Ирина Сергеевна Молчанова
Зачем

Николь закрыла ноутбук, удовлетворенная результатом двухнедельного труда. А две недели так быстро пролетели, но только, если смотреть на них доводилось с конца пути, а по мере его прохождения дни ощущались бесконечными. Странное восприятие времени. А может быть, вполне реалистичное, ведь что такое время, не очень и понятно. И это было неважно. Значило лишь то, что происходило, что ощущалось. С последним обстоятельством дела обстояли также неоднозначно, как и со временем. В последние дни, а то и вовсе годы, она мало уделяла внимания ощущениям. Словно это было лишним.

Лениво потянувшись, она поднялась с кресла, сбросила теплый халат и поспешила одеться, чтобы выбраться из крошечной квартиры на территорию города, ложно казавшуюся безграничной. Ничто не могло быть безграничным. Почти ничто. Чем-то восприятие безграничности походило на отношение ко времени.

Улица встретила Николь агрессивным холодом, будто доводилось доказывать появлявшимся на его пути людям, насколько серьезно он настроен. Он не хитрил, и не смог бы, ведь не имел ни ума, ни сердца. Николь показалось смешным, что она изредка одушевляла неодушевленное. Эпистолярная хитрость уж явно не должна становиться инструментом взаимодействия с действительностью. Но так было увлекательнее для неё самой.

Глава 20

– Что-то ты скучный в последнее время.

– Обычный.

– Подумаешь зима приближается.

– Я о ней вообще не думаю.

– А о чем думаешь? – мужчина с внушительными залысинами и заросшими бровями затянулся сигаретой, запамятовав, насколько негативно к процессу курения относился собеседник. При этом он сделал пару затяжек, прежде чем потушить сигарету под контролем колючего взгляда Никанора.

– Зачем тебе это?

– Просто так.

– Вот именно, что просто, то есть не для чего, – Никанор поставил акцепт и протянул сидевшему напротив него заместителю счета.

– Нельзя быть таким обособленным.

– Нужно.

– Может к нам в гости заглянешь? Моя супруга уже соскучилась по тебе, хотя, без обид, не понимаю, что она находит в беседах с тобой.

– Тоже не знаю. Загляну ближе к концу декабря.

– А вот за такие визиты отдельная благодарность. Детям нравятся твои подарки, ты угадываешь их желания.

– Я тоже был ребенком.

– А вот я уже забыл, о чем мечтал, когда был мальцом.

– Просто ты стал родителем, а я – нет. Вот я и помню только свое детство.

Глава 21

– Я снова расстался.

– Понятное дело.

– Зачем ты так?

– Это называется правдой.

– Не могу я долго с кем-то жить.

– Ты и встречаться не способен.

– Злая ты сегодня.

– Как всегда.

– Чего? – Валерий находил особую отраду в швырянии словами. А собеседница охотно поддерживала его игру.

– Не думала над этим, – Николь более, чем уверена была, что он не собирался слушать пояснений. Он просто слушал хоть что-то, чтобы избавиться от тишины в своей голове.

– Даже не знаю, чего я не прикипаю ни к кому.

– Может и не нужно?

– Прикипать?

– Ты сомневаешься?

– Вроде бы и хочется.

– А я хочу, чтобы быстрее настала зима.

– Ты жестокая, – засмеявшись, Валерий приобнял за плечи, шедшую рядом с ним женщину, согласившуюся составить компанию после долгих уговоров.

– Возможно, – Николь не стала спорить с собеседником, но лишь потому, что он был другом.

– Зимой все мерзнут. Это ты сидишь дома, копошишься в своем ноутбуке и не ищешь никого, чтобы прикипеть душой.

– Веришь в то, что существуют души?

– Не знаю.

– Вот и я тоже.

Глава 22

«Только не это»: Евгения едва не озвучила мысль, возникшую при виде мужчины, со слегка одутловатым лицом. Ей и раньше казалось, что он злоупотреблял с алкогольными напитками, конечно же, в меру, поскольку трудился в бюджетной сфере, а там держать его не стали бы, заметив недостойное поведение.

– Как ты?

Такого вопроса она от него и ждала. Других Вячеслав и не задавал, встречая знакомых людей. При этом выражение лица мужчины свидетельствовало о плачевности его положения.

– Не жалуюсь.

– Везет же.

– А ты опять в депрессии?

– Ты же знаешь меня.

Евгения кивнула головой, думая лишь о том, чтобы внезапно встретившийся человек вспомнил о каких-то срочных делах. Этого никогда не происходило, стоило угодить в паутину Вячеслава, а он искусно её плел, как старый паук.

– Мне в последнее время плохо, – мужской голос не оставлял сомнений в достоверности произнесенных слов.

– Боюсь, что я тебе не помогу.

– Ты меня не любишь, как и моя бывшая.

– Без шуток, я и не должна тебя любить.

Вячеслав деланно вздохнул, что неизменно раздражало Евгению в общении с этим мужчиной. Жеманство и в женщинах, по её мнению, выглядело пережитком прошлого, а в мужском исполнении бесповоротно отталкивало.

– Почему?

– Прости, я действительно спешу.

Вячеслав не стал удерживать давнюю знакомую, он и не умел этого делать, а если и пытался, только усугублял и без того невнятную ситуацию.

Глава 23

– Давно вас здесь наблюдаю.

– И что?

– Простая констатация факта.

– Зачем?

– Очевидно же, ищу собеседника.

– А я нет.

– И все же, будем знакомы, и позвольте угостить вас виски. Недавно завезли самый лучший из предлагаемого поставщиками пойла.

– Говорите, как профессионал.

– Почти. Я всего лишь владелец этого бара.

– Так зачем же я вам понадобился?

– Пока ещё не знаю. Но что мне известно – мы оба устали от того, что видим каждый день.

– Что же давайте попробуем ваш виски, – Никанору нравились люди, не стеснявшиеся быть теми, кем, собственно, являлись. С такими он предпочитал общаться, когда оставаться наедине с самим собой становилось невмоготу.

– Я не сторонник бегства в алкогольную иллюзию, но иногда это не худшее решение, – хозяин заведения продолжал вести себя непринужденно, что неизменно располагало к нему незнакомцев.

– Иногда.

– Сегодня и будет это самое иногда.

Мужчина, одетый в спортивный костюм из предпоследней коллекции Hugo, подозвал бармена и жестом указал на бутылку, стоявшую на витрине так, словно её следовало прятать от посетителей.

– Кстати, меня зовут Андрей.

– Никанор.

– Определенно, ваши родители предпочитали оригинальность.

– Этого не отнять.

Андрей придвинул бокал новому приятелю, поднявши свой. Никанор продолжал удивляться тому, с какой легкостью ответил на предложение знакомства. В его возрасте дружбу так уже не заводят. А исключения только и ждут момента, чтобы сокрушить тенденцию, закономерность, претендующие на правило и истину.

Глава 24

– Знаешь, за что я люблю книги?

– Не буду гадать – говори.

– За возможность примерить жизнь.

– Зачем?

– Просто так.

– Снова просто.

Николь привыкла к тому, что множество вещей совершались просто так, что значило, что над ними долго не думали, в них не вкладывали время и силы. И этого «просто так» повсюду было в избытке.

– А как должно быть?

– Смотря в чем.

– Ой, как с тобою бывает сложно, – Евгения за это и любила беседовать с Николь, что та заставляла больше думать, чуть ли не над каждым словом.

– При чтении книг тоже не всегда бывает просто, а уж с примеркой жизни и подавно – только сложно, – Николь не пыталась затеять дискуссию, лишь защищала собственную позицию.

– Жаль, что мы лишены такой примерочной, а потому просто рождаемся. Может и сложно рождаемся, факт не в том. Приходим без примерки.

– Если бы нам дали такую возможность, мало кто бы сюда пришел. И откуда приходить-то? Из ниоткуда.

– По-прежнему придерживаешься материалистической теории?

– Я придерживаюсь реальности. А она, как мы можем наблюдать, одна.

– Хорошо, а если принять во внимание предположения? – Евгения не так часто поднимала темы, угрожавшие превратиться в спор, за исключением суждений, способных со временем стать фундаментальными.

– Если все принимать во внимание, то реальность утратит значимость, – Николь нравилось заниматься осмыслением, но в меру.

– Реальность без вмешательства фантазии пресна.

– Видишь, ты уже пренебрегаешь тем, что существует в ущерб тому, чего может и не случиться.

– А может быть реальность нуждается в примеси фантазии?

– В этом нуждаются люди. Реальности вообще все безразлично. Она просто существует.

– Заметь, сама сказала «просто».

– И не пыталась выбросить из своего лексикона это слово. Реальность, в самом деле, проста.

– Поэтому и нужна фантазия.

Николь усмехнулась, вовсе не пытаясь уличить подругу в наивности. Это ей не хватало простоты и легкости, оттого жизнь приобретала тяжесть. А иначе она не умела.

Глава 25

– Не боишься садиться за руль?

– Я пьяным езжу чуть ли не каждый день. И пьяный ли я?

– Не одобряю.

– Садись уже.

Андрей помог устроиться новому другу на пассажирском сиденье, а сам вполне резво направился к своему месту водителя.

– Слушай, я так давно не набирался.

– Куда тебя везти?

– Дом есть, а возвращаться некуда, – мужчина, подвергший самого себя испытанию алкоголем, протянул новообретенному другу визитку с юридическим адресом своей фирмы, по которому, собственно, и проживал.

– У меня такая же фигня, – Андрей понимал одиноких людей, причем всех вместе взятых. И каждого в отдельности тоже мог понять. Все чаще он подумывал об открытии общества для одиноких, чтобы либо бороться с этой напастью, либо научиться смиряться.

– Все мы здесь заражены чем-то. Кто-то любовью до безумия, кто-то одиночеством до боли в сердце, – Никанор не переставал сопоставлять жизненные сценарии родителей и себя. Его во многом проигрывал.

– Любовь тоже по сердцу бьет.

– Она убила моих родителей.

– Погибли? – Андрей отвлекся от дороги, чтобы сочувственно посмотреть на своего пассажира.

– Не выдержали силы чувств. Всю жизнь оно над ними довлело, – Никанор будто осуждал любовь, полагая, что та заслуживает на подобное восприятие.

– Тогда не жалей об одиночестве.

– Жалею.

– Просто сам не знаешь, чего хочешь.

– Не просто это. Очень тяжело, когда не знаешь, чего хочешь или что нужно хотеть.

– Мало, кто знает. Просто хотим то, что доступно или напротив, то, что дано не нам.

– В этом вся трудность.

– Поэтому и не просто, – Андрей усмехнулся, ведь ему самому было знакомо то, о чем говорил.

– А вот мой дом, друг, – Никанор немного оживился при виде знакомого здания, но тотчас сник.

– Хороший район и дом красивый.

– А мне все это безразлично.

– Ты просто пьян.

– Наверное.

Глава 26

Зима не нравилась, но не так, как поздняя осень. Впрочем, ни один из периодов года не мог претендовать на благополучный. А все потому, что в любое время года случалось то, отчего жизнь утрачивала краски. Не сразу, а по маленькому кусочку. И эти обесцвеченные фрагменты со временем превращались в нескончаемую позднюю осень. А ту сменяла леденящая зима. Вот так и проходила жизнь. И никогда она не становилась лучше с годами. Только хуже. Возможно, так случилось с ней. Скорее всего, и с кем-то ещё. И ей не верилось, что не со всеми.

От всего этого в голове возникал только один короткий вопрос: «Зачем?». Когда-то Николь хотела отыскать на него ответ. И всякий раз приходила к мнению, что не в силах обосновать жестокость мира. А может, он и должен быть таким – жестоким, холодным, бесцветным, чтобы человеку ввиду его смертности не хотелось жалеть о том, что жизнь не вечна.

А где-то в глубине брезжилась не то, чтобы надежда, а робкая просьба о том, что жизнь по умолчанию должна обладать чем-то настолько стоящим, что и смерть будет оправдана. Николь ещё располагала достаточным количеством лет, чтобы убедиться в правоте своего предположения. А для этого требовался ещё один человек. В одиночку некоторые вещи не осуществить.

Смирившись с пронизывающим холодом, женщина в черном пальто все также размеренно побрела по улице. К дому, где её ждал укромный уголок, согревавший круче любых обогревателей, пледов и прочих ухищрений борьбы с холодом.

Глава 27

– Сегодня без горячительного.

– Даже и не думал такое предлагать.

– А хорошо у тебя в баре, – Никанор давно уже не находил более-менее соответствующего взыскательным ожиданиям места. А совершенно простой с виду бар оказался тем, что и требовалось.

– Я и сам тут застреваю до закрытия, – Андрей с какой-то особенной радостью осознал, что обрел вполне подходящего собеседника для обнажения души. А такое он редко допускал. Наверное, пришло время. Оно всегда для чего-то настает. И само знает, когда это следует сделать.

– А дома?

– А там уже никого нет.

– Что-то произошло?

– Расставание.

– Это не горе.

– Не знаю до сих пор. Любил, наверное. Как-то тошно без неё. И с ней было сложно.

– Мне это незнакомо, – Никанор помнил о не заладившихся отношениях, как и о том, что те не смогли его поранить. – Повезло увидеть ситуацию не изнутри, а снаружи.

– Плохо, – Андрей предпочитал практически из любой ситуации извлекать науку.

– А что хорошего в страданиях?

– До страданий происходит нечто хорошее.

– С детства боялся чего-то хорошего, проникающего глубоко в сердце или душу, потому что, когда оно исчезнет, изнутри все разорвется. Я боялся этого.

– Знаешь, если бояться страданий, то можно не испытать и удовольствий.

– Я перестраховался.

– Перегнул палку.

– В чем?

– Стоишь в стороне от жизни.

– А надо?

– На максималках гнать по дороге. Вот это жизнь. А страдать все равно придется.

Никанор отпил кофе из чашки, поставленной барменом, вышколенным собственноручно Андреем. Разговаривать перехотелось. Следовало обдумать услышанное. Андрей и не пытался мешать.

Глава 28

– Не звони.

– Почему?

– От тебя становится грустно.

– Ты же знаешь, что я такой.

– Знаю. Вот и не звони.

– Ты меня постоянно прогоняешь.

– Не только тебя, – Евгения не делала исключений для мужчин, пытавшихся завести с ней отношения, если хотя бы какой-то их жест или суждение не резонировали с теми, что породило её сознание.

– Я ещё и не один? – Вячеслав продолжал вести себя так, словно между ним и собеседницей возникла пресловутая близость, к которой он никак не мог её склонить.

– С данного ракурса это даже неплохо.

– Мне плохо.

– А мне нет. И я не хочу, чтобы мне всякий раз становилось плохо от тебя.

– А мне что делать?

– Не грустить.

– Не умею.

– Придется учиться, – молодая женщина предпочитала избавляться от людей, склонных к неоправданной меланхолии. Не всегда получалось.

– Мне много лет, – мужчина дополнил свои слова громким вздохом. Он частенько вздыхал и даже постанывал во время бесед.

– Тем более, полезно для мозга.

– Откуда тебе это знать, ты же не медик.

– Я редактор и читаю много литературы, в том числе на медицинскую тематику.

– Читать не значит стать специалистом.

– Не значит, но получить представление и знания вполне даже допустимо.

– Наверное, мне нравится грустить.

– С этого и следовало начинать. Поэтому не звони – мне не нравится.

– Неужели ты никогда не грустила?

– Слишком много, поэтому больше не хочу.

– Так не бывает.

Евгения ждала, когда собеседник, находившийся на расстоянии, как обычно первым прервет телефонную беседу. Он молчал, и она не собиралась давать ему основание ухватиться за какое-нибудь слово и продолжить дальше потчевать её грустью. И он поступил, как всегда.

Глава 29

Как же хотелось выговориться. Прокричаться, не на повышенных тонах, а просто словами. Эмоциями. Озвучить боль. А той было так много. В прошлом. А теперь глубоко внутри тела. Может даже души. Но в неё она не верила. Как не верила и в какую-то иллюзию про жизнь после, про то, что страдания воздадутся и душа обретет нечто заслуженное, и не обязательно, что хорошее. А страдать и после смерти уж точно не хотелось. Отчего-то человек так устроен, что всю жизнь ищет страдания. При жизни. И даже после оной. Ей прилично осточертела жизнь на земле, а уж о какой-то там после смертной с последующими муками уж точно мечтать не хотелось. Как же все это ей надоело. Страдания, боль – зачем? Чему-то учат. А по сути, просто крадут бесценное в силу своей ограниченности время, которое можно использовать для получения удовольствия, ощущения радости. Но нет, зачем-то происходила абсурдная чушь и человек навсегда утрачивал прежний настрой на жизнь. После испытанных страданий жизнь никогда не становилась прежней. Она становилась другой, лишенной беззаботности, пропитанной горечью и хранившей боль. И все это сосредотачивалось в теле, ибо оно и является вместилищем жизни. Но человеку веками талдычат о непотребстве и неважности тела, потому как кто-то придумал некую душу, наделенную нескончаемой жизнью.

Николь свернулась в своем большом кресле, вжимаясь в него так, будто оно обладало способностью обнимать, скрывая её от внешнего мира с его страданиями, болью, жизнью и смертью. В такие минуты ей хотелось научиться верить в существование души. Но для этого она располагала слишком малым количеством фактов. Чего уж там, их не существовало. Либо попросту она их не нашла.

Глава 30

Красота интерьера оказалась неубедительной, чтобы ощущать важность дома. Определенно он не принял убеждений родителей о том, как ценна крыша над головой. Всю свою жизнь они прожили в какой-то маниакальной потребности дорожить своей квартирой в доме послевоенной постройки, бесконечно делать в ней ремонты, накапливать какие-то элементы мебели и декора. А их сыну отводилась роль наблюдателя, до тех пор, пока он не решился познать большой мир.

В своей квартире, купленной в престижном новострое, Никанор не создал пресловутого уюта. Обстановка представлялась красивой, дорогой, но абсолютно безразличной для него. Просто квартира.

Бросив на кровать пальто, что он делал крайне редко, поскольку ценил чистоту постельного белья, Никанор приблизился к окну. А за ним спал город, разве что где-нигде мелькали огни проезжавших машин, управляемых то ли ценителями ночной жизни с её особым весельем, то ли просто несчастные, кого не тянуло домой. Как его. Но он не был уже так молод, чтобы кочевать из клуба в клуб, маскируя бессонницу и одиночество. И не нужно этого делать – в больших городах быть таким, как он не стыдно. Таких было много, а это указывало на новую тенденцию времени. Умные, характерные и привлекательные тяготели построить свою жизнь каким-то новым способом, отклониться от привычного сценария. И они отклонялись.

Если бы и они, и он имели возможность понять, куда направиться и зачем, стало бы куда проще. А эта мысль возникала не впервые.

Глава 31

– Зачем мы живем?

– Задаюсь тем же вопросом.

– Как ты думаешь, все им задаются?

– Те, кого не устраивают предлагаемые стереотипные решения. Паттерны. Шаблоны. Те, кто им следуют, не задаются вопросами.

– Отрабатывают типичную программу.

– А вот уже те, кто не согласен на поношенный кем-то вариант жизни, принимаются искать собственный. Даже не искать, а создавать, поскольку альтернатива не лежит в готовом виде на полке.

– А ведь это идея! – Евгения редко позволяла себе восторженно повышать тон.

– Поясни, – Николь не всегда могла предугадать ход мыслей подруги.

– Примерка жизни.

– И?

– Чаще всего таковая происходит через чтение книг или просмотр фильмов, но производимый эффект недостаточный. Необходимо нечто такое, что будет ощущаться кожей, нервными окончаниями, даже сердцем.

– Что ты предлагаешь?

– Ты же программист – должна понимать, что делать с такой идеей. И кстати, я ранее её озвучивала.

– Хочешь создать программу с примеркой вариантов судеб?

– Именно. Но не компьютерную игру или приложение для смартфона, а нечто такое, что будет ощущаться телом, – Евгения выглядела, как пленница гениальной идеи: восторженно и нелепо.

– Вероятно, ты подразумеваешь виртуальную игру с нейронным компонентом. Такое вполне даже реалистично, но достаточно трудоемко по ресурсам, как финансовым, так и человеческим. И кстати, о чем-то подобном я читала в научном паблике. – Николь неоднократно замечала, как незнакомых друг с другом людей осеняли схожие идеи.

– Всего-то следует отыскать неудовлетворенного жизнью миллионера, и преподнести данные размышления.

– Как бы деньги не страхуют от разочарования, потому в среде состоятельных людей хватает тех, кто сетует на жизнь. Другое дело, как ты видишь себе презентацию столь недоработанной идеи?

– Пока не знаю, но ничто не мешает мне подумать над этим вопросом.

– Думай.

– Не спросишь зачем?

– А зачем спрашивать?

– Ты часто задаешь этот вопрос.

– Это не вопрос. Это впечатление.

Глава 32

Созерцание снега, улегшегося за толстым оконным стеклом, выглядело уместнее, чем, если бы смотревшему на него человеку пришлось находиться на улице. Хоть и противоестественно. А именно так Никанор и жил, словно за стеклом, отгородившим его от снега, от жизни. В этом он был не одинок. Современные люди погружались в свои крошечные миры, выращенные ими в квартирах, офисах и персональных компьютерах. Возможно, человечество столкнулось с темпоральностью, а может таким становилось будущее, захватывающее настоящее с каждым наступившим днем. И он не собирался стенать по данному поводу, напротив, все менялось под влиянием времени, задавая жизни новый курс. Зафиксированная жизнь с присущими ей особенностями успела бы наскучить слишком быстро. Но кем задавались перемены, неизбежно происходившие и вроде бы по причине времени, Никанор не располагал представлением. А ведь из века в век происходят перемены, ведущие человека к новым и более широким горизонтам. Но погруженный в жизнь человек не замечает эти перемены настолько выраженно, как если бы смотрел на происходящие события со стороны. Таким взглядом отчасти наделен индивидуум, изучающий историю. Темпоральность тем и обманчива, что она не контрастирует с действительностью.

Никанору захотелось прочувствовать темпоральность собственного существования. Определенно та имелась, причем на каждом возрастном промежутке. Впрочем, эти ощущения не заставили бы его проникнуться снегом, устранив между ними стекло.

Глава 33

Прожить как-то иначе невозможно: жизнь сразу же пишется на чистовик. В этом её опасность и жестокость, что ничего невозможно изменить. Человеку после происходящих событий остается лишь сожалеть. Причем с сожалениями он рискует никогда не расстаться.

Николь так и не смогла уснуть. Она все еще слишком часто уносилась своими мыслями в прошлое. Как же ей хотелось его вернуть. Ту часть прошлого, которое и было пресловутым куском счастья. А ведь на тот период времени она его таковым не воспринимала. Не ценила. Не пыталась проникнуться им. Она неслась по жизни вперед, отмечая лишь то, что могло бы быть иным. Жизнь сумела схватить её за шиворот, встряхнуть и повернуть лицом к прошлому. Она была наказана и никакое прощение не смогло бы унять боль, стереть сожаление. А совет «не оглядываться» не возобладал над ней. Она продолжала смотреть назад. Николь в полной мере осознавала, что расточает настоящее, вот только терять было некого, а следовательно, новые сожаления не появятся. В прошлом осталось все неоцененное. Прошлое, наполненное драгоценными моментами, напрочь перечеркивает настоящее. В таком прошлом зачастую сосредоточена лучшая часть жизни. Оттого так больно осознавать, что прошлое невозвратимо. И потому так хочется жадно вспоминать все то, что в нем осталось. Лишь бы только не подвела память. Лишь бы только не стерла что-то значимое, драгоценное и более неповторимое.

В такие минуты, часы, а порою и дни ностальгии она усиленно нуждалась во сне. Тот позволял отстраняться от боли, а иногда обновлял приятные сердцу воспоминания, порою и вовсе выстраивал сюжеты с участием тех, кого не было за его чертой. Выпив снотворное, Николь с головой накрылась одеялом. Не пытаясь прогнать воспоминания, она просто принялась ждать приближение сна.

А где-то вдалеке шумел проснувшийся город. Она не стала его частью, предпочитая ему маленький, но собственный мир.

Глава 34

Никому не удается узнать другого человека в достаточной мере, чтобы понять причины испытываемого им состояния. Конечно же, психология взламывает чужие тайны, но не до конца. Она проникает на порог чужого дома, а дальше её не пускает бдительный хозяин, нередко настроенный враждебно. Никто не любит смотреть, как крадут его тайны. Вот и Николь оставалась загадкой. Евгения не предпринимала попыток прорваться в душу приятельницы, но не отказалась бы понять, почему той стал чужд мир за пределами дома. И одновременно с этим Евгения находила массу преимуществ в жизни, какую вела Николь. Но для себя таковые не рассматривала. Возникало некое противоречие, совершенно не свойственное Евгении. И причиной тому была сама Николь. В меру изящная женщина, придерживавшаяся сдержанности в стиле одежды, следившая за тем, как мысли складываются в слова, создала весьма аристократичный образ. Обычно обладатели такового оказывались весьма умиротворенными людьми. Николь таковой казалась лишь тем, кто не вошел в круг близких лиц, а только такие могли заметить, что глаза этой женщины не смеялись. В них застыла грусть, будто стала частью радужной оболочки. Такие глаза бывают у тех, кто родился со сложной судьбой. Может быть так душа заявляла о том, что ей придется испытать немало боли. Вот только Николь не верила в душу, и Евгении не удалось поколебать её убеждение. Самой Евгении становилось легко только от одной мысли, что душа и есть суть человека, а это значило, что ничто не завершает своего существования. На эту тему не имело смысла беседовать с Николь, поскольку та располагала основаниями придерживаться материалистической позиции мировоззрения.

Евгения устроилась за ноутбуком, чтобы расширить идею, рожденную в беседах с подругой. Что делать с нею дальше, она не представляла, но посчитала неуважением игнорировать подобную мысль. Более того, идея о примерке жизни скрывала ключ к чужим мирам и причину, отчего в глазах их обладателей селилась грусть.

Глава 35

Ему не хватало её, но не как женщины, а как образ. Именно образ. Она вполне подходила на нечто бестелесное, мудрое, спокойное. К таким женщинам питают не страсть, а благоговение. С такими женщинами не заводят романов. На них могут смотреть со стороны либо же, набравшись наглости, общаться. Что он и делал.

– Прости заранее. Я не мог не позвонить.

– Я слушаю.

– А сказать и нечего.

– Можем помолчать.

Казалось, что и женщине, отвечавшей на его звонки, требовалось с кем-то потратить немного времени на бессмысленный разговор и такое же молчание.

– А может все-таки поговорим? – Валерий не стеснялся вести себя странно: с Николь это допускалось.

– И это мы можем сделать, – ей нравилось слышать низкий тембр мужского голоса, каким обладал Валерий.

– Снова расстался.

– Пора бы привыкнуть.

– Не могу.

– Надеешься.

– Думаешь?

– Иначе не бывает. Все надеются. В чем-то. На что-то.

– Это плохо?

– Это закономерно.

– Почему? – как же он хотел продлить минуты разговора, опасаясь, что собеседница поставит точку каким-нибудь словом или коротким предложением, и ему придется ждать какое-то время, чтобы снова перезванивать.

– Так легче, – ей казалось, что подобные ответы и озвучивать не требовалось, просто позвонившему мужчине хотелось кого-то слышать.

– Не уверен. Мне кажется, что без лжи, а надежда ничего не гарантирует, намного понятнее, что происходит.

– Но не то, что ещё не произошло. Вот для этого и нужна надежда.

– А ты веришь надежде? – он ничуть не сомневался, что услышит от Николь.

– Мне незачем надеяться, – она знала, что он задает вопросы без цели.

– Почему?

– Незачем.

Глава 36

«Бессмыслица, либо просто непонятая задумка. Чем именно она выступает? Стоит ли вообще искать ответ на данный вопрос? Безусловно, да, ведь человек вынужден жить. Конечно же, только, если рождаясь. Дивное уточнение. А ведь оно, по сути, верное. Не каждый человек рождается в полной мере и уж тем более живет, осознавая до конца весь этот процесс. Нередко, а скорее всего, часто люди в своем огромном количестве бегут по дням, чтобы прожить. Они не живут. А что такое жизнь, мало кто ответит. И это не просто появление на свет с криком, взросление, обучение и работа на благо общества и собственного банковского счета, а потом угасание и смерть. Нет, определенно, жизнь содержит в себе нечто большее. А если нет, тогда в самом деле, она бессмыслица, которой человек желает придать смысл, нередко глубинный, потаенный и даже мистический. И все это только для того, чтобы избавить самого себя от терзаний, доставляемых бессмысленностью большинства происходящих событий.

Так в чем же смысл жизни? Зачем она вообще задумана? А задумана или случилась спонтанно?»

Идея так и не сформировалась. Зато получилось что-то схожее на дневник, а когда-то Евгения вела таковой. Он был для неё чем-то самым дорогим на всем свете. Толстый, потрепанный и местами украшенный безвкусными наклейками, купленными в киоске, он содержал в себе не просто мысли, а чувства. Ими не с кем было делиться. Только дневник слушал её, и будто бы помогал. Он молчал, просто она убедила себя, что слышит советы, которые обычно детям и подросткам дают любящие родители. У неё их не было. Но был дневник с потрепанной, как кожа старика, обложкой.

Глава 37

Одиночество обладало и положительными качествами, но все они меркли перед одним из отрицательных его свойств. Во время одиночества человека одолевала тоска по тем, с кем оно было недостижимо. В такие минуты слезы рвались наружу, нередко сопровождаемые криком, иногда сдавленным, а порой просто приглушаемым подушкой. За это она и ненавидела одиночество. Оно словно укоряло человека в том, что тот его выбрал. Возможно, так происходило лишь с теми, кто видел смысл жизни в том, чтобы кого-то любить. Такие люди безжалостно рвали свои сердца, мечтали о скорой смерти и ненавидели собственную жизнь. И Николь была такой же, а со стороны в ней видели сумевшую достичь гармонии с самой собой и обрести счастье в свободе. Ничего подобного.

Николь не корила себя за ночь, проведенную в слезах, отчего опухшие веки не позволяли выйти на улицу. Она бы могла скрыть свидетельства своей слабости солнцезащитными очками, но в пасмурную погоду те точно сыграли бы против неё. Впрочем, и идти никуда не хотелось. Такие дни она предпочитала посвящать работе, и весьма своевременно ей предоставили трудоемкий проект, отнимавший много времени. Одиноким людям некуда девать время. Они им тяготились, только и смотрели по сторонам, куда бы его направить мимо себя.

Работа помогала Николь управляться со временем, избавляться от его власти и, может даже, влияния. За это она её и ценила. Вовсе не из-за денег. Те давно утратили значимость. Когда не на кого тратить деньги, они превращаются в бессмысленные символы.

Глава 38

– Никогда не увлекался подобными вещами. Знакомо? – Андрей с какой-то долей гордости продемонстрировал приятелю картинку в смартфоне.

– Когда-то баловался. Наверное, в то время, когда был студентом, – Никанор смутно помнил названия забав, подобных той, что показывал собеседник.

– Весь вечер не мог оторваться.