Иван Кондратьев
Седая старина Москвы
Упраздненные соборы и церкви
Сретенский собор. Находился против церкви Спаса на Бору и основан первоначально великим князем Василием Дмитриевичем по случаю встречи на этом месте принесенного из Суздаля ковчега со Страстями Христовыми, находящимися потом в Благовещенском соборе. Сретенский собор разобран в 1801 году.
Собор Черниговских Чудотворцев. Храм был построен в 1577 году по повелению царя Ивана Васильевича Грозного и находился близ Константино-Еленских ворот. Он был построен по случаю принесения в Москву из Чернигова мощей князя Михаила и боярина его Федора, которые тогда и положены в нем. При царе Федоре Алексеевиче собор был перестроен, а в 1770 году, при Екатерине II, разобран, чтобы очистить место для предполагавшегося дворца, а мощи чудотворцев перенесены в Архангельский собор.
Собор Николая Чудотворца Гостунского. Был построен супругой Ивана III Софьей на месте подворья ханских баскаков близ Спасских ворот с целью выжить татар из Кремля. Церковь сперва была деревянная и носила название Николы Ельняного, так как построена была из елового леса. В 1506 году великий князь Василий Иванович построил на ее месте церковь каменную, перенеся в нее из села Гостуни Лихвинского уезда икону Николая Чудотворца, и церковь стала известна под именем Николы Гостунского. Храм этот был издревле предметом благоговения невест и женихов, которые приходили сюда после сговора, молились и записывали имена свои в особую книгу, как бы поручая себя через то ходатайству и заступлению великого угодника, В конце XVI века был здесь дьяконом Иван Федоров – первый московский типографщик. Собор разобран в 1816 году и перенесен на Ивановскую колокольню.
Церковь Петра Митрополита. Существовала в Кремлевской башне подле Свибловской стрельницы. Построена в начале XVII века, возобновлена царем Михаилом Федоровичем, Упразднена после 1812 года, когда башня была взорвана. Теперь башня уже новая.
Введения Богородицы. Находилась между Чудовым монастырем и Никольскими воротами. Построена в 1491 году. Разобрана при постройке здания Сената.
Входа в Иерусалим. Существовала на месте Арсенала и была в старину сборным местом стрельцов. Упразднена при построении Арсенала.
Евдокии Мученицы на Сенях. Была сооружена на месте теремов св. Евдокией. Упразднена при Алексее Михайловиче.
Успения Богоматери на Сенях. Построена была около 1680 года и находилась между Спасом на Бору и теремами. Разобрана после 1792 года.
Спаса на Сенях. Находилась в теремах. Сломана в 1809 году.
Петра и Павла. Тоже находилась в теремах с 1684 года, а когда упразднена – неизвестно.
Бориса и Глеба.
Косьмы и Дамиана.
Иоанна Новгородского. Эти три церкви находились между Никольскими и Троицкими воротами и разобраны вместе с другими дворами по указу Петра Великого в 1701 году.
Филиппа Митрополита. Находилась позади Чудова монастыря, но когда упразднена – неизвестно.
Колокольня Ивана Великого
Этот колосс первопрестольной нашей столицы есть памятник пышного и вместе с тем несчастного царствования Бориса Федоровича Годунова. Построение колокольни начато в конце царствования Федора Ивановича, но окончено при Борисе Годунове в 1600 году, что, несомненно, доказывается находящейся под главою надписью из колоссальных золоченых медных букв. Надпись эта гласит:
«Изволением Святой Троицы, повелением Великого Государя, Царя и Великого Князя Бориса Федоровича, всея России Самодержца, и сына его, благоверного Великого Государя Царевича Великого Князя Федора Борисовича всея России. Храм совершен и позлащен во второе лето государства их 108 года» (1600).
По смерти Годунова надпись эта была залеплена, но опять открыта по повелению Петра Великого.
Колокольня принадлежит Успенскому, Архангельскому и Благовещенскому соборам. В высоту она имеет 45 саженей и 0,5 аршина, а с крестом 46 саженей и 1,5 аршина.
С начала XIV века на этом месте уже существовала церковь Св. Иоанна Лествичника, которую в 1329 году построил Иван Калита. Церковь была каменная, и, следовательно, из каменных храмов на всей Кремлевской горе она была третьей после Успенского и Спасоборского соборов. Над ней сделана была колокольня, служившая и ранее для Успенского собора, при котором особой колокольни никогда не было, и потому церковь была известна под названием Ивана Святого под колоколами для отличия от Ивановской церкви на Бору и считалась придельной Успенского собора до конца XVIII века.
По прошествии 176 лет обветшавшая церковь была разобрана и на месте ее была заложена новая одновременно с Архангельским собором. Зодчим ее был фрязин Цебон, который и совершил постройку в три года при великом князе Василии IV в 1508 году. Потом рядом с этой церковью великий князь Василий Иванович повелел фрязину Петроку Малому соорудить еще церковь во имя Воскресения Христова. Она была начата в 1532 году и кончена в царствование Ивана IV, но с наименованием уже собор Рождества Христова. Из нее была сделана в 1552 году к Успенскому собору лестница, разобранная при императоре Павле Петровиче. Рождественский собор был возобновлен еще в 1685 году: патриарх Филарет сделал из этой церкви пристройку для помещения колоколов. Пристройка эта имела четыре простенка, над которыми возвышалась выкрашенная ярью глава с позолоченным крестом и подле нее – шпиль также с крестом, окруженный маленькими башенками со шпилями. В 1812 году пристройка эта взорвана и на месте ее выстроена та, которая существует и теперь, но, как говорят знатоки зодчества, она сделана выше прежней и потому отнимает много грандиозности от самого Ивана Великого. Крайняя часть этого здания, к северу, называемая Филаретовской, оканчивается пирамидальным верхом и готическими орнаментами, а средняя, подле самого Ивановского столпа, носящая наименование Успенской, имеет более гладкую наружность и наверху большой купол с вызолоченной главой, под которой в сквозной арке висит самый первый из колоколов по весу, называемый Успенским. Внутри здания помещается церковь Николая Чудотворца Гостунского, переименованная в 1816 году из прежнего собора Рождества Христова, в которую тогда же по упразднении Гостунского собора перенесены часть мощей святителя и чудотворные его иконы.
Стиль архитектуры Ивановской колокольни, по мнению знатоков, ломбардо-византийский. Она восьмиугольная, постепенно суживающаяся к верху, и имеет в основании 7 саженей и 2,5 аршина. Зодчий этого знаменитого столпа, к сожалению, неизвестен[84], но постройкой занималось много русских людей, которым Борис Годунов во время голода хотел дать заработок.
Между нижним и вторым ярусом[85] Ивана Великого есть высокая цилиндрическая пустота шириной более 4 саженей, около которой идет винтом лестница вверх. Тут, по преданию, первый самозванец, сделавшись царем, хотел устроить римско-католический костел. Теперь в нижнем этаже находится по-прежнему церковь Св. Иоанна Лествичника, освященная в 1822 году.
Глава на колокольне вызолочена. Крест составлен из нескольких железных полос и обит медными позолоченными листами. Он сделан вновь после 1812 года, а старый, как мы уже говорили раньше, снят Наполеоном.
Всех колоколов на Иване Великом с пристройкой – 34, и общий вес их 16 тысяч пудов. Некоторые висящие на самом Ивановском столпе имеют любопытные надписи, но самых старых колоколов немного. Между ними находится Новгородский XV века, перелитый, как полагают, из знаменитого Вечевого.
Вот колокола, находящиеся в Филаретовской пристройке. Первый – Успенский, называвшийся в старину Царь-колоколом, Он был отлит в первой половине XVI века, вероятно иностранцем, весом тысячу пудов и висел в брусяном срубе между Ивановской колокольней и соборами. В него звонили только в чрезвычайных случаях, как-то: по кончине царя или кого-либо из царской фамилии или митрополита, а впоследствии патриарха. Потом колокол помешался уже на самой Филаретовской колокольне и, быв перелит в 1760 году мастером Елизовым, имел вес 3551 пуд. При взрыве в 1812 году он совершенно разбился и сделан в 1819 году новым мастером Богдановым весом более 4 тысяч пудов.
Второй – Реут. Вылит в 1689 году по повелению патриарха Иоакима пушечным мастером Андреем Чеховым. Он назван Полиелейным, и веса в нем до 2 тысяч пудов. Этот колокол замечателен тем, что при взрыве в 1812 голу у него отбило уши, которые, однако же, искусно приделаны, и колокол не изменил своего тона.
Третий – Семисотенный, или Воскресный, имеющий вес 798 пудов. Надпись на колоколе свидетельствует, что он отлит в 1704 году мастером Иваном Материным.
Четвертый – Вседневный. Первоначально отлит был в 1652 году мастером Емельяном Даниловым и имел вес 998 пудов 30 фунтов. Потом, при Екатерине II, в 1782 году перелит мастером Яковом Завьяловым с весом в 1017 пудов и 14 фунтов. Все это изъяснено надписью на колоколе. Вседневным он назван патриархом Иоакимом.
Звон всех этих колоколов вместе, что бывает только в самые большие праздники и, особенно в торжественные дни, производит чарующее впечатление.
Вид с колокольни Ивана Великого на Москву и ее окрестности, особенно в ясную погоду, очарователен необыкновенно: видны даже села и строения, находящиеся в 30 и 40 верстах от Москвы.
Нелишне будет заметить, что от входа в колокольню до нижнего яруса находится по крутой винтообразной лестнице 131 ступень, от нижнего до среднего – 157, а от среднего до верхнего – 121, итого всех ступеней – 409.
Царь-колокол
Колокол этот имеет весьма любопытную историю, и поэтому мы поговорим о нем подробнее…
У этого гиганта был свой дед и свой отец. Дед был отлит в царствование Бориса Годунова, и о нем упоминает в своем дневнике о Смутном времени литвин Самуил Маскевич. В 1611 году он видел этот колокол висящим на деревянной башне в две сажени вышиной. Он замечает, что язык этого колокола раскачивают 24 человека. Колокол, по свидетельству другого путешественника в Россию, Олеария, весил 1086 пудов. В один из пожаров, которые так часто опустошали Москву, колокол упал и разбился. Из обломков его в царствование Алексея Михайловича был вылит новый колокол, уже отец нашего Царь-колокола. Новый колокол снова повесили на особенных деревянных подмостках близ колокольни Ивана Великого, и весу в нем было 8 тысяч пудов, причем он был отлит русским молодым мастером в 1654 году. Но и этот колокол сделался жертвой пожара в 1701 году, и долго осколки его лежали в Кремле, возбуждая удивление и русских, и иностранцев. Императрица Анна Ивановна в 1731 году решила воссоздать разбитый колокол, но еще в большем размере, а именно 9 тысяч пудов. Поручено было сыну знаменитого фельдмаршала Миниха отыскать в Париже искусного мастера. Такой мастер отыскался в лице королевского механика Жермена, который, однако же, принял за шутку предложение вылить колокол весом 9 тысяч пудов. Но за дело взялся русский колокольный мастер Иван Федорович Маторин. Чертежи были сделаны тоже русскими мастерами, и в январе 1733 года работы в Кремле уже начались. Работа кипела на Ивановской площади, и работало 100 человек: каменщиков, печников, кузнецов, плотников и других ремесленников. Эти подготовительные работы продолжались до осени 1734 года, и ими очень интересовалась императрица, хотя сам мастер Маторин и терпел большую нужду.
К концу ноября 1734 года подготовительные работы были окончены и приступлено было к растопке меди. 26 ноября в 4 часа, после молебна, затоплены были печи. К ночи медь стала растапливаться, топилась до утра, и затем в печи были добавлены олово и медь. Все шло хорошо, но вдруг в ночь на 29-е число, в II часов, у двух печей медь ушла под поды. Маторин с товарищами решили добавить меди. С разрешения графа Салтыкова, тогдашнего главнокомандующего Москвы, начали бросать в печи старые колокола, олово, полушки, но медь в конце концов прорвалась и в остальных печах. Маторин отводил медь в запасные ямы, выкапывал новые, но отлитие колокола не удалось. В довершение всего загорелась еще деревянная машина над формой, и пожар чуть было не принял больших размеров, О несчастном событии донесли императрице, которую неудача весьма опечалила. Но Маторин снова принялся за работу. Однако он вскоре умер, поручив дело своему сыну Михаиле, который и раньше был его деятельным помошником. В это же время наблюдение за литьем колокола было поручено князю Ивану Барятинскому. В ноябре 1735 года все было опять готово к литью колокола, и 23 ноября назначено было растопить печи. На этот раз были приняты особенные меры предосторожности: из полиции было вытребовано 400 человек команды с пожарными трубами. По окончании литургии в Успенском соборе коломенский архиепископ Вениамин обошел крестным ходом все постройки и печи, устроенные для литья колокола, и, отслужив молебен, сам затопил первую печь, 25 ноября 1735 года литье Царь-колокола совершилось благополучно, о чем и засвидетельствовано в архивном деле по этому поводу. На самом же колоколе была сделана лишь краткая надпись: «Лил сей колокол российский мастер Иван Федоров сын Маторин с сыном своим Михаилом Материным».
В надписи на Царь-колоколе значится, что он вылит в 1733 году, но это произошло оттого, что форма для колокола была сделана в этом году.
Литье Царь-колокола стоило, кроме материала, 62 тысячи рублей, и колокол далеко превзошел величиной и весом все существовавшие колокола в мире. Вес его 12 327 пудов и 19 фунтов, вышина 19 футов 3 дюйма, окружность 60 футов и 9 дюймов, толщина стен 2 фута.
Царь-колокол после своего отлития до весны 1737 года находился в родной своей яме, покоясь на железной решетке, утвержденной на двенадцати дубовых сваях, вбитых в землю. Над ямой находился деревянный сарай для прикрытия колокола. Весной упомянутого года, 29 мая, в Москве сделался страшный пожар, известный под названием Троицкого. Распространяясь со страшной быстротой, пожар охватил и кремлевские здания. Загорелась, разумеется, и деревянная постройка над ямой, в которой стоял Царь-колокол: в яму начали падать горящие бревна. Сбежавшийся народ, чтобы спасти колокол, за который боялись, что он расплавится, стал изо всех сил заливать водой раскаленный металл. Огонь потушили, но испортили колокол: один его край не выдержал резкого перехода от раскаленности к охлаждению и откололся. Это увидели, когда стали расчищать яму.
С того времени до 23 июля 1836 года колокол находился в земле, и о нем сложились целые легенды. Заговорили, что Царь-колокол состоит не только из меди и олова, но также частью из золота и серебра, которое во время литья колокола богатые люди из набожности бросали в расплавленный металл. Действительно, по сообщению «Горного журнала» в 1833 году, в Царь-колоколе есть небольшое количество серебра, но оно составило случайную примесь к меди в самих рудах, из которых выплавлялась медь.
Рассказывали еще, что почти тогда же, когда случился Троицкий пожар в Москве и от Царь-колокола откололся край, в Петербурге раскололся младший брат Царь-колокола, который был отлит одновременно с ним в 12 пудов и отдан императрицей Анной Ивановной в Петербург в церковь Воскресения Христова, что на Литейной. Потом рассказывали о каком-то чудаке-математике, который хотел извлечь колокол из ямы, но неожиданно умер, не поделившись ни с кем своим открытием.
Впрочем, и само правительство неоднократно возбуждало вопрос не только об извлечении Царь колокола из ямы, но даже и об исправлении его. Хотели даже перелить его. Перелить его брался мастер Слизов, но расходы оказались так велики (78 461 рубль серебром), что дело было отложено. Архитектор Форстенберг в 1770 году хотел впаять вышибленный край, но, не приведя в исполнение своего способа, умер от чумы. Император Павел приказал было передвинуть колокол на новое место, но приказание не было приведено в исполнение из опасения сломать колокол. В 1819 году император Александр Павлович поручил расследовать вопрос о поднятии колокола инженеру Фабру, но и на этот раз дело ограничилось одними предположениями. Через два года яму расчистили, застлали досками и обнесли перилами; сделали даже лестницу, по которой можно было спускаться вниз и осматривать внутренность колокола. Тут впервые были прочтены надписи о колоколе царя Алексея Михайловича и об отливке самого Царь-колокола[86]. При императоре Николае Павловиче решено было извлечь колокол из ямы и поставить на пьедестал. Это дело поручили французскому инженеру Монферрану, строителю Александровской колонны, Исаакиевского собора и других грандиозных зданий. Знаменитый инженер тотчас же приступил к подготовительным работам: земля, окружавшая колокол, была вынута, над ямой были возведены леса, вокруг устроено 11 воротов и сделана наклонная деревянная настилка от ямы до гранитного пьедестала, на который надо было поставить колокол. Утром 30 апреля 1836 года при громадном стечении народа началось поднятие колокола. Оно оказалось, однако же, неудачным вследствие гнилости канатов, которые почти все перелопались. Новое поднятие было назначено на 23 июля. На этот раз поднятие совершилось удачно: колокол был поднят за 42 минуты 33 секунды. К 4 августа Царь-колокол был окончательно утвержден на новом месте, а затем на нем был водружен шар с крестом…
Надписей, находящихся на Царь-колоколе, мы не выписываем: их может прочесть всякий созерцатель. Заметим только в заключение, что Царь-колоколу было посвящено множество статей и стихотворений. Величием его увлекся даже один французский поэт и написал в честь его восторженное стихотворение…
Потешный дворец
В XVI столетии между Троицкими и Боровицкими воротами, на том месте, где теперь комендантский дом, находились поварни, медоварни, мыльни и малые избушки, принадлежавшие к домашнему царскому хозяйству. В соседстве находились Сытный, Кормовой и Хлебенный дворцы с подвалами, погребами и ледниками, которых насчитывалось более тридцати. Потом, в начале XVII века, некоторые хозяйственные постройки были или уничтожены, или перенесены в другие места, и здесь царем Михаилом Федоровичем построено здание, в котором помещалась Потешная палата. Царь Алексей Михайлович, любивший, как известно, охоту до страсти, построил на этом месте Потешный дворец. Здание это было отдано царем тестю своему, отцу царицы Марии Ильиничны, боярину Илье Ааниловичу Милославскому. После смерти тестя в 1668 году и первой супруги Алексея Михайловича в 1669 году здание опять поступило в дворцовое ведомство. В 1679 году Потешный дворец, или Потешный двор, как стали называть его, был переделан и увеличен пристройками деревянных хором и терема. В Потешном дворце, как гласит предание, Петр I под руководством Зотова получил свое первоначальное образование, а по кончине царя Федора Алексеевича в нем жили сестры его, Софья и Екатерина Алексеевны.
В начале XIX столетия Потешный дворец переделан для помещения коменданта. Стиль дворца – старинный, смешанный. Верхний ярус образует терем с византийскими арками. Цвет дворца – зеленоватый. В 1809 году к дворцу пристроены два каменных корпуса, из коих один выходит к Троицким воротам. Дворец этот находится на единственной в Кремле улице – Александровской. Поговорим теперь вкратце, как начались в этом дворце потехи.
Потехи эти начались еще при царе Михаиле Федоровиче. В Потешной палате в присутствии его самого и его приближенных производилась, как повествуют современники, «смехотворная хитрость» скоморохами. Они давали небольшие, сочиненные ими театральные пьесы и кукольные комедии, которые были издавна обычным народным увеселением в Москве. Русские комедианты ходили по улицам с подвижными театрами и представляли посредством кукол различные шутки. Для этого они закрывались кругом холстом, а над головами своими заставляли кукол выделывать разные фарсы. В Потешной палате хранились разная потешная рухлядь, костюмы, музыкальные инструменты, цимбалы и органы. При этих палатах находились бахари – сказочники, домрачеи – песенники[87]. При Михаиле Федоровиче известны были бахари: Клим Орефин, Петр Сапогов, Богдан Путята. Кроме того, при палате находились шуты, гусельники и скрипачи. Гусельник Любим Иванов получал жалованья в год 16 рублей 38 копеек и полный наряд платья, что по тому времени составляло значительную сумму. Органы и цимбалы составляли необходимую принадлежность Потешной палаты, и при них находились игрецы: Томила Михайлов Бесов, Мелентий Степанов и Андрей Андреев. Во время свадьбы Михаила Федоровича государя тешили скрипачи: Богдашка Окатьев, Ивашка Иванов, Онашка да новокрешеный немчин Арманка. В 1630 году часовых дел мастера голландцы Анс Лун и Мелхарт Лун привезли в Москву орган, в котором они устроили соловья и кукушку, певших своими естественными голосами. Орган этот был украшен резьбой, расцвечен золотом и разными красками и куплен Михаилом Федоровичем за 2676 рублей, да, кроме того, он давал этим голландцам за их игру на органе два раза по 40 соболей и угощение. Голландцам поручено было выучить наших мастеров делать органы, и через семь лет они стали делать их уже настолько удовлетворительно, что их инструменты сделались с тех пор обыкновенной потехой в Москве и посылались в подарок иноземным восточным государям. Так, послан был орган московской работы персидскому шаху.
Царь Алексей Михайлович облагородил эти потешные представления: при нем начались уже настоящие пьесы, преимущественно мистерии. Впоследствии, когда царь женился во второй раз – на Наталье Кирилловне Нарышкиной, во дворце разные забавы умножились, так как молодая царица была очень веселого нрава. Царевна Софья, дочь Алексея Михайловича от первого брака, набрала из окружавших ее девиц и царедворцев труппу и играла с ними на сиене довольно часто. Театральные потехи продолжались во дворце до времен Петра I, который приказал построить для них отдельную «комедиальную храмину» на Красной площади. Между прочим, в Потешном дворце проживали и переводчики из Посольского приказа, которые переводили для царя иностранные газеты.
Небезынтересно заметить, чем сделался Потешный дворец, когда там прекратились театральные представления.
Общественное спокойствие и личная безопасность, охранение собственности от воров и мошенников, порядок и тишина Москвы в конце XVII столетия были вверены попечению и наблюдению стрельцов. Тогдашнее полицейское управление не имело еще никакой правильной организации. Ночью берегли город от пожара, воров и разбойников решеточные сторожа и воротники. Первые выбирались из посадских, слободских, дворовых людей и церковнослужителей. Решетники караулили при решетках, которые ставились на ночь на больших улицах, в переулках, на перекрестках. Воротники у городских ворот большей частью были стрельцы. С закатом солнца ударял в Кремле колокол, наступали по-тогдашнему часы ночи, ворота запирались по Кремлю, по Китай-городу и Белому с Земляным городом. Днем по всему городу ходили караульные стрельцы и исполняли полицейские уличные обязанности: прибегали на помощь кричавшим «караул», ловили воров, брали пьяных, наблюдали за продажей табака и вина. В Кремле учреждены были из стрельцов постоянные караулы как в самом дворце, так и у ворот на площадях. Эти караулы зависели от главного караула на Красном крыльце, при котором находился всегда дежурный стрелецкий голова. Пойманные и виновные судились в Стрелецком приказе.
Таков был порядок к тому времени, когда Петр I принялся за устройство своего государства. Влияние стрельцов на народ при таком порядке было громадно, и этим влиянием можно объяснить легкость народных беспорядков и возмущений в Москве в описываемое время. При всяком народном беспорядке стрельцы были во главе, ловили, как говорится, рыбу в мутной воде, грабили, разбойничали, убивали «противных» им людей. После бунта 1682 года они стихли наружно, но в массе неудовольствие на Петра и на его новые порядки не умолкало и поддерживалось стрельцами. Понятно, что Петр не любил стрельцов, понимая весь вред, приносимый ими народу и народному спокойствию. Но до 1697 года он оставлял все в прежнем порядке. В том же году заговор Цыклера и Саковнина, полагавших свои надежды на содействие стрельцов, побудил Петра уничтожить окончательно влияние Стрельцов. Окончив дело заговорщиков казнями и ссылками, Петр, отъезжая за границу, поручил Москву и наблюдение за тишиной и безопасностью в столице ближнему стольнику князю Федору Юрьевичу Ромодановскому, главному начальнику отборных солдатских полков: Преображенского и Семеновского. 10 марта того же года царь уехал за границу, но накануне, 9 марта, князь Ромодановский принял в свое заведование полицейское управление столицы. Стрельцы были устранены от всех караулов. Их заменили преображенцы и семеновцы. Полицейский суд и расправа от Стрелецкого приказа перешли на Потешный дворец, где князь Ромодановский и начал свою деятельность.
Таким образом, Потешный дворец на долгое время превратился в палату полицейского суда и расправы.
