Ирина Муравская
Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки

Глава четвёртая. "Любовь это… следы от её губной помады"

POV СОРОКА

― Так ты пацифистка? Тараканов тоже жалеешь?

Неторопливо идем вдоль береговой линии, прикупив в уличном ларьке хот-доги.

– Не всегда все решается кулаками.

– А как еще?

– Диалогом не пробовал?

– Ты такая интересная. А если нормальных слов не понимают? Что прикажешь делать? Лучше уж втащить разок. Как показывает практика: так материал усваивается гораздо быстрее.

– Ты для того в том подвале и выколачивал душу из этого «Хана». Материал закреплял?

Так. Не туда сворачиваем. И я не о дороге.

– Мне казалось, мы определились: ты там не была и ничего не видела.

– Но я была и видела.

Не, Саламандрик. Это залет. Оно тебе надо?

– Я полагал, ты куда понятливей. Но, видимо, тебе все-таки очень хочется проблем.

– Что, тоже меня побьешь?

Замираю с поднесенной ко рту сосиской, слишком сильно сжимая булку.

– Не понял, ― облизывая пальцы, вымазанные соусом, хмуро впериваюсь в нее взглядом. ― По-твоему, я девчонок бью?

– Откуда мне знать. Ты так старательно угрожаешь, что выводы напрашиваются сами собой.

– Дура. Я не угрожаю, а предупреждаю. Угрожать тебе будут другие, ― в один присест доедаю хот-дог, комкая салфетку. ― И будет тебе известно, я в жизнь руку на девку не поднимал. Хотя порой очень хотелось. Даже не представляешь: насколько хотелось.

Мать по синьке частенько так и нарывается, однако внутренние стопы еще работают. Обычно считаю до десяти и ухожу, чтоб не сорваться. Пусть ее батя лупит за пьяный дебош и раздвинутые перед другими ноги.

– Что ж… ― разглядывая свою толком так и не тронутую «горячую собаку», задумчиво пожимает плечами Чижова. ― Новость радует. Значит ли это, что рядом с тобой я могу не опасаться за свою безопасность?

– А что, страшно? Боишься меня?

– Нет. Не боюсь. Я же вроде не даю повода провоцировать тебя на агрессию.

– Тут ты права. Больше скажу, ты меня даже почти не бесишь. В отличие от других.

Выходим с цветущей аллеи на центральную набережную, огороженную бетонным, но косящим под мрамор заборчиком.

Вокруг ни души: так, пройдет только мимо редкий прохожий. Общее скопление ночных компаний расположено дальше. Там, где начинается зона кафешек и баров.

– Не пробовал быть проще? Смотреть на мир под другим углом?

– Это как? Раком встав? Не, не приходилось. Я как-то больше других обычно нагибаю. Ни одна, кстати, еще не жаловалась.

Скабрезная шутейка остается неоцененной.

– Я не об этом. Что ты видишь?

– Где?

– Вокруг.

– Человеческое свинство, ― для наглядности пинаю обертку от мороженного, валяющуюся на земле. Чтоб тоже заценила.

– А еще?

Вот прикопалась.

– Окурки, плевки, выщербленную плитку.

– И все?

– Это допрос?

– Нет. Это диалог. А хочешь знать, что вижу я?

– Ну.

– Пальмы. Пляж. Загорающиеся звезды. Убывающую луну, отражающуюся в море. Накатывающие волны. Пирс.

Хрена завернула. Поэтесса.

– Ты под ноги посмотри. Бычков-то, бычков неужто не видишь?

– А я туда не смотрю. Зачем, когда можно любоваться чем-то более приятным?

– Удивительно трогательная философия. Пробрало до глубины души, честно-честно. А мораль-то какая?

Чижова сердито надувает щеки. Смешная. Пожамкать за них, что ль?

– Хочешь быть циником, твое право. Я лишь пытаюсь сказать, что мы можем выбирать: что нам видеть. Но ты сам предпочитаешь смотреть именно на окурки.

– Куда уж мне до твоей романтичной натуры-то. Я тебя удивлю, но есть люди и более приземленные. Если видим вонючие контейнеры, в которых копается бомж ― не ищем рядом ромашек.

– А ты попробуй.

– А давай ты? Хочешь, устрою экскурсию? Вдоль одного зассанного забора до другого. Заплеванного и десять раз перекрашенного, потому что юные дарования считают своим святым долгом поматериться на нем.

– Видишь, вот и всплывают детали.

– Ага. Одна другой краше.

Тема с бомжами сама собой исчерпывается. Правда открывается новая.

– Мой папа из кожи вон лез ради мечты. Понабрал кредитов, когда отель приносил убыток, а квартиру, в которой я родилась и выросла, было решено продать, вложив все деньги в бизнес. Рисковый шаг, который себя, к счастью, оправдал.

Надо же. Сколько подробностей.

– И к чему мне твоя биография?

– Просто рассказываю. Чтобы ты не был предвзятым.

– В смысле?

– Ты же не очень жалуешь… таких как я.

– Чрезмерно любопытных?

– Финансово обеспеченных.

Во завернула.

– Кто тебе сказал такую чушь? У меня есть знакомые при бабле, и я их, не поверишь, глубоко уважаю. Потому что они, прикинь, адекватные. В отличие от болвана Маркова.

– Ясно, ― коротко откликаются, кивком давая понять, что аргумент принят.

– Ты тоже, кстати, вроде ничего, нормальная.

Комплимент принимают со скептицизмом и усмешкой.

– Спасибо.

– Да пожалуйста, ― сокращаю дистанцию, заставляя Алису напрячься. ― Как смотришь на то, чтобы немного развлечься?

– В каком плане?

Забавная она. И боевая. В обиду себя не даст, уже, вон, готова защищаться. Расслабься, девочка. Никто тебя не трогает. А вот ее недоеденный хот-дог забираю, целиком запихивая его в рот и без предупреждения перепрыгивая через ограждение на зашуршавшую гальку.

– В прямом, ― жестом подзываю ее к себе, сдавая задним ходом к берегу.

На меня смотрят как на идиота. Демонстративно проходят еще метров пять вперед и преспокойненько спускаются по лестнице. Ну да, согласен ― это для меня высота незначительна, а для нее идеальная возможность свернуть себе шею.

Впрочем, неважно, окольными путями или напрямик ― важно, что она идет следом. Да, с подозрением, даже, наверное, с опаской, но идет. Потому что ей любопытно. Однако в какой-то момент все же озадаченно замирает.

Когда я начинаю раздеваться.

– И что ты делаешь? ― подозрительно интересуются, когда моя толстовка улетает на гальку.

– А на что похоже? Собираюсь освежиться. Какой смысл любоваться морем, если не можешь в нем поплавать, верно? ― насмешливо откликаюсь, скидывая следом кроссовки и стягивая носки. ― Ты со мной?

– Здесь вроде купаться нельзя.

– Правда? Не вижу запрещающих знаков. А ты? ― небрежно скомканные джинсы бросаются сверху на остальные шмотки. Остаюсь в одних боксерах, вопросительно разводя руками. ― Ну так что, малая? Присоединишься? Или леди слишком скромна для таких авантюр?

– Пытаешься взять меня на слабо, серьезно? Нам что, по пять лет?

– Пытаюсь тебя раззадорить, ― захожу по щиколотку в накатившую волну, лизнувшую пятки. У-у, бодрит. ― Прохладная, но терпимо, ― играем в кто кого переглядит, но это не варик. Чижова тоже знает правила. ― Что же получается: меня не боишься, а воды боишься? Или плавать не умеешь? Я подстрахую.

Потому что, как обнаружилось, в школьный бассейн она не ходит.

– Нет нужды. Я прекрасно плаваю.

– Так давай это проверим, ― ей хочется. Вижу, что хочется, вот только исконно женская вредность зудит у уха, не желая поддаваться на провокацию. ― Могу отвернуться, пока раздеваешься. Если тебя это смущает.

Не смущает. Или же старательно пытается это скрыть, потому что, продолжая смотреть мне в глаза, Алиса опускает рюкзачок на землю и неторопливо стягивает с себя легкую ветровку. А следом и короткую маечку, оголяясь до лифчика.

Ого. Вот это, признаться, уже заводит. Я-то был уверен, что она очканет и до стриптиза не дойдет, но так даже лучше. Недавняя мотивационная агитация «любоваться на то, что хочется» только что заиграла новыми красками. Тут ведь в самом деле есть на что посмотреть.

Кеды и черные брюки падают рядом с моими вещами, и, осторожно ступая, раздетая до белья Алиса заходит следом за мной в море. Да, фигурка у нее что надо. А натуральная двоечка в кружевах и вовсе выше всяких похвал.

Медленно отходим от берега, погружаясь по пояс в воду. Я пячусь, прощупывая неровное дно первым, Чижова доверительно следует за мной.

Не скажу, что люблю моржевать, однако особого холода пока не чувствую. Адреналин, закипающий в крови, греет лучше кипятильника. Такая прогулка под луной однозначно мне нравится. Нисколько не жалею, что ради нее удержался от соблазна начистить рыльник Маркову.

Проблема лишь в том, что теперь меня накрывает совсем другой соблазн. Конкретно так накрывает…

***

Стоим, тупим. Покачиваемся на волнах. Ниже пояса ласкает водичка, выше пояса ― ночной и уже не летний, но еще не осенний ветер.

Р-романтика.

Хотелось бы сказать, что это такая прелюдия, да куда там. Так что я, пользуясь ночным полумраком, всего лишь безнаказанно палю ее сиськи, пока Алиса отгоняет от себя водоросли.

– И что дальше? ― интересуются у меня так буднично, что даже обидно. А где стеснение, неловкость? ― Устроим соревнование? Кто первый доплывет до того отростка?

Отросток ― это в смысле искусственная песочная насыпь метрах в двухстах от нас.

– Да не. Зачем? Вроде ж неплохо тусим, зачем портить момент?

– Какой момент? Таращиться на мою грудь?

Это так заметно? Упс.

– Не таращусь, а оцениваю, ― поправляю, невольно задумываясь над тем, что мы бы сработались.

Интересно, она еще девственница? Не, это не принципиально, просто любопытно. Девчонка-то не из робких, а такие обычно обет целомудрия не дают и вполне готовы на эксперименты.

– И каков вердикт?

– Без лифчика было бы еще лучше. Вопрос с подвохом можно? У тебя когда-нибудь был секс в море?

– А тебя когда-нибудь топили в море? ― строго щурятся.

– Нет. Не доводилось.

– Ну, значит, попробуешь новые впечатления, ― без предупреждения окатывают меня брызгами. В долгу не остаюсь, отчего завязывается игривая водная потасовка.

С последующим громким плюхом и парным нырянием. Чижова в азарте теряет равновесие, и пока ловлю ее ― поскальзываюсь на иле сам.

Итог ― вода во всех дырках. Зато согреваемся на раз-два. Правда, едва оказываемся на воздухе, мокрую спину и башку обдает отрезвляющим покалыванием.

Урегулировали, блин, температуру. Теперь на суше холоднее, чем в воде. Хоть вовсе не вылазь.

– Ау, ― стирая с лица капли, Алиска хватается за веко.

– Соль попала?

– Линзу сбила.

Она ходит в линзах?

– Стой, ― перехватываю ее запястья. ― Не три. Хуже будет.

– Чешется же. В угол куда-то влезла.

– Попробуй проморгаться, ― запрокидываю ей голову, всматриваясь в нереально синие глаза. Эффект линз? ― Не, не получается? Давай языком попробую поправить.

– Ты придурок?

– Нет. Но язык распустить не прочь. В любое место на твой выбор. Он прокачанный, тебе понравится.

– Слишком самоуверенное заявление.

– Подкрепленное статистикой опрошенной фокус-группы.

– Ты хоть рот чистишь в промежутке? Чтоб инфекцию не подхватить.

– Не, ну ты не гони. Не настолько эта сеть обширна. И вообще, ты не за мой рот беспокойся, а за глаз свой. Повязка тебе не пойдет.

– Сможешь вытащить?

Ох уж эти пошлые мысли. Им даже перепады температуры не мешают.

– Уточни на всякий случай. А то могу подумать не о том.

– Линзу. Вытащи, пожалуйста.

Блин. Всего-то.

– Не вертись, ― придвигаюсь вплотную, пытаясь хоть что-то разглядеть. ― Фонарика с собой, случайно, нет? ― мои сардельки тоже, конечно, в соли, но кое-как подцепляю кончиками пальцев прозрачную пленку. ― Какая гадость, ― скатывая упругий шарик, усмехаюсь самодовольно. ― Вторую снимаем?

– Чтобы я в мышь слепую превратилась?

– Настолько все хреново?

– Нет, но, если отойдешь шагов на пять, станешь смазанным, ― подтирая скупую слезу, недовольно ерзают на месте. Из-за моего близкого присутствия, да? ― Так ты отойдешь?

– Зачем?

– Потому что в меня твой пойманный в трусы карась утыкается.

Ахах. Аж на ржач выносит.

– Карась. Однако. Так мой член еще не называли.

– Мне глубоко безразлично, как его называют. Просто держи его при себе.

– Каким образом? Ты вроде большая девочка, должна знать, что это не контролируется. Лучше гордись собой.

– С чего вдруг?

– Эрекция в подобных условиях ― задачка для самых упертых, ― убираю мокрые волосы, налипшие на ее покрытое мурашками плечо. Опять же: реакция на ветер или на меня? ― Замерзла?

– Замерзла.

Брешет. Просто хочет дистанцию обратно выставить, а то нервничать уже начинает.

– Тогда пошли на берег.

Идет. Летит, я бы сказал. Немного неуклюже выползает на колючую гальку и торопливо нацепляет одежду прямо поверх белья. Отчего, разумеется, маечка моментально становится мокрой.

Черт, да она издевается!

Не, оденусь-ка и я от греха подальше. А то мало ли.

– Опа, ― из вытряхнутой толстовки выпадает что-то мелкое. На поверку оказывающееся жвачкой «Love is». Нежданчик. ― Будешь? ― протягиваю находку Чижовой.

– Какая милота. И часто у тебя такое в закромах откапывается?

– Да не. Это, наверное, подкинула сегодня одна малявка.

Мия постоянно что-то подбрасывает. То чупа-чупсы, то заколки с бантиками, то конфеты шоколадные. Иногда без обертки. Сунешься в карман, а потом вся рука как в говне.

Но это мило. Она же из лучших побуждений угощает. А теперь и я угощаю. Только жвачку не принимают.

Да и пожалуйста, сам съем.

– «Любовь это… следы от ее губной помады». Иронично, не находишь? ― хмыкаю, протягивая Алиске вкладыш. ― Как думаешь, это работает по принципу печенек с предсказаниями?

– Я откуда знаю? Спроси у той, что тебя снабжает этими предсказаниями.

Фу. Что за скабрезные намеки? Мие восемь, и она моя типа сестра. Двоюродная…

Стоп. Чижова-то об этом не знает. Видимо, решила, что презентик от девочек постарше.

Заканчиваем одеваться и выходим обратно на тропинку. На этот раз босиком. В таком виде и доходим до одной из многочисленных помпезных гостиниц, у декоративных ворот которых, завешанных цветущим вьюном, Алиса в какой-то момент тормозит.

Озадаченно озираюсь. Жилым районом что-то не пахнет. Шкерится, чтоб точного адреса не узнал?

Хотя…

Миха же говорил, что ее батя владелец сети отелей. И сама Чижова совсем недавно упомянула, что они продали квартиру, вложив бабки в бизнес. А раз хаты нет, а бизнес есть…

– Ты прям тут живешь? ― киваю в сторону комплекса, на что получаю кивок. Хрена себе. ― Круто. Дай угадаю, на чай не позовешь?

– Увы. У меня по планам прокапывание опухшего глаза и поиск запасных линз, которых, скорее всего, нет. Так что извини, не до чаепития.

Жаль. А то домой тащиться неохота. Но окуляры ее действительно покраснели. Будто ревела.

Прикол. Девица уходит от меня зареванная ― это что-то новое.

– Тогда передавай привет собакену.

– Обязательно.

– Целоваться на прощание будем? ― у-у, вот это взгляд, словно сверлами хотят выковырять душу. Ладно, я его и ждал. Специально на него провоцировал. ― Ну тогда покеда, ― разворачиваюсь и отчаливаю, запоздало понимания, что карман ничего не оттопыривает.

Блин, телефон, кажись, на берегу оставил. А там в чехле и карточки, и наличка. Надеюсь, никто еще не свистнул. Много ли таких же долбоящеров еще отыщется, решивших перед сном жопу себе поморозить?

***

Телефон находится, как и место для ночлежки. В гараже, на диване у Никитоса.

Чувствую себя бомжом. Чуть повыше уровнем, чем наш мусорщик, но всё равно не кайфово. Пора, наверное, уже на съём перебираться или хотя бы комнатушку в общаге заиметь, но каждый раз оттягиваю с этим делом.

Чтобы оплачивать жильё нужны бабки, но прибыль с боев нестабильна: то густо, то пусто. Про подработку вовсе молчу, она копеечная.

Опять же, занятия отнимают полдня, потом ещё несколько часов с Мией сижу ― кто и куда возьмёт меня на такой ненормированный график?

Вот когда аттестат получу, тогда ещё можно на полный день к тому же Нориному мужу в автомастерскую устроиться, а не как сейчас. На час-два раз в несколько дней побыть посыльным: подай-принеси.

Так что кантуюсь пока, где придётся. В основном у Янки, но на эти выхи она свалила к бабке с дедом куда-то в деревню, обломав меня по всем фронтам. А теперь вон ещё эта характерная блондиночка завела и слилась.

И чё? Прикажете в гордом одиночестве передёргивать? Мне ж её мокрая маечка теперь снится. В смысле, натурально. Приснилась на кой-то хрен. Брр…

Всё воскресение зависаю у друга, лишь к вечеру объявляясь дома. Дебильная форма и сумка с учебниками там, а так бы не пошёл.

У предков запои затяжные, с редкими просветами. К тому же они дома безвылазно сидят. Живут на батину пенсию по инвалидности. На неё же и бухают, игнорируя счета за коммуналку.

К нам тут судебные приставы наведывались, такую циферку с задолженностью показали, что челюсть отвисла. Чую, скоро все дружно останемся без крыши над головой. Тогда точно в будку к гастерам пойду проситься.

Понедельник ― день тяжёлый и всякое такое, но уж лучше тащиться в элитный гадюшник, чем торчать в провонявшей спиртом и блевотиной холупе. Правда и в школе этой не шибко лучше, но хоть польза есть. И какая-никакая перспектива.

Здешняя образовательная система, конечно, нацелена на перспективу, но это для тех, у кого есть денежная подушка. Мне же подойдёт любое захудалое ПТУ, лишь бы на бюджет пробиться.

А если нет, тогда армейка только и остаётся. В целом, тоже неплохо. Там и койку предоставят, и трехразовое питание. Неплохой вариант, я считаю.

Главный коридор. До начала занятий ещё минут пятнадцать. Не успеваю прийти, а уже попадаю в гущу событий.

Недалеко от гардеробной назревает очередная стычка, грушей для биться которой становится, вот же неожиданность, знакомый местный тюфячок.

Эх, Миша, Миша, Мишутка. Когда ж ты подтвердишь свою половую принадлежность, прописанную в паспорте?

Скотиной буду, но не жалко его. И не надо заливать про неравные силы, комплекцию и слабую физподготовку. Подготовку можно подкачать, тогда и комплекция станет не обузой, а дополнительным преимуществом.

А вот если ты качаешь исключительно пальцы и исключительно на компьютерной клаве, не желая что-либо менять ― стой и терпи, чё могу ещё сказать.

Короче, снова собираюсь пройти мимо, забив болт на чужие проблемы, но невольно торможу, краем уха улавливая знакомый звонкий голосок.

Сдаю назад, выныривая из-за угла, и замечаю знакомые светлые волосы, убранные в высокий хвост.

– Да что за детский сад? Самойлов, тебе самоутверждаться больше негде? Запишись в спортивную секцию и выплёскивай там свою дурь. Вас это всех касается. Только и можете бесцельно расходовать кислород, доставая других.

Во даёт! Одна девчонка, а сразу на пятерых наступает нахохлившимся воробушком. Пихает их в грудь, отпинывая от стоящего столбом Михи.

Мужик, ничего не скажешь!

– Отвали. Ты чего влезла, идиотка? Тоже хочет отхватить?

Так, оскорбления в ход пошли. И как теперь мимо пройти?

– Просто орём или крайнего ищем? ― лениво подгребаю к ним, потирая чешущийся нос. Как я и думал, знакомые все лица. Та же компашка, только в профиль. ― Я тоже хочу отхватить, можно? Или у вас только на девчонок бычить смелости хватает?

Моментом гасятся. Не линяют, потому что свидетелей хватает и потом не оберёшься насмешек, но прыти убавляют.

– Ну а чего она лезет?

– И то верно. А ну брысь, мамзель. Не отсвечивай, ― оттягиваю Алису за блузку, убирая за спину. ― Теперь лезу я. Как поступим? ― как, как. За штанишки держаться будем, чтоб в них не наложить ненароком. ― Никак? Я так и думал.

– Тебя вообще никто не трогал, чего вмешиваешься? ― огрызается, как там его? Самойлов. Значит, будем знать ― в столовке я тогда приложил Самойлова. Приятно познакомиться.

– Да скучно просто. Охота кому-нибудь черепушку проломить, а желающих не находится. Может, вы согласитесь? Первому добровольцу скидка: пощажу зубы. Стоматология нынче дорогое удовольствие.

– Больной. Иди лечись.

– Зачем? Если я вас со справкой отмудохаю, думаете, будет менее болезненно?

– Да пошёл ты! ― шикают, крутя пальцем у виска и с гордо вскинутой головой "тактично отступают". Такой вот синоним к "позорному бегству".

Ну-ну.

– Ну чё, сыкунишка? Очко жим-жим? ― удручённо оборачиваюсь к Михе, саркастично кивая на Чижову. ― Не стыдно прятаться за женской юбкой?

– Ой, ну ты только не начинай, ― отпихивает та меня раздражённо, понимая с пола тетрадь, на которую я случайно наступил.

– Так я и не начинаю. Я заканчиваю. Причём не первый раз, если помнишь.

– Закончил? ― вручают тетрадь Михе и поправляют сползшую с себя лямку сумки. ― Молодец. Иди, куда шёл.

– Это такое "спасибо"? ― сдувая со лба выпавшие из высокого хвоста пряди, в меня впериваются долгим, испытывающим взглядом… хех, из-под стёклышков очков. Прямоугольных, в чёрной оправе. Обновочка. ― Запасных линз не нашлось, судя по всему?

– Не нашлось. Жду, когда приедут.

– Подожди подольше, тебе идёт. Ты похожа на секси-училку. А я как раз домашку не сделал, накажешь меня?

Я не знаю, почему, но меня дико забавляет, когда она сердится и надувает щеки. Не удерживаюсь и со звуком сдувающегося шарика: "пфф" тыкаю пальцем в одну из них. В правую.

– Ты нормальный, нет? ― скептически вздёргивают бровь и, закатив глазки, уходят.

– Да вот уже подозреваю, что не особо, ― усмехаюсь, оборачиваясь к Михе, чтобы тот же посмеялся, но быстро редактирую фейс. Забылся, с кем нахожусь. ― Слушай, дружище. Мне вот интересно: тебя башкой в унитаз макали когда-нибудь?

– Нет, ― оскорблённо бурчит тот.

– Очень странно. У тебя пропорции прям идеальные для толчка. Войдёт как по маслу. Если и дальше будешь тряпкой.

– Моё оружие ― мозги, а не кулаки. Ничего. Мы ещё посмотрим: кто чего добьётся в жизни и где будут… эти.

– Боюсь, эти будут жить припеваючи. А вот тебя, если жопу свою не стиснешь покрепче, так и продолжат иметь все, кому не лень. По инерции, ― сочувствующе похлопываю его по плечу, задумчиво смотря туда, где уже и след простыл темпераментной Саламандры.

Саламандра.

Почему Саламандра? Кто такой догадливый? Я так и не удосужился спросить об этом у Алисы. Надо исправить.

Прямо сейчас.

Собственно, иду. Правда по пути заскакиваю в кафетерий. Ещё официально не открытого, а потому пустого.

– Доброе утро, ― клюю в висок ковыряющуюся возле холодильника Нору, взглядом рыская по полкам под стойкой. Где они были? А, вот. ― Я возьму? ― не дождавшись согласия, умыкаю с паллета два киндера.

Обычные детские киндеры. Тётка их каждый день таскает на халяву дочери. Да и другие вкусняшки, где внешний брак обнаружился: упаковка нарушена или помято.

Один фиг, пойдут на списание, потому что контингент тут зажравшийся. Носом крутит по малейшей хрени.

– Вить, ты кушать хочешь? Давай блинчиков положу?

– Некогда, ― бросаю ей, прямым рейсом направляясь к кабинету английского.

Чижова уже на месте. И сумка на соседнем стуле тоже. Скидываю её на пол, падая на освободившееся место, и молча кладу перед ней сладости.

Девчонки же вроде любят шоколад, да?

– Что это?

А, может, и нет.

– Не видно?

– Видно.

– И?

– И, что? Сорокин, как это понимать?

А хрен его знает. Импровизирую.

– По-моему, очевидно: яйца подкатываю. Шоколадные. Хотя тебе и своих хватает. Что, признаться, восхищает.

– Зачем?

Зачем, что? Зачем подкатываю? А комплимент она опять мимо ушей опять пропустила?

– Сама догадаешься? ― какая непонятливая. Ещё и вскипать начинает. Вот-вот из носика пар пойдёт. ― Короче: на свидание, говорю, пойдёшь со мной?