Ирина Калитина
Национальный вопрос
Мы позанимались, и Елизавета Львовна предложила перекусить. По моим понятиям обед состоял из деликатесов. Фаршированную щуку подали, как национальное блюдо. Рыбу поймал для кардиолога его больной.
Длительное время я в одиночестве поглощал борщи Галчонка или сардельки Аллы Даниловны, поэтому чувствовал себя неловко в компании за сервированным столом.
«И мне один раз удалось побывать на рыбалке», – похвастал, желая что-то сказать.
«С папой?» – спросил Григорий Моисеевич.
«Нет, со Славой, хахалем мамы, и его товарищем».
Мои слушатели переглянулись и замерли. Я этого не заметил и бойко продолжил:
«Мы тогда жили в другой квартире, дядя Слава и его приятель собрались рыбачить, мама сказала, чтобы взяли меня с собой. По дороге мужчины приобрели в магазине бутылку водки. Когда подъехали к озеру, поставили её на пенёк. Я схватил удочку, размахнулся, чтобы первым поймать рыбу, попал по бутылке, она упала на камни и разбилась. По лицам дядей понял, что начнётся «трах» по ж…, побежал от них вдоль озера, деревья там не высокие и немного больные, это оказалось болото, в нём увяз. Дядя Слава вытащил меня, чёрная жижа сделала «чпок», а резиновые сапоги остались в трясине. Очень воняло. Меня помыли в озере, завернули в какие-то тряпки и сказали, что придётся возвращаться домой, чтобы отвезти зас…ца».
Не знаю, насколько впечатлил рассказ окружающих, лицо главного человека квартиры оставалось серьёзным, но глаза смеялись.
В школе Сенька перечислил слова, которые за столом произносить не следует. Я думал, что больше не пригласят, но ошибся. С тех пор иногда обедал у них. Считал ли Григорий Моисеевич помощь по физике и математике полезной для сына или же, познакомившись со мной, решил держать наши приключения под контролем, осталось неясным.
Однажды, Елизавета Львовна оказалась у меня в комнате. Я искал клад, раскапывал захоронение на старом кладбище и проткнул руку ржавым гвоздём. На уроках было не по себе, дома стало совсем плохо, тогда Семён и привёл свою маму вместо доктора. На столе стояла грязная посуда после нашего с папой завтрака, на диванах валялась моя одежда, учебники, пол Галчонок подметала в последний раз дня три назад. Температура была высокой. Как в тумане, помню Елизавету Львовну, обсуждающую что-то с Анной Даниловной, прибытие «скорой». Отец отыскал меня на следующий день в больнице, а Сеня принёс книгу «Приключения Тома Сойера», прислал Григорий Моисеевич.
В восьмом классе мальчишки увлеклись химией, носились с идеей устроить взрыв. Я собрал ингредиенты, смешал их в металлическом портсигаре, который валялся в ящике комода. Считал, что в этом контейнере довезу смесь до пустыря, где собирался поразить друзей потрясающим зрелищем, положил портсигар в нагрудный карман рубашки. Мартын обрадовался, встретив меня на улице, хлопнул по груди, и мы с ним взорвались. У него обгорела кисть руки, а на моей коже на всю жизнь отпечатались серп и молот, выбитые на портсигаре.
В выпускном классе рост у меня был: один метр, девяносто сантиметров.
На математической олимпиаде получил диплом и приглашение поступать без экзаменов в престижный ВУЗ. Церемонию вручения посетил папа, директор школы жал ему руку, поздравлял и благодарил за воспитание.
Сколько ни уговаривал Григорий Моисеевич Сеньку, он не выбился в первые ученики, и я – тоже. Ему скучно было заниматься точными науками, а мне не давались языки.
Наше детство совпало с бурными девяностыми годами. Моя комната была заставлена коробками с парфюмерией, закупал её и сбывал азартно, пренебрегая законами торговли и предупреждениями налоговиков. Поссорился с одним торгашом по поводу качества товара, сначала не расплатился из принципа, потом кончились деньги. Ожидалась разборка с бандитами.
С Машей Манукян мы подолгу стояли в парадной, не в силах оторваться друг от друга, она жаловалась, что отец подыскал ей жениха, сына директора рынка. Покрутившись вокруг торговли, я видел, как «сшибают» «бабки» менты, и понимал, что не в силах буду помешать «слиянию капиталов». С горя попробовал наркотики.
