Лера нацепила домашний как бы спортивный костюм, в котором обычно выходила к соседям, доковыляла до соседской квартиры и позвонила в дверь. Дверь ей открыла Галина Ивановна.
– О! Раненый боец! – воскликнула она. – Заходи, я как раз пирожков напекла, поспеши, а то Мальвинка все слопает.
За пирожки Галины Ивановны Лера была готова на всё. Настроение сразу улучшилось, и она резво поскакала в гостиную Мальвины.
– Лерочка, деточка, – запричитала Мальвина, увидев Леру на костылях, – как же это тебя угораздило?
– Как угораздило?! – проворчала Галина Ивановна, заходя следом. – Если б ты пешком ходила, то знала бы, как они убираются. Куда всех дворников дели?! Вопрос вопросов! Садись и рассказывай, – скомандовала она Лере. – А ты уже определись, курить или жрать!
Мальвина посмотрела на сигарету в одной руке, на пирожок в другой и со вздохом затушила сигарету в пепельнице. Галина Ивановна молниеносно подхватила пепельницу и тут же вернула её на место уже чисто вымытую.
Лера уселась за круглый обеденный стол и стала рассказывать о своих злоключениях, не забывая поедать вкуснейшие малюсенькие пирожки с курагой.
– Хороший мужик, держись за него, – сказала Галина Ивановна, когда Лера закончила свой рассказ, и подлила Лере чаю.
– Кто? – спросили хором Лера и Мальвина.
– Ну, этот, лысый, – пояснила Галина Ивановна, – даже костыли привёз, заботливый.
– Но он же мне совсем не нравится, – сообщила Лера. Хотя тут она покривила душой, в момент доставки костылей выглядел он уже гораздо лучше, но всё равно, у Игошина и пальто красивое, и вообще, Игошин это Игошин.
– С лица не воду пить, – глубокомысленно отметила Мальвина, – главное, чтоб человек был хороший.
– Кстати, про наше лицо-то мы и забыли! – воскликнула Галина Ивановна, положила на тарелку гору пирожков, поставила на поднос чашку с чаем, накрыла всё салфеткой и удалилась в недра квартиры. Видимо, понесла это всё тому самому хорошему человеку, с лица которого Мальвина не собиралась пить воду. Однако, на взгляд Леры, муж Мальвины Мишенька был вполне себе симпатичным дядькой, почти красавцем, только совсем старым, ну, знаете, как Марлон Брандо в роли Крёстного отца. Или вот ещё Шон Коннери тоже красивый старик. Наверное, Мальвина всё же имела в виду, что это Лере не надо с лица воду пить, потому что не всем же достаются такие красивые старики как её собственный. Лера задумалась, какой старик получится со временем из Игошина. Получалось, не очень, так себе старикашка, разве что, если в красивом пальто.
– А как же я за этого лысого буду держаться, если я даже не знаю, как его зовут? – поинтересовалась она у Галины Ивановны, когда та вернулась.
– Хороший вопрос. – Галина Ивановна пожала плечами. – В следующий раз не упускай, вдруг опять подвернётся.
– Как же! Подвернётся он, – грустно сказала Мальвина. – Хорошие люди на дороге не валяются. Ну, кроме нашей Леры, конечно.
– Даже если и подвернётся, – фыркнула Лера, – я всё равно другого люблю.
Она очень кстати вдруг вспомнила, что всё же испытывает к Игошину чувства. И не абы какие.
– Это ты про начальника своего, что ли? – уточнила Галина Ивановна, которая, как и Мальвина, была в курсе отношений Леры с Игошиным.
Лера кивнула.
– Не выдумывай. Ничего ты его не любишь. – Галина Ивановна налила себе чая в блюдце и шумно отхлебнула.
– Почему это?
– Человек в первую очередь любит себя, и когда ему самому хорошо. Только не каждый в этом даже сам себе признается.
– Не поняла. Как это? – Лера запихнула в рот очередной пирожок.
– Да, поясните, пожалуйста. – Мальвина подперла щёку кулачком, всем своим видом демонстрируя готовность внимательно слушать. – Люблю, когда Галина Ивановна объясняет, – пояснила она Лере.
– Вот посмотри на Мальвину. – Галина Ивановна ткнула пальцем в сторону своей работодательницы. – Как по-твоему, ей хорошо живётся, её всё устраивает?
– Конечно! – Лера кивнула. Действительно, чем плоха жизнь Мальвины? Делает только то, что хочет, всем бы так.
– Вот поэтому она мужа своего и любит. Любишь мужа? Отвечай! – Галина Ивановна строго посмотрела на Мальвину.
– Очень, – сказала Мальвина и счастливо зажмурилась.
– А теперь ты честно скажи, тебе хорошо, тебя всё устраивает?
– Нет, мне плохо, – призналась Лера.
– Вот! – Галина Ивановна подняла вверх указательный палец.
– Что вот?
– Как ты можешь любить кого-то, когда тебе при нём плохо? Этот фраер просто не делает тебе хорошо. – Галина Ивановна смотрела на Леру с недоумением.
– Делает, но редко, – вступилась за Игошина Лера, – просто он женат, но любит-то меня. Я уверена, что он вот-вот уйдёт от жены и будет со мной, но пока он не может, обстоятельства такие, так получилось.
Мальвина расхохоталась.
– Кто б сомневался? – Галина Ивановна всплеснула руками и ухмыльнулась. – Зуб даю, он никогда не уйдёт от своей жены.
– Как это не уйдёт? Вы б её видели! – возмутилась Лера.
– Зачем нам на неё смотреть? Даже если она кривая, косая, рябая и с костяной ногой, она всё равно всегда будет с ним в качестве прекрасного повода не жениться на разных секретаршах.
– Каких ещё разных секретаршах? – Тут Лера подумала, что она сама сейчас хоть и не кривая, и косая, но секретарша с костяной ногой, это точно.
– Таких! Кроме тебя есть же ещё секретарши, а ещё есть уборщицы, курьерши, официантки, бухгалтерши, не знаю, разные, но непременно хорошенькие. Не жениться же ему на всех. Думаешь, ты у него одна? Он же начальник!
– Конечно, одна! – Лера даже обиделась сначала за себя, потом за Игошина.
– Я бы на твоём месте не была так уверена, – припечатала Галина Ивановна. – Никак не пойму, зачем ты теряешь время с этим подозрительным типом?
– Человек, который врёт своей жене, врёт и всем остальным. Иначе и быть не может, – добавила Мальвина.
Лера расстроилась и надулась. Вдруг, и правда, она у Игошина не одна? Вдруг есть ещё толпа этих самых курьерш с официантками? Нет, не может быть! Лера вспомнила состав финансового отдела и бухгалтерии их компании, потом мысленно изучила службу персонала. Нет! Никого подходящего не обнаруживалось даже в маркетинге, где, сами понимаете, всегда самые красивые девушки концентрируются. Ну, допустим, Лера у него действительно единственная и неповторимая, тогда чего тянуть кота за хвост? Не может же он любить свою корову! Если б любил, вокруг Леры не подпрыгивал бы, не вился бы как кот вокруг мышиной норы. Значит, корову однозначно не любит, а любит Леру. Но если б он любил Леру, то ушёл бы от своей коровы. Сделал бы Лере хорошо, как говорит Галина Ивановна. Ведь так? Значит, он и Леру не любит, а она сама, действительно, теряет с ним время. Такая вот логика и диалектика, как её ни крути.
– А с кем мне терять время? – поинтересовалась она у всезнающей Галины Ивановны.
– Разуй глаза и посмотри вокруг. Может, всё-таки найдёшь, кто сделает тебе хорошо, тут ты его и полюбишь сразу. Женщины так устроены. Они местами как кошки, любят из благодарности.
– Легко сказать, посмотри вокруг, – проворчала Лера. – Тут хоть как смотри, никого нету. Один мой Игошин, его шофёр Петя и вот ещё этот незнакомец лысый с перегаром.
– Этот незнакомец не с перегаром, а с костылями, – поправила Леру Галина Ивановна. – Хотя если пьющий, тоже ничего хорошего. Пьющие ненадёжные. Был у меня один пьющий, упаси, Господи. – Галина Ивановна с тяжёлым вздохом перекрестилась.
– А как же тренеры по фитнесу? – вдруг встрепенулась Мальвина. – У меня абонемент есть, я, правда, редко хожу, некогда мне, но там тренеры, я видела, мускулистые такие, маечки у них в обтяжку. Есть из кого выбрать.
– Совсем обалдела, что ты несёщь?! – рявкнула на Мальвину Галина Ивановна. – Что это за профессия такая, тренер по фитнесу? Опа-опа, два притопа! Он до ста лет в маечке скакать будет?
– Ну актёры же наши некоторые и до ста лет скачут по сцене как кони, правда, без маечек.
– Сравнила. То актёры, они ещё и текст какой-никакой знают. А тренер чего? Одним словом, спортсмены. Тьфу! Всех достижений-то: прыгнул дальше всех или пробежал. И вообще, их скоро всех мобилизуют, они ж здоровые, вот и будут бегать и прыгать, гранаты метать.
– Злая вы, Галина Ивановна, я думала только моих актёров ни в грош не ставите, так ещё и спортсменов. – Мальвина задумчивым взглядом окинула пустое блюдо из-под пирожков и засунула в рот сигарету.
– На себя посмотри! – огрызнулась Галина Ивановна. – Кто давеча учителей училками обзывал?
– Это не со зла, а потому что есть учителя и есть училки, воспитатели и воспиталки, актёры и актёришки, – наставительно сказала Мальвина. – В каждой профессии дураков хватает.
– Знаешь, спортсмен – так себе профессия, а я злая только на тех, кто ничего общественно-полезного не создает.
– Ну, да, я помню Райкина про балерину и динамо-машину к ноге, чтоб свет давала. – Мальвина хихикнула.
– А что? Хорошая идея, между прочим, при нынешних тарифах на электричество. Тебе бы тоже какой прибор приспособить, чтоб впустую не суетилась.
– Ой! Я ж и забыла, а как с этим быть? – Спохватилась Лера и вытащила на всеобщее обозрение из-под толстовки подарок Игошина. Что ни говори, вспомнив о нём, она испытала огромное облегчение. Такое всем подряд и кому попало не дарят. – Вот! Подарил на Новый год, а вы говорите курьерши и уборщицы! Или думаете, он всем официанткам такое дарит?
Лера смотрела торжествующе на удивлённую Галину Ивановну и Мальвину, глаза которой вдруг стали круглыми и засветились странным светом. Наверное, именно такие глаза и были у Булгаковской Геллы.
– Неужто Шопард?! – воскликнула Мальвина. – Это, и правда, дорого, очень дорого! Мишенька, Мишенька, – иерихонской трубой проорала она внутрь квартиры, – Иди, глянь, тут Шопард.
Надо сказать, что муж Мальвины, обычно не жалующий дамские посиделки, вдруг моментально возник в дверях. Видимо, этот Шопард действует на ювелиров как заклинание.
– Вы позволите? – Он посмотрел на подвеску Леры.
– Да, конечно, – Лера расстегнула замочек и протянула ему цепочку.
Он взял её в руки, покрутил, поднёс к глазам, потом наоборот отодвинул подальше.
– Это не Шопард, подделка, – он протянул цепочку Лере и исчез так же быстро, как появился. – Галина Ивановна, пирожки как всегда высший пилотаж, настоящие! – донеслось из коридора.
– Какая жалость. – Мальвина сочувственно посмотрела на Леру, цепляющую подвеску обратно на шею, и сунула в рот очередную сигарету. Глаза её утратили таинственное мерцание. – Но никто же об этом не догадывается, не все же ювелиры. Пусть думают, что Шопард.
– Да какая разница Шопард или не Шопард! – воскликнула Галина Ивановна. – Дался вам этот Шопард. Беда в том, что это цепь на шею, а не кольцо на палец.
– Точно, – согласилась Мальвина. – Тут не поспоришь. Любое колечко в твоём случае лучше самого навороченного колье.
Лера тяжко вздохнула, захотелось плакать.
– Не расстраивайся, будет на твоей улице и Шопард, тьфу ты, кольцо. – Мальвина погладила Леру по голове. – Тебе надо обязательно куда-нибудь уехать на праздники, сменить картинку, как говорится. Если я думаю, что Мишенька вдруг делает мне недостаточно хорошо, я всегда еду во Флоренцию. Ах, как же хорошо во Флоренции. Ты там была?
– Вот же ты балда! – сказала Галина Ивановна. – Какая Флоренция? Куда она поедет со сломанной ногой?
– Действительно, – согласилась Мальвина. – Что же это мы всё о грустном? Давайте лучше музицировать.
Она подскочила к роялю и сыграла «Чижика».
Тут Лере стало жалко несчастного чижика, а ещё жальче себя, свою ногу, стало обидно за недоступность Флоренции и не только. Она не выдержала и всё же расплакалась.
– Чего ты ревёшь? – удивилась Галина Ивановна. – Ты ж не башку сломала. Вот одна моя знакомая, тоже квартиры убирает, – пояснила она присутствующим, – шторы поправляла, так сверзилась с подоконника на пол, тут спина у неё и хрясь! Сразу работы лишилась. А у тебя и работа, и квартира своя хорошая. Коммуналка, в смысле платежи, конечно, не приведи Господь, зато соседи, вон, – она ткнула пальцем в сторону рояля с Мальвиной, – затейливые. Начальник опять же подарки делает, хоть и поддельные, но всё ж подарки. Не выгонит же он тебя с работы со сломанной ногой?
Лера помотала головой.
– Он тоже сказал, что я ногу сломала, а не это самое, – сообщила она сквозь слёзы.
– Ага! – Мальвина аж подпрыгнула у рояля. – Знаешь, что я тебе скажу, за это самое он тебе явно недоплачивает, за это самое мог бы и натуральный Шопард подогнать. Что?! – вопрос предназначался Галине Ивановне, которая тяжело вздохнула и укоризненно покачала головой.
– Приличные дамочки так не разговаривают, вот что. – объяснила своё поведение Галина Ивановна. – Но спать с начальником аморально. Тут я согласна.
– Девочки, как вы не понимаете! – возмутилась Лера. – Аморально, это когда не по любви, из корысти, а у нас с ним любовь самая настоящая. Он должен был в этот Новый год уйти из семьи ко мне.
При этих её словах Мальвина и Галина Ивановна многозначительно переглянулись.
– Бросить жену и несчастных деток в семейный праздник? – Галина Ивановна посмотрела на Леру как на умалишённую.
– «Я сама тебя придумала, стань таким, как я хочу»! – пропела Мальвина, аккомпанируя себе на рояле. – Мамой клянусь, а я её очень люблю, что ничего такого даже близко он тебе словами не говорил. Приходи к нам на Новый год, будет весело.
– А вы разве никуда не уезжаете? – удивилась Лера. – В Эмираты, к примеру. Там тепло и море.
– В Новый год? – Мальвина покрутила пальцем у виска. – У артистов самые заработки. Школьные каникулы, утренники, ёлки.
– Опять снегурить будешь? – поинтересовалась Галина Ивановна. – А ведь тебе уже сто лет в обед, пора бы и угомониться.
– Неправда ваша, тётенька! Буду снегурить обязательно, и Бабой Ягой тоже. Я обычно стараюсь на две ставки. Могу и волком. Ууууу, – Мальвина очень убедительно завыла.
– На две ставки? Вот ты ж жадина какая. – Галина Ивановна расхохоталась.
– Я не за ради денег, я для тонуса. Актриса должна быть в тонусе. Думаешь, Мишенька на меня посмотрит, если я не в тонусе буду?
– Да все твои подружки, которым пенсию не дали, и у которых мужа такого богатого нет, тебя должны за это со света сжить. Людям, может, жрать нечего, а ей тонус подавай, – проворчала Галина Ивановна.
– У настоящей актрисы не бывает подруг в профессии. – Мальвина хихикнула, подскочила с места и чмокнула фарфоровый кукиш на камине. – И не в профессии тоже. Только дома няня типа вас, моя дорогая Галина Ивановна, наша приходящая писательница для пущего заплетания мозгов и вот младшее поколение по соседству. – Она подмигнула Лере. – А скажи, детонька, чего ты так из-за своего женатого начальника убиваешься? Какие твои годы? Ищи себе спокойно товарища, чтоб и в горе, и в радости хорошо с ним было. Желательно, конечно, с еврейским паспортом по нашим временам.
– Да, – согласилась Галина Ивановна. – Из-за чего весь кипеш-то? Или он, начальник твой, гигант большого секса? Помню, был у меня один …, – Галина Ивановна мечтательно закатила глаза к потолку, – оргазмический товарищ, иначе и не скажешь!
– Ничего он не гигант, просто мне скоро тридцать уже, пора рожать, – пояснила Лера.
– Кого? – спросила Галина Ивановна, моментально перервавшая мечтательные воспоминания о своем оргазмическом гиганте.
– Детей, конечно.
– Дети – это такие …, – Мальвина обхватила голову руками. – Я помню! Кашляют всё время, балуются, уроки, отметки, драки и всё такое, а ещё училки. – Она поморщилась как от горького. – Воспиталки и училки – самое неприятное, что может случиться с детьми. Нет, конечно, бывают нормальные учителя…. Где-то, наверное. Не знаю.
– Да, – согласилась Галина Ивановна. – У меня детей никогда не было, но я в курсе этой проблемы. Детей актрисы и другие шибко занятые делами дамочки обычно сдают бабушке, у которой уже есть пенсия. Как у тебя с бабушкой? Есть ли у неё пенсия?
– Да, сколько лет твоей маме? – поинтересовалась Мальвина.
– Не знаю, – честно призналась Лера.
– Как это?
– Эту тайну унесла в могилу её мама, то есть моя бабушка, у которой была пенсия, правда, маленькая, и которой меня мама сдала на воспитание, хоть и не актриса. Она бизнесмен, вернее вумен, ну вы понимаете. Вот. – Лера достала смартфон и показала всем фотку мамы. На этой фотографии мама сидела с бокалом белого где-то на открытой веранде ресторана на фоне пальм и моря.
– Красивая у тебя мама, – сказала Мальвина, потом добавила, – почти как я была в этом возрасте. Ей тут лет тридцать пять?
– Это недавно, в этом году, в сентябре, – пояснила Лера.
– Не может быть! – Мальвина нашарила на груди очешник на цепочке, нацепила на нос очки и снова уставилась в смартфон. – Кому она душу продала? Я тоже хочу.
– Не мели ерунды, – рыкнула на неё Галина Ивановна, увеличивая фотографию. – Но это точно даже близко не бабушка. Факт! Так что, Лера, придётся тебе самой выкручиваться. Подумай хорошенько, так ли уж нужны тебе эти дети, чтобы из-за них во все тяжкие пускаться?
– В любом случае у тебя еще есть в запасе пара-тройка годочков, – добавила Мальвина. – Эх, где мои тридцать? Я бы сейчас ух!
– Чего ух? – поинтересовалась Галина Ивановна со скепсисом в голосе.
– Не знаю, – Мальвина задумалась. – Во Флоренцию поехала бы.
– А сейчас, кто тебе мешает?
Всю ночь из головы у него не шла вчерашняя женщина. Жалел, что не спросил телефончик. Странное, невиданное дело! Чем она его так зацепила, и почему ему вдруг захотелось заботиться о совершенно постороннем человеке? Как там она? Может, пожрать ей надо принести, или костыли? Как раненому без костылей? Утром он позвонил секретарше Наде, попросил добыть костыли и передать их Степанычу, когда тот поедет за ним. Он тщательно побрился и привёл себя в порядок. Когда спустился к машине, Степаныч сидел там с недовольным видом, на заднем сиденье лежали костыли.
– На вот чек, тысяча восемьсот, Надя взяла из хозрасходов.
– Доброе утро! Чем ты недоволен? – поинтересовался Валера для порядка.
– Чем? Чем? Чует моё сердце, это не баба, а сплошной головняк.
– Вот это уже совсем не твоё дело.
– Это точно. Куда прикажете, барин?
– Туда, где вчера сгружали, костыли отвезём.
– Слушаюсь и повинуюсь.
Дверь в подъезд он миновал беспрепятственно, просто нажал на кнопку вызова охраны и сообщил, что доставляет костыли. Консьержка, не отрываясь от телевизора, впустила его. Да уж, самая надёжная охрана – бабка с чаем и телевизором. Явно на охране в этом доме почти бизнес-класса стали экономить недавно, так как всё свидетельствовало о том, что охранное помещение в доме строилось не под бабку.
Он звонил в знакомую дверь, прижимая к себе костыли, и слегка волновался. А ну как откроет ему двери какой-нибудь мужичок? Но нет, дверь широко распахнула она сама, причём в практически голом виде. Из одежды только нечто типа паутинки на теле. Интересно, она всем так двери открывает? Может, шалава? Не хотелось бы. Однако зрелище его впечатлило и очень ему понравилось. Она при виде его явно опешила, что не могло не порадовать, застеснялась и покраснела, значит, не шалава. Ускакала куда-то в недра одеваться, но костылям определённо обрадовалась, и он понял, что очень даже угадал. Но тут же, как заказывали, пожаловал манерный мужичок, из фраеров. Всем хорош, только уж больно на жабу смахивает. Молодой, конечно, для полноценной жабы, но лучшее у него впереди, а пока жабик, иначе не скажешь. Букет притаранил. Денег даже Валере на чай от щедрот своих целых двести рублей отслюнявил, вот Надька обрадуется, в приход запишет. Ну, да! А чего он хотел? Ведь ежу понятно, что такая женщина не может вдруг оказаться сама по себе без какого-нибудь жабика на подтанцовке. Вот только где это чучело было вчера, когда ей помощь требовалась, и чего она с этим букетом делать будет? Разве что нюхать его. Ну, или пожевать с голодухи.
Конечно он расстроился, и Степаныч по его физиономии всё понял.
– Нас не ждали, а мы и припёрлися, – с усмешкой прокомментировал он.
– Ехай, давай, – скомандовал Валера.
– А костылики-то взяла, – заметил Степаныч. – Вот бабьё, своего ни за что не упустят.
На следующий день Валера, как и планировал, улетел в Астану. По прилёту сначала отоспался как следует, чтобы адаптироваться к часовому поясу. Организм, казалось бы, уже должен привыкнуть, ан нет, сопротивляется каждый раз. Поэтому он взял за правило приезжать заранее и всегда высыпаться, прежде чем приступать к делам или лететь дальше, к примеру, в Китай или в Алматы. С утра посетил головной офис, нахмурил брови, как говаривал Лёха, описывая тонкости руководства коллективом, повидался с Алиханом. Хорошо, Алихан не Лёха, с ним, чтоб дела обсудить, выпивать не надо, он в рот не берёт. Сходил на могилу к родителям, почему-то потянуло его туда, а раз тянет, нельзя себе отказывать. С кладбища отправился сразу к бывшей жене за сыном Егоркой, чтобы транспортировать его к морю во Вьетнам. Там и Новый год они встречать будут. Новый год ведь праздник семейный, а у Валеры остался один единственный родной человек – Егор.
Во Вьетнаме у Валеры было любимое секретное место, где в январе было по-настоящему жарко, вода в мелкой гавани хорошо прогревалась на солнце, а главное совсем не было русских, там отдыхали в основном финны. Живя среди русских, ведя с ними дела, в конце концов, будучи сам русским, Валера категорически не любил с ними отдыхать, считал, что это уже перебор. Тем более, что некоторые русские на отдыхе вели себя зачастую как варвары, дорвавшиеся до цивилизации. Казахи, конечно, тоже ещё тот сладкий сахарок, но им традиции не позволяют так распоясываться даже на отдыхе, вернее, тем более на отдыхе.
Родители бывшей жены ничего не имели против общения Валеры с сыном, наоборот, считали, что он слишком мало времени уделяет ребёнку. Слово родителей для бывшей имело существенный вес, поэтому ребёнка она ему выдавала хоть и с кислой рожей, но по первому его требованию. Увидев в очередной раз красивое, но капризное и недовольное личико бывшей, Валера лишний раз убедился, что ему, и правда, повезло, что они расстались. А представив лицо прекрасной незнакомки со сломанной ногой, которая, пожалуй, гораздо краше и интересней его бывшей, он сразу вспомнил слова Лёхи, что все беды от баб. Вот и Степанычу она сразу не понравилась, а Степаныч мужик возрастной, повидавший. Кроме того, ещё есть замечательная поговорка «не делай добра, не получишь зла». В следующий раз, увидев женщину в беде, он ни за что ей помогать не будет. Пинать ногами тоже, разумеется, не станет, но и помогать ни в коем случае. Пусть им мужички собственные помогают. Он тут же придумал про неё всё-всё-всё, причём в красках. Скорее всего она корыстная содержанка, разве же можно искренне любить такого вот жабика? А жабик наверняка женат и снимает ей квартиру, иначе Валера заметил бы накануне следы его проживания. Он внимательно всё осмотрел, но никаких мужских тапок, шмоток, бритв и зубных щёток не обнаружил. Значит, жабик её просто навещает периодически. Хорошо, если только он один. Вдруг их у неё несколько, таких жабиков? Хотя это уже, наверное, перебор. Или нет? Уж очень она красивая для приличной женщины. А ещё придумал, что она глупая, ведь не может же красивая женщина быть умной. Красивые обычно дурочки, вон хоть его бывшую взять. У неё все умности исключительно от родителей. А ещё та женщина наверняка жадная и сосёт из жабика деньги насосом. Они, дурочки эти, вроде дуры дурами, но про деньги всё очень хорошо понимают. И как только мужики могут долго с дурами вместе жить? Валеру бывшая стала раздражать примерно через год после свадьбы. Поначалу-то он умилялся, ему нравилось объяснять ей непонятное, непонятного было много, практически всё. Ага! Нравилось, пока до него не допёрло, что всё это игра в одни ворота. Вернее, разговор с пустотой. От пустоты же никакой обратной связи не дождёшься. Потом ребёнок появился, опять же крыша у неё в виде родителей за спиной. Да уж. Выходит, он, и правда, легко отделался. А про эту со сломанной ногой надо плюнуть, растереть и забыть.
– Я сам собирался, – с гордостью сообщил Егорка, натягивая на плечи рюкзачок. Кроме рюкзака к ребёнку прилагался и маленький чемодан на колёсиках.
– То есть взял одни книжки, – предположил Валера.
– Нет, мама сказала, книжки не брать, у тебя есть планшет. У тебя же есть планшет?
– Конечно.
– Это хорошо.
– Трусы не забыл положить? – на всякий случай полюбопытствовал Валера, так как в прошлый раз ребёнок ему достался без запаса нижнего белья, правда тогда его собирала мама, забыла положить.
– Взял. И трусы, и носки, и шлёпки.
– Прекрасно!
В самолёте, разглядывая пассажиров, ребёнок спросил:
– А ты знаешь, что мы не казахи?
– Догадываюсь.
– Как так получилось? Все казахи, а мы нет.
– Давным-давно в далёкой-далёкой галактике мы все жили в одной большой стране. Твой дед выучился на инженера и его послали работать в Петропавловск Казахский на Тяжмаш, главное не путать, есть ещё Петропавловск Камчатский.
– Там живут камчаты?
– Камчадалы.
– Они как казахи?
– Примерно.
– И как же я такой русский получился? Рассказывай дальше.
– Бабушка твоя работала медсестрой и поехала вместе с дедом в Казахстан.
Тут Валера вспомнил постоянные родительские скандалы на этой почве. Мать считала себя чуть не женой декабриста, вынужденной поехать за мужем в эту жопу мира, Мухосранск, Зажопинск и так далее. Но Егорке об этом знать ни к чему.
– Они любили друг друга, – соврал он, не краснея, – и у них получился я.
– Из живота? – уточнил Егорка.
– Разумеется. Бабушка с дедом были русские, вот и я получился русский.
– А мама? Дед Егор тоже инженер?
– Нет. Дед Егор работал в Казахстане по партийной линии и руководил комсомольцами.
– Кто такие комсомольцы?
– Молодые коммунисты.
– А, я знаю, я у деда видел трёх коммунистов на картинке. Они такие бородатые, во. – Егорка показал руками окладистую бороду. – Только у одного борода маленькая, он самый молодой, но лысый почти как ты. А бабушка Света кем руководила?
– Она …, – Валера на секунду задумался.
– Знаю! Она дедом руководила. – Егорка залился счастливым смехом.
– Точно! – согласился Валера. Лучше профессию его тёщи и не определишь. Как говорится, устами младенца.
– Я понял. Бабушка Света с дедом Егором тоже любили друг друга и появилась мама из живота.
– Примерно так.
– Вы с мамой любили друг друга?
– Конечно, иначе откуда бы тебе взяться?
– Я понял, русские берутся из живота.
– Казахи тоже, только из другого, из казахского.
– Вы теперь с мамой друг друга не любите, мама теперь папу Сашу любит.
– Да.
– Наша Люся тоже из живота.
– Да.
– Но ты тут ни при чём?
– Нет.
– Жалко. Люся вредная и капризничает.
– Она маленькая. Ты же её не обижаешь?
– Нет. – Егорка тяжело вздохнул. – Девочек нельзя обижать. Не знаешь, почему?
– Правило такое. Считается, что они слабые, – сказал Валера и вспомнил мать. Та запросто словом могла убить.
В этот раз в малюсеньком отеле всё же оказалась семья русских из Москвы, просочились как-то. Их мальчик был одного возраста с Егоркой, пацаны подружились, и Валере, хочешь не хочешь, пришлось общаться. Мамаша сразу сообщила, что она стоматолог, а папаша о своём роде деятельности помалкивал, но во взоре его Валера учуял погоны. Странно, что их ещё куда-то выпускают. Значит, не рядовой или в отставке. Может, и вовсе таможня. О себе он тоже распространяться не стал, правда, сын радостно сообщил новым знакомым, что они с отцом из Казахстана, но не казахи.
– Это заметно, – согласилась мамаша-стоматолог.
Она оказалась очень коммуникабельной особой и через пару дней уже раскланивалась с постояльцами как со старыми знакомыми, несмотря на то, что иностранцы посматривали на граждан страны-агрессора с большим подозрением.
– За что они так нас не любят? – недоумевала она.
– А за что вас любить? – усмехнулся Валера. – Нет, лично вас любить можно и нужно, вы женщина со всех сторон положительная, но любовь штука взаимная. Правильно я говорю?
– Ну, да, – осторожно согласилась стоматолог, явно не понимая, к чему он клонит. Вдруг домогается?
– Вот! А вы же сами никого не любите. Вокруг вас все враги: чурки, чучмеки, косоглазые, кушульмешки, хохлы, бульбаши, чёрные, пендосы и, страшно даже повторить, как вы евреев называете. Всем бомбой ядерной грозите. Вот вас все не любят и боятся. Ну, и завидуют, разумеется.
– Чему? – стоматолог сделала круглые глаза.
– Ну, не знаю, – Валера пожал плечами. – Так кажется у вас по телевизору говорят. Вы же из Москвы, а Москва порт семи морей, столица мира, пуп земли. У вас нефть и газ, золото и алмазы. Как же вам не завидовать-то? Вам даже вся остальная Россия завидует, бордюрам вашим.
– Ну, мы телевизор не смотрим, на бордюрах не наживаемся, в политику не лезем! – провозгласила стоматолог обиженно. – Просто ждём, когда это всё закончится.
– Как от политики не отворачивайся, она всё равно в ваш холодильник залезет, особенно если у вас нет бордюрного бизнеса, – заметил Валера.
– Ничего подобного! Просто временные трудности на местах, – сообщила стоматолог. – Выкрутимся, и всё наладится. Магазины работают, самолёты летают, зубы люди лечат, подумаешь, в Европу не поехать. Жили мы как-то раньше без этой Европы.
– Ну, без туалетной бумаги тоже как-то раньше жили.
– Не сравнивайте. Бумага на месте, никуда не исчезла.
– А санкции?
– Санкции? Всё необходимое есть. А без колы и фастфуда американского дети только здоровее будут.
Она явно не понимала, что всё только начинается, и мир уже не будет прежним. С другой стороны, с такой профессией не пропадёшь. Выучится на китайском оборудовании работать. Возили, везут и будут возить при любом режиме, уж кому как не ему об этом знать!
– А вы, кстати, рассуждаете как русофоб, – припечатала она и торжествующе поглядела на своего супруга.
Суровый супруг промолчал, но смотрел на жену с одобрением.
– Так я он и есть! – согласился Валера. – Сам себя боюсь, особенно когда в зеркале вижу.
Валера опять вспомнил Лёху. Да, все деньги там, в России. Пока. Он даже слегка устыдился, что участвует в процессе. Стоматолог хотя бы людям зубы лечит, а вот он, выходит, наживаясь, помогает режиму выживать. Ещё и осуждает бывших соотечественников. А кто он такой, чтобы их осуждать? Он тоже рождённый в СССР и должен понимать, что на власть люди никак не влияют, это невозможно, власть просто пережидают как плохую погоду. В России нынче тучи ходят хмуро, зато в Казахстане оттепель. Надолго ли? Кому-то повезло родиться на свободе, к примеру, в Бостоне, а кому-то нет. Большинство населения постсовка вообще не понимает, что такое свобода, и зачем она нужна. Им привычно, что власть определяет, где им отдыхать, что делать в свободное время, что смотреть по телевизору, чем питаться, чем лечить зубы, на чём ездить, с кем и где жить. Даже с кем можно спать, а с кем нельзя. Поэтому для свободы здесь нужны деньги, гораздо больше денег, чем в свободном мире. А деньги, как известно, не пахнут. Тем более, что в Европе тоже пока никто от русской нефти отказываться не собирается, а если б кое-кто не выпендривался, так и газ бы покупали за милую душу. Это очень несправедливо, но это факт. Никто не хочет отказываться от привычной жизни, и получается, всем плевать на гибель людей, особенно если это где-нибудь далеко. Своя рубаха ближе к телу. Ну да, очень удобное объяснение для того, чтобы дать Лёхе своё согласие на помощь тому самому хорошему человеку, которому столь необходимы товары двойного назначения.