Ирина Кова
Лухари
– В июле исполняется двадцать семь.
Ричард уже успел выдать всю нужную информацию о себе и решил поподробнее разузнать о своей собеседнице.
– Ну а что вы снимали, в Шотландии?
– Эпизод одного телесериала. Им нужны были модели с натуральными темными волосами, белой кожей и светлыми глазами. Оказалось, таких не так много, – неохотно ответила Таш. Ей не нравился Ричард. Не нравились его хвастовство, его тон, надменность. С каждым его вопросом ей становилось все скучнее.
– Да уж, редкое сочетание. И кого вы играли?
– Сирен… – Она достала телефон и сделала вид, что ей срочно надо ответить на сообщение.
– Вы ходили голые? – голос Ричарда нарочито понизился в хрипловатость. – У тебя есть фотографии?
– Ричард, съемки строго конфиденциальны. Даже если бы у меня и были фотографии, я не смогла бы их вам показать.
Таш развернулась в другую сторону.
За весь ужин она так больше и не повернулась к Ричарду, несмотря на его многочисленные попытки привлечь ее внимание. Она отлично знала этот типаж. Они вечно крутятся вокруг моделей, думая, что это прибавит им сантиметры в трусах и количество нулей на банковских счетах.
Музыка с «Принцессы Океана» разливалась по порту. На набережной змейкой выстроилась очередь желающих подняться на борт. На входе царила полная неразбериха. Охранники, проверявшие приглашения, не справлялись с потоком гостей, одетых во фраки и вечерние платья. Как обычно, на Гран-при количество приглашенных и просто желавших проскользнуть на вечеринку заметно превышало вместительность самой вечеринки.
Поскольку Альберто Висконти вычеркнул Каролину из списков, Марк, как настоящий джентльмен, предложил составить ей компанию на его собственной лодке, стоящей неподалеку. Выстояв очередь и, наконец, поднявшись на борт, Таш, сознательно потеряла назойливого Ричарда, повсюду следовавшего за ней по пятам. Вкусив дурманящий запах свободы, она забралась на самую верхнюю палубу. Здесь было немноголюдно. Вооружившись бокалом шампанского, она расположилась на дальнем диване в надежде побыть одной. Море и небо за ровными рядами подсвеченных лодок сливались на горизонте в одно черное пространство. Таш наслаждалась темнотой. Легкий бриз резвился в ее длинных волосах, а струйки из стразов на платье сверкали на свету словно серебряные чешуйки. Проходивший мимо официант долил в ее бокал шампанского. Сделав маленький глоток, она с удивлением обнаружила в нем привкус дуба. Интересно, какие еще ноты получится уловить? Ей показалось, что она почувствовала вкус и даже запах бисквитного торта, мысль о нем заставила ее улыбнуться. И, возможно, сандаловое дерево… Этот запах ей что-то напоминает. Но что?
– Привет, Русалка. Тоже сбежала? Прячешься от толпы? – приятный баритон прервал ее дегустацию. Таш обернулась. Но увидела лишь темный силуэт в ярком свете прожектора. Обладатель баритона приблизился, и она разглядела джинсы и голубой пуловер, надетый на голое тело. Когда мужчина наклонился, чтобы чокнуться с ней, Таш вздрогнула. Горло перехватило.
– Чемоданы в порядке? – Ироничная улыбка заиграла на его загорелом лице… Его смелый взгляд блуждал от ее испуганных глаз к глубокому декольте. Таш сгорала от стыда. Ее щеки пылали. И как она могла принять его за носильщика?! Как пренебрежительно она с ним общалась!.. Боже праведный …
– Я могу смотреть на море часами, – тихо сказал незнакомец, устраиваясь рядом с ней. – С детства. Я вырос в Южной Африке, – казалось, он и не ждал от нее ответов, – можно сказать, что меня воспитали пингвины. Милые птички, – рассмеялся он. Ей показалось, что в его голосе промелькнула тоска по тем беззаботным временам.
– Интересное ощущение, – Он глядел вдаль, – Тебе не кажется, что мы с тобой на необитаемом острове? – он развернулся к ней, чтобы рассмотреть ее внимательнее.
Смуглое лицо девушки было осыпано золотистыми веснушками, заметными даже в тусклом свете фонаря. Миндалевидные глаза под пушистыми ресницами влажно сияли. Она смущенно улыбалась, не произнося ни слова. Из динамика лился блюз.
– Потанцуем, Русалка?
Он взял ее за руку и потянул за собой. «Girl, I don't know, I don't know why, I can't get enough of your love baby2», – пел Барри Вайт. Таш кинула взор на ноги незнакомца и неожиданно ее разобрал смех. На нем были те же самые мокасины, что и днем.
– А!.. вот ты где, – интимность была нарушена Ричардом. – Мы уходим.
Ричард обращался к Таш, напрочь игнорируя присутствие ее партнера.
– Ты была права, тут нечего делать, Вивьен и Зак уже ждут нас на пирсе.
Незнакомец недоуменно смотрел на Ричарда. Тот встал рядом с ними, словно заявляя свои права на Таш. Заметив ее растерянность, он быстро взял ее под руку и повел к лестнице. Она безропотно подчинилась. Уже у самой лестницы ее вдруг охватило чувство, что она упускает что-то важное в своей жизни. И в последний момент, обернувшись, наконец, разлепила губы:
– М…мы… увидимся?
– Конечно, – широко улыбнулся в ответ незнакомец.
*****
Лодка Марка стояла неподалеку. Мужчины перешли на виски, а Каролина и Вивьен смаковали шампанское. Из салона был слышен джаз.
Каролина устроилась на соседнем с Таш шезлонге.
– Марк рассказал мне, откуда он знает Хью. – Каролина выдохнула дым от тлеющей в руке сигареты. Пепельница была полна окурков с кроваво–красными следами ее помады. – Много лет назад, когда Марк создавал свой первый фонд, его главный проект был в Ливии. И завязан он был на одного высокопоставленного чиновника, обеспечивающего поддержку Муаммара Каддафи. – Каролина потянулась за сумкой, чтобы достать очередную пачку сигарет. – Марк работал над этой сделкой несколько лет. Хью возник на последнем этапе, чтобы распространить его и на другие африканские страны. – Каролина закурила пятую за последний час сигарету. – Хью, используя свои связи, убедил Каддафи, что чиновник – это лишнее звено, впрочем, как и Марк, ведь все и так на мази. Каддафи засадил чиновника за решетку и разорвал договоренности с фондом Марка, заменив его на фонд Хью. А потом, – Каролина понизила голос и взглянула на Марка, что сидел чуть поодаль, – Хью попытался сфабриковать дело и обвинить Марка в финансовых махинациях, но, слава Богу, суд его оправдал.
Марк и Зак перебрались в салон, подальше от суеты шумного променада. Ричард расхаживал по лодке взад-вперед, то и дело, попадая в объектив туристов с прицеленными фотокамерами. Со стороны его можно было принять за хозяина лодки. Этот образ давался ему с легкостью. А Вивьен вполне могла сойти за хозяйку. Закурив очередную сигарету, Каролина бросила ироничный взгляд на гарцующую перед туристами парочку.
– Как же от них отличается Марк! – Она вздохнула.
Все это время Таш безотрывно смотрела на променад. В толпе она искала своего незнакомца. И представляла себе, как, проходя мимо, он увидит ее и уведет с собой.
*****
Золотистые сандалии Таш шлепали по дорожке клуба «Монте-Карло Бич». Кабана Каролины находилась во втором ярусе клуба в самом дальнем конце. Ветер раздувал полосатые зонтики и срывал с нарядных курортниц широкополые шляпы. Таш подошла к тенту. Одинаковые поло цвета морской волны с бежевыми слаксами на Анне и ее муже Нике заставили ее улыбнуться. В выборе гардероба чувствовалась рука Анны. Как коренная жительница Нью-Йорка, она считала созданный ею образ квинтэссенцией стиля Хэмптонс, излюбленного места для восхождения по социальной лестнице. Правда, Анна решилась внести небольшие акценты и дополнила образ замшевыми мокасинами в цвет поло и поясами «Эрмес». Таш усмехнулась. Вот что выдает нуворишей? Да, они подглядели и скопировали простой и элегантный стиль в модных журналах. Но не удержались и добавили немного «от себя».
Таш познакомилась с Анной в Нью-Йорке задолго до ее замужества, через общую подругу Катю. Под маской надменности Таш сумела разглядеть в Анне ум и проницательность. Анну же покорили искренность и доброта Таш. Образованные и начитанные, они любили подтрунивать над Катей – то заманив на лекцию по философии на французском языке, на которой, несмотря на отличное знание французского, Катя не поняла ни слова; то отдав ее на растерзание экспертам современного искусства на благотворительном ужине в музее Метрополитен. Эти шалости сблизили девушек еще больше, и они поняли, что их дружба продлится вечность.
Хотя природа не одарила Анну модельной красотой, но смилостивилась над ней при раздаче ума. Анна быстро смекнула, что статус, который являлся для нее мерилом всего, обитает вовсе не на неделях моды, а в Принстоне, и четыре года своей жизни посвятила изучению литературы.
Анна потягивала апельсиновый сок.
– Мы наконец-то отдохнули от суеты Канн, – своим зевком Анна выразила смертельную усталость от напряженного графика Каннского кинофестиваля, точнее, от бесконечных вечеринок, на которых ни ее присутствия, ни присутствия ее мужа Ника, не имеющих ни малейшего отношения к киноиндустрии, вовсе не требовалось.
Таш уже в третий раз за день рассказывала ей подробности вчерашнего вечера и, не находя себе оправдания, корила судьбу:
– Какая же я мямля!, – она сморщила от досады носик. – Как же я позволила этому ужасному Ричарду увести себя как маленького ребенка? Мы даже не представились. Теперь, плакали и Фэйсбук, и Инстаграм.
– Успокойся.
Анна развалилась на полосатом шезлонге, спрятав лицо от солнца под газетой «Файненшл Таймс».
– Еще увидишься со своим носильщиком. Тоже мне, нашла из-за кого расстраиваться! Даже имени не знаешь. Может, он и правда носильщик или стюард на лодке? Здесь по вечеринкам ходит кто попало. – Она осуждающе посмотрела на проходившего мимо работника пляжа.
– Пойду-ка я окунусь, – обиженно протянула Таш. – И, между прочим, у него аристократический акцент.
Скучающие хозяева соседних тентов лениво повернули головы, наблюдая за перемещением по пляжу «новенькой морячки» – девушки в «слишком откровенном» белом в синюю полоску купальнике. Эстафету осуждения подхватили и «тела» на пирсе, напоминающем лежбище морских котиков. Морячка на секунду застыла и наклонилась вниз, словно что-то проверяла, затем нырнула рыбкой в воду и красивым кролем поплыла к горизонту…, то бишь к краю загона, заботливо огороженному сетью от кишащих в Средиземноморье медуз. «Вечно эти месячные начинаются в самый неподходящий момент! Да я еще и в белом купальнике, – думала она по пути к буйкам. Она взглянула на сети. – Неплохо бы такие заградительные сети поставить и на берегу, спасая отдыхающих от ядовитых взглядов наземных горгон».
Таш смотрела вдаль. Небольшая парусная лодка раскачивалась на волнах. Таш показалось, что на палубе она увидела девушку. Ее белоснежное платье развевалось на ветру. Она прикрыла плечи роскошной шелковой шалью. Неожиданный порыв ветра сорвал шаль с ее хрупких плеч. Но теперь она была не одна, белокурый парень обнимал девушку сзади, защищая своим теплом от шквального ветра. Так они стояли… Она тонула в его объятиях, чувствуя себя защищенной от бед и напастей. Буек качнуло сильнее – налетевший порыв ветра заставил Таш открыть глаза. Она тоскливо посмотрела в сторону горизонта и поплыла обратно.
Когда Таш вернулась, Анна все еще недоумевала, как подруга с такой молниеносной скоростью успела присвоить своему носильщику титул и наделить его акцентом представителей высшего класса.
– Стюарды вполне могут быть голубых кровей, правда, Ник? – Анна повернулась к мужу, который наконец-то нашел применение «Файненшл Таймс» по назначению.
– Что дорогая? – Ник отвлекся от своей газеты.
– Могут ли стюарды быть голубых кровей? – повторила она.
– Дорогая, в современном мире нет места ни классовости, ни расовой и социальной принадлежности. Твои рассуждения делают тебя вульгарной. – Ник снова уткнулся в газету.
– Ник, – Анна подергала его за руку, – именно поэтому ты принадлежишь ко всем возможным членским клубам мира, чтобы там пообщаться с черными рабочими из Стратфода? И сейчас мы лежим не на общественном пляже, а в закрытом клубе, благодаря членству Каролины, – Анна оседлала любимый конек политических и социальных споров с Ником.
– Любимая, это просто ради удобства и комфорта, а вовсе не из-за социального расслоения. Все люди равны.
Анну раздражала политкорректность Ника. Родившись с серебряной ложкой во рту3, он любил порассуждать о классовом равенстве. По мнению Анны, его чрезмерное уважение ко всему работающему на них персоналу, в особенности к повару, которого он считал милым другом, было просто нелепым. Домработница крутила им как могла, до тех пор, пока в дом не пришла Анна и не расставила все по своим местам. Она сразу же ввела, если не классовую, то хотя бы рабочую субординацию, где домработница как минимум исполняла обязанности, вмененные ей работодателем, а не наоборот.
– Ты себе, как обычно, нафантазировала. Встретишь его опять, если судьба, – Анна легла и прикрыла лицо полотенцем, тем самым показывая, что разговор окончен.
«Если судьба…» – вздохнула Таш.
2. Как исправить ошибки родословной
Сардиния
– Ах ты, старый развратник! – звон смачной оплеухи заглушил хруст металла, смявшегося от удара о твердую терракотовую плитку. Серебряное ведерко неторопливо покатилось в сторону бассейна, оставив содержимое – горку из кусочков льда – таять на палящем итальянском солнце. Немолодые дамы, лежавшие по соседству, высунули головы из-под пляжных зонтов отеля «Кала ди Вольпе», больше похожих на шляпы вьетнамцев.
Толстая, словно мешок набитый картошкой, тетка оттаскивала своего орангутанга–мужа от деревянного лежака, на котором вот уже несколько минут пышногрудая блондинка безуспешно искала удобное положение для никак не помещавшихся на шезлонге длиннющих ног.
Катя Волкова, или, как она сама себя называла, Волкофф, поставила ступню со свежим красным педикюром на гладко подстриженную траву. Голубые стринги, расшитые пайетками, будоражили воображение особей противоположного пола, в поле зрения коих она попадала.
– Еще пять минут, и идем обедать, – буркнула она, обращаясь к Таш.
Даже посягательство на ее святая святых, о которой она отзывалась не иначе как о «храме благочестия и добродетели» и в которую угрохала не один год тренировок и десятки тысяч баксов, не могло отвлечь Катю от чтения газеты «Дэйли Мэйл». Вот уже час Катя не выпускала из рук любимую газету, жадно вчитываясь в последние новости мира богатых и знаменитых. Таш не тревожила подругу, уважая ее неотъемлемое конституционное право на любовь к миру шоу–бизнеса. Сводки важнейших международных событий – таких, как торговая война с Китаем или кризис в Венесуэле, Катя черпала из «Татлера» и «Нью-Йорк Пост». «И, конечно же, в Венесуэле у Мадуро нет ни единого шанса, – считала она, – ведь у Хуана Гуйдо такая красивая жена!» Катя рассматривала наряды первых леди, размышляя, как одевалась бы она, стань она одной из них. «А ведь эта роль не так уж и недостижима.» Живя в Нью-Йорке, Катя не раз попадала на страницы светской хроники, без нее не обходилась ни одна шумная вечеринка или модный показ. А горячо любимые ею таблоиды неоднократно приписывали ей романы с сильными мира сего на шестой странице.
– Ты только глянь, – она помахала газетой перед лицом Таш, – Хью снова заказал статью про Каролину.
Таш неохотно взяла в руки «Дэйли Мэйл». На любительском фото была запечатлена их подруга Каролина, углубившаяся в телефон у входа в магазин «Шанель». Подпись: «Проверяю, достаточно ли у меня средств на счету». Сама же статейка грязно высмеивала Каролину, отрезанную от средств к существованию собственным мужем.
– Зачем ты читаешь эти газетенки? – Таш брезгливо бросила газету на деревянный столик между ними.
Всего пару дней назад Каролина сообщила, что Марк задержался в Монако после Гран-при и, как истинный джентльмен, помогал ей разбираться с делами.
– А ну отдавай обратно…
Заботливо разгладив газету, Катя снова углубилась в чтение.
*****
Впервые она увидела Катю на даче у бабушки Ханны. В то дождливое утро бабушка забрала ее из дома, потому что там было очень душно и набилось многу народу. Мама, с белым, как будто измазанным мелом лицом лежала на кровати, а незнакомые люди подходили к ней, целовали и почему-то плакали. Папа проводил их до поезда и долго не выпускал Таш из своих объятий. Всю дорогу неопрятный мальчик в клетчатых шортах, который был взрослее Таш, носился по вагону и кричал «Сдавайся! Ты низвергнут!», размахивая воображаемой саблей. Она знала, что в общественном месте надо вести себя тихо и уважать других людей. Поэтому она спокойно смотрела в окно и ни разу не заплакала. В Москве они пересели в желтое такси и долго ехали на дачу с вокзала. На подъезде к бабушкиному дому водитель резко затормозил. Почти из–под колес выскочила высокая белокурая девочка, похожая на фею. Она задорно рассмеялась и полетела дальше, преследуемая оравой кричащих гномов.
Катя была любимицей всего поселка. Таш с восхищением наблюдала, как ловко она расправлялась с мальчишками. Одним лишь взглядом она притягивала понравившихся ей парней и одним словом отшивала назойливых ухажеров. Преклонялась Таш и перед Катиной красотой. Катя была настоящей «столичной штучкой», достойной восхищения окружавших ее мальчиков. Сама же Таш была обычной девчонкой, по счастливой случайности попавшей, как она тогда думала, в эпицентр жизни на Земле – поселок Переделкино под Москвой. Когда один из местных парней обратил внимание на нее – невысокую голубоглазую девочку с толстыми косичками, Таш, покраснев, убежала. Больше всего на свете она боялась, что они раскроют ее тайну. Что она – не одна их них. Что ее мама умерла, а они с папой, «клошаром», который завел семью, не придумав, как ее обеспечить», как любила повторять бабушка Ханна, остались жить в небольшом городке. И что тот самый клошар назвал ее дурацким именем Таш, как он говорил, «в честь Наташи Ростовой».
Таш ненавидела свои непослушные вьющиеся волосы и выстригала затылок, чтобы косички не казались такими толстыми. Ненавидела свою худобу и невысокий рост. Она завидовала прямым золотистым волосам Кати, ее осанке и грациозности. Катя напоминала ей прекрасную принцессу из сказок Андерсена. Каждое лето, когда она приезжала к бабушке на каникулы, Таш находила в Кате все новые черты для восхищения. Конец этому преклонению был положен в один прекрасный день, когда она приехала на дачу и обнаружила, что Катя состригла свои золотистые локоны в каре. В этот день Таш впервые увидела себя иначе: в зеркале отразилась копна блестящих каштановых волос вместо ненавистных кудрей… Теперь у нее было что-то лучше, чем у Кати. Но она пока не могла понять, что с этим можно сделать. Ответ пришел в виде мальчика по имени Леша. Леше было четырнадцать и о нем мечтали все девчонки в Переделкино. Два последних года Катя и ее подруга Рита боролись за его благосклонность, поочередно добиваясь его расположения. Но на этот раз Леша остановил свой выбор на так похорошевшей за зиму Таш. Она вытянулась, наконец-то расплела свои нелепые косички, ее худощавое тело обрело округлые формы, а глаза заблестели тем самым дьявольским огоньком, присущим только что перешагнувшим порог половой зрелости девицам. Все еще не привыкшая к своему новому статусу «красивой», Таш по инерции отказала ему в свидании. Леша же проявил настойчивость, и к середине лета все Переделкино знало, что Леша влюблен в Таш. Теперь даже Катя увидела Таш в новом для себя свете. Раз Леша выбрал ее, значит, она чего-то стоила. Одним солнечным утром Катя постучалась к ней в дверь и предложила дружить. К удивлению Таш, ее страшная тайна не только не оттолкнула Катю, но даже укрепила их дружбу. Катя решила заботиться о своей несчастной подружке как о сестре. Что касается Леши, его эти новости повергли в невероятный восторг, и все лето он с павлиньей гордостью платил за Таш в местном кафе и возил ее на экскурсии по столице.
Сто восемьдесят сантиметров роста, неизменное каре и востребованная андрогинная внешность позволили Кате десять лет беззаботно вышагивать на подиумах Парижа и Нью-Йорка. Однако детские грезы о подлинной красоте смущали ее покой. Катя задалась целью подогнать себя под свой идеал, немного увлеклась и, случайно, переделала в себе практически все. Агентства терпеливо наблюдали за ее метаморфозами, но последнюю инновацию – увеличение груди до четвертого размера – простить ей не смогли. Путь на подиум был для нее навсегда закрыт.
Ничуть не огорчившись такому повороту событий, пышногрудая блондинка с накопленными опытом и состоянием, со статусом топ–модели и миллионом подписчиков в Инстаграм вернулась в Москву в надежде захомутать себе мужа.
*****
Спустя полчаса Катя медленно поднялась с лежака и стала натягивать на себя шелковую тунику, расшитую стразами.
– Вставай, лентяйка, пошли обедать, – скомандовала она. Ее резкий низкий голос больше подходил заправскому шоферу, нежели сексапильной модели с лицом ангела.
Уже неделю девушки гостили в доме четы Стоу на Коста Смеральда. Ник был первоклассным хозяином, и, дабы не сковывать самостоятельность незамужних подруг жены, сразу по прибытии выделил им машину. Винтажный вид миниатюрного «Фиата панда 4х4» привел Катю в неимоверный восторг. Она настояла, чтобы Таш запечатлела ее на фоне столь демократичной машины во всех ракурсах – на водительском сидении, на капоте, она даже забралась в багажник. И все для того, чтобы убедить миллионы подписчиков в Инстаграм, что и топ–моделям не чужды простые радости.
Льняные шорты и белая футболка подчеркивали смуглость кожи Таш. Катя недоумевала: как это подруга, укрываясь от солнца, умудрилась заполучить ровный бронзовый загар? Невероятно. И почему Таш все так легко достается?
Девушки грациозно продефилировали к столу, за которым уже потягивали коктейли Анна и Ник. Ник предусмотрительно выбрал место поближе к бассейну, чтобы подругам было удобнее перемывать косточки проходящим мимо гостям. Пребывание в доме незамужних подруг супруги стало для него привычным делом. Он терпеливо выслушивал бесконечные рассказы об их романах и испытывал особую гордость, оказываясь привлеченным в качестве эксперта.
– Ник, как ты считаешь, если мы уже… – Таш не успела закончить фразу, ее прервала Катя:
– Не оборачивайся…
Катя смотрела в сторону моря. После этих слов Таш ничего не оставалось, кроме как обернуться и увидеть только что причаливший к берегу тендер. Ей хватило доли секунды, чтобы опознать в одной из фигур Алекса. Да, это был он.
– О нет! – уронила она тихим шепотом. – Это мой крест? И скелеты из прошлого будут преследовать меня всюду?
Приподнятое прекрасной погодой и шампанским настроение разом упало.
– А как ты хотела? К определенному возрасту, – Ник тактично выдержал паузу, – и с определенным укладом жизни, – он прищурился и поднял бровь, пытаясь показать, что ее уклад жизни не вписывается в приемлемые для него рамки, – количество скелетов значительно превосходит количество возможных мест отдыха, что чревато конфликтом тех и других.
Он сделал глоток шардоне, ненадолго задержал его во рту, пытаясь уловить новый, незнакомый ему букет. Он улыбнулся своей находке – эта была нотка собственной гениальности.
Однако долго смаковать свой новый статус ему не удалось.
– В твоих словах отсутствует всякая логика, – громко отрезала Таш.
Тихий голос Таш становился уверенней лишь в двух случаях. Первый был прозаическим – когда она позволяла себе выпить лишнего. Второй можно было отнести к разряду психологических – когда она садилась на свой любимый конек «сложных умозаключений», как прозвала их Катя. Для прозаического случая еще было рано, поэтому Ник имел дело с эпизодом психологическим.
– Даже если количество скелетов зашкалит за количество всех стран мира, вероятность встречи с ними в определенных местах отдыха абсолютно не зависит от их количества, а скорее, от их предпочтений ездить в эти места.
Анна оглядела стол. Как же ей наскучили эти дискуссии!
– Мне кажется, с логикой у вас обоих большие проблемы, – передвигая тарелки, резюмировала она.
И очень в том ошибалась.
*****
Поезд сбавил ход. Чемодан из черного кожзаменителя подпирал дверь купе со стороны тамбура. На пластиковой бирке с картиной Эдварда Мунка «Крик», болтавшейся из стороны в сторону в такт движению поезда, синей шариковой ручкой было подписано «Н. Романова». Через заляпанное окно поезда, прибывшего на четвертый путь Казанского вокзала, Таш высматривала в толпе встречающих бабушку Ханну.
На этот раз, вместо обычного ворчания и воспитательных укоров, бабушка встретила ее с неожиданной теплотой. Первый раз в жизни Ханна Штейнер была горда за свою внучку. А гордиться ей было чем! Таш приехала победительницей – победительницей Всероссийской олимпиады по математике для школьников. И своей победой она обеспечила себе место в Университете. Шутка ли! Уже который год Ханне не терпелось вырвать Таш из рук ее никчемного папаши и наставить внучку на путь истинный. И вот судьба подарила ей эту возможность. «Пускай поживет у меня в Переделкино, я успею промыть ей мозги. Хватит терять драгоценное время. Папаша не смог содержать семью, не смог заработать, так и дочку втянул в сущую глупость – бесплатные курсы для бедных, в их-то дыре… Зачем ей какие-то бедняки в провинции, когда она может блистать в столице! С такой-то красотой! Надеюсь, она будет умнее, чем ее мамаша, и не пойдет замуж за неудачника…» Ханна, прослезившись, погладила Таш по голове.
– Распусти волосы-то, – не удержавшись, строго проговорила она. – Чтобы я этот хвост больше не видела. Ты красавица – не смей этим не воспользоваться!
С первых же дней пребывания внучки в столице бабушка перешла в наступление.
– А нашу соседку Катю взяли в агентство. Модельное, – как бы невзначай сообщила она. Пергидрольная маникюрша аккуратно подпиливала ногти, слушая, как Ханна Генриховна наставляла внучку на путь истинный.
– Тебе тоже надо сходить. Ты ничем не хуже ее. – Она придирчиво оглядела внучку, облаченную в домашние шорты и майку. – Слава Богу, внешность тебе досталась от мамы. – Ханна с грустью взглянула на фотографию красивой молодой женщины, висевшую в коричневой рамке над столом. – А мозги у тебя, я надеюсь, мои. Твои родители в жизни бы не выиграли ни одной олимпиады.
– Бабушка, – Таш присела напротив нее за стол. Она сглотнула, набрала в рот воздуха для храбрости и быстро выпалила: – Не надо так про папу. Ты же знаешь, что он старается.
– Ты забыла? Никакая я тебе не бабушка. – Ханна контролировала каждое движение новой маникюрши. – Называй меня Ханна. Дома тренируйся, чтобы не брякнуть на людях. Как в мои сорок восемь у меня может быть семнадцатилетняя внучка?
Пергидрольная маникюрша попыталась скривить рот в заискивающей улыбке, но, встретив ледяной взгляд Ханны, тут же вернулась к своей работе. Весь поселок знал, что Ханна любила приврать про свой возраст, особенно мужчинам. Она и вправду выглядела гораздо моложе своих шестидесяти пяти. Этой холодной хичкоковской блондинке так и не суждено было встретить своего единственного. Папа говорил, что Ханна была обречена на одиночество из-за невыносимого характера.
История ее личной жизни была скелетом, запрятанным глубоко-глубоко в самом темном семейном шкафу. Таш слышала, что бабушка Ханна родилась в Западной Сибири, куда прабабку и прадеда, этнических немцев, в тридцать седьмом сослал Сталин. В шестидесятые годы, когда их реабилитировали, они вернулись обратно в Москву. Несмотря на перенесенные страдания, прадед, известный биолог, до конца своих дней считал себя советским человеком и оставался приверженцем коммунизма. В период «оттепели», когда часть советских немцев эмигрировали в ФРГ, он остался верен СССР и категорически отказался уезжать. Молодая Ханна отбыла в Германию в семидесятом, сразу после подписания договора между ФРГ и СССР об отказе от применения силы. Что конкретно произошло в Германии, никто так и не узнал, но через два года Ханна вернулась в СССР с годовалой дочкой, немецким паспортом и пачкой немецких марок, на которые родителям тут же была куплена квартира, а она с дочкой переехала в Переделкино. В загсе маму Таш записали как Анну Генриховну Штейнер, по имени и фамилии прадеда. За свою долгую жизнь Ханна разбила не одно сердце, но так и не решилась соединить свою судьбу с кем–то одним. Всю любовь она отдала дочери. Анна унаследовала от матери красивое лицо и безупречную фигуру, но, в отличие от Ханны, ее красота вышла не утонченной, а какой-то дикой и свободной. Ханна мечтала, что Анна станет актрисой и будет блистать на сцене МХАТ и на экранах Мосфильма. Она таскала дочь на бесконечные кружки, водила на тренировки, развивала в ней талант к ораторству и актерскому мастерству. Вместо этого Анна поступила в Строгановку, на первом курсе забеременела от однокурсника – «клошара» – и после окончания института уехала с ним в провинцию. Ханна не могла смириться с таким бездумным поступком дочери и напрочь отказалась принимать их союз. Только на похоронах дочери она наконец-то подошла к «клошару» и потребовала, чтобы с этих пор все летние каникулы Таш проводила у нее в Переделкино. Так продолжалось вплоть до окончания школы, когда Ханна настояла на том, что на время обучения в Университете Таш будет жить у нее.
В агентстве объявили, что для подиума ей не хватает пары сантиметров роста, зато с ее лицом открыт путь в рекламу для глянца и телевидения. Пригодился и ее немецкий паспорт, служивший в детстве предметом насмешек одноклассников, прозвавших ее радистка Кэт. Предусмотрительная бабушка Ханна позаботилась, чтобы все члены семьи, за исключением «клошара», получили паспорта. Он давал фору перед другими соискательницами для работы за границей.
Как и предполагала бабушка Ханна, столичная жизнь увлекла Таш соблазнами. Если на первый курс Университета Таш шла с твердым желанием грызть гранит науки, то ко второму она целиком окунулась в тусовку. Утренние лекции были настоящим кошмаром после бессонных ночей на танцполах. На лекциях она отсыпалась, только благодаря природному уму Таш все-таки постигла тайны маркетинга. Университет, съемки и вечеринки служили неисчерпаемым источником для новых знакомств. Романов, на которые намекал Ник, тактично описывая их как «определенный уклад жизни», было действительно немало.
Первые два курса она честно провела под бабушкиным крылом в Переделкино. За это время Ханна сумела выбить из ее головы «отцовскую бессребреническую дурь» и «вселить» на ее место здоровый прагматизм. К третьему курсу Таш уже зарабатывала деньги на съемную квартиру и искусно жонглировала богатыми ухажерами, готовыми на все за ее распускающуюся как весенний цветок красоту.
