Иван Жидков
Черчесов: Стани, Стас, Саламыч
– От сборной, естественно, будут требовать максимума на Кубке конфедераций и на чемпионате мира. Но практически в один момент из команды ушли центральные защитники, а менять их автоматически пока не получается. Получает травму Дзагоев – и тоже никто просто с ходу не встает на его место. В России нет ни U21, ни тем более U19, которые могли бы дать все и сразу…
– И тем не менее это рабочий процесс. Если кто-то мне порекомендует какой-то другой подход, кроме как тренироваться, вести селекцию, верить в игроков, определять и раскрывать их потенциал – посоветуйте, обязательно прислушаюсь.
– Но вы никогда не рассуждаете о развитии российского футбола: выстраивании системы, пирамиды и так далее…
– Сложно мне что-то выстраивать: я одалживаю игроков у клубов.
– То есть от главного тренера глобально ничего не зависит?
– Зависит. Потому что, к примеру, Джикия играл в «Амкаре», потом приехал в сборную, и вот сейчас в «Спартаке». Нужно искать, находить, стараться быть более проницательным, более общительным с коллегами. По-другому никак.
Потом, читая книгу, вы будете вспоминать этот разговор часто.
* * *
Черчесов заранее встал на рельсы, с которых не собирался сходить ни при каком давлении. Он отказался от малейшего погружения в детали своей работы, однако постарался объяснить, как эти самые рельсы выглядят. Рассчитывал ли он на понимание? Скорее, был бы рад встретить его у редких людей, не питая в этом плане особых иллюзий в отношении журналистов.
– Ваше отношение к обществу зависит от того, что вы от общества ожидаете. А оно, в свою очередь, ждет, как поведете себя вы, «зеркалит» вас, – говорит спортивный психолог Вадим Гущин. – Черчесову не все равно. Он живой. Ему бывает больно, что его не понимают. Вдвойне – что не поняли в его любимом «Спартаке». Принцип «счастье – это когда тебя понимают» в нашей стране по-прежнему действует.
Во время первого длинного разговора в Нойштифте Черчесов до конца не мог знать, понимаю ли я его. Особенно когда я задал заранее заготовленный вопрос о том, как он относится к мнению, что из бывших вратарей получаются специфические тренеры. Гора озарилась вспышкой молнии.
– Пусть Бубнов тебе на этот вопрос отвечает! – фыркнул Черчесов.
Я не успел испугаться, что он встанет и уйдет. Решил вообще его не бояться. Иначе никогда не узнаю, как он это делает…
* * *
Все, что было нужно сборной для того, чтобы показать хотя бы проект самой себя, – это концентрация. Ей предстояли два тестовых матча – с Венгрией в Будапеште и с Чили в Москве. На стадионе «Ференцвароша» она была близка к восьмидесяти процентам. Венгры, ради которых болельщики поют гимн а капелла даже после таких поражений, играли сердцем, наши – неожиданно – головой. Да, с помощью футбола венгры всегда хотели показать что-то, чего не было в их истории, чего они не могли достичь на полях сражений, в политике. Не стоило этого делать – проиграли 0:3, а им пели. Отношение, которое сборная России заслужит только после того, как выдержит не один ливень народной паники.
Счет 3:0 в Будапеште временно развеял скепсис. Тем не менее опора оставалась зыбкой. Зобнин, динамовский «ребенок» Черчесова, садился в автобус на костылях, и самым грустным было то, что никто на тот момент не мог гарантировать ему возвращение к чемпионату мира. В сборной по-прежнему не было ни одной прочной связки, которая бы работала, разбуди ее участников в шесть утра с похмелья. Это время ушло окончательно с Березуцкими и Игнашевичем. Поиск самоидентификации должен был продолжиться не только в следующей игре с Чили, но и на самом Кубке конфедераций. Но как быть с вечным страхом – «не осрамиться перед иностранцами»?
Ровно за день до того, как Артем Дзюба покинул сбор в Австрии с официальным объяснением «травма», Черчесов провел небольшой брифинг, во время которого снова предпочел не говорить о том, что считал лишним.
– Понимаете ли вы всю ответственность, которая будет довлеть над сборной?
– Такой пафосный вопрос… Я помню, были петиции болельщиков разные. Но раз они были, значит, люди неравнодушны. Во всяком случае, я так те петиции воспринял, хотя на первый взгляд может показаться, что это какой-то абсурд. Один ваш коллега написал: «В последнее время сборная приучила нас разговаривать только о футболе». Это уже приятно.
– У Чили есть лидер Алексис Санчес. У Португалии – Криштиану Роналду. У России есть такой человек?
– Есть впереди большой турнир, где себя должны проявить наши лидеры. Это Акинфеев, Самедов, Глушаков, Жирков, Смолов, Дзюба. Лидеров ведь не назначают, они выкристаллизовываются. Мы ждем в том числе и наших болельщиков, которые должны стать двенадцатым игроком.
– Возможны ли до Кубка конфедераций еще эксперименты?
– У нас не было вообще никаких экспериментов. Были ситуации, когда восемь человек не могли приехать на сборы. Если бы все были всегда здоровы – а у нас нет Дзагоева и Фернандеса и сейчас, – то о слове «эксперимент» мы бы не вспоминали. А так это просто возможность дать играть другим.
– Как можно охарактеризовать сборную России одним словом? Джикия вот сказал «боевая»…
Черчесов улыбнулся:
– Я пока внимательно наблюдаю.
– И какое главное наблюдение вы на данный момент сделали?
– Что мы ни о чем не мечтаем, работаем, ищем решения в каждой ситуации. И стараемся, чтобы они были правильными. Мы верим в футболистов, не сомневаемся в них ни в человеческом, ни в спортивном плане. В конце концов, в футболе есть соперник, который тоже чего-то хочет. Мы не приукрашиваем, никого не успокаиваем. Все, что наше, – наше.
Петиция с предложением разогнать сборную, которую упоминает Черчесов, – лишь попытка иконизировать то безумие, которое сопровождало каждый инфоповод, связанный со сборной России на протяжении двух лет. Давление было столь мощным, что команду, возможно, не разогнали лишь по одной причине: без дела остались бы миллионы «тренеров», набиравших состав лучше Черчесова перед каждой игрой, не говоря уже о Кубке конфедераций. Тем временем у сборной России выбор был минимальный, притом, что ни одна линия не была готова на сто процентов. И этого объективно сложно было достичь, даже несмотря на то, что годом ранее российский паспорт был вручен Роману Нойштедтеру.
Нойштедтер приехал в сборную из клуба, где вообще, как правило, разучиваются играть в футбол. Достаточно вспомнить, как богатейший стамбульский клуб выступал в последнее время в еврокубках. Как проигрывал «Вардару», как выглядел в Лиге Европы в матчах с «Краснодаром». На фоне «канареек» тульский «Арсенал» вам покажется лондонским. Обеспечивать сборную новыми неожиданными именами Черчесову было непросто. Кто-то возмущался отсутствием Мамаева, который «понимал Смолова с полувзгляда». Но понимание могло закончиться уже в это межсезонье, ведь мы знаем, что Федор выходил на поле, придерживая рукой чемоданы. Таким образом перспектива этой связки не могла не ограничиться Кубком конфедераций. «В сборной должны играть лучшие», – писали в газетах. «В сборной должны играть лучшие», – говорил в микрофоны Черчесов. Представление о лучших оказалось разным, но верили не тренеру. Особенно после того, как групповой турнир Кубка конфедераций Россия преодолеть не смогла.
Заграничные примеры бывают удобными для того, чтобы на них опереться, бывают не очень. Йоахим Лёв, тренировавший Черчесова в «Тироле», известен тем, что забывает навсегда о тех футболистах, в правильности мотивации которых не уверен. Стоило загулять перед Евро-2016 Максу Крузе, который после тяжелой берлинской ночи оставил сумку с деньгами в такси, как бундестренер расстался с ним навсегда. Конечно, в официальных объяснениях таких слов не звучало, но случай с Кевином Кураньи, не ставшим досматривать с трибуны матч, на который не попал в состав, помнили все – если Йоги прощается, то, видимо, окончательно. В дальнейшем мы убедимся, что у Черчесова все происходит далеко не так однозначно. Наверное, как раз потому, что мы с 2008 года, в отличие от Германии, относились к своему футболу как к богатой, но глуповатой и не самой красивой любовнице.
Первый матч Кубка конфедераций с Новой Зеландией, несмотря на победу, не способствовал созданию мифов и легенд о новых богатырях. Во-первых, «киви» местами выглядели совсем уж слабо. Во-вторых, даже на этом фоне у многих наших игроков можно было наблюдать то ли пробелы в футбольном образовании, то ли утрату навыков. Кому-то было трудно вести силовые и верховые единоборства. Кому-то традиционно не хватало умения читать игру. Кто-то принимал (особенно на своей половине поля) неправильные решения. Недостатки бросались в глаза даже на фоне команды, где тридцатипятилетний Эндрю Дюрант играл чуть ли не либеро. И тем не менее футбол был – с эмоциями, азартом и желанием выпрыгнуть из узких рамок, о чем свидетельствует невероятный голевой пас в касание, которым Полоз одарил Глушакова, а также многократные попытки играть схожим образом и до, и после, без раскатывания мяча поперек поля, что в мире тактического маркетинга называется «уловками», а на самом деле означает неуверенность в себе и партнерах. Если так происходило, значит, сборная не зря тратила в Австрии время на обретение кондиций и взаимопонимания.
Впереди было много сомнений и незримых споров с теми, кто не понимал ни Черчесова, ни команду. Но именно на Кубке конфедераций стало заметнее постепенное оздоровление микроклимата в сборной. У профессиональных «ожидателей» тем не менее оставалось немало простора для творчества, пусть, как говорил Андрей Аршавин, их ожиданиям еще долго было суждено оставаться собственными проблемами.
Летом 2017 года сборная России, выиграв у Новой Зеландии, но проиграв Португалии и Мексике, показала проект, который, как и отсутствие желающих принять ответственность на себя в 1917-м, расколол общество. Одни твердили про «дно», другие (похоже, меньшевики) старались защитить позиции, которые завоевала сборная России за эти три игры. С шансами на успех, равными нулю. Потому что в створ ворот не попали Джикия и Смольников…
Раскол подтвердили сразу несколько событий: поведение тренера команды-чемпиона и игроков команды – участницы Лиги Европы 2017/18 – Массимо Каррера сказал, что не заинтересован в попадании сборной России в плей-офф; Дзюба и Кокорин показали что-то у себя под носами, делая селфи все в той же Австрии, где оба, несомненно, прилагали максимум усилий, чтобы не выпасть из обоймы Роберто Манчини, который только что принял «Зенит».
Но любой тектонический сдвиг лишь помогает закрасить белые пятна на карте. «Хайп» с усами на тот момент позволил Черчесову убедиться: на Кубке конфедераций он сформировал костяк команды, которая будет представлять Россию на чемпионате мира через год. Тем, кому захотелось переиграть и раскрасить яркими фломастерами серый фон собственного досье, теперь следовало прыгнуть не просто выше головы. Да, в этой сборной не было вечеров поэзии у камина. Но были задачи, к решению которых ты либо готов, либо нет. И пока одни поигрывали икроножными мышцами перед объективом смартфона, другие – костяшками пальцев на клавиатурах, а третьи – челюстями перед микрофонами, сборная плакала, потела, расстраивалась, сомневалась, но неслась в прессинг, как в игре с Мексикой, даже не всегда умея угнаться за самой собой.
Мы видели три захватывающих матча, пусть из Ерохина иногда лезла наружу «СКА-Энергия», а из Васина – «Уфа». Наверное, это случилось вопреки тем, кто сделал карьеру этих людей доселе максимально незаметной. Кто-то называл эффект Кубка конфедераций электричеством, кто-то – убожеством. Но главному тренеру и игрокам не оставалось ничего другого, как идти дальше. Даже если все адресованные вопросы стоило назвать идиотскими. Нам нужен европейский подход? Но если мы к нему не готовы, наверное, стоило сорвать маски.
Глава вторая. 5:0
Однажды Черчесову позвонили от Франца Беккенбауэра. Вратарь к тому времени уже жил в Австрии, до окончания его игровой карьеры оставалось совсем немного. Если звонок Черчесова и смутил, вида он, конечно, не подал.
При встрече Кайзер Франц вел себя просто. Назвал Станислава «соседом», хотя от Оберндорфа, где Беккенбауэр живет с 1982 года и где в его дом упирается дорога с символичным названием Kaiserweg, до Инсбрука не так близко. Удивился, что до сих пор ни разу не встретились. Оказалось, Черчесов понадобился Беккенбауэру по важному делу: туристы отчего-то стали игнорировать эту часть Тироля, что расстраивало местных жителей. Беккенбауэра попросили помочь. Тот решил привлечь для рекламной акции русского вратаря.
На лужайке перед домом Кайзера установили ворота, в них Франц пробивал Черчесову пенальти. Голкипер отразил почти все, после чего позволил себе прокомментировать:
– И как вам после этого удалось стать в семьдесят четвертом чемпионом мира?
Да, у Франца великолепное чувство юмора, он долго смеялся. И Черчесов на тот момент уже достаточно прожил в Европе, чтобы понимать, когда можно так сострить.
Многие смогли бы и пошутить, и рассмешить Кайзера?
Когда Черчесов стал тренером сборной России, один склонный к размышлениям и наблюдательности коллега заметил:
– Он кайфует, глядя по сторонам на мир, который был ему не виден ни из «Терека», ни из «Амкара», ни даже из «Динамо». Заряжается от пресс-конференций, где не всем нравится, на мероприятиях, на которые никогда нет времени и которые всегда не в тему. Он наконец-то дошел до своей цели, быть может, предназначения, которые сам себе определил.
Самоопределение… Важное слово, лежавшее в кармане Станислава Черчесова всю его жизнь. И никакое отношение со стороны, как к неудобному тренеру, пришедшему в сборную в не самый удачный момент истории, не могло это изменить. Та шутка над Беккенбауэром, уместная и естественная в раскрепощенной Австрии, имела куда больше смысла, чем просто рассмешить заслуженных людей на лужайке. Для Черчесова встреча с такими людьми стала оценкой его усилий, одним из тех промежуточных итогов, к которым он шел, заставляя себя терпеть и пахать. Позволять себе жестко шутить над «соседом» Беккенбауэром – право, которое на улице не раздают.
Правом возглавить сборную Черчесов действительно наслаждался. Потому что рос в другое время. Если сейчас любой человек с мало-мальски футбольным прошлым может учиться где угодно и на кого угодно, получать любые лицензии – было бы желание, то Черчесову остается только жалеть, что большую часть карьеры он провел за «железным занавесом». Тот, кого когда-либо коробило стремление Станислава Саламовича первым делом выставить перед собой флаг с собственным изображением, не принимал во внимание, как именно давалось право на этот патент. Да, иногда, с точки зрения теории общественного договора, публичное выражение Черчесова выбивалось за рамки общепринятых норм. Наверное, Владимир Шевченко, работавший пресс-атташе «Спартака» в середине нулевых и ушедший именно при Станиславе Саламовиче, никогда не примет этого человека. И всегда будет против, что бы тот ни делал. Бывает, что так выглядит плата за честолюбие. Если его корни не видны другим.
* * *
В начале 90-х Черчесов раскрылся в интервью Сергею Микулику – одному из создателей «Спорт-Экспресса», журналисту, способному разговорить кого угодно. Своими глазами видел, как однажды Микулик взял интервью у Олега Шатова, который вышел в микст-зону с твердым намерением проплыть мимо диктофонов с равнодушным выражением лица. Но в какой-то момент от стены отделилась представительная фигура Сергея, и отчего-то ему, даже забывшему захватить диктофон, хватило для успеха одного лишь дружелюбного: «Олег, давайте поговорим!» Черчесов вспомнил, что ему в раннем детстве «кто-то словно свыше шепнул: тебе, парень, стоять в воротах московского “Спартака”»! Причем знамение это пришло, когда вратарь еще вовсю летал от штанги к штанге в Алагире. «Если Стас что-либо вобьет себе в голову, то сделает это», – повторяет каждый, кто знает Черчесова. Это качество появилось не в Германии, не в Австрии, не в «Спартаке» в 2007-м, когда он во что бы то ни стало хотел доказать, что именно его кандидатура – лучшая для любимого клуба. Тогда Черчесов еще вряд ли верил в божественный голос свыше, но почему-то так поддался тем странным колебаниям воздуха, что, когда в двадцать лет его по рекомендации тренера «Спартака» (Орджоникидзе) Варламова позвали в Москву, Стас как будто даже не удивился. Перевел дух и приготовился… сидеть за спиной Рината Дасаева. Привыкать пришлось сразу – чуть ли не с самолета встал в ворота дубля. Как утверждал Черчесов, без какой-либо паники.
– Не сам же приехал, меня вызвали. Значит, умею кое-что…
Заметьте, даже без слова «наверное». Уверенность, которая способна восхищать и раздражать. Но у того, кому пришлось сознательно лишиться детства ради бесконечных тренировок в погоне за идеей-фикс, есть основания (или то самое право) не сомневаться. Не тратить время на рефлексии. Выдавить «я не знаю» с помощью «я могу».
В восьмом классе Черчесов уехал из дома в спортивный интернат Орджоникидзе. К этому моменту его уже приглашали в различные юношеские сборные как Северной Осетии, так и всей страны.
– Мне кажется, Стасу было лет четырнадцать, когда я его впервые увидел «в юношах». Он производил впечатление физически крепкого парня, но вел себя очень скромно. Зато обладал сумасшедшей трудоспособностью. Тренировался невероятно много и хотел, чтобы его все время тестировали. Бывает, на занятиях вратарей щадят, бьют не изо всех сил, особенно с ближней дистанции. Особенно на юношеском уровне. Черчесов настаивал, что, если он отбивал перед собой, нужно обязательно добивать, ведь такой момент может случиться в игре. Ну и вылетал на все мячи, бросался на форвардов, когда те лупили с метра, с двух. Кричал: «Бей по-настоящему!» – рассказывает Борис Игнатьев, тренировавший юношескую сборную СССР с 1976 по 1989 год.
Началось с удара в челюсть. Дубль «Спартака», в ворота которого Стасу пришлось с ходу встать, играл не против сверстников «Кайрата» и не с подмосковным клубом второй лиги. Черчесова проверяли в обычном тренировочном матче с основой красно-белых. В противоположных воротах играл Ринат Дасаев. Может, с тех пор Черчесов не любит, когда матчи называют «товарищескими»?
Стас пропустил десять. Был, как сказал Микулику, «убит, раздавлен, уничтожен». Полтора часа назад он чувствовал себя вратарем, а теперь боялся даже подобрать слово, чтобы описать, кем стал в своих же глазах. Внутренний голос, лишивший его беззаботного детства, на мгновение показался лживым, фальшивым. Если бы в этот момент Черчесову сказали: «Собирай вещички», даже не вспомнив его имени, он принял бы это как должное. Развернулся бы, уехал домой и, возможно, навсегда остался в Северной Осетии. Но партнеры и тренеры были на удивление спокойны.
– Все повели себя так, будто ничего и не произошло, словно десять пропустить – это нормально. Я вот только не мог понять – вообще нормально или только для меня? – В начале 90-х Черчесов уже мог над собой посмеиваться. Шутки над собой спасают. Еще как.
Довольно скоро дубль отправился на календарную встречу в Днепропетровск. Черчесов играл, результат – 0:4. Сюрреализм продолжался – вместо начальника команды с обратным билетом в руках к Стасу подошел сам Константин Бесков. Главный заявил, что Черчесов как вратарь «Спартаку» подходит, что должен отправляться в Москву и ждать там команду.
– Будем с тобой работать, – пообещал мэтр молодому человеку, который, конечно же, истинных эмоций в эти мгновения не показывал.
Хеппи-энд? Не тут-то было. Ринат Дасаев был тогда лучшим «от Москвы до Гималаев», и этот тезис не осмеливался ставить под сомнение сам тренер сборной СССР Валерий Лобановский, у которого так и не получил жизненного шанса свой, киевский, динамовец Виктор Чанов. При этом, по мнению Черчесова, Дасаев вовсе не был раздутой звездой.
– Он произвел колоссальное впечатление. В жизни не мог предположить, что Дасаев так на тренировках пашет! Да и остальные великие… В общем, я сразу понял, что попал туда, куда нужно. И начал вкалывать с каким-то радостным остервенением, – рассказывал Станислав Саламович в том самом интервью «СЭ». – С ним мы долгие годы жили в одном доме, через улицу от нынешнего, в Сокольниках. Сначала Ринат был моим кумиром, а когда я оказался в «Спартаке», стал ближайшим другом, с которым мы проводили практически все свободное время. Я не раз просил Дасаева сфотографироваться вместе, чтобы потом в далеком осетинском Алагире хвастаться знакомством с такой знаменитостью. Даже точно помню день, когда мы впервые встретились с Ринатом: 1 апреля 1984 года. Его тренировка произвела на меня неизгладимое впечатление.
* * *
Чему радоваться, на самом деле было не сразу понятно. Даже сейчас, когда возраст профессиональных футболистов давно снизился до юношеских категорий, прорывы, как у Игоря Акинфеева, заступившего основным вратарем ЦСКА раз и навсегда в семнадцать лет, да еще и дебютировавшего в шестнадцать с «сухого» матча и отраженного пенальти, выглядят как исключение из правил. Тогда для успешной карьеры профессионального вратаря нужно было стать «мужиком» не только в переносном смысле. Возраст и опыт имели значение. Черчесов совершенно четко понимал, что основного состава ему несколько лет не видать. Играми на долгое время стали тренировки. Возможно, из-за этого уже тогда голова Стаса постепенно стала превращаться в бортовой компьютер. Он «фотографировал» то, как играют и работают другие, собирал информацию, форматировал ее нужным образом. Говорил ли ему внутренний голос, что когда-то этот навык понадобится как главному тренеру сборной России? Судите сами – безнадежно второй. В «Спартаке». За Дасаевым. Ну какой еще голос?..
Тем более что кто-то сверху продолжал издеваться над обостренным честолюбием. Черчесов получал редкие шансы выйти на поле, когда Дасаев лечился или матчи чемпионата вдруг приходились на игры сборной (если вам кажется, что сейчас календарь плохой, вспомните, что в СССР случалось и такое). Большие паузы в игровой практике редко помогали вратарям становиться великими. Вспомните, как долго не мог найти себя прежнего вратарь «Баварии» Свен Ульрайх. По непонятным для многих причинам довольно сильный голкипер «Штутгарта» три с половиной года назад предпочел трансфер в «Баварию», заведомо за спину Мануэлю Нойеру. Заметьте, уехал он не из Алагира, даже не из Орджоникидзе. И когда шанс выпал из-за травмы основного вратаря сборной Германии, Ульрайха едва ли не в каждой игре выставляли на смех. И продолжалось это до тех пор, пока в «Баварию» не вернулся Юпп Хайнкес и не шепнул Свену на первом же индивидуальном собеседовании пару волшебных слов.
Игры не могут заменить тренировки. Этот афоризм давно стал штампом, но Черчесову не оставалось ничего, кроме как создать исключение. И он по сей день, уже став тренером, уверен: прибавлять в классе можно, только тренируясь. Игра – это надстройка, демонстрирующая достигнутое. За свои нечастые возможности он хватался с максимальным старанием, но выходило, как в упомянутом ранее матче с «Жальгирисом», – 2:5, и Станислав виноват во всех мячах! Наверное, то же самое ощущает тот, кто не сдал с первого раза экзамен в автошколе, перестал садиться за руль и годами учился водить, наблюдая, как это делают другие, с пассажирского сиденья. Чувствовать, как взрослеешь в технике, в понимании игры, но не иметь возможности доказать это – Сизифу его булыжники покажутся шариками сладкой ваты.
Но из тех «пассажиров», что следят за чужими ошибками и преимуществами, часто получаются водители даже лучше, чем те, что за рулем «с детства». Другое дело, что такое обучение не может продолжаться всю жизнь. Черчесов, по собственному признанию, жил в замкнутом пространстве. Из этой клетки можно было либо выскочить тигром, либо быть унесенным в статусе немощного пенсионера. Черчесову исполнилось двадцать пять – в этом возрасте Игорь Акинфеев уже готовился к своему второму чемпионату Европы и выиграл, например, свой пятый Кубок России. В СССР памятники было просто так не сдвинуть – Станислав всерьез задумался покинуть «Спартак». И едва не состоялся его переход в тбилисское «Динамо», где постепенно заканчивал карьеру Отар Габелия. Возможно, был и еще один фактор в пользу бело-голубых: из Тбилиси до Алагира – всего двести километров. Сейчас это невозможно представить, но ближе к тому, чтобы сломаться, Черчесов не был ни разу. Ни до этого, ни после.
Бесков прочувствовал ситуацию, все понял, когда вратарь пришел к нему то ли советоваться, то ли сообщать о расставании. И безошибочно предсказал будущее, которое ждало Черчесова, решись он на отъезд в Тбилиси. Малая авиация, конечно, тоже нужна, но…
Если бы тренер сказал тогда: «Уходи», многое могло пойти иначе. Не исключено, что это касается и выступлений «Спартака» в 90-х, но гораздо больше – чемпионата мира 2018 года. Бесков предпочел дать Черчесову право выбора: «Если хочешь идти – иди. Но вряд ли это лучший для тебя вариант».
Станислав остался, хотя в принципе решение уйти уже принял. Не из «Спартака», не от Бескова, – уйти именно от Дасаева. Риск пересидеть усиливался, не оставлял в покое того, кто и так много лет сдерживал природный зов – быть на вершине. От подавленных чувств ломаются семьи, умницы и профессионалы болеют, спиваются и сходят с ума. Вратарь, привыкший работать над собственным телом с детства, оказался в ситуации, когда ему оставалось только «понимание, как плавать брассом».
– Черчесов в раннем возрасте смог меня удивить. Поехали как-то на турнир во Францию, – вспоминает Борис Игнатьев – Я на тренировке стал кидать ему мячи, а он их принимал как-то чудно: одной рукой летящий мяч накрывает, а другой прижимает. Я не видел такого никогда. Мне сразу захотелось сказать: «Не так же надо!» А он, юноша, мне: «Нет, надо вот так!» Начали спорить. Вступил с ним в дискуссию с позиции Мавзолея – я, мол, вверху, а он внизу. Пацан, а что-то доказывает… Но ему важно было убедить меня, что он прав. Доказывал, показывал, аргументировал. И ведь действительно оказался прав! По прошествии времени я убедился в том, что все так, как видел Черчесов. Вспоминаю это по сей день, когда Стас стал взрослым, солидным. Он уже тогда показывал, что умеет анализировать, что у него есть свое представление о профессии и что обязательно станет большим игроком. Эта щепетильность в нюансах была заметна уже в раннем возрасте. Но даже отстаивая свою правоту, он всегда относился с большим почтением к старшим, к таким людям, как Яшин, Симонян, Николаев, – ко всем, кто с ним сталкивался. Но никто не видел его припавшим на колено – Стас вел себя достойно, оценивая при этом возраст и заслуги того, с кем имел дело.
Бесков, разумеется, не был исключением. Не все футболисты того поколения были в восторге от общения с Константином Ивановичем. Но Черчесов взял от него лучшее и остался благодарен за сухие советы, корректировавшие его судьбу в сложных ситуациях. Когда пришло предложение от «Локомотива», Бесков уверенно заявил:
– Это – твое! Пробуй…
Впоследствии, все доказав в «Локомотиве», сумев попасть в список тридцати трех лучших по версии журнала «Огонек», вернувшись в «Спартак», чтобы уже там завоевывать титулы, Черчесов назовет Бескова нелогичным тренером, вспомнив, как тот после десяти пропущенных мячей в двусторонке и четырех следом в Днепропетровске, вместо того чтобы сказать: «Убирайся», простил и поддержал. Но тогда Станислав Саламович еще не знал, что со временем сам обретет удивительный навык: терпение. Только оно помогает тренерам преодолеть влияние со стороны и опираться до последнего на собственные наблюдения. Принимая решения, уже не отходить от них из-за сиюминутных провалов и уж тем более из-за чужой реакции. И если тренер уже выбрал защитника Кутепова в центр обороны в качестве основного, то не должен играть в человеческие шахматы, даже если неопытного футболиста как следует трясет в первые двадцать минут матча с Саудовской Аравией.
Остается только понять: откуда это терпение в том самом человеке, который не так давно раздражался на каждый второй вопрос и регулярно перешагивал через нормы этикета, распугивая таким образом тех, кто мог бы относиться к нему иначе?..
* * *
Искать науку там, где ее нет, – не меньшее заблуждение, чем недооценивать хотя бы минимальное ее значение. Кого-то удивило, даже покоробило отношение Черчесова к наличию в команде спортивного психолога. Конкретные примеры чуть дальше – когда сборная России на этих страницах будет обыгрывать Испанию.
У любого руководителя есть право выбора – если чувствуешь силы управлять коллективом, обладаешь достаточной волей, чтобы инициировать и проводить собеседования с игроками (Черчесов делает это достаточно часто и даже косвенно обозначает умение вести диалог как составную часть рабочего стиля), психолог ему вряд ли поможет. Если тренер видит границы своего влияния в этом вопросе, чуткий профи необходим.
Великое множество раз футбольные клубы обращались к психологам, но «не заходило». В 2005 году, когда я работал в футбольном клубе «Зенит», а его тренером был Властимил Петржела, генеральный директор Илья Черкасов предложил чеху эксперимент – ввести в тренерский штаб человека, который поможет команде не упускать почти добытые победы в «пограничных» матчах. Петржела был не рад, но согласился. Властимил мог, конечно, сделать квадратную челюсть и пойти на принцип, как это периодически делал, но он с уважением относился к руководителям клуба. После нескольких собеседований футболисты действительно почувствовали изменения – всем нутром ощутили приступ иронии. И дело не в том, что специалист был плохой. Просто говорил он с игроками на разных языках и оказался весьма далек от способности сделать свои навыки эффективными на практике. «Я – практик. Игроки знают это». Это уже слова Черчесова, если не забыли.
После первого матча «Зенита» капитан Владислав Радимов подошел к психологу прямо в коридоре «Петровского», вполне доброжелательно хлопнул его по плечу и спросил:
– Ну что, как вам игра с психологической точки зрения?
Свидетелям этого разговора было сложно сдержать смех. Чтобы не превратить дальнейшее сотрудничество в абсурд, от психолога «Зенит» довольно скоро отказался.
Черчесов и Петржела – тренеры-индивидуальности, последователи той школы – не будем называть ее старой, – которая подразумевала минимальное количество дополнительных помощников в штабе. Деление на новаторов и консерваторов – грубое и неочевидное. Скорее имеет смысл разделять специалистов на тех, кто идет на крайности и даже ценой результата меняет вокруг себя мир, и тех, кто способен разобраться в деталях конструктора, рассыпанных по полу, и создать из них нечто зримое и всех устраивающее.
