Ирина Лещенко
Диалоги с собой
* * *
© Ирина Лещенко, текст, 2024
Вместо предисловия
Эта книга начиналась как игра: короткие мысли, наброски, зарисовки, поздравления по случаю дней рождения и всякое разное. А оказалось, что получилась история осознания себя в мире, прикрытая лёгким флёром недосказанности. История неизбежно путанная и записанная по воспоминаниям (ах, как неплохо было бы вести дневники, хотя бы пару слов, чтобы оживить эти воспоминания…). История жизни в семье, история одиночества и встречи с любимым – всего понемногу.
Когда начинаешь писать, ты, удивляясь себе, открываешь в себе новые черты и знакомишься с собой заново. Эта «незнакомка» тебе самой становится постепенно понятней и ближе.
Стало ясно, что в каком-то смысле мне повезло пройти между струй. Были опасные моменты и повороты, но я выбралась из них и пошла дальше. Мне повезло встретить и полюбить человека, необычного для моего круга. Благодаря этому отчасти мне и удалось увидеть многое и попасть в те места, где я никогда бы не смогла оказаться, и повстречаться с разными интересными людьми.
Мне повезло встретить любимого мужчину, который для меня не столько популярный и известный артист, сколько живой человек со своими особенностями, чувствительный и родной.
Вот об этом я и пишу.
* * *
Известно: как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Так что с моим кораблём? Каков на вид? Каковы такелаж, технические характеристики?
Я бы назвала этот корабль-книгу «Диалоги с собой». Ведь это мысли вслух по разному поводу и без. Больше без, чем с: без сценария, без придуманного сюжета (сюжеты диктует сама жизнь) и прочих литературных прибамбасов и приёмов филологического толка.
Или так: эта книга – лоскутное одеяло из воспоминаний о встречах, путешествиях, каких-то ярких моментах. Лента кинофильма, где многие кадры остались непроявленными, а значит, и неувиденными…
Куда упал свет, там появилась жизнь. Там появился текст.
Итак, начнём…
Ирина Лещенко
Лёва и…
Судьба
Мы встретились в Сочи в августе 1976 года, на излёте лета. Оставались лишь пара-тройка мирных дней до отъезда в Москву, а затем на учёбу в Будапешт (предстоял мой предпоследний курс).
Привычная толкотня на первом этаже возле кафе в лобби гостиницы «Жемчужина». (Хотя какое лобби, рецепция? Тогда это называлось привычным и казённо-весомым словом «вестибюль».) Стою и разговариваю с пляжной знакомой о том о сём, и вдруг её заинтересованный меткий взгляд вычленяет его из толпы и она шепчет мне: «Смотри, смотри, кто это к нам приехал! Это же Лев Лещенко, певец!» (Так и хочется продолжить цыганское разухабистое: «К нам приехал, к нам приехал Максим Максимыч дорогой!..»)
Повернула голову и встретилась взглядом со Львом. Мне показалось, ему было некомфортно в этом вынужденном стоянии с чемоданом под взглядами зевак. В гостиницу селили с трудом, соблюдая все формальности. Отвела взгляд. Так в мимолётном взгляде может вместиться всё: и целая жизнь, и судьба нарождающейся привязанности.
Ближе к вечеру мы познакомились (пляжная приятельница была знакома с администратором Льва). Так мы и притянулись друг к другу. Прошли ещё долгие два года разлуки, и наконец я закончила своё образование в Будапештском университете, вернулась в Москву и…
Кинематограф жизни
Я вглядываюсь в прошлое, но что-то не вижу там ясных и чётких картин, таких, чтобы соединились в пространную ленту чередований и выстроились логической цепочкой повествования. Лишь отдельные кадры, чаще цветные мгновенные снимки-запечатления; ни музыкального сопровождения, ни напоминающего запаха, как будто бы они хранятся в разных сундучках и никогда не смешиваются и даже не принадлежат друг другу. Время всё расфасовало и упрятало по своим отдельным местам так, словно рачительный хозяин раскладывает на зимнее хранение инвентарь – гвоздик к гвоздику, гаечку к гаечке, ничего не выбрасывая, вдруг пригодится в новом сезоне.
Я вижу его: он весь в предвкушении, жизнь уже кое-что ему дала, приласкала и развернула перед ним свои горизонты. Глаза живые и ищущие. Хочется жить, быть и созидать. Читается: я есть, и вы вокруг отметьте этот неоспоримый факт, это так здорово – быть здоровым, молодым и талантливым. Рядом с таким человеком, полным жизненной энергии, ты раскрываешь свои паруса и, подталкиваемая силой его ветра, летишь попутным ходом, даже не успев осознать, твой ли это ход, но, вовлечённая в это движение волей случая, получила это ускорение. Ты уже не знаешь, где ты и где он, общее пространство, одно на двоих очерчивает новые границы признания: мы вместе.
Что есть я для него? Что есть он для меня? Все эти вопросы ещё не родились и не появились на поверхности сознания. Вовлечённость и трепет – вот чувства того времени. И ожидание каждой новой встречи.
Лирический момент
Она. Она в самом средоточии полной неопределённости своей молодости. Выбор уже сделан, выбрана профессиональная дорога, но что касается души и главных ожиданий женщины – встречи с любимым и перспективы дальнейшей жизни с ним – всё тонет в невысказанных и непонятых тревогах. Он. Его пока не прояснённый образ может быть трансформирован и развёрнут воображением, наложен на любого, кто соответствует ожидаемому. Этот мой он-человек был не ожидаем, он был из другого мира, того, который никогда не рассматривался, проще говоря, из другого репертуара или из другой оперы. Но, как говорится, мы предполагаем, а судьба располагает! В обыденной жизни эти движения души читаются в мимолётном волнении и трепете, что-то сигнализирует приближение момента, сердце сжимается, стрелка невидимого компаса точно показывает направление, как морда преданной собаки точно следит за предметом обожания. Всё это происходит с немыслимой скоростью, земные скорости вяло тянутся отставанием. И вот оно, оглушающе-пьянящее взрывное чувство: он найден, он есть, ты не одна! Может быть, всё было не так и сцена, на которой разворачивалось действие, приукрашена воображением, но раз возникают такие образы, вырывающие меня из обыденности, это верный признак того возникшего чувства любви…
Неповторимый день
Помню многое, важное и неважное, но особенно помню, как Лёва сделал мне предложение. Мы сидели в уютной теплоте его машины, была весна, больше похожая на осень, после солнечного Будапешта мне всё казалось бесконечно мрачным временем года большого и неприветливого города.
Как-то прочувствованно и без излишних слов Лёва спросил, могу ли я стать его женой. В голове выстроились все сюжеты, позаимствованные из кино и литературы: герой с рапирой и в кружевных манжетах в угоду моде стоит коленопреклонённый, а она, то есть я, – сама Джина Лоллобриджида, и не менее того! Смешно, да и только. Собралась с мыслями, прислушалась к себе – теплом отозвалось сердце; выдержала приличную случаю паузу и сказала: «Да». А дальше бегущей строкой азбуки Морзе в голове, ту-ту-ту: «У меня будет Муж, я стану Женой, у меня будет Муж!» И невозможность оценить и осознать всю важность этого нарождающегося события.
А ведь перед глазами пример родителей: «Это – навсегда». И в памяти другое, из сказок: «И жили они долго и счастливо».
Расцвет
Мы поженились 1 июля 1978 года. Лёва был в расцвете творческих сил. У него уже совершенно сложился свой стиль, репертуар и желание и возможности выбирать из лучшего материала того времени. Были желанные авторы и творческие связи… Было и многое из того, что называется «не хочу, но надо» из штатного репертуара солиста Гостелерадио, но параллельно нарисовалась гастрольная жизнь с друзьями из коллектива «Мелодия», с живым звуком, усатыми парнями плотной комплекции (а как иначе выжмешь нужные звуки из духовых?), известными и опытными профи в музыкальном мире. Только успевай вертеться и записывать новые песни. Репетиции, гастроли, съёмки. Работа нон-стоп. Но какая работа!
Духоподъёмная и такая, что ни на что не променяю. Я была только свидетелем и сочувствующим наблюдателем этого живого процесса. Дома нервы и выучивание текста, вечером прямой эфир и ни следа в той благополучной, почти безупречной картинке от утренних треволнений и забот, на одном дыхании.
Передышки
Потихонечку мы узнавали друг друга лучше, притирались, появлялись общие увлечения. И конечно же совместный отдых, чаще почти всегда вдвоём. Всё в нашей семье устроено именно таким образом: год отдаётся работе, а когда подступает лето, приходит время для отпуска и, конечно, моря и пляжного отдыха.
Ездили тогда на Чёрное море, выбор был такой: Сочи или Ялта. Предвкушение сочных фруктов и тёплого моря согревало нас. Собирались надолго, на законные двадцать четыре дня. Всё тогда было выстроено в государстве понятно и по вертикали: понятные «хорошо-плохо», внятная культура, образование и социальная регламентированная жизнь. Она катилась, а время в ней текло мощной струёй, и казалось, не кончится никогда.
В свой длинный отпуск собирались с теннисными ракетками, планами сделать всё, что не успевалось за год, а именно: отдохнуть, наплаваться вдосталь. И дни продлевались, дробились на половинки обеденной сиестой и прописанным санаторными врачами сном у моря. И ведь правда работало: приезжали обновлёнными, переполненными щедростью природы и создателя этих дивных мест. Незатейливые шашлычок, вкус арбуза на губах под шелест и журчание набегающей и отступающей волны, перекатывание мелкой гальки и ощущение себя в самом центре этого всего, полноты жизни… И с грустью – расставание до следующего раза.
Кулинарная книга
В моей семье мама пекла немного, но только по большим праздникам, а таковыми считались Новый год и папин день рождения 23 февраля (хотя на самом деле он родился 22 февраля, но записали следующим днём). Это был коронный «Наполеон» (без повязки на глазу, а-ля Нельсон-Кутузов). Приготовление шло в несколько дней. Запекались бумажной тонкости коржи со вздутиями, пузырившимися наподобие лунных кратеров – так казалось детскому воображению. Затем варился заварной крем сливочного цвета и ванильного вкуса. Вымазывался на коржи, отстаивался и только потом, после нескольких дней, проведённых в предвкушении, попадал на стол… Так создавался праздник.
В каждой семье свои особенности и праздники. В моей был ритуал Нового года с обязательным приготовлением всяких вкусностей: песочных трубочек с яблочным или сливовым повидлом и «Наполеона». У Лёвы в семье всё было проще. Сладкого и вкусного ему хотелось всегда, особенно в детстве, и потом, когда надо было быть в форме, тоска по заветному приобретала смешные формы. Память подбрасывает новые картинки. «Изголодавшийся» Лев как-то после гастролей, сидя на кухне, смотрит претолстенную, в сером твёрдом переплёте, кулинарную книжку. Я мирно готовлю обед. Ему ждать невмоготу. Мои правильные нежирные блюда поперёк горла. И вырываются стенания-упрёки из голодного горла: «Вот ты мне никогда такого не готовишь!» Идёт в ход из-под руки перечисление оглавления: блинчики (начинок не счесть), шанежки дрожжевые и так далее…
Думаю: «Ну надо же, мне его слабости из его голодного детства совсем не понять и не почувствовать. Всего-то двенадцать лет разницы, и совсем другая жизнь…»
Да, хлебнул он сполна, и, когда начинает вспоминать, мне кажется, что я с другой планеты.
Лёвины гаджеты
Непредвзято. Взгляд со стороны. Смотришь Лёве в лицо и думаешь: всё такое правильное, и снаружи, и внутри, но… скучно при этом не становится. Нет у него на лице этакого самодовольства правильного человека, когда видно, что «хорошего человека» делает не только правильно проживаемая жизнь, но и соответствующая должность, желательно в рангах повыше. А так, без должности… трудно быть самодостаточным, а вот он хорош сам по себе в своей первобытности… Ну не появляется у него лощёность самодостаточности, скорее, естественность во всём. Глаза разные день ото дня, в зависимости от самочувствия и успехов от подведения итогов во внутреннем мире. Бродит Лев в этом внутреннем мире часто, почти всегда, но никогда не делится, какой у него там ландшафт!
«Надо поговорить» не звучит. Вызывать его надо оттуда громким звуковым сигналом. По телефону здорово удаётся. Потому что Лёва у нас по сути телефонист. Лёва и трубка на ухе – два сроднившихся предмета.
В остальное время лучше всего соединяется с ним микрофон! Не слушать, так производить звук, все его оттенки и нюансы может хорошо. Вещает так, что за душу берёт. Тут он наловчился – непревзойдённый мастер.
Лёва и ложка (читай: вилка и нож) рядом не стоят. Всё с ними никак не складывается роман. Пользуется скоро, наспех, словно кто-то из-за спины его торопит и подталкивает: «Быстрей, ещё быстрее!»
Остальные предметы из любимых – уже вышеупомянутый айфон, заменивший почти совсем телевизор. Держит на вытянутой руке крепко, концентрация зашкаливает, лучше к нему в этот момент не подходить. Бокс, бои без правил, то, что в обычной жизни нельзя! На мой взгляд, это мордобой, а вообще очень терапевтичное занятие для доброго человека.
В промежутках между – меньше – книжки! Заходит в него не всё, в основном историческое. Современные постмодернисты, типа Пелевина, зацепляются с трудом, читаются кусочками, почти что из-под палки, усилиями ослабевающей воли. Читаются кусочки, а потом сопроводительная ругань до следующего кусочка. Так, глядишь, и доходит до конца, не вспомнив начала и сюжета. Хотя какой сюжет? Именно он там и отсутствует. Таким не насытиться! Тянет к привычной общечеловеческой литературе.
Ну и наконец венчают дневной цикл Лёва и подушка – постоянные друзья по физиологической неволе. Циклы, продуманные устройством космоса, повторяются, как без них.
Это так, между прочим, фантазии «равнодушного» стороннего наблюдателя. Чистая фантазия и констатация фактов. А если говорить с любовью, то в жизни всё совсем не так схематично, а намного мягче, смазанней и чуть-чуть… с кружевами. «Асисяй!»
Удача
Лёва. Вернулся домой весь переполненный событиями и энергией, как будто бы не был дома целый месяц. А ведь вернулся из студии, удачно переписал старую песню Резника. Голос звучал, а это значит – картина маслом, жизнь удалась. А может, обе удались. Как идёт к лицу, разглаживает морщинки и хмурый лоб удачное пение и его производная – удачная запись в студии! Так удивительно: я помню эту песню – «А летаю я только во сне, наяву я такой же, как все…». Была спета когда-то мягко и лирично, а в сегодняшней версии появились другие ноты, ноты энергии и более быстрого темпа. Мне понравилось.
Кое-что о счастье
Больше всего я люблю, когда Лёва дома. Я что-нибудь делаю, мастерю и только слышу, как доносится его полётный голос: он разговаривает по телефону, чаще спокойно-доброжелательно, иногда возвышает тон, что-то объясняет, разъясняет, даёт интервью, это неважно, слов я не слышу и не разбираю, слышу лишь журчание ручейка человеческой родной интонации, родного присутствия. Мне вдруг пришло на ум, как «смешно» битый жизнью парень Микки Рурк на простой вопрос, когда он чувствует себя счастливым, опустил взгляд, на минуту задумался и сказал: «Когда я дома сижу и рядом моя собака». Да, вот так часто всё высокое и трепетное при ближайшем рассмотрении сводится к таким простым истинам: быть вместе, быть рядом…
Испытания
В жизни семьи бывают не только радости, но и ситуации, когда стоишь перед лицом смерти. О таких испытаниях рассказывать как-то не принято. Мужчины, особенно артисты, хотят быть или хотя бы выглядеть для зрителей сильными. И всё-таки всё же потрясающим тело и душу опытом для нас стал COVID-19. Мы вместе с Лёвой пятнадцать дней боролись с этим таинственным недугом в «Коммунарке». Столько было пережито и переговорено на этих шестнадцати метрах больничного пространства! От ужаса неизвестности и страха смерти, когда Льва на три дня забрали в реанимацию, до надежды выздоровления…
Вот тут всё и проявилось, скрытое и явное, в поведении людей – друзей и не очень друзей. Пресса и некоторые «особенно заинтересованные друзья» требовали поминутного отчёта, сиюминутного пиара онлайн, жизни за стеклом по законам жанра; другие погрязли в сплетнях и взаимных обвинениях. Не было сил вставать, говорить, думать, не было элементарных сил оторвать голову от подушки. Я успокаивала мужа как могла. «Неужели я всех заразил, – твердил он рефреном, – не может быть, но ведь я их даже не видел и не встречался!!!» Чувство несправедливости и даже обиды нарастало. А список жертв заражения всё полнился и полнился новыми именами. «Если я всех заразил, я этого не переживу!» – мучился Лёва.
В этой связи вспомнился диалог Шурика с психиатром из «Кавказской пленницы». Тот зачитывает протокол задержания на развалинах часовни, а Шурик перебивает: «Что, часовню тоже я развалил?» Адекватный психиатр успокаивает: «Не расстраивайтесь, мы вас вылечим…»
Я успокаивала Леву как могла. Немного разрядил обстановку небольшой фантастический рассказ «За хлебом» на тему будущей жизни в Периметре по QR-коду, где юмористическое упоминание есаула «казачьего войска имени Великомученика Льва Лещенко» наконец-то его рассмешило.
Потихонечку дела шли на поправку. Врачи и медсёстры мужественно улыбались нам через запотевшие стёкла очков. Успокаивали, обнадёживали. Работать им приходилось не жалея себя. Спасибо им всем большое, этим людям, которые были с нами вместе тогда. Я немножко раньше отошла от болезни и каждый день показывала Лёве, как незнакомые нам раньше люди в «Инстаграме»[1] пели строки из песни А. Н. Пахмутовой: «Надежда – мой компас земной, а удача – награда за смелость, а песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось…» Флешмоб раскручивался, набирал обороты и явно прибавлял Льву сил, эмоций и желания жить и работать дальше.
Жизнь продолжается. Несмотря на возраст и прочие детали, есть незавершённые проекты, есть энергия и силы двигаться дальше, от этих планов выстраивается дорожка в будущее, раздвигаются горизонты и блестят глаза.
Очень просто
Раннее утро, он вышел из дому, привычно глянула в спину. Вот опять в который раз выпорхнул из гнезда. Строен и подтянут, пожалуй, как никогда раньше, подсушен. Походка деловая. Как мужчине идёт дело и любимая работа! Привычно благословила, мысленно пожелав добра.
Промежуточные итоги
Подведение итогов всегда дается с трудом: хорошее размывается, плохое забывается! Живёшь короткими перебежками, если дыхание не сбивается, от события к событию. Лев – мой спутник вот уже почти сорок пять лет, орбиту держит, иногда всё же… отклоняется, но вскорости выправляется. Держит путь согласно траектории. Это временами! В основное время он – звезда, светит сам, своим собственным артистическим, не отражённым светом! Трудно восхищаться собственным мужем так долго – станет скучно, да и в общий настрой на восхищение объектом, так сказать, многие женщины уже вложили вместо меня свою совокупную лепту.
Год был непростой, хандрилось легко. Культурная жизнь обветшала! Уже стало традицией для Льва отмечать день его рождения на сцене. Но, к сожалению, не в этот раз. Сцена очень бодрит, веселит и молодит. Так хочется творчества, движухи, новых впечатлений, подъёма! Хочу тебе пожелать быть всегда в голосе, это вовне; а внутри слышать себя, свой внутренний голос, свои желания, умножать и подпитывать свой оптимизм. Быть здоровым и счастливым, наполненным желаниями и самой жизнью! Ты мне, нам всем, твоим друзьям и «сочувствующим», очень дорог!
С днем рождения, любимый!
Мысли вслух
Горизонтальные заметки
Горизонт («гори» и «зонт»!) очерчивает круг, если смотреть с пригорка или с берега на море, где небо встречается с землёй. Вот вы о чём подумали? По этой линии солнце пускает последние отблески лучей. На воде особенно заметно. Эдакий зонтик небосвода, а по краю – горящая линия… Некая почти воображаемая линия проходит – естественно, тоже горизонтально – у человека в районе пупка. Да, в принципе, все что угодно делишь надвое – и получаешь то, что выше, и то, что ниже. Но речь совсем не об этом. Я в данном случае говорю о том, что рождается полётом фантазии от лукавства мысли и часто или почти всегда в положении лёжа на диване.
Самоидентификация – вещь сложная. Есть такая детская или почти актёрская игра – спрашивают так, влёгкую: «А с кем ты его (себя, соседа, друга) ассоциируешь?» Начинали в детстве с присказки, вполне безобидной и ботанической: «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… розы…» Ну с розой каждый или почти каждый может себя сравнить в отдельные периоды своей жизни… А вот с животным… трудно. Хорошие и гордые животные быстро заканчиваются, остаются… с особенностями; много их, но все они заметно отстают от льва, тигра, пантеры или орла. Скажешь о друге: слон, бурундук, белка, выхухоль – и кто этому порадуется? Я вот, например, действую временами как «козёл из огорода», меня иногда воспринимают как «белую ворону»! И всё оттого, что смотрю я на мир и на вас на всех чуть-чуть искоса и со стороны.
Хотя растения мне милее и ближе, вот я ещё сама не определилась, кто я. Хочу, может, быть загадочной эустомой (почти истома) – это очень красивый цветок! А ведь намного бы лучше иметь жизненную силу от веками неистребимого одуванчика. Не разменивается он на рост в горизонтальном направлении, держит свой корень строго по отвесу и точно знает, что вертикаль – это здорово: чем глубже, тем лучше. Правда, потом, укоренившись и надумав размножаться, он становится слишком лёгким и ветреным. Раскидывает себя без жалости по ветру.
Говорят, каждый может написать хотя бы одну книгу – книгу о себе, свою автобиографию. Но это только слова. Попробуй вспомнить, если не вёл дневника, кто ты и как тебя звать. Я вот до сих пор не определилась. Не скажу, что особо люблю наблюдать, смотреть и видеть, и вижу вдобавок плохо, близорукость, но где-то сидит в голове дрон, он всё видит и фиксирует и иногда имеет удовольствие мне кое-что сообщать. Любила с детства фантастику, помню в фильме летающих людей, может быть, из «Ариэли» А. Беляева, которых все боятся и которые видят сверху всё. Вот отсюда и дрон. Очень современно, но бояться не стоит.
Нам повезло родиться и жить в очень спрессованное время предчувствий, открытий и их проявления. Тысячами лет время тянулось и вкладывалось в короткий век людей с их незначительными изобретениями, развивающейся наукой, в болезнях и войнах, только религия соединяла поколения трудом, делались шедевры во имя Всевышнего и навек. И вот пружина прогресса распрямилась с должной силой и выстрелила каскадом научно-технических достижений, и это всё в наше, моё время. Может быть, даже как-то слишком стремительно всё это произошло, и наш неисчерпаемый до поры до времени мозг в своей сложности оказался лишь капелькой в нарождающейся нейросети.
«Скорости вокруг бешеные…», неосознаваемо бешеные. Картинка за стеклом сверхскоростного поезда сливается в разноцветную мазню. А ведь так по-человечески – почувствовать, прикоснуться… а уж поговорить…
Теперь осталось только остановиться на мгновение, задуматься и всё записать.