Иван Полонянкин
Принуждение пандемией
© Полонянкин И.Ф., 2023
Страницы автобиографии
Родился я 27 июня 1953 года в небольшой уральской старообрядческой деревне Новый Шагирт Куединского района Пермской области, в которой жили люди крепкие духом, преданные русским традициям, обычаям и старой вере.
Раннее детство провёл без отца, но с дедом; он вводил меня в детскую жизнь.
Мы жили в дедовском доме в полтора этажа, который имел два выхода в противоположные стороны, как мне тогда казалось, высоком и большом. Нижний этаж использовался для хранения продуктов, различной домашней утвари, а ещё для зимнего хранения пчелиных ульев.
В доме было много старых молитвенных книг с деревянными и кожаными обложками, с бронзовыми застёжками; навсегда осталось в памяти, как дед с достоинством крестился двумя перстами, открывал книгу и начинал не торопясь, напевно, по слогам читать молитвенный старославянский текст, почти петь его, разборчиво и ясно.
Очень хорошо помню, когда впервые встретил своего дядю, брата мамы, Килина Ивана Якимовича. Он вернулся со службы молодой и красивый, и я не давал ему прохода, считая своим отцом. Он смущался, качал меня попеременно то на правой ноге, то на левой в начищенных до блеска сапогах. Позже ему вручили орден Красной Звезды; выяснилось, что за войну в Корее.
В раннем детстве я переболел полиомиелитом; запомнились постоянное сонное состояние и многочисленные уколы. После болезни заново учился ходить: мама ставила мои ступни на свои ноги, крепко прижимала к себе и шагала по больничной палате. Мне повезло, болезнь оставила меня в покое.
Начальной грамоте обучал дед, Прокопий Филиппович, который в своё время закончил два класса. Под его руководством я написал первые цифры и буквы на тетрадной страничке. Писать научился так же коряво, как писал дед, повторяя все его письменные неровности и загибы. И это осталось навсегда.
В детстве я подружился с девочкой Полей, моей троюродной сестрой и соседкой из дома напротив. Мы с ней чинно гуляли, держась за руки, а над нами потешались, особо ждали момента расставания. Как правило, я провожал сестрёнку до середины улицы и стремительно возвращался на свою сторону. Она же бежала за мной, хватала за руки и жалостливо просила, мотая слёзы на кулачки:
– Ванька-мо! Проводи-мо меня-мо домой-мо!
На этом же месте я попал под колёса мотоцикла. Среди нас, послевоенных деревенских мальчишек, воспитанных на геройских подвигах фронтовиков, была игра, в которой мы подпускали к себе как можно ближе движущее средство и перебегали перед ним дорогу, показывая смелость и бесстрашие; я подпустил слишком близко и не успел перебежать, но всё обошлось без тяжёлых последствий.
Отец, Фотей Прокопьевич, участник Великой Отечественной войны, после демобилизации работал председателем колхоза, окончил Молотовскую партшколу (государственную двухгодичную школу по подготовке руководящих кадров колхозов), показал характер и на этом оборвал свою карьеру руководителя. Но так как он был офицером-танкистом, знал моторы и механизмы, то, не мешкая, оформился в нефтеразведку, работал на буровых дизелистом-механиком.
Мама, Прасковья Якимовна, любила песни, пела отменно чистым и приятным голосом, работала на тяжёлой колхозной работе. Жили небогато, как и вся послевоенная страна.
После возвращения отца из мест заключения начались переезды семьи по огромному Советскому Союзу в поисках своей счастливой доли.
Город Ревда Свердловской области остался в памяти комнаткой-полуземлянкой в бараке на Угольной горе, купаниями в тёплой воде заводских охладителей и в зимней проруби. На пруду я учился бегать на коньках, толкая впереди себя тяжёлые самодельные санки, сваренные из труб, с держалкой для равновесия. Был уже вечер, темнело, санки провалились в прорубь и увлекли меня за собой. Вытащили находившиеся невдалеке взрослые ребята. Прибежал отец, забрал в барак. Дома, чтобы не простыл, напоили красным вином. Мне было весело, а вино помогло избежать простуды.
Этот город ещё запомнился первомайской демонстрацией 1960 года, прерванной тревожными боевыми сиренами в связи с пролётом американского самолёта-разведчика U-2, и зимними обледенелыми улицами, по которым ветер разносил старые бумажные денежные купюры.
Некоторое время спустя мы уже обживались в Оренбургской области в геологическом посёлке Предуральской полевой нефтегазовой геологоразведочной экспедиции глубокого бурения.
Через три года работы в экспедиции про отца и его сельскохозяйственное образование вспомнили органы власти и управления, после чего были вызовы и разговоры в облисполкоме. Вскоре отца уговорили и направили управляющим в один из созданных степных совхозов Новоорского района.
Мне, десятилетнему парнишке, там было очень интересно. В воспоминаниях сохранились бескрайние степи, курганы и каменные выступы; зайчонок, который жил у нас в доме и забавно стучал в окно, как в барабан, требуя выпустить его; змеи, которых боялись и как могли боролись с ними, а ещё поездки в школу Тасбулака, по степи за несколько километров.
Но случались особые дни, когда транспорта не было, – я их ждал с нетерпением, как очередных приключений. В эти дни отец сажал меня в свою быструю двуколку, и мы ехали в степь, к пасущимся в табуне либо в косяке лошадям. Там подбирали наиболее смирную лошадку или же ишака, и я верхом гордо отправлялся в школу, часто опаздывая, так как порой половину пути шёл пешком и тянул животное за собой. Однажды отец оставил мне около школы своего коня с двуколкой, а сам на машине уехал на совещание. Я с нетерпением отсидел уроки, на каждой перемене выбегал к жеребцу и подбрасывал сено: как же, ему предстоит быстрый бег от школы до дома! Жеребец был крупный и ярко-рыжий, со звездой на крупе, и я мечтал с ветерком мчаться на нём так, как ездил отец, который называл его «списанным пограничником».
После занятий в дорогу меня провожала школьная детвора. Я взнуздал коня, чинно сел в кошёлку и шагом отправил его по дороге. Но как только выехал за пределы посёлка, прокричал зычное «Но-о-о!» и стеганул вожжами; жеребец дёрнулся и нехотя засеменил по степной дороге. Он чувствовал во мне неопытного наездника и игнорировал мои команды. В конце концов с помощью плётки, вожжей и окриков мне удалось заставить коня ускориться и даже обогнать попутную телегу. Я с ветерком мчался по степной дороге… к речному броду, а мои попытки остановить коня оказались безуспешными. Перед спуском с берега я испугался, просмотрел вожжи: упустил правую, она намоталась на ось колеса, завернув голову жеребца. Он, не дойдя до противоположного берега реки, остановился в воде, а я сидел в растерянности и шмыгал носом. Помогли мне выбраться из водной ловушки люди, подъехавшие на телеге, которую я обогнал.
На этом мои дорожные приключения закончились, так как начинались летние каникулы.
Вскоре отец вернулся работать в геологоразведочную экспедицию, и семья продолжила регулярно менять деревни, сёла и посёлки, а я – школы Оренбургской области. Особо запомнился 1964 год, когда перед сменой партийной власти в стране не стало вдруг хлеба и товаров повседневного спроса, и мы, малолетки, стояли в ночных очередях на железнодорожной станции в ожидании вагона-магазина.
В 1967 году летние каникулы провёл у деда, в родной деревне на Урале, где в колхозе имени Мичурина заработал свои первые трудодни. Мы занимались благоустройством деревенской улицы, выполняли простые работы: загружали лопатами тракторный прицеп гравием и раскидывали на деревенской улице, копали ямы и устанавливали столбы для электричества, а позднее участвовали в уборке урожая и работали на сенокосе.
В Оренбургскую область уже не вернулись, а отправились на север Томской области, куда отец с мамой, младшей сестрой и чемоданом уехали по вербовке бурить нефтяные скважины и осваивать новые нефтяные месторождения. Это было первое самостоятельное, без опеки родителей, путешествие по родной стране, сначала на поездах, а потом на колёсном старом пароходе «Амур» вниз по течению большой сибирской реки Обь на север.
Там, на севере Томской области, в молодом городе нефтяников Стрежевом, прошли мои годы взросления. Трудовую деятельность начал с шестнадцати лет: сперва работал подсобником каменщика в комсомольско-молодёжной строительной бригаде, где были и комсомольцы, и молодые «химики», и бывшие зэки, затем грузчиком в ОРСе. В работе грузчиков привлекал свободный график, а также порядок денежного расчёта: деньги за выполненную работу получали сразу и без задержки. Одновременно учился в вечерней школе рабочей молодёжи. В это же время увлёкся боксом и лыжами.
После окончания вечерней школы неудачно поступал на юридический факультет. Оказалось, что очное обучение на юридических факультетах контролировалось государством, и для поступления необходимы были рекомендации и направления от соответствующих организаций и органов, а без направления на юридическом факультете можно было учиться только на заочно-вечерних отделениях. Вместо сдачи экзаменов и поступления мне пришлось пережить двухнедельную изоляцию (обсервацию) в связи с холерой на юге нашей страны и вернуться домой.
На следующий год по совету, настоянию отца и направлению военкомата поехал поступать в Ульяновское танковое училище, но что-то напутали со сроками по сдаче экзаменов, и когда я приехал, то приём уже закончился. В Ульяновске устроился на стройку подсобником каменщика, жил в общежитии, а осенью ушёл в армию.
Службу проходил в воздушно-десантных войсках: сначала обучался в учебной дивизии ВДВ в Каунасе, а затем служил в Костроме. В период обучения был принят в комсомол, так как младшие командиры должны участвовать в воспитании личного состава. В Кострому был направлен для назидания и наказания: перед отъездом мы работали на одном из предприятий города Каунаса, а по завершению работы и по предложению местных рабочих употребили «огненной воды». Мои друзья успели уехать сержантами по распределению в войска, а я на следующий день поехал ефрейтором в самый северный полк ВДВ – 331-й Костромской парашютно-десантный полк. Но в этом мне повезло, и довелось служить в прекрасном полку и с прекрасными командирами.
Служба в армии мне нравилась и увлекала. Особенно любил полевые занятия, специальную и парашютно-десантную подготовку. Нас обучали рукопашному бою, подрывному делу, тактике, обкатывали старыми танками Т-34, учили маскировке, атакам, обороне и другим военным премудростям. В те годы, в начале семидесятых, в войсках ещё продолжали службу офицеры и старшины, прошедшие войну. Особо запомнился наш старшина-фронтовик, который при зачислении меня в роту, принимая физическую подготовку, объявил, что будет делать из меня настоящего десантника, вручил гирю на 24 килограмма, с которой я три раза в день: на завтрак, обед и ужин – ходил в столовую.
Перед демобилизацией подал документы для поступления на подготовительное отделение (рабфак) Воронежского государственного университета, был зачислен и успешно окончил его, а затем учился на геологическом факультете. Одновременно в летние, полевые сезоны проходил стажировку и работал в геологических партиях рабочим, техником-геологом, инженером-геологом в различных регионах большой и сильной страны – Союза Советских Социалистических Республик: на Кавказе, Памире, Магадане и Чукотке, в Центральной России, Туве и Западной Сибири. Работа в области геологии оказала большое влияние на мою жизненную позицию и понимание природы.
Кочевая жизнь резко изменилась в 1983 году, когда вернулся в сибирский город по семейным и бытовым обстоятельствам, и мне предложили службу в органах внутренних дел. В те «андроповские» времена в правоохранительные органы активно проводили набор новых сотрудников из числа офицеров запаса и по направлениям трудовых коллективов. После соответствующей специальной подготовки я служил в отделе по борьбе с хищениями социалистической собственности (БХСС); позднее заочно получил высшее юридическое образование. Был членом КПСС, но в 1991 году на основании Указа Президента РСФСР добровольно вышел из рядов партии.
Поняв, что «социалистическая собственность» в скором времени перейдёт в частную, капиталистическую, уволился со службы, работал юристом, создал частное предприятие, затем охранную структуру безопасности в одном из банков.
Через некоторое время мне предложили вернуться на государственную службу в Главное управление налоговых расследований (ГУНР), на базе которого позднее была создана первая полицейская структура постсоветской России – налоговая полиция Российской Федерации (ФСНП России), где я прослужил более десятка лет и после внезапной ликвидации в 2003 году ушёл в отставку полковником.
После отставки занимался бизнесом, являлся предпринимателем, арбитражным управляющим, директором созданного предприятия.
Литературные опыты предпринимал с юношеских лет, писал и стихотворения, и рассказы, но «в стол», удовлетворяя внезапно возникающие душевные потребности: работа, служба и бытовые заботы забирали всё время. Всегда много читал и, в конце концов, начал писать сам: в период пандемии, после введения известных ограничений и запретов, достал то, что ещё сохранилось, и возобновил литературную работу.
Очень рад, что окунулся в писательский труд, получаю от него удовольствие и удовлетворение, выставляю на обозрение созданные произведения и имею свой круг читателей.
Некоторые мои стихи и рассказы появляются сырыми, недоработанными, и я по мере приобретения писательского опыта периодически возвращаюсь к ним, редактирую, а в некоторых случаях и удаляю: странички интернета использую как записную книжку для хранения своих мыслей и размещения литературных зарисовок. Как и любой начинающий писатель, много тружусь и учусь. В поэзии ищу себя, в прозе работаю над серией историкоприключенческих романов, также пишу рассказы и миниатюры.
Публиковался в альманахах Российского союза писателей, членом которого являюсь. Участник конкурса «Георгиевская лента», номинант литературной премии «Наследие», премии имени Сергея Есенина «Русь моя» и национальной литературной премии «Поэт года». Награждён звездой «Наследие» и медалями: «Иван Бунин 150 лет», «Сергей Есенин 125 лет», «Федор Достоевский 200 лет», «Святая Русь», «Максим Горький 155 лет».
Библиография:
Летние приключения на даче. М., 2021.
Зимние приключения на даче. М., 2021.
Беглянка. М., 2021.
Журавли. М., 2021.
Путешествие на планету Грёз. М., 2022.
Друг мой Вовка. М., 2022.
Подружки. М., 2022.
Стрельцы. М., 2023.
Стихотворения
«Ты знаешь, милая, а я тебя люблю…»
Ты знаешь, милая, а я тебя люблю…
Я твой, один из миллионов.
И страсть свою в душе храню,
В одной на всех российских клонов.
Я сын твой, любящий ребёнок,
Тобою вскормленный юнец.
Теперь уж жизнью обожжённый…
Хранил меня всегда твой крест.
Я брат твой, любящий защитник,
С другими посланный с небес.
Тобой обласканный счастливчик,
Тобой назначенный творец.
Я муж твой, пламенный любовник,
Ты для меня желанна и любима.
Я преданный тебе поклонник,
Только с тобой, родная, моя сила.
Ты, милая… и нежна, и вольна.
Люблю твои просторы и красоты.
Они вместили в сердце у меня
Свои все параллели и широты.
Богатая! Прелестная красавица!
Внешность твоя обманчиво доступна.
Щедрость души друзьями прославляется…
Но для врагов всегда ты неприступна.
«Страна контрастов, севера и юга…»
Страна контрастов, севера и юга…
Страна народов сотен языков…
Пальмира Финская… и затаённый угол,
Забытый край туманов и снегов…
По нраву нам российские просторы,
Равнины и бескрайные леса…
Сверкают льдом замёрзшие озёра,
Словно слезятся матери глаза.
Нам дороги и тундра, и болота,
Кавказских гор седая череда…
С Урала и до Дальнего Востока
Сибирь зовёт, таёжная сестра.
Страна контрастов, нищеты и блеска…
Страна бездомных и златых дворцов…
Страна берёз… и кедра, и вереска…
Страна лжецов, героев и творцов…
Россия наша… Навсегда мы вместе,
Не в силах скорбь и горе разлучить…
Одни нам с колыбели поют песни,
Один родник нам воду даёт пить…
«Высокий, задумчивый, старый утёс…»
Высокий, задумчивый, старый утёс,
На замок волшебный похожий.
Нас тенью накрыл, наши думы вознёс
На небо днём этим погожим.
Далёкий утёс с ветрами в друзьях,
Морозу и солнцу собрат.
Растит он цветы – эдельвейсы в щелях,
Его не страшит камнепад.
Он крепок пока, не жалеет себя,
Вершина скалы в облаках.
На мир с высоты взирает любя,
Задумал так жить в веках.
Откосы скрывает старый утёс,
Былое величие камня.
Уж друг его, ветер, вести разнёс
О ранах больных великана.
Он рухнет когда-нибудь грудью на склон,
Окрест всё усыплет гранитом.
Положит последний земной поклон,
Закроет свою страницу.
«Нам каждому дано своё панно…»
Нам каждому дано своё панно,
Где дни текущие слагаем и рисуем,
Где мир людской – открытое окно,
В нём жизнь видна: по делу или всуе.
Лишь только новый утренний рассвет
Приходит после лунной дряхлой ночи,
Звучит напевно, ширится сонет,
Зовёт с собой, слогами душу точит.
Тоска затронет, в дом зайдёт печаль.
Задумчивость захватит, обуяет.
А годы прошлые давно уже не жаль,
Строка хранит… Пусть сердце выгорает.
Не жаль ошибок, встреч и расставаний…
Панно закончено… с учётом дарований.
«Душа моя! Ты обойми меня…»
Душа моя! Ты обойми меня
И тело бренное заставь трудиться дальше,
Чтоб вместе с ним мы избежали фальши,
Единым стали целым: ты и я.
Чтоб, наконец-то, ты в любви себя
Не обделяла… а кружилась в вальсе,
Как при последнем и случайном шансе,
Пока не тлеет, а горит свеча…
Мечты уж стынут, до поры живут…
Не все ещё забыты в жизни цели…
Но сердце бьётся редко, еле-еле,
А мысли быстрым облаком плывут…
Как счастлив тот, кого ведёт душа
По закоулкам жизни не спеша!
«Звезда не знает, что она звезда…»
Звезда не знает, что она звезда,
И освещает космоса пространство.
Ей не нужны одежда и убранство,
Она лишь блеска своего раба…
Не ведает ни страха, ни забот,
Всех в равной мере одарила светом,
Порой волнуется, пульсирует при этом,
Мечтает осветить весь небосвод…
Вдали живёт… За много-много лет
Лишь отблеском своим друзей достанет,
К Земле лучи издалека протянет,
И струйкой заискрится новый цвет…
Звезда исчезнет, но её лучи
Нас долго будут удивлять в ночи…
«Загрубела душа, загрустила…»
Загрубела душа, загрустила,
Беспокойно взирает вокруг.
И, как встарь, собирается с силой,
Ей любить и писать недосуг.
Матерей бы сейчас успокоить,
Смахнуть слёзы у женщин с лица.
Чтоб не ждать санитарный поезд,
Но дождаться сынов и отца.
Чтобы не было дрожи в коленях,
Когда письма приходят домой…
Мамы знают, что жизнь равноценна
Всех детей, унесённых войной.
«Сегодня женщинам подарки от мужчин…»
Сегодня женщинам подарки от мужчин,
Которые заботливо хранили,
Но объявлять об этом не спешили,
Особых ждали, праздничных причин…
В морозы зимние таили до поры,
Лелеяли, ласкали и растили,
Но день пришёл, и милым предложили
Частичку сердца и души дары.
Цветы весны…
Слова любви и счастья…
Глаза блестят…
Что может быть прекрасней?
«Февраль сияет белым серебром…»
Февраль сияет белым серебром,
Снежинкам лёгкости узорами добавил.
А тучи от свинца совсем избавил,
Мороз и ветер рядышком, при нём.
Как младший сын у матушки-зимы,
В сугробы разбросал свои желания.
И задрожал, замлел от ожидания,
Боясь их не исполнить до весны…
Всех удивляет глыбами со льда
И выпавшим и непорочным снегом,
Любуется детишек лыжным бегом,
Считает, что взошла его звезда…
Но март уже идёт к нему на смену…
Природа-мать всему найдёт замену.
«…Тот век серебряный закончен…»
…Тот век серебряный закончен…
Прошёл век золотой давно.
Что двадцать первому дано,
Быть может, он уже просрочен?
Есть Пушкин в нём, Толстой и Достоевский,
Иль Блок и Бунин, Белый, Гумилёв —
Таланты из блистательных веков?
Писатель есть ли праведный, советский?
Где пламенные, страстные призывы
Стоять в борьбе за Родину свою
И биться в поэтическом бою…
Насколько современники правдивы?
Отчизну ли частями раздадут:
Москву, Сибирь, Санкт-Петербург?
«Зима открыла прелести свои…»
Зима открыла прелести свои
И ночи звёздные, морозы и сугробы,
Но властвовать осталось ей немного…
Нам скоро быть в объятиях весны.
Она ж умчится к разным полюсам,
Где ждут её медведи и пингвины,
Что в преданности к ней незаменимы…
Раздаст им холод и снежинки пополам.
С весной закончит длинный диалог,
Покинет тех, кто по сезонам любит,
Кто ждёт лишь миг и сразу позабудет,
И держит наготове свой пролог.
Зима, прощаясь с нами каждый раз,
Красоты выставляет напоказ…
«Без отдыха душа всегда черствеет…»
Без отдыха душа всегда черствеет,
Без радости, тоски уйдут стихи…
Как землепашец целину засеет,
Так скосит и пшеницы колоски.
Мы все живём с любовью и заботой,
Пытаясь воссоздавать желанный рай.
И не заметим друга с душой кроткой,
Набив себе зерном старый сарай.
