Ирма Гринёва
Куда смотрят мужики? Не пора ли решиться?
Ребята же напрямую работали с соответствующими службами фирмы Фёрста. Одной Ирине делать было нечего, и они с Элен целыми днями болтались по Лондону, даже съездили в Ботанический сад Кью, находящийся практически за чертой города, хотя метро добралось и туда. Обе совершенствовали себя в языках: Элен в русском, а Ирина – в английском. Смеялись над собой – без удержу, и очень сдружились. По вечерам старались показать ребятам хотя бы то в Лондоне, что работает допоздна: всех впечатлила поездка на огромном колесе обозрения «Лондонский глаз», а на мюзиклах «Призрак оперы» и «Грязные танцы» все ребята, кроме Сергея Владимировича, бессовестно задрыхли (он единственный, видимо в силу возраста, не шатался по местным ночным пабам).
И в Национальную картинную галерею, которая только по пятницам работает до 21.00, с Ириной пошёл только он. После галереи решили посидеть в ресторане своего отеля. Ресторан располагался на крыше и оттуда с любого столика открывался потрясающий вид на город в любое время суток, не хуже, чем с «Лондонского глаза», поскольку и стены и крыша ресторана были стеклянными.
Вся обстановка располагала к романтике и Сергей, наконец, решился спросить:
– Ну, что Заварзина-Решетникова-Петрова, ты так меня до сих пор и не узнала?
Ирина удивилась:
– А должна была?
– А мы ведь с тобой с одного курса Бауманки.
– Погодите, – наморщила лоб Ирина, – Кольцов, Кольцов… В группе и на потоке у нас точно с такой фамилией никого не было. Был только комсорг курса – Кольцов… Сергей. Постой, так это ты???
– Ну, наконец-то, – рассмеялся тот, – наверное, если бы напрямую не спросил, никогда бы не узнала. Или вообще не помнила. Ты тогда только на своего Володьку смотрела. Что ж с ним, не срослось? Замуж-то, как я понимаю, за него всё-таки сходила.
– Володя умер через полтора года, после того, как мы с ним расписались, и уехали по месту его службы.
– Прости, не знал, – огорчённо сказал Сергей, и накрыл ладонь Ирины своей в знак поддержки. Ирина ладонь не отняла.
…Как раз в этот момент в ресторан ввалилась остальная компания, решившая тоже отметить окончание удачной командировки в Лондон в красивом месте. Олег рванулся к ним со словами: «Ребята, а вон же СВ и Ира…», но вовремя был оставлен Сашкой, а Игорь задумчиво сказал: «Пойдёмте, найдём себе другой ресторан. Не будем им мешать»…
– Я не понял, как вы вообще оказались в той тмутаракани?
– Володя всегда мечтал об армии, а мама его не пускала, чувствовало, что ли, материнское сердце, что ничего хорошего армия её сыночку не принесёт? Я вот хоть и любила, казалось, больше жизни, ничего такого не чувствовала и до сих пор жива… В семье у Володи все были военные, и ни один не дожил до старости, все погибали – кто в войну, кто уже в мирное время. И он, чтобы не огорчать мать, пошёл в Бауманку, военная кафедра, возможность послужить хотя бы год… На пятом курсе мы поженились, а к защите диплома огорчать и оглядываться было уже не на кого – Тамара Ивановна умерла. И Володя пошёл служить, а я поехала за ним, естественно. Детей мы решили пока не заводить: сначала Володя должен определиться, где его место в жизни, а потом уже будем строить семейное гнездо. С работой для меня в посёлке было туго, и я, чтобы не маяться от безделья, пошла работать в вечернюю школу, где мои ученики оказались в большинстве своём старше меня. Сначала ничего не ладилось, но Володя как-то умудрился вычленить заводилу класса и с ним о чём-то поговорил. Больше меня не цепляли.
С Володей общались урывками: военная служба – это не работа с десяти до семи по звонку на гражданке. После одних из учений Володя вернулся сильно простуженный. Рассказывал, что так мёрзли в палатках, что однажды проснулся и не смог оторвать голову от дна палатки – волосы примёрзли. К врачу допилила его пойти не сразу – всё было некогда. Согласился, видимо, уже тогда, когда совсем поплохело. Увезли Володю в госпиталь в Горький и там, через неделю, он умер от воспаления лёгких. А я вернулась в Москву к своим родителям.
Они очень за меня переживали, и мама начала знакомить меня со всеми сыновьями своих подруг. Но познакомилась я со своим будущим мужем сама, в поликлинике, правда, затащила меня туда всё-таки мама. Врач-кардиолог Пётр Павлович Петров очень внимательно ко мне отнёсся, я покорно пила выписанные им таблетки, но на мою кардиограмму это сильно не влияло. И однажды от меня спросил: «Деточка, ты что, жить не хочешь?» А я ему честно ответила: «Не хочу». И тут меня прорвало: и я ему, совсем постороннему человеку, со слезами, с соплями, рассказала свою недолгую историю любви так, как не рассказывала даже маме. И мне стало легче.
А с Петром Павловичем мы подружились, хоть он и старше меня был на целых двадцать лет и казался мне тогда почти стариком. А через полгода предложил мне выйти за него замуж. Сказал, что любит и понимает, что я его пока не люблю. Но, стерпится – слюбится. Поженились, стала я Петрова. Не хотела обижать Петю фамилией от прошлого брака. Потом родился сын, назвали Павлом, так было принято называть в их семье сыновей: Пётр или Павел. Когда Павлуша подрос, смогла устроиться на работу в НИИ, там опять вернулась к работе культорга, только уже не в комсомоле, а в профсоюзе. Работа инженера не грела, так, отбывание времени для получения зарплаты, но, как бывшая отличница, не могла физически делать никакое дело спустя рукава. Руководители хвалили, даже получила звание «Лучший молодой специалист», а мне всё время казалось, что вот-вот меня кто-нибудь разоблачит и ославит на весь мир, что ничегошеньки я не знаю и не понимаю. Когда в подведомственном нашему НИИ Дворце культуры открылась вакансия начальника отдела Научно-технической пропаганды, я туда сбежала не оглядываясь. На моём заявлении о переводе в ДК (а он числился структурным подразделением НИИ) мой начальник сектора написал: «Согласен в случае замены на равноценного специалиста». А начальник отдела резюмировал: «Срочно родить равноценного специалиста». Потом отдел кадров бегала сама и переделывала моё заявление у всех троих.
В ДК я нашла себя. Хотя занималась вещами очень далёкими от научно-технической пропаганды: нетрадиционной народной медициной, экстрасенсами, астрологами… Но работа была хоть и нервной, но весёлой, народ был сплошь творческий. Мы такие совместные праздники устраивали – хоть на видео снимай! Наш 23 февраля – где-то десятая доля от того, что делали в ДК.
А когда Павлу исполнилось 18 лет, Петя предложил мне развестись. Для меня это было громом среди ясного неба. Жили мы дружно, не ссорились. Я так и не смогла полюбить мужа, но глубоко его уважала и была бесконечно благодарна ему, что вытащил меня своей любовью из пучины отчаянья, сына подарил. А он, оказывается, страдал от этого. Сказал, что встретил женщину, которую не только любит он, но и которая любит его. И ему хочется хоть на старости лет пожить стопроцентно счастливым человеком, а не только наполовину. Я его поняла и отпустила. Квартиру разменяли, мне досталась однокомнатная. Павел остался жить с отцом. Он всегда был к нему ближе, чем ко мне. Даже пошёл по его стопам – поступил в медицинский, и объяснил своё желание тем, что отец будет помогать ему с учёбой. Но я, конечно, видела, что это – так, отмазка. Ведь представляя себе сына от Володи, я прекрасно понимала разницу моего отношения к этому неродившемуся ребёнку и к Павлу. Из нас троих мои мужчины оказались более чуткими людьми, чем я – женщина.
Но сейчас я вполне счастлива: с Петей и его женой у меня прекрасные дружеские отношения. Павел, правда, далеко, он военный хирург и служит на Дальнем Востоке, поэтому с внуком Петей общаюсь только по скайпу. У меня куча подруг со всех этапов моей жизни: школа, институт, обе работы. Они уже все перемешались между собой. Театры, путешествия, лыжи. Любимая работа, и даже грозный начальник оказался знакомым, почти блат. А ты, как, женат был?
– Был брак по расчёту. Я свою карьеру начал строить в комсомоле, а там, чтобы продвигаться, надо было быть «морально устойчивым» семейным элементом. Вот и женился на такой же карьеристке, как был сам. Так я тогда думал о ней. Но она раньше меня очнулась – ушла от меня к любимому человеку, наплевав на свою карьеру. А тут и перестройка началась. Ты же помнишь – всё же рухнуло в одночасье. И оказался я, как та старушка, у разбитого корыта. Ни профессии в руках, ни работы, ни семьи. Спасибо, Димке Головину, нашёл меня и пригласил в своё дело. Он вращался после института в более высоких сферах и грядущие перемены не оказались для него сюрпризом. Он быстренько сколотил торговый кооперативчик, и ему понадобился человек, знающий хоть какие-нибудь языки. А мне языки давались легко, на английском я разговаривал свободно без помощи репетиторов. Вот он про меня и вспомнил. Слушай, а ведь получается, что как тогда, тридцать лет назад, так и сейчас, Димка и моё знание английского мне помогли? Ведь именно он узнал, где можно было встретить Дюка и достал приглашение на этот приём!
– Прости, а можно задать личный вопрос?
– Валяй! (Ого, – подумал при этом Сергей, – кажется, становится теплее)
– Мне всегда было интересно, куда же вы, мужики, смотрите, когда связываетесь с такими, как Анжела? Неужели молодое тело – это единственное, что нужно в жизни?
Сергей не знал, как ему ответить на этот вопрос. Так далеко сейчас была Анжела, как в прошлой жизни, так не интересна. Сказать, что пока не встретил свою любовь – думал, что действительно – достаточно? И не важно, какое у неё тело, главное – что родное. Не рано ли? Ему не хотелось ни брака по расчёту, ни по принципу стерпится – слюбится. Он представил себя в шкуре последнего Ириного мужа и сморщился от боли…
А Ирина испугалась, что своим вопросом порвала ту ниточку доверия и душевного комфорта, которая протянулась между ними. «Вот ведь, дура, – ругала она себя, – что, размечталась, что он скажет: Да нет, твоё дряблое тело мне гораздо приятнее стройного молодого?!»
– А знаешь, что? Давай-ка мы с тобой останемся в Лондоне ещё на недельку вдвоём? Обойдутся на фирме как-нибудь без нас в это время? Виза у нас полугодовая, а остальное – сдадим-перебронируем! Соглашайся, Заварзина! Обещаю ответить на все твои вопросы, как на духу.
Сказал всё это Сергей и замер. А Ирина выдохнула – уф, не сердится! И то, что сказал «вдвоём» и то, что назвал Заварзиной, как бы приглашая перезагрузить их отношения и начать всё заново, отметила про себя. И кивнула, соглашаясь.
А когда Сергей договаривался в отеле о номере, и Ирина ясно расслышала «дабл», он прямо посмотрел в её бездонные зеленые глаза – она взгляд не отвела…
23
Сергей попросил портье перебронировать их с Ириной билеты на самолет на неделю позже и в бешеном темпе забросил свои и Ирины вещи в новый номер, как будто боялся, что она передумает. Облегченно захлопнул дверь и жадно припал к Ириным губам в поцелуе, прижав женщину к двери.
– Я сейчас упаду, у меня ноги не держат, – шумно глотнув воздух, выдохнула Ирина, когда Сергей переместил свои поцелуи на её шею.
– Я этого не допущу, – прошептал тот и, подхватив её на руки, перенес на широкую двуспальную кровать и положил поперёк, а сам присел снять ей туфли.
– Я сама…, – попыталась приподняться Ирина.
– Вот уж и нет. Сегодня всё буду делать я, а твоё дело – получать наслаждение.
– А я…
– И даже разговаривать допускается, только нечленораздельными звуками, – не дал ей сказать ни слова Сергей.
И дальше мучительно-медленно, но сладко, снимал с неё одежду, нежно целуя каждый кусочек тела, который оголялся под его чуткими пальцами. Так что, если ещё в начале у Ирины бродили какие-то поддающиеся формулировке мысли о том, какое на неё сейчас одето белье? или как выглядит её пятидесятилетнее тело? то вскоре она стала ощущать себя какой-то расплавленной массой, жаждущей только одного – полного единения со своей второй половинкой. Сергей тоже сдерживал себя огромным усилием воли, желая довести это мягкое, податливое и казавшееся таким родным тело до наивысшей точки, потому что понимал, что стоит ему хоть чуть-чуть войти в него глубже, – и никакая воля ему уже не поможет. И, наконец, когда казалось, что сил больше сдерживать себя нет, две половинки соединились, и обоих затрясло в одновременном оргазме.
Когда Ирина выплыла из полусна-полузабытья, она почувствовала на себе задумчивый взгляд Сергея:
– Проснулась, красавица?
– А мне уже можно говорить?
– Только дозволенные речи.
– И позволено ли мне будет спросить, о чём ты так сосредоточенно думаешь?
– О том, что под твоими вечными брюками, оказывается, скрывались потрясающе красивые стройные ножки…
– А твоя Анжела умудрилась разглядеть их кривизну…
– Она давно уже не «моя». И, кстати, возвращаясь к ней – мне очень понравилась твоя аппетитная пухлая попка. А грудь так уютно умещается в ладони…
Ирина, когда-то сильно переживавшая из-за недостаточного, как ей казалось, размера груди, смутилась и толкнула Сергея кулачком в бок:
– А ты мне не дал себя рассмотреть, вот я завтра тебя так же буду мучить, как ты меня сегодня…
– А я тебя хочу опять прямо сейчас…
Ирина нежно провела рукой по всему телу Сергея от припорошенных сединой мягких волос, чуть шершавой щеке с едва наметившейся щетиной, чувствительного соска груди, напрягшемуся животу до набухшего пениса, и невесомо касаясь своими губами его губ, почти в поцелуе, сказала:
– Так чего же ты медлишь?..
24
Из бездумного и абсолютно счастливого шатания по Лондону вперемежку с поцелуями в любых неподходящих местах и жарким сексом, когда они оставались одни в целом мире, их выдернул звонок из Москвы от Семёныча (он единственный знал номер СВ для экстренной связи, поскольку остальным Сергей запретил звонить ему под угрозой немедленного увольнения):
– Сергей Владимирович! Вас Дюк Фёрст разыскивает, а ещё Ирина мама звонила на фирму, у неё телефон выключен…
– Вот, чёрт, – ругнулся Сергей и потянулся к служебному телефону.
А Ирина засуетилась в поисках своего давно разрядившегося телефона. О том, что командировка в Лондоне продляется на неделю, она ещё свою маму успела предупредить, а вот потом всё напрочь вылетело из головы. В едва ожившем телефоне обнаружилась куча неотвеченных звонков не только от мамы и от подруг, но и от Элен Фёрст. Так что с супругами Ферст и Сергей, и Ирина разговаривали практически одновременно каждый по своему телефону.
Перед отъездом из Лондона им пришлось-таки заскочить в гости к Фёрстам. И, проводив, таких счастливых и разом помолодевших русских, Элен сказала своему мужу:
– Дорогой, теперь-то уж точно нет никаких моральных препятствий для заключения контракта.
– Ты так думаешь?
– Уверена. В следующий наш приезд в Россию, мы уже будем в гостях у супругов Кольцовых…
25
С девчонками опять встретились в кафешке. За окнами – мягкое бабье лето, а на душе у всех троих – солнечная весна.
– Девчонки, а я опять замуж выхожу, – первой не выдержала рвущегося наружу желания поделиться с подругами Галя.
– Кто он? Как встретились? Фамилию опять менять будешь? – засыпали её вопросами подружки.
– Не поверите! Сама себе не верю: пошла по второму кругу – за Женьку опять Старшинова выхожу.
Девчонки расхохотались.
– Круг до конца будешь проходить?
– Успею ли? Там посмотрим! – отшутилась Галка.
– А я тоже выхожу замуж. Буду окольцованной Кольцовой.
– Ты что, за своего директора замуж выходишь? Он же запретил в себя влюбляться.
– Сделал для меня исключение. Но я сама над ним до сих пор подшучиваю.
– Как же так получилось? Ты нам не рассказывала.
– Мы же с вами всё лето не виделись. А Сергей оказался моим знакомым ещё по Бауманке. Галка, ты же тоже должна его помнить: Сергей Кольцов – комсорг курса.
– Да ты что? Серый кардинал?
– Переквалифицировался в Генерала – это когда сердится. А в хорошем настроении – СВ.
– Так получается, что ты тоже как бы по второму кругу пошла?
– Кольцу… (счастливо рассмеялась Ирина)
– Лена, ты должна поддержать тенденцию, тем более ты из нас самая молодая…
– Ох, девчонки, о замужестве и речи не идёт, но со мной такая история забавная летом приключилась! Иришка же меня кинула летом со своим Лондоном, и пришлось мне ехать в групповой тур одной. Мы были на экскурсии по замкам Нормандии, и там я познакомилась с владельцем замка R. Он принял меня за воплощение женщины, из-за которой на их род наложено заклятье …
– Ничего себе, мистика! Расскажешь?
– И про поездку заодно.
– Конечно, расскажу…
ПРЕДИСЛОВИЕ
…Голубые глаза встречаются примерно у 20% населения Земли.
Голубые глаза означают холодность натуры, отстраненность и обособленность от окружающего мира. Чем чище цвет глаз, тем сдержаннее в проявлении своих чувств их обладатель. Часто такие глаза встречаются у талантливых, оригинальных, одаренных людей с неординарным подходом к действительности. Голубоглазые люди – это творцы. Их интеллект выше, чем у представителей с другим цветом глаз.
Голубоглазые молниеносно, без тени сомнений принимают решения, а при изменении обстоятельств не теряются, быстро адаптируясь к ним. Они довольно требовательны, строги по отношению к себе и окружающим. Для достижения цели они готовы на все. И дело не только в упрямстве, которое, несомненно, им присуще. Голубоглазые люди не получают, да и не ждут подарков судьбы. Они не выигрывают в лотерее, у них нет нужных влиятельных знакомых. Они всего достигают сами.
Под внешней отстраненностью может скрываться сентиментальность, романтичность, однако не всем удается пробиться к ней, поэтому часто голубоглазые остаются непонятыми, одинокими. Таким людям свойственна обидчивость, даже по пустякам, ранимость, повышенная чувствительность, которые они тщательно пытаются от всех скрывать.
Не пора ли решиться… (продолжение рассказа «Куда смотрят мужики?» из сборника «Зеленые глаза»)
А сколько ещё неизведанного! или Игра в кошки-мышки
Настоящая итальянская жена
Найду! Обниму! Не отдам никому!
Любовь стоит того, чтобы ждать
Чистой воды блеф
Всё, возможно, будет не так уж и плохо!
Ты ворвалась в мою жизнь непрошено…
А если это любовь, то…
Наш неоконченный роман
Так вот она какая – любовь!
Пять слов на букву «Л»
Все цветы в твоих руках
Кто бы мог подумать?
Молчун ты мой любимый!
