Иван Александрович Мордвинкин
Великан и последний снег
Теперь же Николай Иванович привыкал жить для здоровья, хотя оно все равно убывало, и для подготовки к смерти. И к ней все уже было готово, что и врач не однажды подтверждал. Николай Иванович только ждал первого снега как цифры на годичном циферблате, закрывающем целый период в истории. Период его жизни.
Он снова взглянул в окно. Воздух уже немного посинел в темных местах, вечер приближался. А за ним и ночь. С неба срывались все новые снежинки. Последний первый снег уже вызрел в небесах. Вот и все.
Николай Иванович прошел в переднюю, надел пальто и шапку, подумал и намотал на шею шарф. К экспедиции готов.
Когда он выбрался на улицу, сумерки уже охватили весь двор, который он совсем отвык видеть с этого ракурса. Ветер мирно успокоился, и крупные хлопья снега тихо-тихо падали с темного неба.
– Ну вот, – пробормотал старик сам себе. – Прожил… Как смог.
Он улыбнулся тепло и печально и медленно побрел по тротуару, оставляя на снегу протяжные следы своих шаркающих ботинок.
Ольга уже собралась уходить. Она нагнулась над Мишуткой и сметала с него снег продрогшими руками. Николай Иванович остановился рядом, все еще улыбаясь как человек, замысливший гениальный план. Он помолчал и взглянул Ольге в глаза:
– Пойдем, Оленька? Будешь мне… – сказал он и подставил ей локоть, чтоб она могла ухватиться за него. Скользко. – Дочерью.
Ольга замерла в нерешительности, взглянула на Мишутку, сгладила с выпуклого своего живота крупные снежинки. Впрочем, она не удивлялась, она уже хорошо знала этого человека. И знала о его болезни кардиомегалии, которая напоминала ей мегалиты – огромные и непобедимые камни, но так шатко сложенные друг на друга, что, чуть дунь ветерок – и замертво рухнут наземь. И как такое большое сердце может быть таким хрупким?
Но знала Ольга и об особом даре, который достался этому сердцу – даре любить, не требуя взамен ничего. Ничего-ничего.
По дороге в новый дом Мишутка оторвался от мамы и пошел между взрослых, поглядывая на руку старика-великана. Наконец, решился и взялся за нее. Николай Иванович посмотрел на малыша сверху вниз и благодарно улыбнулся. Мишутка шел и чувствовал теплоту его руки, чувствовал ее мягкость, ее необычную огромность, ее непривычную форму. И ее неизъяснимую силу. Это была лучшая рука на Земле. Кроме маминой, конечно.
