Иван Александрович Мордвинкин
Пожар
Он умильно всмотрелся в лицо внука на фотографии.
– Люблю его очень, – тут и вовсе он расчувствовался, голос его дрогнул, задрожали и руки. – Вот только, как вспомню, какой я подлец, так аж…
Он судорожно вздохнул и шумно глотнул воздух, чтобы сдержать слёзы, но те все же сорвались быстрыми струйками, и Пётр Олегович отвернулся.
– Всё хорошо, – о.Александр приобнял друга за плечи и увёл тему, чтобы дать Петру Олеговичу возможность успокоиться. – Дом-то сгоревший восстановил?
– Не-ет… Я в деревне своей прижился, люди там душевные, не могу без них теперь, – улыбнулся он. – Людей-то сколько хороших на Земле, а, батюшка? Людей-то сколько хороших! Как представлю, то уж так жить мне захочется!
Батюшка посмотрел вокруг, обежал взглядом отдыхающих одноклассников.
– Какие мы все стали старые, – улыбнулся он. – А зато какие… другие. Спокойнее стали, тише, мудрее. Господи, благослови надвигающуюся старость. Все же, так она к месту, и так с нею мир становится достаточным и светлым.
– И люди в нем хорошие, – добавил Петр Олегович почему-то дрожащим и тонким, почти детским голоском.
– И люди в нем хорошие, – согласился батюшка, обнял Петруху, прижался головою к его голове и поставил точку: – Аминь.
Так они и просидели весь вечер, два стареющих, но счастливых друга, знающих о себе всё.
