Иван Оченков
Стрелок. Путь в террор
© Иван Оченков, 2020
© ООО «Издательство АСТ», 2020
Худая лошаденка с трудом тащила пролетку по булыжной мостовой, отчаянно цокая подковами. Возница – такой же худой и неказистый, как запряженный в его экипаж одр, постоянно понукал ее, но, видимо, больше по привычке, чем всерьез надеясь разогнать несчастное животное. Впрочем, его нынешние клиенты были людьми непритязательными, и слишком уж стараться не стоило. Добравшись до места, извозчик натянул вожжи и сиплым голосом крикнул:
– Тпру, проклятая!
При этом он искоса поглядывал через плечо, следя за седоками, чтобы те не улизнули, не расплатившись, как иной раз случалось. Однако на этот раз все обошлось.
– Прими, любезный, – протянул ему гривенник самый представительный из клиентов – по виду студент.
– Накинуть бы, барин, – по привычке заканючил возница, сняв одновременно с головы мятый цилиндр.
Но седоки, не обращая на него внимания, покинули видавший виды экипаж и дружно двинулись в ближайший двор. В воротах на них подозрительно посмотрел дворник, но тут, как на грех, лошадь, с таким трудом довезшая экипаж до места, навалила на мостовую целую кучу пахучих конских яблок. И местному привратнику пришлось, оставив метлу, браться за лопату.
Пока служитель был занят уборкой, молодые люди прошли двор насквозь и, зайдя в ближайший подъезд, поднялись на второй этаж. Студент с важным видом постучал в обитую зеленым коленкором дверь с надписью на табличке «Госпожа Бергъ, модистка», выбив при этом замысловатую дробь. За дверью немедля раздались шаги, щелкнул засов, и на пороге появилась миловидная барышня.
– Здравствуйте, Григорий, – с улыбкой поприветствовала она студента. – Вы нынче с друзьями?
– Добрый день, Гедвига Генриховна, – изобразил легкий поклон тот. – Как и уговаривались.
– Ну, что же мы стоим, проходите, пожалуйста.
Молодые люди вошли и проследовали за радушной хозяйкой в гостиную, обставленную просто, но не без изящества.
– Позвольте представить вам моих спутников, – начал Григорий. – Это Максим.
Рослый детина, одетый как мастеровой, стащил с головы картуз и неуклюже поклонился.
– А это – наш Аркаша, – продолжил студент и подтолкнул вперед совсем уж молодого человека, скорее даже мальчика, в гимназическом мундире. – Я вам о нем рассказывал.
– Рада вас видеть, господа, – просто ответила девушка и протянула новым знакомым руку.
Те по очереди пожали ее, причем гимназист при этом ужасно покраснел. Видимо, ему не часто удавалось коснуться особы противоположного пола. Закончив с процедурой знакомства, молодые люди стали рассаживаться за столом, но не успели они расположиться, как дверь распахнулась, и в комнату вошли еще два человека. Первым был довольно представительный господин, которого можно было принять за преуспевающего адвоката или врача, а второй была молодая женщина с решительным выражением на лице.
Все встали, приветствуя их, причем студент поздоровался с ними как старый знакомый, а остальным они представились:
– Меня зовут Ипполит Сергеевич, а это Искра! – сказал адвокат, пожимая новым товарищам руки.
– Как вы сказали? – конфузливо переспросил Аркаша. – Искра?
– Не всем нужно знать наши настоящие имена, – спокойно ответила ему женщина, вперив в молодого человека испытующий взгляд.
– Конечно… я понимаю… извините, – пробормотал еще больше смутившийся гимназист.
– Какие новости? – спросил Григорий.
– Увы, ничего сколько-нибудь обнадеживающего я вам не скажу, – пожал плечами Ипполит. – Тирания торжествует, и борца за народное счастье ожидает виселица![1]
– Сволочи! – глухо пробормотал Максим и сжал пудовые кулаки.
– Хуже другое, – нервно заявила Искра. – Жертва эта будет напрасна! Все зря!
– Почему вы так говорите? – возмутился студент. – Пусть покушение не удалось, но наш товарищ показал пример бесстрашия и…
– И промахнулся!
– Попасть с двадцати шагов – не такое простое дело!
– А что мешало ему подойти ближе и выстрелить в упор? Я же говорила, что дело надо поручить мне!
– Не горячитесь, товарищи, – остановил перепалку адвокат. – Криком мы ничего не добьемся. Хотя Искра права. Если бы нашелся решительный и хладнокровный человек, сумевший подойти достаточно близко…
– Нужно еще, чтобы он умел стрелять! – негромко заметила Гедвига.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, – пожала плечами барышня. – Просто для всякого дела нужен навык, и стрельба в этом смысле ничем не отличается от адвокатуры или любого другого занятия. Вам нужно просто найти такого человека, который не испугается и не промахнется.
– И где же вы видели таких людей? – удивленно воскликнул гимназист.
– На войне, – просто ответила хозяйка квартиры. – Правда, это был один человек, но он действительно никогда не промахивался.
– Вы были на войне?!
– Вот уж не думала, что среди ваших знакомых был бретер! – хрустнула пальцами Искра.
Присутствующие дружно уставились глазами в женщин, невольно сравнивая их между собой. Обе они были молоды, стройны и красивы, но каждая по-своему. Гедвига была брюнеткой, тщательно и со вкусом одетой, как и полагается модистке. Искра была ее полной противоположностью. Светло-русые волосы были гладко зачесаны назад, строгое темно-серое платье лишено каких-либо украшательств, подчеркивая, что ее владелица – натура целеустремленная и не собирающаяся тратить время на всякие глупости.
– Нет, это был простой солдат, – ответила ей хозяйка квартиры, и в ее голосе прозвучала легкая горечь.
– И где же он теперь?
– Не знаю. Кажется, где-то в Рыбинске, а может, еще где.
– Н-да, мудрено будет сыскать человека, да и надо ли?
– Вам виднее, Ипполит Сергеевич… Кстати, господа, не угодно ли чаю?
– Было бы недурно! – оживился студент. – А то мы с товарищами голодны как волки.
– Тогда вы должны помочь мне с самоваром. Обычно я его не ставлю, поскольку греть ведро воды, когда нужна одна чашка, право же – расточительство. Но нынче у меня столько гостей, что ведро будет в самый раз.
– Барышня, а давайте я, – выступил вперед Максим. – Оглянуться не успеете, как самоварчик поспеет. Я в этом деле мастак!
– Сделайте одолжение, – улыбнулась Гедвига. – Пойдемте, я покажу вам кухню.
– Что ты обо всем этом думаешь? – тихонько спросила Искра Ипполита, когда хозяйка с помощником вышли.
– Не знаю, прежде она не говорила мне о подобных знакомствах.
– Ты ей доверяешь?
– А почему нет?
– Не знаю, какая-то она…
– Уж не ревнуешь ли ты?
– Что за глупости!
– Прости, но это ты говоришь глупости. Гедвига – хороший и надежный товарищ. А если не хочет выглядеть синим чулком, так это потому, что профессия у нее такая! Кстати, она очень недурная модистка и пользуется популярностью. Это может помочь в нашем деле.
– Ты поэтому дал ей денег на открытие мастерской?
– И поэтому тоже. Довольно. Мы привлекаем ненужное внимание. Ступай к молодым людям и рассказывай им о страданиях народа. Лучше всего гимназисту, мастеровой и так все про это знает. Нам нужны исполнители!
Молодая женщина кивнула в ответ и подошла к Аркаше. Тот внутренне поежился, но постарался приосаниться, пытаясь представить себя более взрослым.
– Вы курите? – томно спросила она, доставая папиросочницу.
– Нет. То есть – да, – совсем смешался тот.
– Берите, – улыбнулась Искра.
– Благодарю, – покраснев, ответил тот и протянул руку.
– Как вы думаете, – внезапно спросила женщина, – такие стрелки действительно бывают?
– Не знаю. Наверное…
– А вы могли бы стать таким стрелком?
Длинный гудок в клочья разодрал ночную тишину, давая знать мастеровым, что пора просыпаться и идти на работу. Всего гудков давалось три. Первый будил работников, второй указывал, что пора выходить из дому, а третий звучал перед тем, как заводские ворота запирались. Тут уж, как говорится, кто не успел – тот опоздал. А наказание за опоздание одно – увольнение. Вот и поторапливаются рабочие, прихлебывая пустой чай, а то и просто кипяток, заедая его коркой хлеба. Если она есть, конечно, эта корка.
Покончив со скудным завтраком, мастеровые покидают свои убогие жилища и нескончаемым потоком идут на свои фабрики и заводы. Хотя какие они свои? У них хозяева есть, а дело рабочих – с утра до вечера трудиться на них, чтобы заработать себе и своим детям на хлеб, делая при этом богатых еще богаче, а самим оставаясь в нищете.
Впрочем, далеко не все среди мастеровых нищие. Случается среди них и рабочая аристократия, вроде Акима Филиппова. Человек он звания хоть и самого простого – из крестьян, однако же цену себе знает! Шутка ли, машинист парового молота. Это вам не фунт изюму, или какой-нибудь там простой кузнец! Правда, к нынешнему своему положению шел Аким Степанович долго. Вон уж и волосы, бывшие некогда цвета воронова крыла, совсем поседели. А спина, бывшая с молодости прямой и крепкой, теперь по-стариковски сутулая. Кстати, Акимом Степановичем его сроду никто не называл. В молодости все больше Акимом, или даже Акишкой был, а к старости стал Степанычем. А вот так, чтобы вместе… рылом не вышел. Но в своем деле он – дока! Этого не отнять.
Владелец, а по совместительству директор и главный инженер, завода господин Барановский как-то, хвастаясь перед заказчиками, показал им фокус. Снял с живота золотые часы с цепочкой, раскрыл крышку, да и положил на наковальню. А затем махнул Степанычу рукой, дескать, делай! А тому что, дернул за рычаг, и тысячепудовая баба парового молота полетела с верхотуры вниз… Казалось, что сейчас от барских часиков и мокрого места не останется, ан нет! Остановил старик свой мудреный механизм. Петр Викторович даже побледнел маленько, хоть старался виду не подавать. Затем Степаныч молот назад поднял, да и отпустил часы, или как их еще господа называют – брегет. Глядь, а крышка-то закрыта! Ну и хозяин, понятно, рад-радехонек, стал показывать собравшимся, что на них даже царапины нет. Вот так-то, знай наших!
Степанычу тогда восхищенные его умением заказчики даже аплодировали. Ну и господин Барановский не обидел, пожаловал от щедрот своих – красненькую[2]. А чего? Десять рублей не всякий рабочий в месяц жалованья получает, а тут пожалуйста, можно сказать, задарма! Филиппов тогда на радостях… нет, не то, что вы подумали, водку он считай и не пьет, разве что на великий праздник, и то, если угостят. Нет, он тогда дочке своей – Стеше – платок купил красный, да не ситцевый, а чистого шелку! А еще бусы и отрез на платье. Не поскупился!
Две радости в жизни у Степаныча. Мастер он от бога, и дочь у него красавица! Жили они вдвоем. Мать Стешина померла, когда та еще совсем маленькой была, а вдругорядь жениться машинист не стал. Жили, кстати, неплохо. Можно даже сказать – зажиточно! Домик у них был свой и даже с маленьким садом. Зарабатывал старик хорошо – без куска хлеба не сидели, как иные. А хозяйством Стеша занималась, даром что ей от роду всего шестнадцатый год пошел.
Мысли о дочери всегда радовали старика, и в фабричные ворота он, в отличие от прочих мастеровых, вошел с улыбкой. У остальных рабочих лица были хмурыми, а иной раз даже угрюмыми. Ну а чего им радоваться-то? Работать надо!
С началом рабочего дня заводские стены заполнил гул. Громко бухал молот, гудели станки, да пыхтела паровая машина, приводившая их в действие. Заказов у предприятия Барановского хватало. Военному и морскому ведомствам нужны были зарядные трубки, станки для артиллерийских орудий, снаряды и многое другое. Война хоть и недавно кончилась, но за ее время запасы у российских военных изрядно сократились, и теперь требовалось их срочно восполнить.
Впрочем, было на заводе место, куда шум практически не доставал. Это был кабинет Петра Викторовича, служивший ему заодно и чертежной мастерской, и аудиенц-залом, и всем, что бы ни понадобилось хозяину. Сейчас он принимал в нем своего двоюродного брата и по совместительству совладельца, только что вернувшегося в Петербург из очередной поездки. Владимир Степанович был на восемь лет младше своего родственника, но уже успел стать довольно знаменитым изобретателем в области военной техники.
– Наконец-то ты вернулся, – озабоченно сказал Барановский-старший, нервно потирая руки. – О тебе не раз уже справлялись из министерства.
– Что у них там еще стряслось?
– Точно не знаю. Кажется, возникли проблемы со снарядами к пушке твоего изобретения. Гильзы у них помялись, или что-то вроде этого.
– Это все из-за небрежного хранения.
– Может, и так, но ретроградов из ведомства генерал-фельдцейхмейстера убедить в этом будет весьма непросто!
– Конечно! С картузами такого не случается, – не без сарказма в голосе воскликнул Владимир, как будто кого-то передразнивал.
– А я тебе говорил, что для твоих, как ты их называешь… унитарных патронов? Так вот – их время еще не пришло! Теперь эти кувшинные рыла тебя с потрохами съедят!
– Ну, полноте, кузен. Все не так плохо. Моряки нашу пушку на вооружение приняли, военные от горных орудий тоже вряд ли откажутся, так что без заказов мы не останемся.
– Но все же тебе лучше утрясти все спорные вопросы с министерством, и не откладывая!
– Разумеется. Завтра же займусь этим.
– Ну, вот и славно! Кстати, ты так и не рассказал, куда и зачем ездил?
– О, кузен. Я все-таки привез его!
– Его – это кого? – вопросительно изогнул бровь Петр Викторович.
– Весьма необыкновенного человека!
– Право, ты меня интригуешь!
– Нисколько. Помнишь, я тебе рассказывал о солдате-изобретателе?
– Того, что предложил новую конструкцию митральезы? Как же, как же, помню.
– Так вот, я его привез!
– Ты говоришь так, будто речь идет по меньшей мере о заморском королевиче.
– Ну, королевич – вряд ли, но человек он явно не простой. Во всяком случае, слухи о его родстве с одной аристократической фамилией ходили.
– И где же ты нашел этого… аристократа?
– Не поверишь, в Рыбинском околотке!
– Э…
– Да-да, в полиции. И вытащить его было не самым простым делом, уж ты мне поверь.
– Что же он натворил? Хотя нет, мне это совсем не интересно, скажи лучше, зачем он тебе нужен?
– Ах, кузен, сейчас ты сам все поймешь, – загадочно улыбнулся Владимир и, выглянув на секунду из кабинета, пригласил войти внутрь престранного субъекта.
Вошедший был довольно молодым человеком, худощавого телосложения, однако при более пристальном взгляде можно было предположить, что он обладает недюжинной физической силой. Темные волосы его были коротко острижены, а на верхней губе росли щегольские усики. Одет он был скромно, чтобы не сказать бедно. Из-под кургузого пиджачка мышиного цвета выглядывала косоворотка, а темно-зеленые, почти черные шаровары были заправлены в добротные сапоги. На голове его был почти щегольской картуз, впечатление о котором портил сломанный лаковый козырек. А довершал образ фиолетовый синяк под глазом. При всем при этом незнакомец вел себя совершенно невозмутимо, как будто с равными.
– Здравствуйте, – вежливо, но вместе с тем без тени подобострастия в голосе поприветствовал он фабриканта и протянул ему руку. – Меня Дмитрием зовут.
Петр Викторович общался с людьми самых разных кругов, от аристократов до мастеровых, поэтому его было трудно чем-либо удивить. Пожав протянутую ему ладонь, он сухо кивнул новому знакомому на стул и сел сам. Тот воспринял приглашение как само собой разумеющееся и удобно устроился на предложенном ему месте. При этом он не вальяжно развалился, как Владимир, и не присел на краешек, как это сделал бы любой приглашенный к хозяину мастер или рабочий, а именно что удобно устроился.
– Как добрались? – нейтрально поинтересовался фабрикант.
– Нормально, – пожал плечами Дмитрий.
– Первым классом, – улыбнулся уголками губ Владимир.
– Где остановились?
– Да пока нигде.
– Ах да, вы же с дороги прямо сюда. Ну и как вам столица?
– Так я ее и не видел. Вокзал только да спину извозчика.
Младший Барановский с удовольствием рассмеялся от подобной непосредственности. Затем посерьезнел и, стараясь быть убедительным, начал говорить:
– Дорогой кузен. Дмитрий Николаевич, несмотря на свой не слишком презентабельный вид, человек в некотором роде замечательный и даже талантливый. Именно ему принадлежит идея митральезы, в которой перезарядка осуществлялась бы от работы выстрела.
– Понятно. Ты все же не оставил этой затеи. Нет, в теории она, разумеется, остроумна, но…
– А на практике, значит, нет? – резанув фабриканта острым взглядом, спросил новый знакомый.
– Видите ли, молодой человек, я не первый год занимаюсь своим делом, и у меня большой инженерный опыт. В настоящее время подобный механизм я полагаю совершенно невозможным.
– У вас найдется винтовка Спенсера или винчестер? – прервал его Дмитрий.
– Что, простите?
– Я спрашиваю, нет ли у вас магазинной винтовки с рычажным затвором?
– Э… Есть.
– Дайте мне ее, и я до завтра сделаю вам действующий образец, перезаряжающийся энергией выстрела.
– Однако! Что, прямо вот так и сделаете?
– Ну, мне понадобятся некоторые материалы и помощь ваших слесарей, но много времени переделка не займет. Не бойтесь, ни одна винтовка в процессе модернизации не пострадает.
– Забавно. Хотя почему бы и нет. – Барановский-старший решительно встал и, открыв стоящий в углу шкаф, извлек на свет божий карабин системы Винчестера 1873 года. – Подойдет?
– Вполне, – встал вслед за ним Дмитрий и, взяв в руки оружие, стал внимательно рассматривать его.
– Встречали такой?
– Такой – нет. У турок все больше 1866 года встречались под патрон кольцевого воспламенения.
– Это в какой-то мере более совершенный образец. Усовершенствованный механизм, стальная коробка…
– Хорошая вещь! – одобрительно заявил молодой человек. – Можно приступать?
– Извольте, – согласился Петр Викторович и пригласил гостя следовать за ним в цех.
– Кузен, а что это вы карабин при себе держите? – удивленно спросил двоюродный брат. – Неужели случилась такая надобность…
– Господь с тобой, – усмехнулся фабрикант. – Механизм заедать стал, вот и взял с собой. Починить починили, а забрать все времени не было.
Появлению хозяев в цеху никто не удивился. По-видимому, они были там частыми гостями. Разве что мастер бросил объяснять что-то одному из рабочих и суетливо подбежал к господам.
– Чего изволите? – громко спросил он, стараясь перекричать гул.
– Вот что, Никодимыч, этого молодого человека зовут Дмитрием. Дай ему в помощь хорошего слесаря да проследи, чтобы ему не мешали да потребными материалами обеспечили!
– Слушаю-с, – угодливо согнулся тот и повел нового знакомого за собой.
Оставшись одни, Барановские переглянулись, и старший громко заявил младшему:
– Послушай, Владимир. Этот твой изобретатель либо гений, либо – наглец!
– И то и другое! – со смехом отвечал ему тот.
Новый знакомый не обманул. Переделка была осуществлена довольно быстро и свелась к установке под цевьем карабина металлического штыря, соединенного тягой со скобой Генри. С другой стороны, перед дульным срезом помещалось кольцо, а возвратно-поступательные движения обеспечивались навитой вокруг него пружиной.
– Это все? – недоверчиво спросил Петр Викторович, когда его позвали в цех.
– Нет, что вы, – устало усмехнулся Дмитрий. – Еще патроны нужны и, возможно, регулировка.
Получив требуемое, он зарядил укрепленное в тисках оружие и, убедившись, что на линии огня никого нет, нажал на спуск. Винтовка выстрелила, и вырвавшиеся на свободу пороховые газы заставили дернуться кольцо, а вместе с ними и штырь с тягой. Та, в свою очередь, потянула за скобу, и оружие перезарядилось, выбросив отстрелянную гильзу. Сделав еще пару выстрелов и убедившись, что механизм работает как надо, изобретатель ухмыльнулся и, нажав на спуск еще раз, не стал его отпускать. Бах-бах-бах, и карабин на глазах изумленной публики выпустил весь магазин.
– Примерно так!
– Черт возьми! – только и смогли сказать в ответ Барановские.
Рабочие и мастер, помогавшие в работе, тоже заметно воодушевились, но говорить ничего не стали, очевидно, не желая оскорблять господский слух приличествующими случаю выражениями.
– Простите, Дмитрий, как вас… – спросил Петр Викторович, когда демонстрация закончилась и они вернулись в кабинет.
– Дмитрий Николаевич Будищев, – еще раз представил молодого человека Владимир.
– Прекрасно. Так вот, господин Будищев, я, пожалуй, готов взять вас к себе на службу. У вас определенно светлая голова и нетривиальный взгляд на вещи. Кстати, что вы еще умеете?
– Ну, вообще-то я электрик. В смысле гальванер.
– Замечательно! Вы просто находка какая-то. Теперь я понимаю, зачем мой двоюродный братец ездил за вами в такую даль. А что у вас с документами?
– Да нормально у меня все, если не считать, что я числюсь на действительной службе и нахожусь в отпуске по ранению. Кстати, скоро мне предстоит пройти врачебную комиссию…
– Ну, этот вопрос, я полагаю, мы решим.
– А зарплата какая?
– Как вы сказали – зарплата? Вероятно, сокращенное «заработная плата»… Интересное словосочетание и, пожалуй, верное. Ну, обычное жалованье для гальванера составит… скажем, пятнадцать рублей в месяц. Согласны?
Физиономия Будищева достаточно ясно показала, что он думает по поводу российских предпринимателей вообще и господ Барановских в частности.
– Только для вас – двадцать! – правильно истолковал его взгляд Петр Викторович.
– Владимир Степанович, – обратился к младшему компаньону Дмитрий, – вы говорили, будто по-немецки шпрехаете?
– Да, а что?
– А как по-ихнему будет «крохоборство»?
Услышав этот пассаж, кузены сначала остолбенели, а потом дружно расхохотались.
– Нет, я не могу, – держась за живот, смеялся фабрикант. – Положительно, вы мне нравитесь! Ладно, где наша не пропадала. Для начала положу вам четвертной, а там видно будет. За каждое ваше изобретение, нашедшее применение, – премия. Соглашайтесь, больше у меня только мастера получают.
– Уговорили, – кивнул Будищев. – Для начала так для начала. И кстати, первый образец автоматического оружия я вам уже представил. Что вы там о премии говорили?
– Да вам, как я посмотрю, палец в рот не клади! Однако же я говорил об изобретениях, нашедших применение, не так ли?
Договорив, Барановский-старший снисходительно улыбнулся, однако смутить собеседника ему не удалось. Молодой человек лишь пожал плечами в ответ.
– Так ведь применение найти не проблема. Генералы ведь в оружие, перезаряжаемое силой выстрела, тоже не верят? Вот и покажите им!
– Хм, как я посмотрю, у вас на все есть ответ! – нахмурился предприниматель, но тут же улыбнулся и достал из портмоне трехрублевый билет. – Впрочем, работу вы действительно сделали, причем – в срок, так что держите.
Любой мастеровой принял бы деньги из рук хозяина с поклоном, но Будищев просто взял купюру и сунул ее к себе в карман.
– Когда приступать к работе?
– Вот это деловой разговор! Даю вам день на обустройство, а послезавтра выходите.
– Как скажете.
– Ну, вот и замечательно, – широко улыбнулся фабрикант, затем помялся, будто хотел что-то спросить, но так и не решился.
– Что-то не так?
– Нет, что вы, – смутился Барановский. – Просто… это вас в полиции?
– Фингал-то? – правильно понял вопрос Дмитрий. – Так это отец Питирим постарался.
– Какой еще отец Питирим?!
– Священник в нашей деревне.
– Господи, час от часу не легче! А с ним-то что?
– А что ему сделается? – пожал плечами молодой человек. – Здоровый, зараза!
– Гхм. Надеюсь, здесь вы не станете конфликтовать с церковью?
– Ни в коем разе! – Будищев сделал самое честное лицо, на какое только был способен.
Вскоре рабочий день подошел к концу, о чем тут же оповестил очередной гудок. Разнорабочие кинулись убирать цех от стружки и прочего мусора, накопившегося за смену, а мастеровые, сложив инструменты, потянулись к выходу. Те, что помоложе, еще пытались переговариваться или даже беззлобно подшучивать друг над другом, но люди более степенные, вроде Филиппова, в этих забавах участия не принимали и шли домой.
– Степаныч! – окликнул старика мастер.
– Чего тебе, Никодимыч? – устало отозвался машинист.
– Да вот человека надо бы на квартиру устроить. Не подскажешь ли, к кому можно?
Аким Степанович наклонил голову и обстоятельно осмотрел стоящего рядом с мастером молодого парня, в котором тут же признал умельца, сделавшего из хозяйского ружья адскую машину для убийства. Отметив про себя нахальный взгляд и щегольские усики, мастеровой поморщился и коротко отрезал:
– Не подскажу!
– Да он заплатит! – попробовал новый аргумент мастер, которому хозяин велел помочь новичку с обустройством.
– Коли найдет квартиру, так и заплатит, – отрезал старик. – А негде ночевать, так пусть идет в казарму к молодым…
– Нет, уважаемый, – покачал головой Будищев. – Я в казарме, слава богу, пожил, и мне хватило!
– Служил, что ли? – осведомился Филиппов.
– А то! Самую малость до генерала оставалось, да вот незадача – турки ранили!
– Тебе к Еремеевне надоть, – смягчился мастеровой. – Дом у ей пустой, поди, не откажет. Да и в деньгах баба нуждается.
– А ты, стало быть, – нет?
– Гневить Бога не буду, не бедствую.
– Ну, вот и славно! – обрадованно вмешался мастер. – Проводи его, Степаныч, сделай милость! Тебе все одно по пути.
– Ладно, чего уж там! – сварливо проворчал старик и махнул парню рукой, дескать, пошли.
Тот немедля подхватил свой сундучок и господского вида саквояж и тут же двинулся за ним следом, кивнув на прощание Никодимычу. Правда, мастер уже пошагал восвояси, радуясь про себя, что избавился от обузы.
Некоторое время они шли молча, но скоро Филиппова разобрало любопытство, и он спросил попутчика:
– Воевал?
– Нет, батя, – одними глазами усмехнулся Будищев. – Так, в штабе писарем отсиделся.
– Эва как! – уважительно отозвался старик. – Так ты грамотный?
– Это точно, – чертыхнулся про себя Дмитрий, все время забывавший, что писарь в окружавшей его действительности – должность весьма почетная и ответственная.
– Погоди-ка, – вдруг остановился собеседник и удивленно спросил: – А как же тебя турки ранили?
– Случайно.
– Ишь ты, а я думал, ты – герой!
– Нет, батя, мы люди тихие и богобоязненные.
– А под глазом у тебя, видать, от усердных молитв потемнело? – не без ехидства в голосе осведомился машинист.
– Точно, – засмеялся молодой человек.
– Ну, вот и пришли, тута Еремеевна живет.
– Ох ты ж, – замысловато удивился Будищев, разглядывая покосившийся неказистый домишко с забитым всяким тряпьем оконцем и настежь открытой калиткой, выглядевшей чудно, поскольку ни малейшего забора не наблюдалось. – Прямо избушка на курьих ножках!
Тут на зов Степаныча вышла хозяйка, и сходство с жилищем Бабы-яги стало еще более полным.
– Чего вам? – хмуро спросила сгорбленная старуха с крючковатым носом и седой прядью, выбившейся из-под черного платка.
– Да вот, Еремеевна, человек угол снять хочет. Не пустишь ли?
– Куда мне, – тусклым голосом отозвалась женщина. – Сам, поди, знаешь…
– Ничто, ему много не надо!
– Настька-то моя отмучилась, – не слушая его, продолжала Еремеевна. – Привезли из больницы, а хоронить-то не за что, все на лечение пошло…
– Ишь ты, горе-то какое, – смутился Филиппов. – А я и не знал…
– Ты охренел, старый! – возмутился парень. – Я, может, и не графских кровей, но и не на помойке найденный. Ты меня куда привел?
– Промашка вышла! – согласился тот. – Ладно, чего уж там, пойдем ко мне, переночуешь, а там видно будет. Только смотри, чтобы без баловства!
– Что делать теперь, ума не приложу, – таким же безжизненным голосом продолжала причитать старуха.
– На-ка вот, Матрена, – Степаныч вытащил из кармана монетку и немного сконфуженно протянул своей знакомой. – Ничего, мир не без добрых людей, поможем…
Та потухшими глазами поглядела на мастерового, затем как-то машинально протянула руку и приняла подаяние, а незваные гости спешно ретировались. Дальнейшую дорогу проделали молча, благо оставалось не так много, и скоро они подошли к несколько более привлекательному строению. Дом машиниста был хоть и не велик, но куда более ухожен. Наличники на окне и забор вокруг палисадника блестели свежей краской, хотя и не слишком заметной в наступивших сумерках. Пройдя по тщательно выметенной дорожке к крыльцу, они поднялись по скрипучим ступенькам и, открыв дверь, вошли внутрь.
– Батюшка вернулся! – радостно кинулась навстречу отцу Стеша, но, увидев гостя, смущенно остановилась. – Ой…
– Здравствуй, красавица, – поприветствовал девушку Будищев, сообразивший, почему старик не хотел вести его к себе домой.
– Здравствуйте, – отозвалась та, с любопытством разглядывая незнакомца.
– Вот что, Степанида, – тут же вмешался в разговор глава семьи. – Человек переночует у нас нынче. Постелешь ему в сенях на лавке, а теперь накрывай на стол, что-то я проголодался – сил нет!
– Да у меня все готово, – улыбнулась девушка и повернулась к гостю. – Садитесь, не побрезгуйте.
– Спасибо, – отозвался Будищев. – А где можно руки помыть?
– Пойдемте, я вам солью.
– Меня Дмитрием зовут, – представился он, наконец, новой знакомой.
– Стеша. А вы тоже на фабрике Барановского работаете?
– Ага. Только что поступил.
– Вы приезжий?
– Типа того. Из Рыбинска.
– Что-то непохоже.
– Почему это?
– Говор у вас не ярославский.
– Верно. Просто я только что со службы вернулся, отвык.
– Ну, будя! – прервал разговор подозрительно наблюдавший за ними Степаныч. – Давайте есть.
На столе их уже ожидал пышущий жаром чугунок, распространявший вокруг себя умопомрачительный запах щей. Пока Стеша разливала их по мискам, глава семьи взялся за ковригу ржаного хлеба и отрезал от нее всем по хорошему ломтю. Дмитрий, глядя на все эти приготовления, тоже не остался в стороне и, открыв свой сундук, вытащил из него запечатанный сургучом водочный штоф.
– Давайте, что ли, за знакомство?
Возражений от Степаныча не последовало, и девушка поставила перед мужчинами две стопки. Прозрачная, как слеза генеральши Поповой[3], жидкость, булькая, заполнила стаканы и, не задерживаясь, отправилась дальше.
– Хороша! – крякнул Филиппов и поспешно закусил корочкой хлеба.
Будищев, напротив, только немного пригубил из своей стопки и тут же подлил хозяину дома. Тот принял это как должное, и вторая порция последовала за первой. Скоро язык у машиниста развязался, и он, покровительственно поглядывая на Дмитрия, принялся расспрашивать его, где тот выучился специальности и где работал прежде. Молодой человек в ответ лишь отшучивался, не забывая подливать в стаканы, и вскоре они стали почти друзьями. Стеша смотрела на это безобразие без восторга, но возражать не смела. Лишь когда они дохлебали щи, будто спохватившись, спросила:
– Батюшка, ты слышал – у Еремеевны дочь померла?
– Ага, – пьяно отозвался тот. – Мы с Митькой заходили к ей.
– Жалко, молодая еще.
– Чахотка! – пожал плечами Степаныч и громко икнул.
Будищев после этих слов чуть не поперхнулся и посмотрел на собутыльника, будто примериваясь половчее двинуть кулаком. Но все обошлось, тем более что дело шло к ночи и пора было ложиться спать. Парень помог добраться до постели захмелевшему хозяину, а затем направился к лавке, приготовленной для него Стешей. Девушка уже убирала со стола, оставив лишь бутылку и одну из стопок, а также нехитрую закусь.
