозным людям. Они найдут в ней подробные описания традиций, постов, праздников. Я люблю книги про то, как раньше жили люди, особенно в России, поэтому мне книга так понравилась.

Автобиографичная книга с описанием православного быта, традиций, атмосферы православных праздников. Вот все б хорошо, но слишком много о религии. Хотя, конечно, прекрасно понимала это, начиная читать. Но, видимо, все же очень – очень не мое.

Иван Шмелев вспоминает свое детство, прошедшее в Замоскворечье, свою семью и всех домашних людей (крестьян, слуг). Особое место уделяется Горкину, крестьянину, который по сути был его домашним воспитателем. Перед глазами читателя предстает несколько наивный, на мой взгляд, мир. Ребенку все видится в прекрасном цвете – все вокруг хорошие, добрые, ласковые (ну, за исключением может быть, дядьки да крестного). А то, что крестьяне работали с утра до ночи без продыху – это ребенку совсем невдомек. У барского сына – то детство счастливое, конечно.

Многим нравится язык Шмелева. Меня же, если честно, он напрягал. Все эти бесконечные уменьшительно – ласкательные словечки придавали такую приторность, что хотелось хлебнуть ледяной водицы.

Что понравилось – так это описание русских кулинарных изысков. Есть хотелось при этом неимоверно! Даже не так. Хотелось жрать! Капустку соленую, блины с тем, вон тем и вон энтим! И осетрина, и грибы! Запить квасом медовым!

Мне, человеку неверующему, книга далась очень сложно. Я неделю ее мусолила, но сама себе сказала «надо дочитать». На этом, думаю, знакомство с автором я и закончу.

Очень удачно я начала прослушивание книги. По календарю – начало поста, первая неделя. И книга начинается с Великого поста. Подумалось: вот бы и читать её с учётом течения времени, неспешно, сверяясь с праздниками и событиями за окном. Понравился спокойный размеренный настрой: верилось, что вера незыблема, любовь вечна, в стране может царить мир и спокойствие, в семье – достаток и лад… Рассказ от имени шести-семилетнего мальца придавал повествованию детскую чистоту и наивность…

Чем больше я слушала книгу, тем неоднозначнее она мне стала казаться. Роман-трилогия включает «Праздники. Радости. Скорби» и первая моя претензия как раз к этому разделению. Хотелось перекроить повествование, совместить праздники и радости, а не знакомиться дважды с повторяющимися событиями. Иногда казалось, что я потеряла прослушиваемую дорожку и возвратилась к событиям первой части трилогии, настолько похоже они звучали.

Для сравнения. Часть «Праздники»:

Сегодня Прощеный день, и будем просить прощенья: сперва у родных, потом у прислуг, у дворника, у всех. Вассу кривую встретишь, которая живет в «темненькой», и у той надо просить прощенья. Идти к Гришке и поклониться в ноги? Недавно я расколол лопату, и он сердился. А вдруг он возьмет и скажет: «Не прощаю!»Часть «Радости»:

В пятницу, перед вечерней, подходит самое стыдное: у всех надо просить прощение. Горкин говорит, что стыдиться тут нечего, такой порядок, надо очистить душу. Мы ходим вместе, кланяемся всем смиренно и говорим: «Прости меня, грешного». Все ласково говорят: «Бог простит, и меня простите». Подхожу к Гришке… А я перед ним, правда, очень согрешил: назло ему лопату расколол, заплевался и «дураком» обругал. Точно так повторяются и другие события (например, про ледяной дом). А ведь как было бы здорово сделать книгу настольной, читать как православный календарь. Третья часть не вписывается в подобную идею слишком личными событиями.

Увы, беспокоили меня и другие оговорки, мешающие считать чтение душеспасительным. Описывая впечатления от лица мальчика, автор иногда приписывал мальчугану слишком взрослые высказывания. Из-за этого герой (он же автор) представлялся то наивным чистым ребёнком – добрым и рассудительным, то слишком мудрым проповедником или ревностным обвинителем, что не сочетается с детским возрастом. Хотелось одёрнуть мальчика, делающего замечания взрослым, указывая на их грехи. Мне больше нравился тот Ваня, который перекручивал слова, не понимая их значения, пытался придать смысл и объяснение.

«Их-фимоны»… А у нас называют – «ефимоны», а Марьюшка-кухарка говорит даже «филимоны».Утомляли многометровые списки кушаний, постоянно перемежающие текст. Оно и понятно, рассказ о праздниках, а где застолье, там и угощенье. Но слушать в течении часа перечисления стерляжьих расстегаев, крокеточек рыбных с икрой зернистой, ухи налимьей, кулебяк со свежими белыми грибами и с визигой в икре судачьей, волованов-огратэнов, фаршированных каплунов, котлеток из белужины высшего отбора с подливкой из грибков с каперсами-оливками, паровых сигов с гарниром из рачьих шеек, ореховых тортов, миндальных кремов, ананасных маседуанов… не хватало сил. Постоянно возникали мысли о чревоугодии и невоздержании.

Пара цитат из одной главы (из этой же главы можно было ещё с десяток принести).Горка для подносителейИ всякие колбасы, и сыры разные, и паюсная, и зернистая икра, сардины, кильки, копченые рыбы всякие – и семга красная, и лососинка розовая, и белорыбица, и королевские жирные селедки в узеньких разноцветных «лодочках», посыпанные лучком зеленым, с пучком петрушечьей зелени во рту; и сиг аршинный, сливочно-розоватый, с коричневыми полосками, с отблесками жирка, и хрящи разварные головизны, мягкие, будто кисель янтарный, и всякое заливное, с лимончиками-морковками, в золотистом ледку застывшее; и груда горячих пунцовых раков, и кулебяки, скоромные и постные, – сегодня день постный, пятница, – и всякий, для аппетиту, маринадец; и румяные расстегайчики с вязигой, и слоеные пирожки горячие, и свежие паровые огурчики, и шинкованная капуста, сине-красная, и почки в мадере, на угольках-конфорках, и всякие-то грибки в сметане – соленые грузди-рыжики… – всего и не перепробовать.свернуть.Именинные подношения (малая часть)С раннего утра несут и несут кондитерские пироги и куличи. Клавнюша с утра у ворот считает, сколько чего несут. Уж насчитал восемь куличей, двадцать два кондитерских пирога и кренделек. А еще только утро. Сестрицы в передней развязывают ленточки на картонках, смотрят, какие пироги. Говорят – кондитерский калач, румяный, из безе, посыпан толченым миндалем и сахарной пудрой, ромовый, от Фельша. Есть уже много от Эйнема, кремовые с фисташками; от Абрикосова, с цукатами, миндально-постный; от Виноградова с Мясницкой, весь фруктовый, желе ананасным залит. И еще разные: миндальные, воздушно-бисквитные, с вареньем, с заливными орехами, в зеленоватом креме из фисташек, куличи и куличики, все в обливе, в бело-розовом сахаре, в потеках. Родные и знакомые, прихожане и арендаторы, подрядчики и «хозяйчики»… – и с подручными молодцами посылают, несут и сами. Отходник Пахомов, большой богач, у которого бочки ночью вывозят «золото» за заставу, сам принес большущий филипповский кулич, но этот кулич поставили отдельно, никто его есть не станет, бедным кусками раздадут. Все полки густо уставлены, а пироги все несут, несут…свернутьАвтор точно определил направление произведения – слишком личное, автобиографичное с ностальгической ноткой: «Я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце», поэтому не стоит рассматривать книгу, как рекомендацию для духовных чтений, скорее, как исторические зарисовки былых времён. Тем более, что герои повествования не выдуманы, автору удалось оживить их, сделать зримыми, понятными. Особенно хорош Горкин – человек старинный, заповедный. Вот к кому хотелось прислушиваться.Аудиокнигу слушала в прочтении Светланы Репиной (19 часов 21 минута). Скорость убыстряла, так как читала Светлана медленно, некоторые сложные слова проговаривая чуть ли не по слогам (следует учитывать труднопроизносимые архаизмы и исто­риз­мы). Есть более выразительная и эмоциональная начитка Екатерины Краснабаевой, но мне пришлось от неё отказаться, так как актриса резко меняет голос, и если начало предложения звучало очень громко, то окончание я не слышала из-за тихого шёпота (приходилось сверяться с электронным вариантом).