Ирина Васильевна Сивакова
Пенсионное законодательство России в советский период (октябрь 1917 г. – 1928 г.). Монография
Переходя к основным категориям субъектов новой системы пенсионного обеспечения, следует напомнить, что будущее советское государство большевики всегда представляли государством рабочих. Взгляды их партии на перспективы дальнейшего развития государства базировались на учении К. Маркса, Ф. Энгельса о пролетариате как основном классе капиталистического общества: «государство, то есть организованный в господствующий класс пролетариат»[66]. С приходом к власти большевики приступают к проецированию идей марксизма на российскую социальную действительность.
Именно с этой позиции следует подходить к изучению вопроса о системе субъектов советского права пенсионного обеспечения: она строилась в первую очередь для рабочих, затем – для ближайших им социальных групп (военнослужащих, гражданских служащих), и в последнюю очередь – для трудящихся крестьян.
Тяжелое экономическое состояние в стране вызвало расслоение пролетариата, в котором на тот момент В. И. Ленин выделял три группы: 1) потомственные рабочие (так называемое ядро класса), отличавшиеся классовой целенаправленностью, организованностью, солидарностью; 2) люди, проработавшие на производстве не менее 10–15 лет, но еще не порвавшие со своей прошлой социальной средой, для которых свойственны были неуверенность и колебания; и 3) пополнившие ряды рабочих крестьяне различных слоев, сохранявшие связи с сельскохозяйственным производством, отличавшиеся наиболее низким «уровнем классового сознания»[67]. Разумеется, главную опору советской республики правительство видело в потомственных рабочих, «которые оказались самой активной силой в борьбе с врагами и мелкобуржуазной стихией в рабочем классе»[68]. Соответственно, им оказывалась всяческая поддержка, в том числе и повышение уровня их пенсионного обеспечения по сравнению с дореволюционным.
Так, например, декретом СНК «Об увеличении пенсий» от 26 октября (8 ноября) 1917 г.[69] «впредь до коренного преобразования закона «О страховании рабочих от несчастных случаев» от 23 июня 1912 г.[70], вследствие дороговизны жизни» обеспечение всех пенсионеров, ставших нетрудоспособными в результате несчастного случая на производстве до 1917 года включительно, увеличивалось на 100 % с 1 января 1917 г. Это требовало существенных бюджетных средств, которые были заимствованы из Пенсионного фонда, пополнявшегося из запасного капитала, свободных остатков от финансовых операций, а также дополнительных взносов предпринимателей.
В Объяснительной записке к указанному Декрету, изданной отделом социального страхования при Народном комиссариате труда, констатировалось, что пенсии увечным, выдаваемые страховыми товариществами на основании закона от 23 июня 1912 г., отличались нищенским размером. По данным отчета Петроградского страхового товарищества за 1915 г., средняя пенсия увечным составляла 72 рубля в год (6 рублей в месяц), по данным отчета Архангельского окружного страхового товарищества за 1915 г., – 91 рубль в год (менее 8 рублей в месяц). Вследствие резкого обесценивания рубля эти пенсии не могли обеспечить инвалиду и месяца существования[71]. Для сравнения: постановлением СНК «О размерах вознаграждения народных комиссаров, высших служащих и чиновников» от 23 (10) ноября 1917 г.[72] указанным лицам назначалось жалование в 500 рублей в месяц и прибавка 100 рублей в месяц на каждого неработоспособного члена семьи.
Позднее, в дополнение к декрету «Об увеличении пенсий» было издано циркулярное письмо Народного комиссариата труда от 20 февраля 1918 г.[73], в котором сообщалось, что увеличение пенсий на 100 % касается всех пенсионеров независимо от закона, по которому они застрахованы. Тем самым была расширена категория нетрудоспособных рабочих, получивших право на увеличение пенсии за счет тех, которые обеспечивались по другим дореволюционным законам.
Отличительной особенностью рассматриваемого периода является то, что социально значимый, специфический длящийся характер пенсионных правоотношений[74] обусловил в это время неизбежное пересечение старой и новой эпох. Факт свершения октябрьской революции не мог повлечь одномоментное прекращение всех пенсионных правоотношений, возникших до этого события. Этому препятствовала их социальная значимость. Поэтому советское правительство не принимает резких мер, направленных на кардинальное изменение пенсионных прав субъектов, социально близких пролетариату.
В связи с этим в категории военнослужащих как субъектов пенсионного обеспечения на долгое время выделяются две группы – военнослужащие так называемой старой (дореволюционной) армии, куда входили участники Первой мировой войны («германской» или «империалистической», как ее тогда называли), и красноармейцы, т. е. военнослужащие новой советской армии[75]. При этом первую из указанных групп было бы корректнее толковать ограничительно, относя сюда исключительно военнослужащих низших чинов[76]. Только для этой категории, социально близкой пролетариату, сохранялось прежнее пенсионное обеспечение. Такой вывод однозначно следует из проводимой в этой время политики советского правительства по ликвидации офицерских званий армии и флота[77]. В постановлении СНК «О выдаче процентных добавок к пенсиям военно-увечных» от 15 (28) декабря 1917 г.[78] прямо указывалось, что увечные офицеры имеют право на пенсию, установленную настоящим декретом для солдат.
Гражданским служащим, состоявшим из лиц, занятых умственным трудом, интеллигенции, отводилось промежуточное положение в складывающейся социальной системе общества. Опору новой советской власти составляли мелкие служащие, «вышедшие из гущи народа и обслуживавшие в большинстве своем его интересы и потребности»[79]. Особое место среди них занимали работники образования, на которых возлагалась «грандиозная задача перестроить всю систему народного просвещения так, чтобы в кратчайшие сроки поднять народную культуру и образование на высшую ступень»[80]. Меры поддержки учителей, в том числе и посредством льготного пенсионного обеспечения, становятся значимой частью внутренней государственной политики. Так, в обращении народного комиссара по просвещению от 29 октября (11 ноября) 1917 г. говорилось: «первейшей задачей своей Комиссия считает улучшение положения учителей и прежде всего самых обездоленных и едва ли не самых важных работников культурного дела – народных учителей начальных школ»[81].
Крестьянское население заняло последнее место в иерархии субъектов советского пенсионного обеспечения, при том что на момент Октябрьской революции Россия была преимущественно аграрной страной: около 77 % всего населения страны составляли земледельцы[82]. Провозглашая диктатуру пролетариата, большевики сознавали, что только в союзе с крестьянством можно было рассчитывать на победу в политической борьбе: «чтобы восстание было успешно, надо, чтобы оно было сознательное и подготовленное, надо, чтобы оно охватило всю Россию и в союзе с городскими рабочими»[83].
В первые годы советской власти крестьянское население было представлено тремя категориями: 1) крестьянин-бедняк, имевший небольшой участок земли, мелкий сельскохозяйственный инвентарь, корову, не всегда – лошадь, не применявший наемной рабочей силы, напротив, вынужденный зачастую сам наниматься в зажиточные хозяйства; 2) крестьянин-середняк, владевший небольшими участками земли, которые все же могли обеспечить как содержание семьи и хозяйства, так и получение определенного излишка, а следовательно, иногда прибегать к найму рабочей силы; 3) крестьянин-кулак, представитель так называемого эксплуататорского класса, предприниматель-земледелец, имеющий в найме многих работников[84].
Вопрос о введении пенсионного обеспечения крестьянства не рассматривался в дореволюционных политических программах большевиков. Однако проблема необходимости введения мер социальной поддержки нетрудоспособных крестьян-бедняков неизбежно встала при решении одного из важнейших политических вопросов – о форме собственности на землю – в пользу национализации. Беднейшие крестьяне, живущие только за счет собственного труда, не прибегавшие к использованию наемников, социально были близки пролетариату и в случае утраты возможности трудиться на участке, не имея права собственности на эту землю, обрекались на голод. Однако вопрос о введении пенсионного обеспечения крестьянства так и не был до конца решен в рассматриваемый период. По сути, кроме декларативных заявлений о введении пенсионного обеспечения для крестьян никаких конкретных действий по этому вопросу не принималось, гарантированное же государственное пенсионное обеспечение крестьянства было введено почти полвека спустя[85].
Таким образом, с первых же дней установления советской власти наблюдается ярко выраженный классовый подход к регулированию пенсионного обеспечения: пенсии трудящихся и близких к ним социальных групп (светских учителей, низших военных чинов армии), назначенные еще до революции, сохраняются и растут, пенсии бывших чиновников дореволюционной России уменьшаются и постепенно сходят на нет. Эта мысль выражается в следующей публикации: «Прежде было так: генерал и чиновник получали пенсии, а рабочий и солдат ходили побираться. Этого больше не должно быть и не будет, как нет теперь генералов, а есть только одни солдаты, какую бы должность они не занимали, так и пенсии уравниваются для всех одинаково»[86].
В первый год советской власти сохраняются формы пенсионного обеспечения, действовавшие до революции: 1) социальное страхование; 2) государственное обеспечение; 3) общественная взаимопомощь. Но действуют они уже применительно к новому, классовому пониманию сущности права и государства («все надо подвергнуть решительному пересмотру: «государство», «право», «этика» – все те понятия, которые служат нам руководящими началами деятельности, должны быть очищены и отброшены»[87]).
Параллельно со сменой приоритетов в круге субъектов пенсионного обеспечения происходит и вытеснение с первого плана государственного пенсионного обеспечения, которое применялось к служащим дореволюционной России, в пользу социального страхования рабочих.
Под социальным страхованием в данном случае понимается форма осуществления социального обеспечения, т. е. применительно к пенсионному обеспечению – форма реализации субъективных прав и обязанностей субъектов пенсионных правоотношений. Доктор Н. А. Вигдорчик выделял три возможных вида социального страхования в зависимости от способа их организации: добровольное, которое осуществляется за счет самих застрахованных, факультативное (добровольно-принудительное), бремя обеспечения которого возлагается как на нанимателей, так и на застрахованных, и обязательное, т. е. реализуемое исключительно за счет нанимателей, где наиболее широко и непосредственно выражается участие государства[88]. Обращаясь к современности, легко можно увидеть, что новая концепция долгосрочного развития пенсионной системы Российской Федерации, которая была разработана Министерством труда и социальной защиты населения в 2013 году, базируется именно на этих трех видах социального страхования: 1) трудовая пенсия (государственная пенсия) в рамках государственной (публичной) системы обязательного пенсионного страхования, формируемая за счет страховых взносов и межбюджетных трансфертов из федерального бюджета; 2) корпоративная пенсия, формируемая работодателем при возможном участии работника на основании трудового и (или) коллективного договоров либо отраслевого соглашения; 3) частная пенсия, формируемая самим работником[89].
Следует отметить, что изначально советское правительство планировало перейти в ближайшее время к единой системе государственного социального страхования для всех категорий субъектов, что, в частности, подтверждается рядом нормативно-правовых актов. Так, в декрете «Об организации Рабоче-Крестьянского Красного Флота» от 29 января (11 февраля) 1918 г.[90] говорилось, что все служащие во флоте страхуются на случай болезни, увечья, инвалидности и гибели за счет государства. В отношении трудящегося крестьянства в декрете ВЦИК «О социализации земли», опубликованном 19 (6) февраля 1918 г.[91] также указывалось, что все граждане, занятые земледелием, должны быть застрахованы за счет государства на случай смерти, старости, болезни, увечья. Однако реалии того времени не позволили претворить в жизнь столь грандиозный план, как введение всеобщего государственного пенсионного страхования, оно сохраняется только в отношении рабочих и служащих.
В рассматриваемый период наблюдается переход от действовавшего до этого факультативного вида социального страхования, когда страховые взносы отчисляли как наниматели, так и рабочие со своего заработка, к обязательному. Об окончательном оформлении в данный период системы государственного социального страхования[92] утверждать нельзя, поскольку выплата пенсионного обеспечения продолжает производиться из средств страховых касс предприятий, преобразованных в органы рабочего самоуправления, отсутствует единый фонд, аккумулирующий страховые взносы в масштабе всей страны, и нет механизма их принудительного взыскания[93]. Таким образом, под пенсионным страхованием в период становления советского государства понимается такая форма реализации субъективных прав и обязанностей субъектов пенсионного обеспечения, при которой выплата пенсий при наступлении страхового случая производится за счет обязательных страховых взносов, которые периодически отчисляются работодателями в течение всей трудовой деятельности работника и консолидируются в специально создаваемых на предприятиях страховых кассах (товариществах).
Переход к обязательному социальному страхованию происходит путем реорганизации дореволюционной системы страхования рабочих на случай увечья в виде страховых товариществ или окружных касс. В государственной страховой программе, изложенной в Правительственном сообщении «О социальном страховании» народного комиссара труда А. Г. Шляпникова 1 (14 ноября) 1917 г.[94], подтверждались основные постулаты страховой программы 1912 г., ставилась задача реформирования прежних страховых организаций на следующих принципах: возложение всех расходов по страхованию на предпринимателей; возмещение по меньшей мере полного утраченного заработка; полное самоуправление застрахованных.
Одним из основных предметов критики дореволюционных законов о социальном страховании со стороны большевистской партии являлась доминирующая роль работодателей в управлении страховым делом: «дело ведения страхования от несчастных случаев передано министерством полностью в руки хозяйских организаций»[95]. Как отмечал Б. Г. Данский, «путем организации обязательных страховых товариществ усиливается классовая позиция промышленников вообще»[96]. А. Винокуров также писал, что требования большевиков заключаются в реорганизации страховых товариществ, Страхового совета и присутствий с введением представительства от рабочих[97].
Современные исследователи[98] выделяют два противоположных подхода к организации социального обеспечения рабочих, которые сложились на Западе в конце XIX – начале XX вв. Первый основывался на принципе полного невмешательства государства в сферу отношений предпринимателей и рабочих, предполагал активную реализацию самозащиты прав застрахованных лиц. Второй, напротив, признавал такое вмешательство необходимым и предполагал построение всей системы социального обеспечения на базе опекунской роли государства. К числу сторонников последнего относился К. Маркс, по этому же пути пошло советское правительство.
В отчете Народного комиссариата труда о ходе реформирования системы социального страхования в 1918 г. указывалось, что вся территория советской России для этих целей делилась на пять ключевых зон: Северная, Московская Промышленная, Поволжье, Урал и Сибирь[99]. Каждая из них характеризовалась своими особенностями процесса становления системы социального страхования на новую идеологическую основу. В Бюллетене Народного комиссариата социального обеспечения сообщалось, что поставленные задачи были успешно выполнены Петроградским, Поволжским, Уральским и Волжским судоходным страховыми товариществами[100]. Так, рабочая группа Поволжского страхового товарищества наметила основные направления реорганизации: центром работы должна была стать охрана труда, всестороннее выяснение обстоятельств каждого несчастного случая, тщательное определение процента потери трудоспособности.
В целом же следует отметить, что реформирование системы социального страхования рабочих от несчастных случаев на производстве в регионах шло неравномерно. Так, на Урале ряд существенных изменений в дореволюционные законы о страховании от несчастных случаев был внесен еще в апреле 1918 г.[101]: расширился круг лиц, подлежащих страхованию от увечий, отменена статья об освобождении страхователя от ответственности при наличии злостного умысла потерпевшего, повысился размер пенсионного обеспечения при наступлении полной инвалидности до 100 % утраченного заработка, а при инвалидности, требующей постоянного ухода, – до полуторного размера заработка, о прекращении выдачи пенсий в случае пребывания за границей более года.
Разумеется, подобная региональная фрагментарность изменения закона, действие которого распространяется на всю территорию государства, представляет собой очевидную угрозу монолитности правовой системы страны. Но следует учитывать как общий кризис, постигший все области государственного и общественного развития в этот период, так и специфические условия формирования системы страхования рабочих от несчастных случаев, характерные для Урала. В частности, до 1918 г. здесь продолжали функционировать горнозаводские товарищества, созданные еще на основании Высочайше утвержденного Положения «О горнозаводском населении казенных горных заводов ведомства Министерства финансов» от 8 марта 1861 г.[102] Столь длительный срок их существования современники объясняли тем, что «экономическая борьба уральских рабочих, связанных с землей и отличавшихся от рабочих промышленной области, протекала в особых условиях, а также тем, что у отдельных рабочих в сберегательно-вспомогательных кассах скопились денежные средства, терять которые было материально невыгодно»[103].
Страховые организации на Урале были разобщены ввиду их малой численности и географической отдаленности. Новая власть встала перед нелегкой задачей – разрушить старую организационную форму социального страхования, основанную на горнозаводских товариществах и железнодорожных страховых кассах, действующих по принципу самообеспечения, и заменить их единой «общестраховой кассой». Финансирование пенсионного обеспечения по инвалидности осуществлялось настолько плохо, что все чаще звучали предложения о создании инвалидных страховых капиталов посредством отчислений из заработков рабочих, чему жестко противостояло правление Уральской общестраховой кассы[104].
Уральский регион всегда выделялся на фоне остальных страховых зон как наиболее проблематичный в процессе перехода управления промышленностью к рабочим. В литературе упоминается о целом ряде конфликтов между рабочими и предпринимателями крупных заводов Урала. По решению Уральской Областной и Екатеринбургской окружной партийных организаций в начале декабря 1917 г. была направлена делегация уральских рабочих к В. И. Ленину и Я. М. Свердлову. После этого Ленин написал Ф. Э. Дзержинскому и А. Г. Шляпникову: «Вопрос на Урале очень острый: надо здешние (в Питере находящиеся) правления уральских заводов арестовать немедленно, погрозить судом (революционным) за создание кризиса на Урале и конфисковать все уральские заводы»[105]. Срочное изменение закона о страховании от несчастных случаев на Урале, вероятно, и явилось следствием правительственного реагирования на столь напряженную обстановку.
Конфликты предпринимателей с рабочими по поводу управления делами страховых касс стали постоянным явлением. Декреты советского правительства встретили ярое сопротивление владельцев фабрик, заводов и их объединений. К примеру, Комитет страховых товариществ в Петрограде издал директиву против декрета от 26 октября (8 ноября) 1917 г.[106], в которой указал, что декрет «юридически… не имеет силу закона», и предложил его не выполнять. Подобные же указания «о саботаже советских законов» этот комитет давал неоднократно и в дальнейшем. Так, 4 марта 1918 г. последовало прямое указание комитета о том, что декрет о страховании болезни не должен быть исполняем ни в целом, ни в части. Ввиду неподчинения правления Петроградского страхового товарищества распоряжениям советской власти Совет народных комиссаров 20 января 1918 г. объявил все имущество и капиталы товарищества собственностью республики, функции товарищества были возложены на Петроградскую больничную кассу[107].
Общей тенденцией по всем регионам страны стало создание единой страховой кассы, независимой от работодателей в организационном плане, но финансируемой за счет них и государства. В ней предполагалось аккумулировать все известные на тот момент виды социального обеспечения: по болезни, трудовому увечью или безработице. Первичными единицами такой системы должны были стать больничные кассы, созданные во исполнение декрета ЦИК Советов «О страховании на случай болезни»[108], – страховые организации нового советского государства, пришедшие на смену страховым товариществам, пережиткам «царского прошлого»[109].
Выстраивался также механизм надзора за деятельностью страховых организаций. 29 ноября (14 декабря) 1917 г. советское правительство издало Положение «О Страховом Совете»[110], а 16 (29) декабря 1917 г. – Положение «О страховых присутствиях»[111].
Состав Страхового совета формировался таким образом, что подавляющее большинство сохранялось за представителями рабочих (всего 48 человек, из которых, не считая 4 представителей от советского правительства, рабочих представляли 32 делегата). Страховой Совет обладал исключительным правом нормотворчества в области социального страхования в рамках принятых советских декретов, являлся высшей инстанцией по рассмотрению жалоб на постановления страховых присутствий. Страховые присутствия по положению от 16 (29) декабря 1917 г. образовывались в каждом регионе также на базе абсолютного преобладания представителей рабочего класса: из 27 человек, входивших в состав страхового присутствия, лишь 4 было от предпринимателей и 2 от земского и городского самоуправления, все остальные – от рабочих. Основные функции присутствий заключались в осуществлении контроля за исполнением законов о страховании рабочих и указаний Страхового совета, а также рассмотрении жалоб на постановления страховых касс. Страховые присутствия работали как в форме общих собраний, так и в секциях, выделявшихся по предметному принципу.
В Бюллетене отдела социального страхования и охраны труда был опубликован жесткий ответ на жалобы работодателей по поводу слабого представительства их интересов в Страховом совете: «говорите прямо, что вы опасаетесь, как бы интересам промышленников не был нанесен непоправимый вред… Но надежды на то, что своим участием в Совете вы можете дело поправить или хоть что-нибудь отстоять для промышленников, совершенно напрасны. Для этого требуется нечто совершенно другое…»[112].
В мае 1918 г. на II Съезде Комиссаров Труда, бирж труда и страховых касс было принято решение объединить отделы социального страхования и охраны труда при Народном комиссариате труда, «поскольку задачи охраны труда являются совершенно неотделимой и самой существенной частью работы страховых касс, как проводников социального страхования»[113].
Сохранившиеся документы тех времен свидетельствуют о том, что предполагалось установить новый порядок обжалования решений страховых касс, принципиально отличавшийся от дореволюционного. Так, в проекте декрета «О подсудности дел по спорам о вознаграждении за смерть и утрату трудоспособности лиц, занятых по найму», датированном апрелем 1918 г.[114], планировалось создание судебных секций при губернских страховых присутствиях для рассмотрения споров о страховых выплатах в связи со смертью или постоянной утратой трудоспособности лиц, занятых по найму. В состав судебных секций должны были входить председатель, избираемый губернским страховым присутствием, и четыре заседателя (трое избирались присутствием из числа представителей от рабочих и один – из представителей работодателей). Механизм работы судебных секций виделся следующим образом.
Дело на рассмотрение судебной секции передавалось при поступлении жалобы от истца или отвечающей стороны (организации, принимающей решение о назначении пенсионного обеспечения), если 1/3 ответственных членов этой организации усмотрят в постановлении «явную несправедливость или нарушение закона». Критериев определения «явной несправедливости» в документе не содержалось, поэтому скорее всего этот аспект отдавался на личное усмотрение членов состава страхового учреждения. Кроме того, все дела, разбираемые в страховых присутствиях или его секциях, могли быть переданы в судебную секцию в том случае, если присутствие или бюро присутствия придет к выводу, что дело имеет характер судебного разбирательства, т. е. очевиден спор о праве на социальное обеспечение. Территориальная подсудность дела определялась по месту жительства истца.
Явка сторон на заседание судебной секции была необязательной, однако секция могла признать явку той или иной стороны обязательной, если это требовалось для проведения медицинского освидетельствования или дачи объяснений. Истцам, т. е. рабочим, претендующим на пенсионное обеспечение, гарантировалось право на получение бесплатной юридической консультации при профсоюзах, в том числе на помощь в оформлении процессуальных документов за счет государства. По особо сложным делам судебные секции могли назначить истцу квалифицированного защитника из состава консультантов.
Дела в судебных секциях подлежали рассмотрению в открытых заседаниях, но по заявлению одной из сторон судебная секция могла перейти к закрытому слушанию. Фактические обстоятельства дела выяснялись на основании доказательств – объяснений сторон, свидетельства комиссии медицинской экспертизы, свидетельских показаний. Весь ход слушания дела фиксировался в протоколе, который подписывался всеми членами судебной секции.
Решение судебной секции страхового присутствия могло быть обжаловано в судебную секцию при Страховом совете. Истец имел право на такое обжалование в том случае, если он заявил степень утраты трудоспособности на 25 % больше, чем было назначено ему судебной секцией, а ответчик – если утрата трудоспособности, установленная секцией, была на 25 % выше той, которую он определил. О споре по поводу полной утраты трудоспособности (т. е. свыше 66 %) жалобы могли подавать обе стороны. Кроме того, с жалобами могли обратиться не менее двух членов судебной секции присутствия, если они усмотрят в постановлении те же «явную несправедливость и нарушение закона».
Судебная секция при Страховом совете состояла из председателя, избираемого Страховым советом, и шести заседателей (из которых пять избиралось из представителей рабочих, один – от работодателей). Судебная секция Страхового совета имела право отменить или передать дело на новое рассмотрение в то же или другое присутствие либо пересмотреть дело по существу и принять новое решение. В случае, если дело передавалось на новое рассмотрение в присутствие, оно могло затем снова поступить в Страховой совет в порядке обжалования. В остальном постановления судебной секции были окончательными, но могли быть обжалованы в Страховой Совет в исключительных случаях, если стороны или два члена судебной секции усмотрят в постановлении нарушение закона (о «явной несправедливости» здесь уже не упоминалось).
Анализ указанных положений приводит к выводу, что принцип равенства сторон в этом порядке обжалования не предполагался. Наибольший объем прав при рассмотрении споров о выплатах страхового обеспечения закреплялся за истцами, т. е. наемными работниками. В составе судебных секций явный перевес был в пользу рабочих. А при условии, что жалобу на постановление могут подать не менее двух членов судебной секции, единственный представитель от предпринимателей фактически не мог реализовать это право.
Указанный законопроект так и не был принят вследствие перехода страны к «военному коммунизму», в результате которого кардинально изменилась вся система социального обеспечения. Однако приведенный документ является яркой иллюстрацией наблюдавшейся в то время тенденции развития административной юстиции в области разрешения споров, возникавших из правоотношений как по пенсионному, так и по социальному обеспечению в целом.
Итак, в период становления советской власти пенсионное обеспечение в форме социального страхования начинает развиваться на принципиально новом уровне. Обязанность по уплате страховых взносов на социальное страхование с рабочих переходит на работодателей, допускается возможность частичного государственного софинансирования в случае недостаточности средств. Принцип формирования органов управления социальным страхованием устанавливается в пользу рабочих.
В изучаемый период сохраняется также государственное пенсионное обеспечение, которое можно трактовать как составную часть понятия социального обеспечения в узком смысле, приведенного В. С. Андреевым[115]. Под системой государственного пенсионного обеспечения в данном случае понимается форма реализации субъективных прав (на получение пенсионного обеспечения) и обязанностей (по назначению и выплате указанного обеспечения), при которой выплата пенсий производится за счет прямого ассигнования средств государственного бюджета через систему специально создаваемых государственных органов.
Как и в дореволюционной России, государственное пенсионное обеспечение сохраняется за военнослужащими и членами их семей. Следует отметить, что эта мера рассматривалась советским правительством на тот момент лишь как экстренная, которая временно сохранялась до издания общего страхового закона[116]. Но учитывая, что армия является неотъемлемым атрибутом государственной власти, ее основным гарантом, сохранение государственного пенсионного обеспечения за военнослужащими представляется вполне закономерным. До сих пор пенсионное обеспечение военнослужащих неизменно сохраняется в форме государственного обеспечения[117].
