Ирина Мясникова
Запретные практики
Следует признать, что столь вопиющая молодость сопутствовала Панкратьевой во многом благодаря усилиям Алика Зотова. Тот являлся приверженцем здорового образа жизни, прямо скажем, очень-очень здорового. Сам Алик не пил, не курил и регулярно занимался спортом. Кроме того, он категорически не употреблял в пищу мясо, за исключением курицы, и при любой возможности ел рыбу, особенно любил сырую. Еду себе он готовил исключительно сам, не доверяя столь важное дело Панкратьевой, готовил в большинстве случаев на пару и практически без соли, вместо соли он использовал соевый соус. Ничего жареного, копчёного, никаких полуфабрикатов Алик не ел, пил он только зеленый чай и ко всему этому усиленно приобщал Панкратьеву, а также постоянно боролся с её вредными привычками. И если есть паровую и несоленую пищу Анна Сергеевна еще соглашалась, то отказать себе в кофе и сигаретах оказалось выше ее сил. Поэтому оторвавшись от зеркала Панкратьева собрала косметичку и с чувством выполненного долга отправилась на кухню курить.
Осень выдалась на редкость теплая, и можно было открыть окно дабы покурить на свежем воздухе, а заодно и проветрить кухню от всепроникающей вони полезного супа из сома. Опять же из окна открывался великолепный вид на поглощающего Ци Зотова. Анна Сергеевна достала из пачки тонкую ментоловую сигарету и с чувством закурила. Ну, как тут бросишь курить, когда эти чёртовы искусители наладили выпуск таких вкуснейших ментоловых сигарет. Старые ментоловые, те самые про которые пелось это вот: «дым сигарет с ментолом», были все-таки резковаты, а эти имели тонкий вкус и просто замечательно пахнущий дым. Некоторые особые приверженцы здорового образа жизни часто жалуются на отвратительный запах сигаретного дыма, на это можно им в ответ пожелать всю жизнь суп из сома нюхать.
Если бы Зотов не был так погружен в себя, наверняка бы решил, что Панкратьева нарочно над ним издевается, нагло куря в окне напротив.
– Аня, как ты не понимаешь! – каждый раз, видя ее курящей, говорил Зотов. – Никотин, алкоголь и наркотики придуманы исключительно для того, чтобы рабы видели пространство вокруг себя искаженным! А ты мало того, что куришь, ты еще ведрами пьешь кофе, а в командировках и коньяк употребляешь!
«Надо же такое придумать, – мысленно возмутилась Панкратьева, затягиваясь сигаретой и разглядывая Зотова из окна, – ишь, властелин мира весь в красном, а кругом рабы, понимаешь ли! Да вкусно мне это всё: и сигарета, и кофе, и коньяк, и картошечка жареная с золотистой корочкой, и шашлык! Господи, шашлыка-то как хочется. Виданное ли дело, чтобы рабы ели всё, что им захочется, а господа ограничивали себя во всём, ещё и без соли! Как такое возможно? Совсем у парня от этой Ци ум за разум завернулся».
Мясо, по версии Зотова, нельзя было есть отнюдь не из жалости к несчастным животным, а потому что, когда злые убийцы приходили убивать коров и поросят, те страшно боялись, и при этом в их кровь поступал адреналин. А потом Панкратьева ела мясо убитого животного и сама, в свою очередь, через их адреналин начинала всего бояться. Правда, обычно поев мяса Панкратьева почему-то никакого страха не испытывала, а наоборот хотела спать. Курица же и рыба в силу своей абсолютной безмозглости в соответствии с теорией Зотова факта своего убийства не осознавали, поэтому есть их можно было смело.
Однако несмотря на весь скепсис по отношению к системе питания Зотова, через год совместного проживания с ним, питаясь хоть и частично так, как он этого требовал, Панкратьева резко помолодела и похорошела. И даже сама подумывала над тем, чтобы бросить курить. Конечно, не из-за глупостей про рабство и искаженное восприятие действительности, а исключительно из-за желания быть вечно молодой и прекрасной. Согласитесь, это серьёзный аргумент для дамочки, которой есть, что терять.
От этих мыслей ее оторвал звонок мобильника. Звонил Дубов.
– Ну, наконец-то! Ты чего телефон выключаешь? Тебе Федор передавал, что я звонил, почему не перезвонила? Я ж волнуюсь!
– Слава Богу, если Федор в своих компьютерных войнах помнит, как его самого зовут! Сказал, что мужик какой-то звонил и все. А чего ты волнуешься?
– Надо же! Мужик какой-то?! Он меня совсем не знает, что ли? Вот поросёнок! А волнуюсь я, потому что ты летишь завтра волку в пасть! Ты там, это, на амбразуре сильно не убивайся. Упрется, ну его на хрен! Будем решать через Москву. Мы ж с тобой, слава Богу, не на помойке найденные.
– Как скажешь, товарищ командир, – радостно согласилась Панкратьева. Даже представила, как заходит в руководящий кабинет и говорит, мол, здрасьте и до свидания, наше вам, пишите письма. Красота! Только и остаётся, что командировочные пересчитать да с пользой потратить.
– Ань, я б сам полетел, ты же знаешь, да, боюсь, морду ему набью, не удержусь. – Дубов явно чувствовал себя виноватым. – А ты мне пообещай, если он в штопор войдет, развернешься и свалишь оттуда! Слышишь? Ты мне тут нужна нервно здоровая.
– Угу, я постараюсь. – Панкратьевой очень понравилось, как Дубов её уговаривает, в кои-то веки, поэтому продолжила нагнетать:
– Но уж больно про него страсти всякие рассказывают. Боюсь я, вдруг не успею ноги унести?! – Тут она живо представила, как бежит из кабинета, а её настигает брошенный ей во след малахитовый чернильный прибор с позолоченными гербами. Такие чернильницы особенно любили большие руководители той самой уважаемой компании, которой принадлежал завод.
– А ты не бойся. Если что, плюнь ему в рожу, и уезжай. И звони, докладывай, как и что. Я сейчас правду тебе говорю, волнуюсь за тебя, переживаю. Поняла? – В голосе начальника сквозила забота.
Панкратьева рассмеялась:
– Люблю тебя, Дубов, хоть ты и гад гадостный. Все, конец связи.
Она повесила трубку и подумала, что иногда бывает очень несправедлива к своему компаньону. Вон, похоже, действительно переживает, а она ему ради эксперимента чуть меж глаз огненным шаром не засандалила! Хотя не исключено, что Дубов просто исполнил на прощанье ритуальный танец, изобразил заботу, чтобы потом, когда она вернётся ни с чем, чихвостить её и в хвост и в гриву с чистой совестью.
Следует отметить, что Анна Сергеевна Панкратьева и её непосредственный начальник и компаньон, или как она его называла, подельник Дубов были знакомы очень давно ещё со времен Перестройки и прекрасно знали всю подноготную друг друга, даже пытались в своё время дружить семьями. Дружба не получилась, а вот некоторая фамильярность в отношениях в отсутствие подчинённых осталась.
Утром Панкратьева подпрыгнула на кровати от свирепого рёва будильника. Рядом безмятежно сопел Зотов. Набравшись Ци, Зотов мог спать не только под гул Невского проспекта, но и под пушечную канонаду. Анна Сергеевна чмокнула его в нос и отправилась в ванную.
Она очень любила эти ранние утренние часы, когда все еще спали, и никто не путался под ногами. Панкратьева собралась, сварила себе кофе и села завтракать чашкой кофе с сигаретой. Это было так вредно, но так вкусно, а кроме того, помогало ей сосредоточиться на предстоящей поездке.
Перед выходом из дома она прокралась в комнату Федьки и обцеловала своего детеныша, теплого и спящего.
Дорога в аэропорт оказалась пустынной, огромный город еще спал, поэтому Панкратьева очень удивилась, краем глаза заметив в зеркале заднего вида большой черный внедорожник, едущий следом за ее маленьким спортивным автомобильчиком практически вплотную.
Благодаря хорошо развитому периферическому зрению, Анна Сергеевна как стрекоза часто видела то, что происходит у нее за спиной. Поэтому она еще больше удивилась, когда обернулась и никакого внедорожника за своей машиной не обнаружила. Зрение никогда Панкратьеву не подводило, и она твердо была уверена в том, что внедорожник все-таки был, но вот куда он девался?
«Чертовщина какая-то», – решила Панкратьева и стала внимательней следить за дорогой.
До аэропорта она доехала без приключений, внедорожника больше не видела, успокоилась, и решила, что ей это все померещилось с недосыпу. Поставив машину на стоянку, Панкратьева отправилась в зал ожидания и вскоре уже сидела в самолете, пристегнув ремни.
Спать в самолетах у неё никогда не получалось, а из-за того, что довольно часто летала в командировки, все полетные журналы из спинок впередистоящих кресел она знала уже наизусть. Книжки с собой таскать было бы неправильно, вон один фен сколько места занимает, лишний вес опять же, поэтому каждый раз садясь в самолет, Панкратьева переживала приключение встречи с очередным дамским журналом. Она покупала эти красивые глянцевые журналы с картинками исключительно в самолете и там же их оставляла. Журналы эти были очень интересными и содержали кучу полезных сведений от гороскопа и кулинарных рецептов до разных советов, как обращаться с мужчинами. Панкратьева эти советы внимательно изучала, а по возвращении из командировок всегда честно пыталась применить их на практике, то есть в приложении к Зотову. Но, то ли Зотов был не такой как все остальные мужчины, то ли советчица журнальная сама не знала, что советовала, но к Зотову советы из дамских журналов прикладываться отказывались наотрез. Тем не менее, само по себе чтение этих советов являлось очень увлекательным занятием, и время в полете пролетало практически незаметно.
В этот раз советчица рассказывала о том, что если организму дамочки требуется секс, а заняться сексом дамочке не с кем, то надо пойти в магазин и получить то же самое удовольствие от покупки нужной вещи. Мол, от шопинга организму станет так же полезно и радостно как от секса. Вот с этим Анна Сергеевна Панкратьева сразу согласилась. Причем независимо от того хотелось ей заниматься с кем-нибудь сексом или нет, в магазин она всегда шла с удовольствием и с удовольствием тратила там деньги, а потом с удовольствием шла домой и с удовольствием мерила приобретенную вещицу с различными вариантами своего гардероба. А уж если покупалась новая шуба или машина, то вот это было удовольствие так удовольствие. Какой там секс?! Этот полезный журнальчик даже обидно было оставлять в самолете, и Панкратьева забрала его с собой.
Несмотря на все опасения, встретили ее хорошо, поселили, где и всегда, в центре, в том же пятизвездочном отеле. На заводе Панкратьеву ждали на следующий день с утра, поэтому высвободившийся вечер можно было посвятить осмотру достопримечательностей или посетить магазины. А так как достопримечательности Панкратьева изучила еще в свои предыдущие приезды, то она с удовольствием направилась в магазины за своей порцией секса, как следовало из только что изученного журнала. И не зря! В магазине она увидела роскошный костюмчик, черный в мелкий белый горошек. Самое приятное заключалось в том, что костюмчик сел на Панкратьеву как влитой, да еще и денег стоил не таких огромных, к каким Панкратьева уже привыкла на Родине в так называемых бутиках. Вы ж понимаете, что в питерский бутик этот костюмчик надо ещё привезти, а по дороге, как водится, заплатить мзду всем мздоимцам, которых в нашей великой стране издревле семеро с ложкой на одного с сошкой. Скрепная традиция такая. Разумеется, костюмчик был тут же куплен и примерен в номере отеля со шпилечными туфлями. Блеск! Панкратьева обмыла костюм коньяком из минибара, выкурила под рюмочку коньяка вкусную сигаретку, и совершенно счастливая завалилась спать. Ни про какой такой секс после столь замечательного шопинга в соответствие с журнальной теорией она даже не вспомнила.
Ночью ей приснилось, что она летает. Вышла из отеля в новом костюме и полетела. А потом стала ходить по облакам прямо в своих шпильках. Шагнет на облако, а оно так и пружинит под ногами. Внизу на площади перед отелем стояли люди, улыбались и махали ей руками. Самое интересное, что она сверху разглядела площадь в мельчайших подробностях. Особенно фонтан. Она даже видела завитушки, местами от старости покрытые зеленью.
Наутро, когда Панкратьева в новом костюме спустилась в буфет завтракать, она поняла, что вооружена до зубов и неотразима. Проживающие в отеле командировочные и туристы мужского пола застывали при ее появлении как соляные столбы. Панкратьева вспомнила волшебника Арсения и задумалась, откуда же в ней самой берется эта большая энергия, о которой тот говорил? И та ли эта самая Ци, ради получения которой Алику Зотову приходится завязываться немыслимым узлом и питаться как кролик? Может быть, Панкратьева отнимает эту самую энергию у встреченных на своём пути мужчин? Вот прямо сейчас идёт себе вся такая в мелкий белый горошек и вытягивает из туристов жизненные силы. Панкратьева представила, как от неё во все стороны расходятся невидимые щупальца и высасывают из мужчин жизненные силы. Картина получилась красивая, но страшная. Это ж медуза Горгона какая-то, а не Анна Сергеевна Панкратьева. Пришлось даже слегка помотать головой, чтобы избавиться от ужасного виденья. Если б это было так, то волшебник Арсений наверняка бы это обнаружил и предупредил её. Вон как волновался, чтоб она никому вреда не причинила.
На заводе Анну Сергеевну Панкратьеву ждали явно с интересом. Старые знакомые, с которыми отношения были налажены еще при прежнем директоре, глядели на нее сочувственно.
«Опять жалеют! – подумала Панкратьева. – Прям как соседи мои».
Она обошла все службы, получила необходимые для закрытия выполненной работы визы. Главный бухгалтер завода, которую все на заводе уважительно и с любовью называли Тимофеевна, заверила Панкратьеву, что перечислит ей деньги сразу, вот просто незамедлительно, как только поверх этих виз появится главная подпись самого! И тоже поглядела сочувственно.
Панкратьева вздохнула и направилась в приемную директора. Там ее уже ждала секретарь Лидочка.
Надо сказать, что Панкратьева виртуозно умела налаживать отношения с секретарями и помощниками больших боссов. Причем, какими бы не были отношения Панкратьевой с самими этими боссами, отношения с их секретарями всегда оставались самыми что ни на есть доверительными и душевными.
Увидев Панкратьеву, Лида закатила глаза:
– Анна Сергеевна, здравствуй, выглядишь потрясно! – затараторила она. – Слушай, наш назначил совещание по вашей установке на двенадцать ноль-ноль. Велел, чтоб ты обязательно была.
Панкратьева расцеловалась с Лидочкой.
– Здравствуй дорогая! Ты тоже хороша, как супермодель прямо! – сообщила она, с удовольствием разглядывая красавицу Лиду.
Лида в свое время выиграла титул «мисс Кишинев», но кроме выдающихся внешних данных имела ещё и очень сообразительную голову, диплом о высшем юридическом образовании, в совершенстве владела английским, итальянским и румынским языками, поэтому и получила работу в солидной компании, да еще на зарубежном заводе. Правда, работу секретарскую, зато при большом начальстве. Надо же с чего-то начинать. Однако Анна Сергеевна подозревала, что, выбрав карьеру супермодели, Лида уже заработала бы не один миллион и поплёвывала бы на это большое начальство откуда-нибудь с Эйфелевой башни.
– А скажи, кто еще будет совещаться? Что за зрители приглашены? – поинтересовалась Панкратьева. – Видать, твой начальник меня рвать на части тет-а-тет не желает.
Она представила себя на арене римского цирка в битве со львом в окружении жаждущих крови ревущих трибун.
– Не бойся, наши нормальные все будут: главный инженер и начальник установки. Ты их знаешь. Женщину в обиду не дадут. Кроме того, у нас все вашей работой довольны, очень даже довольны.
«Ага, – с облегчением подумала Панкратьева, – главный инженер с начальником установки это всё-таки не толпы возмущённой общественности, требующие зрелищ».
– Ты-то тут как? – спросила она Лидочку. – Кофе дашь?
– Ой, – Лидочка засуетилась у кофе-машины, – лучше не спрашивай! Я по Сергею Павловичу знаешь, как скучаю! Это ж такой человек был! Как мне повезло, что я с ним поработать успела, – зашипела она, оглядываясь по сторонам. – Боюсь, скоро мне придется работу искать. А я в Кишинев возвращаться совсем не хочу. Это ж всё опять с нуля начинать.
– Понятно, – посочувствовала ей Панкратьева, – ты раньше времени-то не переживай, может, еще сработаешься. А, кроме того, что-то я не знаю фактов, чтоб из вашей компании кто-то увольнялся. Уж если попала в этот кузовок, значит тебя посчитали груздем, и лотерейный билет, считай, уже на всю жизнь вытащила. Все будет хорошо. Эх, мне бы к вам в компанию на работу просочиться!
– Ой, что ты! Вот бы здорово, я бы к тебе секретарем пошла.
– Не секретарем, Лида, а помощником руководителя! Главным!
Лида расхохоталась:
– Нет, лучше генеральным!
К тому моменту, когда Панкратьева выпила кофе, в приемной стали собираться сотрудники завода, приглашенные на совещание. Со многими она сегодня уже виделась и успела расцеловаться. Атмосфера воцарилась веселая и непринужденная. Мужчины столпились вокруг Панкратьевой, и она рассказала им очередной свой анекдот про то, как Дубову трудно преодолевать рамки безопасности в аэропорту. Так уж её начальник устроен, всегда звенит! Поэтому весь коллектив их предприятия пришёл к выводу, что звенит его стальной характер, но это, конечно, версия для Дубова. Тут же посыпались различные гипотезы о причинах этого звона, а Панкратьевой вспомнился волшебник Арсений и поставленный им диагноз про клоуна. Слышал бы сейчас этого клоуна сам Дубов, мало бы ей не показалось.
В веселом настроении вся компания и ввалилась в директорский кабинет в строго назначенное время.
Новый директор по фамилии Воронин на взгляд Панкратьевой оказался мужчиной очень и очень интересным, что называется импозантным. Никакая вам не сарделька, наоборот стройный и плечистый. Легкая благородная седина на висках, умные глаза, непонятный возраст: то ли под пятьдесят, то ли за пятьдесят, дорогой костюм и крепкое рукопожатие. В целом, можно сказать, прекрасный принц среднего возраста. Разумеется, для тех, кто хоть что-то в этих принцах понимает. Панкратьева даже слегка успокоилась. Уж больно внешность волка, к которому она по словам Дубова прилетела прямо в пасть, вызывала доверие. Такие обычно Панкратьевой восхищаются, а не откусывают ей голову.
Все расселись.
Главный инженер доложил о проведенной с помощью фирмы Дубова и Панкратьевой успешной реконструкции установки, о том, что она, наконец, вышла на проектную мощность, что дало серьёзный рост производительности завода в целом.
Начальник установки в свою очередь тоже похвалил работу предприятия Панкратьевой и выразил надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество.
Панкратьева, разумеется, рассыпалась в ответных комплиментах и поблагодарила коллектив завода за оказанное доверие, а также выразила надежду на дальнейшую совместную работу по реконструкции остальных установок завода. Короче, традиционное бла-бла-бла или, как говорится, мир, дружба, жвачка! Бухтя это вот всё, Панкратьева тихонько подложила на директорский стол прямо к тому самому традиционному малахитовому чернильному прибору с позолоченными гербами пачку документов, требующих окончательной подписи Самого.
И когда, казалось, что все уже позади, и черт не такой уж и страшный, как его малевали, импозантный господин Воронин вдруг вскочил из-за стола, налился малиновым цветом и заорал. Причем заорал он так громко и неожиданно, что Панкратьева аж подпрыгнула на стуле, а остальные вжались в свои кресла.
– Вы что?! – дурным голосом орал практически прекрасный принц, несмотря на всю свою благородную внешность. – Что себе позволяете?! Это вы свою халтуру работой называете? Где этот придурок, начальник ваш? Он мне зачем тут смазливую бабёнку прислал задом вертеть! Я на дурака похож, да?! Без баб раньше работали и дальше как-нибудь обойдемся! Баба должна дома сидеть и детей воспитывать, а не лезть не в свое дело! Пошла вон отсюда, вертихвостка!
Надо сказать, что уже при словах про бабёнку, вертящую задом, на глазах у Панкратьевой закипели слезы. Это она-то бабёнка? В новом костюме горошком?
«Господи, Господи, только бы не разреветься», – твердила она про себя, и от этого становилось еще хуже, слезы предательски скапливались в уголках глаз, собираясь бесстыдно поползти к носу.
В этот самый момент Панкратьева внезапно вспомнила про свое волшебное секретное оружие. Сразу полегчало, слезы изумленно остановились. Она мысленно сконцентрировалась в области третьего глаза, как учил её Арсений, и к моменту окончания фразы про вертихвостку шарахнула большим золотистым шаром прямо по благородной седине вопящего противника.
Шар получился действительно золотистым, как бы покрашенным золотой краской из детства Ани Панкратьевой. Тогда в маленьких пластиковых коробочках продавались два вида волшебной чудесной краски: золотая и серебряная.
Шар полетел довольно быстро и в момент, когда он ударил в голову несостоявшегося прекрасного принца, господин Воронин странно дернулся и внезапно заткнулся. Панкратьевой, как ни странно, уже совершенно расхотелось реветь, и в наступившей тишине она спокойным ровным голосом даже как-то по-хозяйски произнесла:
– Да! Пожалуй, это важное дело надо перекурить. Предлагаю прерваться минут на десять и всем выдохнуть. Потом обязательно продолжим.
Не дожидаясь реакции хозяина кабинета, она встала, взяла из портфеля сигареты и пошла к выходу. Следом дружно потянулись остальные присутствующие на совещании.
В приемной Панкратьеву уже ждала Лидочка с валерьянкой в стаканчике. Видимо дикий крик прекрасного принца был хорошо слышан и там. Проходя мимо Лиды, Панкратьева взяла стаканчик и залпом выпила валерьянку, как будто это была рюмка водки. Можно даже сказать, не выпила, а хряпнула или тяпнула валерьяночки.
– Лучше б водочки! – сказала она Лиде и засмеялась.
– Так у меня и водочка есть, от Сергей Павловича осталась! – поведала Лидочка, всем своим видом выражая готовность накапать Панкратьевой в стаканчик этой самой водочки.
– Спасибо, Лид, нельзя, а то мало того, что я вертихвостка, так еще скажут, что алкоголичка.
Панкратьева вышла на лестницу, где на площадке уже давно организовалось место для курения особо важных персон, приглашенных на совещания в директорский кабинет. Раньше при старом директоре совещание во главе с самим директором плавно перетекало в эту курилку.
Несмотря на внешнее спокойствие, руки у Панкратьевой тряслись, и у неё никак не получалось зажечь зажигалку, но вовремя подоспевший главный инженер завода быстро исправил эту ситуацию.
– Ань Сергевна! Не переживай, давай, я тебе портфель с документами вынесу, а мы с ребятами потом тебе как-нибудь все бумаги подпишем, обещаю, – сказал он, закуривая свою сигарету.
– Спасибо, не надо, я сама – решительно отказалась Панкратьева. – Сейчас вот покурю, да и валерьянка подействует.
– Ну смотри, а то он у нас и вправду бешеный. Многие уже работу подыскивают. Говорят, раньше вроде нормальный мужик был, а потом как с цепи сорвался.
– Да он и выглядит нормальным. Но, ты знаешь, наш Дубов тоже с виду «рубаха парень», а как накатит на него незнамо что, так орет как потерпевший, чуть не визжит да ногами топает. Интересно бы было поглядеть на их схватку. Кто кого поборет, вернее переорёт?! Ладно пойдем что ли в обратный зад! Мне без вашей коллективной поддержки никак нельзя. На миру ведь, как известно, и смерть красна! Кто потом народу правду расскажет, былины сложит?
– Молодец ты, Анна Сергеевна, настоящий боец. – С этими словами главный инженер открыл дверь лестничной клетки, пропуская Панкратьеву вперед.
Проходя в дверь, Панкратьева подумала, что видал бы он этого бойца без волшебного секретного оружия. Стояла бы сейчас и рыдала, глотая дым. Однако Арсений скорее всего никакой не волшебник, а просто-напросто очень хороший психолог. Может быть, с таким же успехом она могла бы своему противнику мысленно не золотым шаром в голову запулить, а отвесить хорошего пенделя. Представив эту веселую картину, Панкратьева окончательно успокоилась и решительно вошла в кабинет своего противника.
Господин Воронин сидел, как-то ссутулившись, с потерянным лицом, а из-под двери личной директорской комнаты отдыха тянуло сигаретным дымком.
– Я думаю, что надо все-таки как-то наше совещание подытожить, – смело начала Панкратьева, усаживаясь на свое место за переговорный стол.
– Вы меня извините, Анна Сергеевна, – вдруг прервал ее Воронин, – прямо не знаю, что на меня нашло. Вот бумаги ваши, возьмите, я всё подписал. Извините еще раз.
Панкратьева опешила. Вот это фокус! Похоже, все-таки никакой психологией тут не пахнет. На лицо нормальное настоящее волшебное колдовство или колдовское волшебство! Мысленно она потёрла руки, хихикнула и решила не останавливаться на достигнутом, а закрепить результат.
– Да бросьте, чего вы извиняетесь, когда кругом правы?! – сказала она как ни в чём не бывало.
Дело в том, что Анна Сергеевна Панкратьева читала не только дамские журналы и книги про третий глаз. Ещё во времена борьбы с пьянством и алкоголизмом бывшего супруга, она почитывала книжки по психологии и воспитанию. И в одной из них как-то прочла, что мощнейший воспитательный эффект на воспитуемого оказывает неадекватная реакция на его проступок. Вот такой неадекватной реакцией она и решила добить несостоявшегося принца среднего возраста Воронина.
Воронин посмотрел на нее недоверчиво.
– Да, да! Вы, абсолютно правы, – продолжила Панкратьева, – не женское это дело работать, в совещаниях сидеть, трамваем рулить да шпалы укладывать. Женская работа действительно мужу щи варить да рубашки гладить. Вот только, знаете ли, не всем женщинам такие мужья достаются как вот вы. Я имею в виду директоров заводов. Ну, чтоб мяса для щей привез, детям конфет да жене гребешок красивый, в смысле шубу. А некоторым так и вообще никаких мужьёв не достаётся. Не хватает в нашей стране мужьёв в принципе. Песню помните про статистику? А детей как-то подымать надо. Появлению детей статистика никак не мешает. Дети и без мужьёв прекрасно растут и кушать просят. Да чего греха таить, женщине и самой иногда поесть тоже необходимо. Небось, про потребительскую корзину всё знаете! Вот тут и приходится нам, дамочкам или, как вы говорите, бабам идти в исконно ваши мужские поля и вырывать у вас изо рта кусок хлеба. Ну и попой при этом вертеть, чего уж там, или хвостом, как вы правильно отметили. Ведь если дамочка на работу в бушлате пойдет или ватнике, то всё, хана. Никаких шансов у нее не будет какого-никакого мужа себе найти. Вы ж видали в телевизоре у тех, кто шпалы укладывает, и то химическая завивка сделана. А как же? Как же иначе-то принца своей мечты встретить? Мне, слава Богу, по роду своей профессии и благодаря хорошему образованию шпалы носить не приходится, повезло, так я вот в костюме хожу да губы крашу, ещё и шпильки эти невозможные надеваю. Еле-еле на них шкандыбаю, вечером ноги прямо отваливаются, а я все равно надеваю. Зачем спрашивается? Вот вы думаете, чтобы документы у вас подписать! Да ни фига подобного! Я ж думаю, вдруг приеду в командировку, зайду в директорский кабинет, а там он – мужчина моей мечты сидит: красив, богат, широк душой, а главное холост. Не, мне без шпилек, помады и костюма никак нельзя. И бумаги тут совершенно ни при чем. Я вот вам сейчас при свидетелях торжественно пообещаю, что как только найду себе мужа достойного, так сразу же с работы уволюсь. Но наряжаться не перестану. Принца мечты завлечь – это полдела, а удержать его подле себя и радовать ежедневно теми же щами – это целое дело. Я бы сказала, главное женское дело!
Говоря это, Панкратьева ни капельки не кривила душой, несмотря на то что дома у неё, казалось бы, имелся тот самый только что описанный ею принц мечты. Алик Зотов вполне себе соответствовал описанию даже по своей должности. Тоже небось директор завода типа того же Воронина, и встретила-то она его благодаря своей работе, можно сказать, у себя в кабинете. Но…! Чего-то всё-таки в Алике не хватало, не зря ж соседи на неё так сочувственно смотрят. Поэтому Анна Сергеевна Панкратьева никогда не оставляла надежды встретить всё-таки того самого-самого, единственного и неповторимого, о чем честно призналась всем присутствующим на совещании.
– Анна Сергеевна! Вот вы меня сейчас добиваете просто. Я ж переживаю, простите меня. Давайте с вами замиримся и коньяка выпьем, у меня тут припасен. – С этими словами сконфуженный Воронин полез куда-то под стол. Через секунду он оттуда вынырнул, сжимая в руках бутылку дорогущего французского коньяка.
– Так, вот это же уже совсем другой разговор! – удовлетворенно резюмировала Панкратьева.
И пока Лидочка бегала за рюмками для всех присутствующих, пока резали лимон, вскрывали коробки с конфетами, в кабинете воцарилась дружеская и непринужденная атмосфера.
– Эх, гуляй, рванина, – заявил Воронин, – всем разрешаю курить! Только окна откройте.
– Анна Сергеевна! – обратился он к Панкратьевой, протянувшись к ней через стол с зажигалкой. – Вы меня тоже поймите правильно. У меня есть свой взгляд на реконструкцию завода, и он радикально отличается от взглядов вашего Дубова. Я прекрасно понимаю, что вы с ним люди не простые, а блатные. Это меня и злит больше всего, я ж за дело болею.
– Знаете, – Панкратьева со вкусом затянулась ментоловой сигаретой, – может, мы и блатные, только нам, блатным, насколько мне представляется, абсолютно без разницы, за исполнение какой программы реконструкции вашего завода мы будем получать деньги. Ведь вы же не сомневаетесь, что мы осилим любую программу: и нашу, и вашу. Или у вас свои блатные для этого дела припасены? Что-то не верится. Понимаете, у нас с вами нет конфликта интересов. Есть конфликт двух точек зрения на предмет. Так что, давайте, мы с вами хотя бы лично конфликтовать не будем. Ведь у меня самой своего взгляда на эту вашу реконструкцию вовсе нет. Есть авторитет Дубова и есть ваш авторитет. Пусть компания, в конце концов, решает, каким путем пойти. Жираф ведь большой, как известно, и ему видней. Вы ведь наверняка уже все свои выкладки и расчеты в компанию отправили?
– Отправил, – с тяжелым вздохом сообщил Воронин.
– И что? – полюбопытствовала Панкратьева, хотя прекрасно понимала, что он ей ответит.
– А ничего, утверждена программа реконструкции, предложенная вашим Дубовым. Вы ж этих бюрократов знаете. Им ничего менять не хочется. Особенно когда уже инвестиции под это дело выделены.
– Что и требовалось доказать! – Панкратьева хлопнула ладошкой по столу. – Но вы же понимаете, что вины Дубова и тем более моей в этом деле нет никакой. Я, например, вам сочувствую, очень. Я и сама иногда начальничку своему Дубову с удовольствием бы горло перегрызла, да общественное мнение и уголовный кодекс мешают!
