Ирина Никулина Имаджика
Шагающий по мирам
Глава 6
Мир Траг, межпланетный мост
Свой путь Ариман начинает на вселенском мосту, соединившем Окутану 2 и Траг. Третьи сутки больших Вселенских Игр сделали всех усталыми, и, несмотря на яркий свет звезды, те, кто сражался, спят прямо на мосту. Зрители давно покинули арены битв, только одинокий слепой монах блуждает среди спящих тел и благословляет тех, кто не нуждается в его благословении. Будущий магистр трагила-сай, Ариман, смеётся над слепым отшельником и, переступая через спящих, идёт по мосту, оставив свои лёгкие сандалии на Траге. Ему кажется, что перейти мост нет возможности, ведь две планеты далеки друг от друга, но на мосту есть врата гиперперехода, которые сокращают путь.
Обернувшись, он улыбается спящим воинам: он, ученик трагила-сай, знает, что побеждает сила разума, а не сила тела. Когда он найдёт Марисс Та-Литу, то будет знать, как победить Шагающего по мирам, и бросит ему вызов, даже если Дер-Видд будет против. Победивший Шагающего станет достойным дара Сераписа, а в том, что дар велик, он не сомневается. Нет смысла скрещивать древние мечи и использовать грубую силу, – победит тот, кто использует разум. Ариман так уверен в силе ума, что отказывается от благословения слепого монаха, который не различает воинов и магистров, всем предлагает прощение…
На Окутане 2 Ариман идёт прямо, проходя как можно скорее арену битвы, потому что она ему противна так же, как и Дер-Видду. Запах крови и плотная энергия арены оскорбляют чистое сердце Аримана, никогда не умерщвлявшего плоть живого существа. Климат Окутаны 2 менее приветливый. Сначала Аримана встречает ледяной ветер, который, как плотная стена, не даёт ему сдвинуться с места. Но ученик трагила-сай имеет несгибаемое намерение и абсолютную веру в себя, что, конечно, сильнее, чем окутанский ураган.
Трое суток он продолжает путь под дождём, так и не обувшись. Ноги его растёрты в кровь, одежда промокла до нитки, но он не сдаётся даже тогда, когда дождь переходит в невиданный на Траге холодный снег. Одежду Ариман выбрасывает, потому что на морозе она становится обременительной – замерзает и превращается в лёд. Когда он готов сдаться и остановиться, чтобы переждать снег, осадки прекращаются, словно Окутана 2 наконец-то смилостивилась над тем, кто так упорен.
Он вступает на песчаную почву, и там солнце согревает его застывшую кровь. Если бы не кровь ящериц кра, которая есть во многих гуманоидах, рождённых на Траге, он бы уже бы умер, и это была бы бесславная и пустая смерть. Чем дальше он идёт, тем больше убеждается: это уже не Окутана 2, это пустыня Манахар-Сарат, волшебное место для волшебных созданий Средней волны. На Окутане 2 нет пустыни и нет такой жаркой звезды, от которой тело высыхает за считанные мгновения, а пить можно только песок: вокруг ни капли влаги.
Есть ещё кое-что, что говорит о необычной природе пустыни, – Аримана преследуют видения. Ему кажется, что сзади, ступая след в след, прямо за его спиной шествует великий и непостижимый Меродах. Ариман видит, как развеваются полы его красного плаща, чувствует, как спину опалили лучи яркого света, слышит божественное бормотание. Когда он осмеливается обернуться, то, конечно же, никого не видит, пустыня совершенно пуста и спокойна. Иногда впереди пролетают колесницы, паря над головой гуманоида, и теми колесницами управляют прекрасные амазонки.
Ариман не смеет смотреть на эту фантазию пустыни, потому как сексуальные желания одолевают его сильнее, чем жажда голода или воды. Но пустыня безжалостна, и вскоре всё вокруг Аримана заполняется призраками, которые пугают, соблазняют, утешают или дразнят ученика трагила-сай. Измождённый, он падает на колени и закрывает глаза руками, не имея сил двигаться дальше. Он не знает, как долго длится свистопляска в пустыне Манахар-Сарат, но вскоре всё затихает: голоса, ветер, шелест песка… И только тогда Ариман смеет поднять голову, намереваясь продолжить свой нелёгкий поход. Он обессилен, но обратного пути нет. Однако Ариман не спешит: перед ним открывается видение замка, тонкого и изящного, пока что расплывчатого, как первые мазки на полотне, но трагил уверен, что нашёл то, что искал. Перед его усталым взором замок Утренней Росы, обиталище дочери дочери Розы Дроттар – нежнейшей женщины в мирах Дальней волны творения – Марисс Та-Литы.
Глава 7
Миры Дальней волны, Сеп
О, великий Сеп, мир смелой мысли и умелых рук! Над тобой плачет вся Средняя волна, над тобой смеётся Тау-синклит маг, над тобой пляшет Некроникус танец смерти, орошая твои развалины чёрными слезами скорби. Кем ты был и что с тобой стало! Побеждённый силой Кундалини, ты остыл к чужим ласкам и утонул в самолюбовании, поэтому все живые существа тебя покинули. Победил ты или проиграл, – не имеет значения, если теперь ты мёртв… Хотя, тут как посмотреть. Четырёхрукие жители Сепа давно оставили мир, где механизмы сошли с ума и стали считать себя живыми. Их бунт был недолгим и банальным. Как только закончилась энергия, механизмы погрузились в спячку, которая длится уже второй эон. Так что Сеп в этом эоне – не более чем свалка испорченных машин, которых не оживит даже сила Кундалини, выпущенная планетарным принципом. Умирающий Сеп существует как наглядный пример тем, кто не может обуздать фантазию. Прозрачный мирок, остекленевший бесплодной похотью, ему ли мечтать о жизни?
О Сепе рассказывают легенды, понизив голос и опустив глаза, но нет никого, кто бы осмелился вернуться в мир, где тостеры и насосы вообразили себя живыми. Если вы спросите у Единорога, то у него есть ответ: будь жив Рив, нашлись бы воины, столь смелые и безжалостные, которые прилетели бы на Сеп и вернули его к жизни. Но и сам Единорог мёртв, и Рива давно нет, так что никто не знает, как поступить с миром Сеп. Однако тот, кто берётся называть Сеп большой механической помойкой, может оказаться неправ.
Один из тридцати шести магических символов погибшего Сепа всё ещё жив – это Жёлтые Весы, воистину уникальное рождение разума и фантазии. Сила Кундалини не властна над тем, что не сотворено руками простых существ. Кто создал их, неизвестно, но Весы до сих пор живы и делают то, что и должны: отмеряют добро и зло. На вид они похожи на обычные аптечные весы, только больше в два раза. На одной их чаше вся горечь мира: война, агрессия, смерть, несчастье и отчаянье. Символ смерти на этой чаше Весов – высохший череп гуманоида. Над ней всегда витает призрак Некроникуса и кружат чёрные птицы, готовые пожирать плоть.
На второй чаше весов расположено добро и счастье, удовлетворение и радость, мир и покой, жизнь и любовь. Там лежит белая роза, которая никогда не вянет – символ повелительницы любви Розы Дроттар. Там свет и тихие песни, там краски рассвета и вздохи влюблённых. Одна половина весов – символ войны, другая – символ мира, а в середине – вектор направленности всех устремлений в Дальней волне – стрелка, указывающая на мир или войну.
Когда Сеп был жив и процветал, большое количество паломников из других миров направлялось поклониться Весам и удостовериться, что стрелка указывает на мир в Живом космосе. Преклонить колени перед великим чудом Живого космоса считалось большой удачей даже для магистров, ведь Весы не всем открывали своё месторасположение. Но сейчас на Сепе полная тишина, всё застыло в глубоком сне, и только Жёлтые Весы живы, и их стрелка показывает войну. Это самое ужасное, что может случиться с Весами, – когда чаша с черепом перевесит чашу с белой розой. Весы очень встревожены этим фактом и теряют смысл своего существования. Всё остальное для Весов Справедливости не важно: одиночество механизму не страшно, энергия не нужна, пенье птиц тоже. Но вот радость Некроникуса, его предвкушение смерти, тьма небытия, готовая поглотить жизнь, – невыносимы…
Когда тридцать три луны Сепа становятся в ряд и планета погружается в зловещий мрак, на её поверхность садится звездолёт, похожий на чёрную остроклювую птицу. Целый эон пустые города крепко спят в серых тенях и видят ужасные сны, не имея силы проснуться. Целый эон спят в бесплодной земле семена растений, мечтая о животворном дожде и ласковых лучах света. Целый эон спят механизмы на вселенской свалке, не видя снов и ни на что не надеясь, пока их сон не нарушает гость на звездолёте, мрачном, как чёрная птица. Но только Весы осязают непрошеного гостя, их стрелка вздрагивает, а чаша войны начинает сильно перевешивать. «Такого не может быть, – рассуждают волшебные Весы, – одно существо, даже очень сильное, не способно наклонить мою чашу, значит, это просто ветер…»
Но ветра нет на безжизненной планете, которую давно покинул планетарный принцип.
– Что за существо посетило меня в такой безлюдный век? – спрашивают Весы, и Сеп содрогается, словно в глубине его ещё есть остатки жизни.
– Кто это прилетел на Сеп, осмелившись нарушить мой карантин? – вопрошают мудрые Весы и сами пугаются своего несуществующего голоса. В ответ все механизмы на Сепе, некогда оживлённые Кундалини, начинают вращать колёсиками, шевелить антеннами и скрежетать ржавыми подшипниками. Но через миг все звуки смолкают, потому что как бы ни хотели механизмы ответить вечным Весам, они не могут, мёртвые и забытые.
– Что за создание смеет тревожить покой моей мудрости? – звенят Весы, обращаясь к гостю, и они получают ответ, на который не рассчитывали.
– Не создание перед тобой, а создающий. – Так странно отвечает гуманоид, который стоит перед Весами и с любопытством их рассматривает. – Не мир создал меня, а я создаю миры.
– Кем бы ты ни был, уходи. В этом мире карантин, Сеп заражён Кундалини. Если не уйдёшь, превратишься в мечту.
– Я уйду, как всегда и поступаю, но сначала ответь мне, старый механизм: что ты такое?
– Ты не знаешь, жалкий гуманоид!? Ты никогда не слышал о великих и мудрых Весах, созданных мыслями богов? О Сеп, о времена! Да простит меня Зерван… Я есть Весы Справедливости, последний живой механизм на Сепе, ко мне приходили миллионы паломников, все они были почтенны и едва смели поднять взор на меня, чудо из чудес.
– И чем это было оправдано?
– Ты дерзок, неуч! Я измеряю добро и зло, войну и мир, я знаю о Вселенной то, чего не знает ни один гуманоид. А кто ты, что смеешь задавать мне вопросы и проверять мою состоятельность? Ты посланник тьмы, сама война, сын Некроникуса?
– Я не война и не тьма, я – энергия. Я неумолим и не болтаю зря. Ты смешной и бесполезный механизм, вообразивший себя божеством среди остальных. Это говорю тебе я, рождённый в мире Земля под именем Элиас Октобан, хотя другое имя нравилось мне больше…
Последние слова звучат в полном одиночестве на совершенно пустой планете, ибо Весы Справедливости больше не живы, они раздавлены тяжёлым сапогом Элиаса Октобана. Прах разносит по Сепу ветер, вдруг рождённый глубокими недрами планеты, и везде, где ветер достигает поверхности, бывшие живые механизмы рассыпаются на песчинки, становятся частью земли.
– Если тебе было интересно, то я тот, кого боятся магистры трагила-сай. Я тот, кто долго ждал, пребывая вне жизни, и теперь вернулся, родился, чтобы стать частью непонятного тебе процесса. Я тот, в ком нуждается любая замкнутая система. Хотя, думаю, тебе это было бы не интересно знать.
Он перешагивает через бесполезную груду металла, которая недавно была великими Весами Справедливости, и смеётся, упиваясь своим безумным смехом, – таким нелепым кажется ему существование механизма, измеряющего добро и зло.
Глава 8
Дальние миры, Окутана 2
На мосту, соединяющем Окутану 2 и Траг, замирают все, кто пришли сражаться. Магистры корчатся в муках боли, воины опускают оружие, и великая тень смерти накрывает Траг. Никто не знает как, но ко всем приходит одна и та же мысль: чудо из чудес, последнее творение богов, Весы Справедливости, сделанные из жёлтого металла, уничтожены, перестали существовать, мертвы… И нет ничего ужаснее, чем исчезновение бессмертных Весов. Теон Дер-Видд выходит на мост и говорит так, чтобы все его слышали:
– Отдадим последнюю дань минутой молчания великому чуду, созданному руками богов, – Весам Справедливости. Их больше нет в Дальней волне. Были они живыми или нет – вопрос для философов, но, как бы там ни было, Шагающий по мирам уничтожил их. Он перешагнул через них, чтобы так же перешагнуть через наш мир и через все живые планеты. Скорбите, смертные, потому что враг уже близко. Сражайтесь в последний раз и пейте хмель, пока вам не станет легче, потому что я не уверен, сможет ли кто-либо из вас остановить наступающий мрак.
Пустыня Манахар-Сарат, замок Утренней Росы
В пустыне Манахар-Сарат усталый путник стоит перед вратами замка Утренней Росы, не решаясь постучать в чертоги красоты. И вот когда после долгих раздумий он чувствует решимость, приходит боль, терпеть которую не может даже тот, кто идёт путем трагила-сай: он падает на горячий песок, ощущая, как опустел мир Сеп и как скорбит весь Траг, потому что ещё один мир пал жертвой безумца, не понимающего, что он творит. Мертвы Весы, которые были последним чудом на Сепе. И сам Сеп вступил в фазу изменений. Его словно накрыла костлявая рука смерти. Когда неофит поднимается с колен, превозмогая боль и не вытирая слёз, которых не стыдится, – перед ним открываются врата, увитые дикими алыми розами, и замок Утренней Росы приглашает войти адепта великого искусства трагила-сай.
Когда он смотрит вблизи на замок Марис Та-Литы, то не верит своим глазам. Хоть Ариман всего лишь ученик, он многое успел увидеть за свою короткую жизнь, но такого волшебства он ещё не видел, и суть происходящего не умещается в его голове. Замок сделан не из кирпича или глины, и даже не из углепластика, как на Траге, он соткан из мельчайших капель воды. Он вполне оправдывает своё название: от такого зыбкого и прозрачного строения веет утренней свежестью. Заблудившееся солнце неизвестного мира играет с отражением внутри замка, и каждая капля светится в ответ на ласковые лучи.
Любоваться этим творением можно бесконечно долго, но жажда и усталость Аримана сильнее, чем восхищение прекрасным. Он без сил падает перед замком из воды и шёпотом называет имя Марис Та-Литы, просит пустить умирающего путника. Врата в замок открываются, и Ариман находит в себе силы войти, он запускает руки в стену и набирает полную горсть прозрачной прохладной воды. Выпив её, он обретает силы, которые отобрала пустыня. Опустившись на колени, он не смеет поднять голову, когда в зал, где стены – водопады, а потолок – белое небо, входит дочь дочери Розы Дроттар, прекрасная Марисс Та-Лита. Её руки проросли розовыми бутонами, волосы зёленые и мокрые, как трава ранним утром, на обнажённом теле растут водоросли и лианы. Только лица её не видно, потому что на голове она держит корзину, полную воды, и вода всё время проливается, увлажняя проросшие сквозь тело розовые бутоны.
– Подними глаза, путник, ты на краю света, но здесь найдешь рай.
Она в несколько раз выше Аримана, но легко наклоняется и обтирает его сухую кожу влажной рукой. Невероятная нега и покой заполняют тело ученика трагила-сай. Он понимает, что должен сопротивляться, но тело становится слабым, он готов отдать всё, чтобы продлить миг нежного прикосновения. Когда руки Марис скользят к его усталой голове и гладят волосы, так уставшие на беспощадном солнце Манахар-Сарат, Ариман забывает о своей миссии, о трагила-сай и о Дер-Видде, который послал его с вопросом к дочери дочери Розы Дроттар. Любовь и счастье переполняют его, проникают в вены и насыщают всё тело. Разум не хочет знать ничего в этом мире, пока руки Та-Литы гладят волосы трагила. Он не помнит предупреждения своего учителя, он чувствует лишь одну благодать, равной которой нигде нет в Дальней волне. Его обнажённое тело выдаёт неусмиримое желание, он падает к ногам Марис и жарко шепчет, обнимая её ноги, белые, как небо над замком Утренней Росы:
– Прекраснейшая из женщин, ты – действительно рай, о котором никто не может мечтать. Но я нашёл тебя и готов остаться. Будь моей женой, подари мне любовь, чтобы мы стали самой счастливой парой в Дальней волне творения!
– Ты неосмотрителен, – она больше не гладит волосы, опалённые чужим солнцем, – предлагаешь мне стать твоей женой, а сам даже не видишь моё лицо. Смотри же!
Он поднимает голову, уверенный, что скоро врата рая откроются ему, самому счастливому гуманоиду в волне творения. Но когда он смотрит на лицо той, что должна нести любовь и негу, содрогается: глаза её (глаза зверя) горят, как два уголька, они пылают гневом, ужасны и невозможны. Они – её равновесие. Вся состоящая из цветов и воды, она пылает гневом, глаза горят, глаза никогда не согревают, они могут только опалить.
– Очень многие маги желали сделать Марис Та-Литу своей рабой! – Она выжигает его темечко горящими глазами. Становится невероятно жарко, и, удручённый, Ариман закрывает лицо от невероятного пламени, которое готово поглотить его. Она немилосердна, как бог гнева. – И ты такой же. Я знаю, с каким вопросом ты пришёл, но ты не получишь ничего, ибо вообразил себя господином и мужем самой Любви!
Её голоса уже давно не слышно, но ещё дольше он не осмеливается убрать руку, которой защищает своё лицо. Теперь он вспоминает предупреждение Дер-Видда и понимает, что старик был трижды прав, это существо опасно… Когда он всё-таки осмеливается открыть глаза, только что созерцавшие красоту и гнев дочери дочери Розы Дроттар, то видит лишь песок вокруг и палящее солнце Манахар-Сарат. Нет Марис Та-Литы, нет её замка, сшитого из капель утренней росы. Нет ничего вокруг – только песок и жара, от которой кружится голова. Сначала он думает, что это был мираж, но на волосах всё ещё сохранилась влага, а тело хранит её запах, лёгкую свежесть, подобную чистейшей прохладной воде. Нет, это был не мираж, он видел ту, о которой не смеют мечтать, и он, жалкий червь, посмел грезить об этой волшебной женщине…
Ариман просит помощи у великого Меродаха, повелителя мистерий. Он погружается в глубокую медитацию, чтобы позвать на помощь Теона Дер-Видда, магистра трагила-сай. Нет ничего позорнее, чем ученик, который не справился с заданием. Если бы он был на Траге, и это было бы испытанием во время мистерий, – всё, что оставалось бы ученику в подобной ситуации – умереть со стыда. Но пустыня Манахар-Сарат так беспощадна, а Ариман ещё не готов расстаться со своим молодым и прекрасным телом. Он зовёт второго магистра Трага, не надеясь на ответ…
Дер-Видд снисходителен, хотя никогда в этом не признается. Когда он в первый раз нашёл замок Утренней Росы, он, подобно Ариману, возжелал недоступную Любовь и был так же выброшен умирать в пустыне. Полный цикл ушёл у него на то, чтобы вернуться обратно на Траг. И только проведя много времени в медитации и размышлении, он второй раз отправился к замку Утренней Расы, очистив своё сердце и ум от опасных мыслей. Он облачился в белые одежды и умолял Марис явить свой чудный лик, обещая, что ни взглядом, ни мыслью не оскорбит ту, чья чистота недостижима для обычного смертного.
И замок вновь появился, Марис Та-Лита отворила врата-водопады и явила себя во всей красе, её гнев сменился на милость, а глаза светились ласковым светом. И произошло то, что Дер-Видд не мог контролировать. Одна его голова, полная ясности и понимания, признала дочь дочери Розы Дроттар великим божеством, неуловимым, как утренняя роса, а вторая вновь возжелала женщину, от которой нельзя отвести взгляд. Вторая голова магистра стала вести речи о том, какой сильной и волшебной парой они станут, как покорят всю Дальнюю волну и подарят друг другу невообразимые ласки. Тогда Дер-Видд умертвил ту голову, которая не смогла устоять перед ликом Марис. Больше ничего не мешало им разговаривать, и Та-Лита открыла магистру те тайны, на которые он даже не рассчитывал. Голова с тех пор так и осталась мёртвой, но Теон Дер-Видд посчитал такую жертву слишком малой, чтобы оплатить подаренную ему мудрость.
Потому он снисходителен к Ариману, у которого нет даже звания магистра; к ученику, так и не обуздавшему желания своего тела. Дер-Видд появляется посреди пустыни, открыв гиперпереход недалеко от того места, где только что растаял замок Утренней Росы. Он даёт еду и питье Ариману, который от жары становится красным и готов потерять сознание. Потом он предлагает одеть белые одежды и смиренно просить Марис Та-Литу быть к ним благосклонной.
– Это не поможет! – Ариман в отчаянье, он злится на себя и на свою постыдную похоть. – Я видел гнев Любви, и этот гнев был неумолим.
– Тогда будь готов умереть в этой пустыне, потому что выхода из неё нет, обратный путь может указать только Марис Та-Лита.
Это обман, но Ариман верит учителю и, став на колени, начинает усердно молиться, заставляя свою плоть подчиниться разуму адепта трагила-сай. Он смиренно просит дочь дочери Розы Дроттар простить его желание, затуманившее разум, он готов вырвать глаза, если они станут соблазнять его. Он обещает никогда больше не смотреть на неё, как на женщину, и воспринимать её чистую суть – дух, принадлежащий Средней волне. Вместе с ним усердно молится и Теон Дер-Видд, который знает, что Марис Та-Лита имеет сердце, и это сердце уже прощало его один раз.
Трое суток проходит, прежде чем появляется в пустыне замок Утренней Росы и открывает свои врата тем, кто ни на миг не переставал молиться.
– Войдите, – слышат они холодный голос.
Теперь Марис предстаёт перед гостями замка в серой одежде, укрывающей её длинное тело с головы до пят. Бутоны розы больше не растут на ногах и руках, а лицо закрыто золотой маской, как у Бальдура, божественного принципа Красоты.
– Мы заслужили это, прекрасная дева, – согласен Теон Дер-Видд, он оставляет дары для принцессы замка: великую книгу магистров, сферу золотой энергии и веер Гармонии, колдуньи из мира Транс. – Я, Теон Дер-Видд, прошу тебя проявить благосклонность к ученику, который ослеплён твоей красотой. Страсти бушуют в его душе, потому что он до конца не прошёл путь трагила-сай, он носит имя демона плоти – Аримана. Если ты посчитаешь невозможным ответить на наши вопросы, мы удалимся, и в Манахар-Сарат не останется даже наших следов.
Дер-Видд кривит душой, он знает: если врата открылись и Марис пустила путников, она готова их выслушать. Ариман, сгорая от стыда, низко склоняет голову, не смея поднять глаза. Однако он чувствует, что прожигающий взгляд колдуньи направлен на него и внимательно изучает.
– Мы пришли узнать, как нам победить существо, уничтожающее миры. Имя ему —Шагающий по мирам.
– Почему вы, трагилы, решили, что тот, кого ты называешь Шагающим по мирам, уничтожает планеты и цивилизации?
– Я могу показать тебе, госпожа. – Дер-Видд склоняется ещё ниже. – После того, как он появляется на планете, где существует жизнь, мир изменяется, перестаёт отвечать на вызовы Живого космоса и разрушается.
– Твой ученик считает так же?
Ариман поднимает голову, он готов высказать своё мнение, которое немного отличается от видения магистра, но, встретив его холодный взгляд, вновь склоняется, касаясь лбом мокрого пола.
– Как может быть по-другому? – удивлён Дер-Видд. – Он – наш враг и угрожает всему Живому космосу. Кто может с ним сразиться?
– Не тот, кто силён.
Ответ Марис Та-Литы – загадка, трагилы ждут продолжения, но его нет. Тогда Ариман осмеливается спросить:
– Объясни, как нам понимать твои слова…
– Если Шагающий по мирам – это тот, о ком я думаю, вы не найдёте никого сильнее его.
– Страж Трага – очень сильный гуманоид… – шепчет Дер-Видд, ему хотелось бы получить у Та-Литы подтверждение, что он прав, когда выбрал Лота из Чинвата.
– Не всё можно решить силой, магистр, ты знаешь это не хуже меня. Шагающий по мирам рождён гуманоидом на одной закрытой планете, которая расположена на окраине Живого космоса. Его великий дух ослаблен сердцем гуманоида, вот что может вам помочь. Только тот, кто чист сердцем и помыслами, может бросить вызов Шагающему.
Теон Дер-Видд думает о Лоте из Чинвата, он чист сердцем – хотя и убивал врагов, никогда не нападал без причины и никого не предавал. Он кажется магистру вполне подходящим кандидатом. Совсем о другом думает Ариман: он точно знает, что чист сердцем, он не умерщвлял чужую плоть, он не осквернял себя властью и не имел любовных связей с другими существами.
Да, он, Ариман, бросит вызов Шагающему по мирам, чтобы послужить во славу трагила-сай и получить титул магистра. Он не силён физически, но его дух ни к чему не привязан, он свободен и, значит, чист для сражения. Оба они слепы в своих ожиданиях, это видит Марис Та-Лита и потому отворачивается, намереваясь покинуть замок Утренней Росы, который без неё растает на жадном солнце Манахар-Сарат.
– Последний вопрос, госпожа. – Дер-Видд желает получить точные указания, хотя и знает, что на пути истинного мага таких указаний быть не может. – Есть ли кто-то в Дальней волне, кто может назвать нам имя?
– Откуда мне, затворнице в пустыне, знать всех в Дальней волне? Впрочем, одно существо я знаю. Это тот, кого вы называете именем Серапис. Он может определить, у кого из воинов чисты помыслы и сердце, кто может прервать намерение Шагающего по мирам. Но прежде я бы подумала: а стоит ли становиться на пути у того, кто лучше вас видит, в чём нуждаются миры волны творения?
Это всё, что может сказать магистру и его ученику дочь дочери Розы Дроттар, колдунья из пустыни Манахар-Сарат. Она уходит, теряя маску, и Ариман едва успевает отвести взгляд, чтобы не стать снова рабом её красоты. Замок стекает в жадный песок и питает пустыню, которая прорастает деревьями. Проживут они недолго, никогда не зацветут и будут расти лишь до тех пор, пока не взойдёт беспощадная звезда, но пустыне и этого достаточно, она устала быть бесплодной…
