Ирма Гринёва
Мужчины на раз-два-три
30
Какая разница была для Кристины, кто устроил аварию – сам обкурившийся наркоман или обкурившийся наркоман, мстительно направленный рукой Германа? Что может поменяться в её состоянии, если Юрген отомстит Герману? Да ничего! Как стала она калекой, такой и останется! Обузой для сына. Крестом для мужа. Камнем на шее для его родителей. Досадной помехой для его подруг. И Кристина впала в депрессию, агрессивную депрессию.
А ночью ей снились сны, где она здорова. Бегает с Максимкой в догонялки, танцует для Юргена тверк. Просыпалась счастливой. Пыталась встать с кровати… И действительность обрушивалась на неё с удвоенной силой. Она падала обратно на подушки и не один раз скатывалась с кровати, больно ударяясь о тумбочку головой…
Юрген приглашал на дом психиатров, но больше одного сеанса с Кристиной не выдерживал никто. Она или швырялась в докторов всем, что попадалось под руку, или такое им говорила, цепляясь за их внешность или произнесённое слово, что выбивала визитёров из колеи так, что они сами прерывали сеанс.
Господи! И вообще – какие психиатры для русского человека? Мы привыкли справляться с бедами другими способами. Водкой. С помощью друзей, выполняющих роль психоаналитиков (причём, заметьте – бесплатно, в отличие от иностранцев, тратящих на них бешеные деньги). Сами. Ну, и сочетанием этих трёх методов.
Друзей у Кристины сроду не было. В Канаде появились подруги, да и те – больше подруги Юргена, чем её. Их Кристина разогнала первыми, как только осознала всю безвыходность своего положения. Она кричала на них на всех трёх языках – русском, английском, французском (на русском был отборный мат, не переводимый на иностранные языки). Если перевести на более-менее литературный, то ор выглядел примерно так: «Пошли вон из моего дома! Пока я не окочурюсь, чтоб ноги вашей здесь не было! Сыграю в ящик – тогда и дербаньте своего любовничка на кусочки! Вон! Вон! Убирайтесь!» Произведённым эффектом Кристина осталась довольна, а вот переводом – нет. На французском «окочурюсь» звучало «уйду», на английском – «умру», «сыграю в ящик» вообще как «поиграю в ящики», что и Барбара, и Элинор, и Венди поняли как «поиграть в кубики». «Дербаньте» звучало, как просто «разорву». Дебильные языки, не отражающие нюансов родного русского! Но суть послания Кристины подруги услышали правильно и в гости больше не приходили.
Нахамила Кристина и родителям Юргена, сказав холодным тоном, что пусть они не переживают. Скоро, де, она покончит своими силами со своей жизнью, выбросившись из окна, и освободит их дорогого сыночка. И старики перестали приходить в дом сына.
Вообще-то, с таким поведением и такими заявлениями, в любой обычной канадской семье Кристину уже давно сдали бы в психиатрическую лечебницу. И заметьте – без её согласия. А Юрген только заикнулся о реабилитационном центре, где работают и с такими тяжёлыми травмами, как у неё, и с депрессионными состояниями, как последствием таких травм, но в ответ услышал горькие слова Кристины, что он хочет сдать её в «дурку» и тем избавиться от неё навсегда. После чего Кристина гордо замолчала на целый месяц. Это было ещё тяжелее, чем её дебоширство.
Долетало даже Максимке. При нём Кристина старалась держаться, но и сама не замечала, как превратилась в трёхлетнего ребёнка, выспрашивающего у родителей каждый божий день по нескольку раз: «Ты меня любишь?» Только местами с сыном поменялась.
Но больше всех, конечно, доставалось Юргену. Чтобы он ни говорил, Кристина выворачивала его слова наизнанку и находила повод обидеться. Юрген же стоически переносил капризы и агрессию жены, просил прощения за неё у родителей и подруг. И методично искал выход из положения. Продолжал, как обычно, разговаривать с Кристиной, даже когда она замолкала, чем бесил её ещё больше. Кристина никогда не была так зависима от другого человека и это страшило её до жути. Ужас от того, что она до конца жизни будет прикована к инвалидному креслу, сплетался в тугой узел с ужасом перед тем, что её неизбежно бросят на произвол судьбы.
– Крис! Мне звонила Мерсия49 и жаловалась на тебя, что ты отказалась делать массаж. Неужели ты не понимаешь, как это важно?
– Ни фига он не помогает! – пробурчала, надув губы Кристина.
А Юрген выдохнул – наконец-то жена прервала молчание! Пусть лучше ворчит или ругается, чем молчит!
– Это тебе только кажется. Рука уже гораздо лучше действует. Это же объективно, Крис! А ноги – ты просто пока не чувствуешь. Нельзя доводить мышцы до окаменения. Будь умницей!
– Что, надоело возиться с калекой? – окрысилась Кристина, – Хочется побыстрее избавиться?
– Господи! Кристина! Какая же ты у меня дурочка! – ласково произнёс Юрген и присел у жены в ногах, обхватил за колени и посмотрел на неё с любовью снизу вверх, – И это тебе не так и так тебе не этак! Ну, сколько раз тебе говорить? Я люблю тебя! Люблю любую! Ну, вот если с Максом, не дай бог, что-то случится – ты же не будешь любить его меньше? И я также! Как же тебе ещё объяснить, чтобы дошло? Ты фильм «Елена в ящике»50 смотрела?
Кристина кивнула. Она нахмурилась, но, пожалуй, впервые слушала Юргена внимательно.
– Я также готов ради тебя на всё, ради того, чтобы ты всегда была со мной рядом! Только, пожалуйста, не приписывай мне желания оставить тебя в инвалидном кресле! Этого и в помине нет. Я же понимаю, что ты никогда не смиришься с таким положением. Не будешь счастлива, если будешь чувствовать себя несвободной. А я хочу, чтобы ты была счастлива! Я всё для этого сделаю! Клянусь! Я даже уже знаю, куда мы поедем лечиться. В Южную Корею. Там самые лучшие врачи по таким травмам, как у тебя. Таких денег у меня нет, но я обязательно придумаю, как их достать! И Герману с рук не спущу, чтобы ты там не говорила, что тебе всё равно. Он нам за всё заплатит! И с лихвой! И ещё Крис – я очень хочу усыновить Макса. Ты не против?
Про усыновление Максимки было последней каплей – Кристина разрыдалась. Юрген уже не раз говорил ей и о южнокорейской клинике, и о мести Герману. Разве что про усыновление спросил впервые. Но Кристина его не слушала и не слышала, зацикленная только на себе. А сейчас, сказанное всё вместе, наконец-то, до неё долетело.
Юрген встал с колен и обнял жену за плечи. Гладил по голове и шептал как маленькой:
– Малыш, поплачь! Пусть тебе полегчает! У нас всё будет хорошо! Я тебе обещаю! Мы со всем справимся! Слышишь? Вместе мы справимся!
– Прости! – прошептала сквозь слёзы Кристина, впервые в жизни попросив прощения, и разрыдалась ещё сильнее, уютно прижавшись щекой к животу мужа и обхватив его за талию руками. Слишком много всего накопилось за последнее время.
А вот Юргену стоять согнувшись было неудобно. И дело не в том, что у него затекла спина. А в том, что горячее желание накрыло его с головой. Уже почти полгода, с той самой даты аварии, у них с Кристиной не было интимной близости. Тут, пожалуй, можно и до нежданчика достояться. И Юрген решительно поднял Кристину на руки и отнёс на кровать в их спальню, где после приезда из Монреаля она спала одна (так она сама пожелала). Он осторожно уложил всё ещё всхлипывающую жену на постель и сам, как был, в одежде, прилёг рядом. Кристина тут же устроилась у него на плече. Юрген гладил её волосы и продолжал шептать милые успокаивающие глупости.
У Кристины тоже не было секса ровно столько же, сколько и у Юргена. Она и думать о нём забыла. И сейчас, в объятиях мужа, вдыхая его родной запах, вдруг с удивлением поняла, что желание в ней не умерло вместе с обездвиженными ногами. Она подняла лицо, удивлённо посмотрела на Юргена выплаканными прозрачными глазами и потянулась к его губам. Но дотянуться не смогла. Зарычала от досады и уже готова была разразиться то ли новой порцией слез, то ли закричать от досады, но Юрген чутко уловил желание жены, тем более что оно совпадало с его желанием. Он наклонился над её лицом и медленно, осторожно прикоснулся к её губам, готовый в любое мгновение остановиться.
– Не останавливайся! – выдохнула ему в губы Кристина.
И он не остановился.
После бурного секса Юрген почти сразу заснул, а Кристине не спалось. Она таращила глаза в потолок и думала. Очень полезное занятие, между прочим! «Ну, не люблю я мужиков! Что тут поделаешь? Не доверяю им. Не могу поверить до конца. Почему? Почему не могу полюбить наотмашь, без оглядки, как сына? Кровь? Не умею? Вот ведь он, лежит рядом не вымерший мамонт. Надёжный, умный, образованный, состоявшийся. Одного выпустили, как говорила бабушка, и форму потеряли. Не жадный. Терпеливый. Любящий. Даже на месть готов ради меня… Надо, кстати, запретить ему. Герман – опасный гад. Фиг с ним!.. Максимку готов усыновить. Любит его, как родного. И Максимка к нему привык, папой называет… А я… Вроде и не чужой уже, но и не родной пока. С ним интересно. Надёжно. И в сексе он очень даже ничего… О? О!»
На этом месте рассуждений Кристина заметила, что уже давно, видимо, ласкает тело спящего мужа, поскольку её рука дошла до его паха и восклицание «О!» относилось к размеру орудия, вставшего на изготовку между его ног. Её тело тоже горело и требовало продолжения банкета. Дело осталось за малым – разбудить Юргена, что Кристина с успехом и сделала. Юрген оказался не против поучаствовать в банкете, накрытом на двоих.
– Узнаю свою жену! – прошептал он на ухо Кристине и нырнул в сладкую глубину за десертом.
49 – в переводе – «милосердная»
50 – талантливейший хирург страшно переживает из-за того, что безумно любимая им красавица Елена бросила его. Он заманивает ее в свой роскошный особняк, надеясь вернуть ее любовь, но она убегает и попадает прямо под колеса машины. Хирург спасает ей жизнь в домашней операционной, но при этом отрезает ей ноги. А потом руки. И Елена остаётся полностью в его власти. Слава богу, что в конце фильма вся эта жуть оказывается только бредом влюблённого мужчины.
31
– Пап, у меня к тебе разговор есть. Только вначале прочти вот это.
И Юрген пододвинул отцу папку с бумагами. Геннадий Арнольдович прочёл заглавие – «Завещание», и отодвинулся от стола. Закрыл глаза, чтобы справиться с волнением. «Так и знал!», – подумал он. Не просто так сын вызвал его в офис их юридической фирмы и попросил скрыть факт их встречи от матери. «Опять что-нибудь из-за этой Кристины!»
– Это в честь чего? – спросил Геннадий Арнольдович, когда выровнял дыхание.
– Мне надо уехать по делам в Россию…
– Что ты там забыл?
– Пап, не надо так волноваться. Я всего лишь еду собирать необходимые документы для усыновления Макса.
– Ну, да! И это такое плёвое дело, что надо обязательно предварительно написать Завещание.
– Я буду отсутствовать минимум две недели. Бюрократию в России ты знаешь лучше меня…
– И не только бюрократию, но и беззаконие, и засилье бандитов во всех властных структурах, – перебил сына Геннадий Арнольдович.
Юрген поморщился:
– Давай не будем скатываться до штампов – валенки, водка, медведь, балалайка!
– Тогда и ты перестань мне пудрить мозги. Что ещё ты там собрался делать, если это настолько опасно, что потребовалось составлять Завещание? Небось, что-то опять связанное с твоей Кристиной?
Юрген ясно расслышал в тоне отца негатив по отношению к жене, и тон его заметно похолодел:
– Папа, я люблю свою жену, а она любит меня. И я прошу тебя, говоря о Крис, выдерживать уважительный тон.
– Господи, Юрген! «Любит»! Окстись! Максик, конечно, мальчик хороший. Мы с матерью полюбили его всем сердцем. Но твоя Кристина… На ней же пробу ставить негде! А ты готов ради неё тащиться на нашу немытую родину51 и жизнь свою положить к её ногам!
Соседи настучали, – понял Юрген. Как жаль, что их невозможно заткнуть с помощью намёков! Тактика, с лихвой оправдавшая себя и с Кристиной, и с Наумом, была неприемлема с канадцами. Ну, не понимают они намёков, хоть ты тресни! Легче сменить место жительства! Что Юрген тут же решил непременно сделать. Как только вернётся из России.
– Я знаю о Кристине гораздо больше, чем ты можешь себе вообразить. Наши с ней дела никого не касаются, кроме нас двоих! В данный момент я только хочу, чтобы ты прочёл моё Завещание с точки зрения соблюдения ваших с мамой интересов. Если ты посчитаешь, что я их в чём-то ущемил, я готов это с тобой обсудить и внести изменения.
Деловой тон сына обидел отца, но он понял, что никакие дальнейшие увещевания не подействуют на Юргена. Молча придвинул папку с документами к себе и углубился в чтение. Завещание с юридической точки зрения было составлено безупречно, тут впору было гордиться сыном, если бы не всё, что по праву принадлежало Юргену, он завещал своей жене Крис Шредер. Геннадий Арнольдович в очередной раз справился с дыханием и постарался произнести спокойно:
– У меня замечаний и вопросов нет.
– Спасибо, пап! – примирительным тоном ответил Юрген и убрал Завещание в сейф, – И ещё: я хотел тебя попросить взять фирму на себя на время моего отсутствия. Элинор тебе поможет, я уже с ней договорился.
Геннадий Арнольдович согласно кивнул и после паузы спросил:
– Как она будет без тебя справляться? Всё-таки не на один день уезжаешь.
Подразумевая под «она» Кристину. Юрген его понял.
– На время моего отсутствия Мерсия согласилась переехать к нам. Так что Крис будет под постоянным присмотром. Знаешь, она уже многое научилась делать сама – и пересаживаться с кровати в кресло, и в туалет ходить. Так что за Мерсией останется только массаж, минимальная помощь и тотальный контроль. А как они вместе с Максом приспособились готовить и стол накрывать! Приходите с мамой двадцатого к нам, убедитесь! У нас тусовка намечается по поводу моего отъезда в родные пенаты52.
– И с кем тусоваться будете? – пробурчал Геннадий Арнольдович.
– Придёт вся наша дружная компания – Элинор, Венди, Барбара с Жерменом, Хелпер53 с супругом, Бадди54 и Кодей55. Приходите, а? Заодно помиритесь. Мне будет там спокойнее, если вы все будете держаться друг друга.
Геннадий Арнольдович опять отделался молчаливым кивком.
Ну, что ж! И так не плохо! Вообще-то, Юрген рассчитывал, что родители поддержат Кристину, помогут ей. Не оставят её с Максом при любых раскладах, как бы не сложилось у него в России. Но после сегодняшнего разговора рассчитывать на это не приходилось. И всё-таки, хрупкое перемирие лучше, чем агрессивное неприятие друг друга. Да и до отъезда ещё целых две недели, авось к этому времени фаза нейтралитета перейдёт в мирную фазу. Русский «авось» – куда ж без него!
51 – отсылка к стихотворению М.Ю.Лермонтова «Прощай, немытая Россия!»
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Укроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
52 – пенатами называли богов в римской мифологии, которые обязаны были хранить домашний очаг. В Древнем Риме в каждом доме возле очага устанавливали двух богов, которые должны были этот очаг хранить и оберегать. Если проводить аналогии, то у нас – это домовой, у него точно такие же обязанности. «Вернуться в родные пенаты» – мы стали говорить, наверное, после публикации стихотворения К.Батюшкова «Мои Пенаты»:
Отечески Пенаты,
О пестуны мои!
Вы златом не богаты,
Но любите свои
Норы и темны кельи,
Где вас на новосельи,
Смиренно здесь и там
Расставил по углам;
Где странник я бездомный,
Всегда в желаньях скромный,
Сыскал себе приют.
О боги! будьте тут
Доступны, благосклонны!
Не вина благовонны,
Не тучный фимиам
Поэт приносит вам;
Но слезы умиленья,
Но сердца тихий жар,
И сладки песнопенья,
Богинь Пермесских дар!
53 – в переводе – «помощница, ассистент»
54 – в переводе – «друг»
55 – в переводе – «помощник»
32
Праздники – Рождество и Новый год провели тихо, по-семейному. Поехать кататься на горных лыжах не светило, и в первых числах января Юрген отправился в Россию.
Первым городом для него стал Санкт-Петербург. Питер, как его называли сами горожане. Юрген уже детально изучил досье на Германа Вадимовича Смирнова, собранное питерскими и московскими детективами, и разработал чуть ли не поминутный план своих действий, но надо было уточнить ряд деталей.
Питерцы, по старой русской традиции приёма гостей, составили для него шикарную культурную программу, от которой Юрген был вынужден отказаться. Не то у него было настроение. Он весь был заточен на цели, ради которых приехал в Россию. Да и достопримечательностей внутри города и в его окрестностях было столько, что – мама не горюй! за две недели не управишься, не то, что за пару дней. Быть в Питере и не посетить Эрмитаж?! Быть в Питере и не съездить в Петродворец?! Быть в Питере и не доехать до Выборга? А Карелия? Вот же она, рядом!
Юрген клятвенно пообещал приехать в следующий раз в Питер с семьёй и ограничился знакомством с городом, пройдясь по прямому, как стрела, Невскому проспекту. Город его поразил. Своим имперским масштабом. Своими просторами площадей и размахом дворцов, в сочетании с узкими колодцами питерских дворов. Господи! Ну, какие валенки и балалайки, не говоря уже о медведях! Хотя, и те, и те присутствовали в изобилии на питерских развалах в виде сувениров для иностранцев. Хочется им так продолжать думать о России – пожалуйста! Думайте! И платите свои доллары, евро, юани (китайцев было в Питере как море разливанное) за наши матрёшки, шапки-ушанки и футболки с портретом Путина. Русским пофиг! Они ухмыльнутся ехидно над твердолобостью иностранных гостей и пойдут дальше строить свои атомные ледоколы, крылатые ракеты и космические корабли.
В Спас-на-крови Юрген не выдержал, зашёл. Уж больно красочно он сиял своими сказочными куполами, чуть-чуть нависая над каналом Грибоедова. Внутри всё было ещё более пёстро, чем снаружи. Самым скромным оказалась шатровая яшмовая сень над местом смертельного ранения императора Александра
II
, включённая в пространство Храма.
Хорошо сохранились фрагменты решетки набережной, плит тротуара и даже булыжники мостовой, на которые упал, истекая кровью, император. Всё остальное пространство занимали мозаичные панно. Мраморные колонны, врата резного иконостаса были украшены различными видами полудрагоценных камней – яшмой, горным хрусталем, топазом и многими другими, названий которых Юрген не запомнил
.
В Москву Юргена
уговорили ехать на Сапсане. Время в пути то же, деньги те же, но зато едешь из центра одного города в центр другого. Не надо тащиться из аэропорта на такси по пробкам. Особенно это касалось Москвы. Сидишь в комфорте на уровне мировых стандартов и любуешься видом из окна. Как-никак половина европейской части России открыта твоему взору.
И Юрген послушно сдал билет на самолёт, согласившись на поезд. И ни капельки об этом не пожалел.
Четыре часа пути пролетели не заметно. И комфортабельность на уровне. Во всяком случае, пригородные электропоезда Канады и рядом с Сапсаном не стояли.
Москва встретила бывшего соотечественника праздничным новогодним убранством. Кругом сияли гирляндами и игрушками не только специально поставленные к празднику ели, но и деревья вдоль тротуаров, фонарные столбы и даже пространство целых улиц, создавая фантасмагоричные картины, особенно в вечернее время. Красную площадь вообще рассмотреть было не возможно. Всё её пространство занимал огромный каток и разудалая ярмарка с праздничной торговлей (и с тем же набором сувениров для иностранцев, что и в Питере), качелями-каруселями и даже ледяной горкой. ГУМ, Кремль с мавзолеем Ленина и Храм Василия Блаженного (не менее красочный и сказочный, чем Спас-на-крови в Питере) казалось, даже, чуть расступились, отошли в сторону, давая большее пространство бурлящей праздничной толпе праздно шатающихся гостей столицы.
Юрген выпал в какую-то иную реальность. Вместе с разноязычной толпой крутил головой на 360 градусов и не верил собственным глазам.
Нереальность реальности усиливали мирно беседующие тут же Ленин, Сталин, Брежнев и даже… Трамп, с которыми запросто можно было сфотографироваться, как по отдельности, так и со всеми вместе, добавив до кучи Деда Мороза со Снегурочкой. Нет, в Канаде тоже широко и красочно отмечают Рождество, но чтоб с таким размахом!?! Такого Юрген не ожидал. Может, где на просторах России ещё и наличествовали покосившиеся избушки, крытые соломой, но, глядя на Москву, в такое не верилось. Да и по дороге сюда из Питера ничего подобного Юрген не заметил.
Единственное место из московских достопримечательностей
, куда местные детективы смогли затащить Юргена, был ресторан «Седьмое небо» на Останкинской телебашне. Вид оттуда был ничем не хуже, чем из ресторана Эйфелевой башни «
58 Tour Eiffel
»
5
6
в Париже, цены такие же заоблачные, а еда даже вкуснее.
