Ирина Сергеевна Молчанова
Искусство слов

Полная версия

Глава 16

Помещение, захваченное сыростью и полумраком, оживало с появлением худощавого мужчины. Каждый день он приходил в принадлежавшую ему студию, сетуя встречавшимся по дороге знакомым на умирание искусства. Вот и сейчас он расположился неподалеку от стены, на которой был прикреплен эскиз статуи, рисковавшей остаться не просто незавершенной, а даже не начатой. Он уж точно не осилит столь сложную реализацию собственной задумки. И учеников у него не осталось. Наиболее успешные подались за рубеж, где сумели о себе заявить. Один стал мастером ультрасовременных инсталляций, а второй обзавелся местечком в модной галерее Нью-Йорка. Более учеников не имелось, о чем он сожалел едва ли не ежедневно.

Поднявшись с табурета, пожилой мастер принялся ходить по комнате, вовсе не с целью обретения стоящей мысли, а, чтобы мало-мальски согреться. Прохладу невозможно было изгнать из полуподвального помещения, он и не пытался с нею совладать. Профессиональное опустошение отменно с ней сочеталось.

Бросив взгляд на рисунок, он тяжело вздохнул, представляя, какой шедевр мог бы получиться, если бы нашлись достойные руки. А ведь не так давно и его пальцы могли бы исполнить столь сложную задачу, если бы не болезнь Паркинсона.

Искусство оказывалось поражаемым вполне физическими хворями.

Глава 17

Отступать невозможно, когда в спину дышит испытанное раннее отчаяние. Приходилось двигаться вперед, едва ли не на ощупь, впрочем, когда-то таким методом она и выбралась из полнейшего хаоса, захватившего её мысли. Просто шла вперед, стараясь не оглядываться. Страхи и сомнения пытались поспеть следом и периодически им это удавалось.

Кира с каким-то особенным предчувствием приближалась к школе искусств, испытывая гордость, что и сама была причастна к миру, создаваемому её выходцами и учителями.

– Снова вы, и я рада вас видеть, – девушка-администратор сияла лучезарной улыбкой.

– Взаимно, – Кира улыбнулась в ответ, прикидывая, как бы озвучить просьбу, с которой прибыла.

– И, наверное, вам снова требуется моя помощь.

– Вы читаете чужие мысли.

– Не удивляйтесь, у меня отменный опыт.

– Необычный, скажем так.

– Парень, с которым я встречалась, обладал удивительным требованием, чтобы его спутница угадывала желания и мысли, – девушка поделилась весьма личной информацией о себе с долей облегчения.

– Получалось? – Кира внимательно относилась к подобным фрагментам бесед.

– В какой-то момент невероятно надоело.

– Зато используете полученные навыки.

– И не говорите. Так чем же я могу помочь? – администратор достаточно быстро вернула себе беззаботное выражение лица, словно играла на сцене.

– Мне так и не удалось застать рекомендуемого вами педагога, – посетительница школы выглядела огорченной, чего и не пыталась скрыть.

– Его лекции были перенесены на следующий месяц. Он приболел.

– Когда я была в музее, узнала об огромном количестве работ, хранящихся в архиве.

– Верно, архив у нас переполнен.

– Попасть туда могут только сотрудники?

– И в этом вы не ошиблись, – администратор предполагала, к чему клонит невероятно милая с виду девушка.

– Жаль, – Кира и не рассчитывала на удовлетворение всех своих просьб.

– Но я вам советую прийти в первых числах следующего месяца и побеседовать с педагогом. Если он сочтет допустимым, то попробует вам обеспечить доступ в архив.

– Благодарю, приду непременно.

– Мне очень хочется вам помочь.

– И у вас это получается.

Глава 18

Океан не способен утомить. Он заставляет погружаться в мысли, сопряженные с ностальгией, а уже те обладают способностью перегружать своим обилием. Она не страшилась воспоминаний. С молодости она пришла к выводу, что их следует делать такими, дабы спустя годы предаваться наслаждению от контакта с памятью.

Расположившись в шезлонге и провожая за горизонт расшалившееся солнце, Ольга задумалась об усиливавшейся зрелости. Тело все ещё её не предавало и позволяло вести образ жизни богемной особы, не отказывавшей себе в определенных удовольствиях. Но и оно когда-то даст слабину. А это означало приближение того пресловутого одиночества, от которого стремились скрыться в последнем браке либо в количестве половых партнеров. Её оно будто и не страшило, либо она сумела себя обхитрить. И делала она это с заботой о себе, наметив план зрелой жизни, и он ей нравился. Впрочем, до состояния той зрелости, когда женщина коротает век наедине с самой собой, было ещё далеко. Уж для неё точно. Но быть одной следовало привыкать – на то имелись причины.

Отпив из бокала охлажденное шампанское, женщина прикрыла глаза, позволяя шаловливому уму вытащить из склада воспоминаний очередной приятный фрагмент. Удивляло её лишь то, что каким бы ни был коварным ум, он редко извлекал нечто неприятное, а в её прошлом и этого добра хватало.

То ли ум был опьянен шампанским, то ли очарован той, которой принадлежал. Он пытался угодить, и у него это получалось.

Глава 19

Слова. Их было слишком много. В школе. На улице. В магазине. Везде, где были люди. И слова частенько касались её. Она ничуть не нуждалась в них. Люди не умели молчать. И слова заполняли пространство. Она жаждала только одного – увернуться от них и от людей, которые не умело ими пользовались. Нередко возникало желание избавиться от всех тех слов, что преследовали её и будто бы отпечатывались на коже. Слова имели значение – то, которым она их наделяла. Но этого она не понимала.

Куда сильнее было непонимание того, почему все это происходило. Почему с ней? За что и кто решил поиздеваться над той, что не была способной защитить себя? Меньше всего хотелось верить, что существовавший на небе ангел безразлично относился к исполнению своих обязанностей.

И был ли он? Защитник с крыльями или без них? Чем он был занят, пока она в очередной раз рыдала в ванной комнате, смывая с себя остатки прошедшего дня со всеми его словами, фрагментами событий и прочими причинами для душевных терзаний?

Вода смывала все, кроме слез, проливаемых в душе.

Глава 20

Нарушать её планы позволялось исключительно работе. Этому существу она могла простить многое, поскольку их тандем базировался на равноценном обмене. В противном случае она пренебрегла бы важностью чего-либо и кого-либо. Ольга пришла на побережье, чтобы запомнить особенный вечер перед отлетом. Иногда ей казалось, что только океан и море могут обеспечить должный уровень комфорта. Вне их присутствия она ощущала дефицит спокойствия.

И вместе с тем она тосковала по большому городу. В нем она видела особенное место, побуждавшее развиваться и мечтать. И даже такой прагматик, как она, не атрофировала способность фантазировать. Не о чем-то сказочном, а о вполне приземленном, но недоступном в силу объективных причин.

– Мисс, ваше такси прибыло, – служащий отеля не поленился прийти за выезжавшей постоялицей прямиком на побережье.

– Как вам вид?

– Простите.

– Вам нравится океан?

– Наверное.

– Вы редко уделяете ему внимание, – женщина оставалась эмоционально спокойной, а ведь могла бы дополнить свои слова легким осуждением.

– О, я часто бываю на побережье, – парень поспешил указать собеседнице, что та неправа в своих суждениях.

– Бывать не значит ощущать.

– Это совет?

– Ни в коем случае. Я не даю советов тем, кто их не примет.

Моложавого вида женщина в обтягивающем черном брючном костюме кивнула океану и направилась в сторону, противоположную умиротворенному существу. Ей вслед смотрели волны и человек, не понимавший, что делать с услышанными словами.

Глава 21

– Что-то ты зачастил в бар.

– Ты тоже здесь находишься.

– Тебя переспорить невероятно сложно.

– А зачем это делать?

– Ладно, сдаюсь, – Максим стремился провести свободное от работы время с комфортом, а не в словесных баталиях, которые тяготел устроить друг. В последнее время угрюмый мужчина придерживался несговорчивой манеры поведения.

– Хороший вечер выдался, – Раймонд и сам выглядел утомленным для мозгового штурма.

– Думаешь?

– Пробую.

– Ты будто чему-то радуешься.

– Жизни. Я радуюсь каждому дню своей жизни.

– Мне бы этому научиться, – Максим не стал скрывать повод для недовольства жизнью.

– Этому не научиться, – Раймонд не обзавелся привычкой успокаивать другого человека, пусть даже близкого.

– А как?

– Это ощущение появляется само собой в тот момент, когда ты будешь готов.

– Что-то мне надоело ждать этот момент.

– Не жди – само придет.

– А если не придет?

– Когда не ждешь, не будешь огорчаться, что не случилось.

– Легко тебе философствовать, – мужчина, пришедший в бар, чтобы скрыться от рутины, ощущал, что та вопреки всему его настигла.

– Сейчас – да.

– А раньше?

– Всего хватило, друг, ты просто не все знаешь, – Раймонд не удивлялся присущей людям черте считать других более счастливыми, чем они сами.

– Так ты же держишь в тайне свое прошлое.

– Потому, что оно принадлежит только мне одному.

Глава 22

Страх напрасности предпринимаемых действий сковывал по рукам и ногам. Его воздействие было куда сильнее проявления болезни. Тихон устроился на табурете, рассматривая ещё и две незавершенные статуи. Танцующая и спящая девушки из камня идеально сочетались друг с другом. Без слов они отражали суть жизни. Но и они не шли ни в какое сравнение с изображенной на эскизе. Пожилой скульптор продолжал надеяться отыскать преемника, который пообещает воплотить в жизнь чужую мечту. Тогда-то он со спокойной душой покинет свою студию, пропахшую сыростью, и устроится в медицинском учреждении, где ему обеспечат должный уход.

Он не ощущал одиночество, как нечто фатальное через применение к личной жизни. Напротив, будучи свободным, он прожил приемлемую для самого себя, жизнь. А вот уже для профессии одиночество превращалось в бездумную убийцу.

Достав устаревшую модель телефона, он набрал номер соседки, обещавшей поискать скульптора, не успевшего возомнить себя мастером.

– Милая, утешь старика.

– Тихон Алексеевич, пока не могут порадовать вас.

– Неужели во всем городе нет нужного мне человека?

– Ищу.

– Я уже скоро на кладбище окажусь, нерасторопная ты моя, – старик пытался шутить, но это ему не удавалось даже по молодости.

– Кстати, хорошая идея, – собеседница отреагировала на услышанное неожиданным образом.

– Как тебе не стыдно.

– Я не о том.

– А о чем?

– Я ещё не обзвонила мастерские по изготовлению памятников, – женщина дала пояснение возникшей идее, ловя себя на мысли, что та весьма состоятельна.

– Думаешь, там работают настоящие скульпторы? – Тихон тяжело вздохнул, полагая, что наступило время для расставания с мечтами.

– Вы собираетесь такового сделать, так что не перебирайте харчами.

– Делай, как знаешь, лишь бы был итог.

Глава 23

Домашние стены проявляли невероятную тактичность. Люди так точно не умели общаться с кем-то, кто успел пораниться душой до встречи с ними. Дом щадил. Он окутывал тишиной и обеспечивал безопасность, а именно в ней она нуждалась, как ни в чем другом. Поймав себя на мысли о собственных потребностях, Кира погрузилась в размышления. В последнее время это занятие становилось основным. Пришел черед поразмышлять над потребностями. Ей не хватало признания. Всю жизнь она доказывала себе, что обидчики заблуждались, да что там – грубейшим образом ошибались. Пункт за пунктом она обеспечивала себя доказательствами собственной правоты. И ей становилось легче.

Но она все ещё не встретила мужчину, способного вызвать у неё доверие. Стоило позволить незнакомцу приблизиться к её персональной территории, запускался приевшийся сценарий. А при малейшем намеке на развитие знакомых событий, она ставила точку в начавшейся истории. Так было спокойнее и безопаснее. Никто бы не захотел понимать, дорожить и уж тем более, ценить её.

Она снова возвращалась в тишину, окруженную четырьмя стенами. И дом принимал её без лишних расспросов. Он не лез в душу и не выворачивал наизнанку.

Глава 24

Пробуждение в крепких объятиях дополняло утро приятными деталями. Ольга провела пальцем по выступающим на мужских руках венах, появившихся от беспощадной работы, которой ему пришлось заниматься по молодости лет. Они украшали мужское тело.

– Проснулась? – хриплый голос Макара отозвался в женском теле определенными ощущениями.

– Продолжим? – она желала сблизиться с ним так же, как прошлой ночью.

– Ты же знаешь, что я не откажусь.

По комнате разносились стоны, не наигранные, приглушенные. А на постели слились в одно целое два тела. Расцепить их удавалось лишь утомлению.

– Мне нужно будет побыть одной, – Ольга взяла с прикроватной тумбочки пачку сигарет и подала её обессиленному мужчине.

– Как же ты жестока.

– Угу.

– Надолго?

– На пару дней.

– Мне все время хочется узнать, почему тебе это требуется? – мужчина закурил и внимательно посмотрел на женщину, перевернувшуюся на живот, что указывало на её намерение досмотреть сон, прерванный желаниями тела.

Глава 25

Тело требовало возобновления полноценного восприятия. А таковое будто стерлось из ментальных способностей синхронизировать сознание с телом. Кира существовала разрознено – тело и размытое восприятие себя через пресловутое «я». Так она и перемещалась по пространствам, склеивающихся в окружающий мир. Она и её тело – два родственных фрагмента целого. И ей не удавалось достичь их синергии. Чего-то не хватало для обеспечения молекулярных связей между «я» и физической оболочкой.

Куда проще дела обстояли с созданием материала для ваяния. Она мастерски смешивала множество компонентов, добиваясь стойкого к окружающим факторам материала. Созданные из него статуи обещали выдержать натиск ветра, воды и возможно человеческой силы.

А тело? Точнее «я»? А может, оба были лишены какого-то важного компонента, обеспечивающего устойчивость при взаимодействии с другими носителями тел. А может не тел, а таких же «я», но при этом иных. И среди этих чужих сознаний встречались чужеродные и вражеские.

Ей требовался недостающий компонент, способный пробудить восприятие тела. И это не была дисморфомания, проявлявшаяся почти также. Она понимала, что с ней происходит, но не знала, как исправить положение.

За окном монотонно накрапывал дождь. Он мерно стучал по стеклам, оставляя на них капли. Те стекали, не желая соединяться со стеклом. Разные вещества не способны смешиваться. Либо же они не получили необходимые для этого условия.

Глава 26

Квартира, пропитанная запахами человеческих тел, ограничивала движение мысли. Определенно она не была способна творить под кайфом флюидов. Те оседали на каждой детали интерьера. И дни, прошедшие с последней встречи Ольги и её мужчины, не растворили следы, оставленные в воздухе, на простынях и полу. Она ощущала этот след ментально. Обанять такие ароматы не в силах тело – это задача ума.

Они ей мешали работать, но требовались для того, чтобы жить.

Не принимая душ со сна, женщина надела новый костюм. На запястье заиграл внушительный по размеру золотой браслет. Ей нравилось собственное тело, и оно было достойно того, чтобы его украшать, сохранять аромат и любоваться отражением в зеркале. Тело умело принимать любовь. Оно не было способно думать, но уж точно обладало обостренной способностью чувствовать.

Взяв с тумбочки ключи от машины, Ольга направилась к двери. На часах было достаточно времени, чтобы она могла позволить себе прокатиться по проспекту, получая порцию удовольствия от быстрой езды. Ей досталось особенное тело – оно наслаждалось при удобном случае тем, что ему предоставлялось. А отказывать себе в кайфе Ольга не научилась.

Глава 27

– Мне бы хотелось помочь одной девушке, но без вас не управлюсь.

– Давай, рассказывай, что там случилось, – пожилой мужчина удобно расположился на стуле, ощущая, как подступает усталость, хоть он успел и в отпуске побывать, и на больничном отлежаться.

– Недавно в школу пришла девушка, разыскивая одну из натурщиц.

– А разве ты их не знаешь? – педагог усмехнулся, поскольку всем сотрудникам заведения была известна любопытность администратора.

– А вот и нет. Натурщица, которую искала посетительница, была замечена в школе восемнадцать лет тому назад, – администратор подавала информацию таким образом, будто та в априори могла заинтересовать собеседника.

– Я и сам-то уже не вспомню.

– Что же делать?

– А почему она вообще её ищет? Тебе не показалось это странным?

– Она не произвела впечатления опасной особы.

– Это сложно заметить при шапочном знакомстве.

– Мне кажется, что ей можно доверять, – администратор редко ошибалась в людях.

– Дело не только в ней, – педагог не спешил избавляться от озадаченности.

– А в чем?

– Во мне.

– И?

– Как я вспомню натурщицу? И она не одна была на тот период времени.

– Я могу подсказать, – администратор интригующе ухмыльнулась.

– Говори, – пожилой мужчина невольно вовлекся в игру, начатую неизвестной особой.

– Можно организовать этой девушке экскурсию в наше хранилище работ?

– Вот скажи, зачем мне эта головная боль?

– Она же пришла в храм искусства.

– Я подумаю.

Глава 28

Ему не хватало прикосновений. Чьих-то к его коже, и ответных. И уж точно это желание не смогли бы удовлетворить особы, готовые отдаться в первый вечер тому, кто лучше одет и способен оплатить взаимный каприз. Касание таких рук перестали производить на него впечатление. Изредка он довольствовался ими в виду дефицита тех, о которых мечталось. Но только не в последнее время. Он пресытился пустотой.

В голове звучало предупреждение друга о риске доживать век в одиночестве. Какое там доживание – он ещё не отлюбил на полную катушку. Не просто не выжался по максимуму в сексе, а именно недочувствовал что-то особенное. Самое странное, что он чаще стал посматривать в сторону любви. Раньше она была вымыслом. То ли молодость это обуславливала, то ли разочарование. Перед ним мелькала жизнь с её скоротечными днями и быстро проносящимися людьми. Редкая женщина оставалась в его памяти. Конечно, таких хватало, и он даже был благодарен им за те отношения, что с ними сложились, но все это осталось позади. А назад вернуться невозможно. Во времени и в отношениях.

Раймонд устроился на диване со стаканом виски в руке. Такими были почти все его вечера. А за пределами дома он только сильнее ощущал одиночество. Казалось, что в такие моменты у него обострялся нюх, как у зверя, и он рыскал по городу, становившемуся безлюдным персонально для него.

Он не любил пустоту.

Глава 29

Вечера, отмеченные одиночеством, с ней делил большой город. Гигант, обладавший собственным дыханием и может даже мыслями, заставлял отвлекаться от личного и вовлекаться в общий поток. Она безучастно созерцала движения города. Иногда ей казалось, что именно он задает направление движению машин и людей, формируя маршруты. Город виделся чем-то живым и вместе с тем бездушным. Он не мог понять ни слов, ни чувств. Либо же их был такой переизбыток, что он отключился, как сознание человека под влиянием алкоголя или психотропных препаратов. Города нуждались в отдыхе. От людей уставали они сами и все, что их окружало.

Кира давно ощущала утомление от общения с людьми. Редкий человек не пытался ненароком, а то и специально, задеть её, причем почти каждому удавалось проникнуть, если не в душу, так под кожу, после чего она долгое время испытывала дискомфорт, а тот не поддавался устранению.

Она не ненавидела людей, напротив, те обеспечивали ей должный эмоциональный уровень для сотворения скульптур. Имелось одно важное обстоятельство – те, кому полагалось стимулировать рабочий процесс, не были живыми. Кире и самой больше нравилось смотреть на фотографии людей, не проникая на их личные территории, состоявшие из чувств и мыслей.

Город же не просто проникал в чужие жизни, он впитывал их в самого себя. Когда-то и она растворится в нем, а он на какое-то время сохранит её следы. За это его стоило любить.

Глава 30

Неумолимость времени чуть ли не в двери стучалась, а он ни в какую не желал её впускать. Он все ещё рассчитывал успеть обзавестись приемником, а потому следовало держать оборону студии от забвения.

Тихон заварил крепкий чай, заставлявший воображение творца концентрироваться на сути. Он искал изъяны в эскизе. Ему казалось, что их не существует, но такого просто быть не могло. Ничто не могло быть идеальным, а он будто бы нарушил неустановленный закон и приблизился к чему-то особенному, за что был наказан болезнью. Он и так заплатил высокую цену за право творить и создавать предметы искусства. Но разве это было справедливо? Когда-то по юности лет он задавался подобным вопросом, а потом повзрослел и его попустило. Он принял правила, неписанные, но установленные множеством людей. Он не стал искать справедливости и довольствовался крошечным рабочим пространством и неизвестностью. Кто-то когда-то решил, что творец не смеет почивать на лаврах славы при жизни. Лишь смерть показывала миру человека, чьи деяния заслуживали внимания. И он почти смирился, периодически обижаясь на судьбу и может даже провидение, закрывших его от мира. Он творил, и словно шепотом пытался докричаться до безразличных прохожих.

И если для себя более он не жаждал признания, то для своего детища, коим выступало искусство, обязан был проложить путь в большой мир.