Ирина Иви
Сердце горного тролля
Глава 1
…Впервые я увидела Ларса неподалеку от рыночной площади – он по очереди катал на качелях трех девиц, верещавших как поросята, когда качели взлетали вверх, почти скрываясь в кроне могучего дуба. Одну из них я даже знала. Трин, дочь лучшей в Альвкеле белошвейки Василисы, смешливая и веселая девка, только красотой боги обделили: коса ржавая, на носу веснушки, губы пухлые и глаза с поволокой. С такой внешностью ей бы ведьмой век вековать, а не жениха искать, белой лентой в волосах заманивать.
Я снисходительно и с некоторой долей жалости глядела, как высокий, ладный парень с копной пшеничных волос, золотом вспыхивающих на солнце, раскачивает качели, на которых восседает раскрасневшаяся Трин, то и дело откидывающаяся назад, чтобы, словно невзначай, коснуться спиной или плечом груди красивого парня. Вот она повернула к нему голову, вскинула на него лучащиеся весельем глаза и во взгляде ее вспыхнуло нечто иное, потаенное. Парень что-то шепнул ей на ухо и Трин еще гуще залилась румянцем.
Да она же влюблена в него по уши! И на что надеется, баламошка несчастная? Такие, как он на таких, как она не заглядываются. А вот я бы ему приглянулась… Как бы это познакомиться…
– Герр, ты это видишь? – прошептал широкоплечий парень, не сводя глаз с маячившей среди деревьев фигуры.
– Да уж вижу, не слепой, – пробормотал в ответ мужчина постарше, пониже и пошире. – Давай-ка, Асвульд, делать ноги отсюдова, пока не поздно!
– Ну уж нет! Я пришел за своим сокровищем, и никакой тролль меня не остановит! – и Асвульд, пригнувшись, перебежал за следующий куст, крепко сжимая в побелевших от напряжения пальцах шершавое древко копья.
– Да гори оно синим пламенем, это сокровище, – чуть слышно пробормотал Герр, но, тем не менее, последовал за своим более решительным товарищем.
Тролль топтался неподалеку, а что делал – не разбери-поймешь. Да Герр и не пытался разобрать, он как зачарованный не сводил глаз с мощной серой фигуры их супостата. До чего страхолюден! И страшен, так страшен, что у Герра поджилки тряслись, что уж тут скрывать…
Высокий, на полторы головы выше Асвульда, а уж Асвульд – самый рослый парень в Видаре! Мощный бочкообразный торс, толстые и мускулистые руки и ноги, большущие ступни и кисти, черные звериные когти на руках и ногах. Или правильнее будет назвать их лапами? Один черт, как ни назови, хрен редьки не слаще! Из безгубой пасти клыки торчат, что твои ножи для разделки туш… да он ими туши, поди, и разделывает, клыками своими… И хорошо, если звериные… Уши длинные и острые, словно у ельфа какого, да вот только ни разу это не ельф! Нос большой, мясистый, шевелится слегка – никак учуял их, вражья морда?! Глазки малюсенькие, красные, злые. Космы длинные, как у девки, да только спутанные все и словно седые. А кожа серая, будто пыль придорожная и словно… каменная, что ли.
И одежда на нем! Эко диво! Правду говорят, что разумно чудовище!
Кожаная коричневая безрукавка оставляет открытыми бугрящиеся мышцами руки и еле сходится на широкой груди, воротник серым мехом отделан. А штаны, тоже кожаные, свободно болтаются на могучих ногах, на поясе ремнем стянуты и будто коротки ему – открывают толстые щиколотки, переходящие в огромные босые ступни, лишенные подъема. И когти эти черные землю скребут, брр!
Герр содрогнулся, переступил с ноги на ногу и поудобнее перехватил тяжелый топор.
А Асвульд, глянь-ка, уже копьем замахнулся! Силищей боги не обидели парня – вон как запустил! Копье-то метнул и тут же выхватил из-за пояса тесак, понесся на тролля чуть ли не быстрее копья! Знать и ему, Герру, пора…
Он выскочил из-за кустов, размахивая топором… и застыл.
Ох! Да что же это деется?!
Копье ударило в спину тролля и отскочило, не причинив тому ни малейшего вреда! А тролль заревел страшно и молниеносно – откуда прыть такая в этом громоздком теле взялась?! – развернулся и бросился на своих обидчиков, размахивая кулачищами размером с молот. Клыкастая пасть раззявлена в крике, красные глазки светятся гневом.
– А-а-а! – яростно вопил тролль и земля сотрясалась под каждым его шагом.
– А-а-а-а! – в ужасе завопил Герр, отшвыривая топор и пускаясь наутек – под горку бежать было очень даже сподручно!
Асвульд замешкался, не зная, последовать ли примеру товарища или все же сразиться с монстром, а потом уже поздно было раздумывать – чудовище настигло его и Асвульд замахнулся своим тесаком. Тролль же перехватил его руку, сжав своей могучей лапищей так, что у бедняги искры из глаз посыпались, а потом, развернув деревенского здоровяка так легко, словно это была тряпичная кукла, отвесил ему смачный пинчище, придавший парню неслыханное ускорение и заставивший его взвыть от боли.
Словно комета пролетел он мимо отчаянно сверкающего пятками Герра, проводившего его ошалевшим взглядом, врезался в ствол ели и кулем свалился на землю. С минуту еще Асвульд сидел, тряся головой и бессмысленно озираясь, а потом вскочил и понесся прочь от ужасного чудовища и от этого места, куда он никогда, ни за что – даже ради Марыси, выпрашивающей бусы и перстенек дорогой на помолвку и отказывающейся идти за него, пока он не разбогатеет и не будет твердо стоять на ногах – не вернется! Ни за какие коврижки! Пускай Марыся сама к троллю на поклон идет, если уж на то пошло, и выпрашивает у него подарки. А с него, с Асвульда, хватит! Хлебнул лиха, натерпелся…
Парень на ходу потер горящий после встречи с ногой тролля зад и припустил еще быстрее за маячившим впереди Герром – во разогнался-то! Асвульд не оборачивался, но ему казалось, что он слышит хриплое дыхание нагоняющего его чудовища и треск сухих веток у того под ногами…
Ох, лишь бы выбраться живым, лишь бы спастись…
***
Я тяжело опустилась на трухлявый пень, затрещавший под моим весом, и закрыла лицо руками.
Как же я устала от всего этого! Сил моих больше нет!
Поначалу меня пугали такие непрошенные, воинственно настроенные гости, затем стали забавлять, разбавляя унылое однообразие серых дней, а теперь, хоть и стало их появляться намного меньше, чем раньше, навевали тоску и безнадежность, лишний раз напоминая мне о том, кто я есть.
Их жажда сокровищ, попытки убить чудовище и всепоглощающий страх, приходящий с пониманием, что тролля им не одолеть, гримасы ужаса и отвращения, кривящие их лица при виде уродливого монстра…
Неслышно ступая на мягких лапах, подошел Твегги, принялся тереться о мои ноги.
– Иди сюда, мой хороший, – я приглашающе похлопала ручищей по коленям и белый с рыжевато-коричневыми пятнами котяра, довольно мявкнув, запрыгнул ко мне и, потоптавшись-покрутившись на одном месте, улегся, довольно мурча.
Я погладила кота. Твегги – единственное, что у меня осталось из прошлой жизни. Когда мне пришлось бежать из Альвкеля, кот последовал за мной. Я пыталась его прогнать, не желая, чтобы он разделял со мной безрадостную, нелегкую жизнь и будущее, покрытое мраком. Я хотела, чтобы Твегги остался дома, в тепле и сытости. Люди у нас в городке добрые, отзывчивые и кто-нибудь обязательно приютил бы осиротевшего котейку. У меня же впереди маячила безбрежная неизвестность. Но кот рассудил по-своему. Он не дал себя прогнать, он упорно бежал за мной следом, вопя, как скаженный и просяще заглядывая в глаза, когда я оборачивалась на него. Даже мое новое каменное сердце дрогнуло, хотя я и сомневалась, что оно на это способно. Я подхватила кота на руки и, осторожно прижав его к груди, побежала прочь.
Сейчас, спустя год, я оглядываюсь назад и спрашиваю себя, а стоило ли сомнительное, быстротечное счастье того, что я сделала, чтобы его заполучить? Заслуживали ли Трин с Ларсом того, что я с ними сотворила? А я сама – такую участь? Впрочем, на последний вопрос ответ у меня давно уже был… Заслужила, бесспорно заслужила. Но легче от осознания своей вины мне не было.
Зато моя ненависть к Трин лишилась былой остроты, сгладилась до простой неприязни именно благодаря тому, что ко мне пришло понимание: я сама навлекла на свою голову это несчастье.
Я закрыла глаза и провалилась в прошлое.
…Праздник летнего солнцестояния устраивали в самую короткую ночь в году. Главным символом был огонь. Считалось, что эта стихия способна уберечь от злых духов и даровать тепло и радость миру.
На этот праздник мы каждый год жгли большие костры и спускали со скал горящие колеса. У костров собирались все жители Альвкеля, присоединялись к нам и жители соседних деревень – Видара и Викара. В эту ночь пели песни, танцевали вокруг костров и ели сладкую кашу. А еще можно было пройти так называемый обряд очищения – прыгнуть через костер. Праздник длился до утра, был шумным и радостным, но в этот раз не для меня…
Что-то отвлекло меня от воспоминаний, и я насторожилась.
Рычание! Где-то неподалеку раздалось утробное рычание и похоже уже не в первый раз! Рычание перешло в фырканье, затем раздался глухой вскрик.
Медведь! И человек!
Я опустила на землю выгнувшего спину Твегги и поднялась с пня. Так, вроде звук шел оттуда…
Бесшумно ступая босыми ногами, я двинулась в сторону малинника, оглядываясь по сторонам.
Мне этот зверь не опасен – когтям и зубам медведя не под силу разорвать мою твердую, словно камень серую кожу, скорее уж я сама могу порвать медведя в клочья, но осторожность никогда не бывает лишней. Лучше сначала разобраться, что там происходит. Да и человеческий крик я не могла просто так проигнорировать, хоть люди и приходили сюда исключительно по мою душу, да за тролльими сокровищами.
Вот и этот… пришел. Да нарвался на медведя. А может, это те двое вернуться решили?
Я посмотрела на валяющиеся на поляне копье да топор и покачала головой. Не-ет, эти не вернутся. Значит, кто-то еще пожаловал.
Пройдя еще немного, я наткнулась на медвежонка. Коричневый пушистый комок откатился от меня к дереву, возле которого стоял еще один медвежонок. А чуть дальше я увидела еще двух. Медвежата! Плохи дела того несчастного, чей крик я слышала – ему не посчастливилось наткнуться на медвежье семейство. Медведица ему задаст! Уже задает, судя по звукам.
Тяжело дыша, я вывалилась из ельника и затаила дыхание. Спиной ко мне стояла бурая медведица, да здоровенная! Она склонилась над неподвижно лежащим на земле человеком. Из-за медвежьей туши мне были видны только ноги в кожаных сапогах, да темноволосая голова.
Я заревела, и медведица медленно повернула голову. Окровавленная пасть ее ощерилась, маленькие глазки с яростью уставились на новую угрозу для ее медвежат, как она, по-видимому, считала. Но поняв, кто перед ней, она испуганно фыркнула, опустилась на четыре лапы и понеслась прочь, ломая малиновые кусты. Следом за ней, поскуливая, покатились четыре мохнатых клубочка.
Я подошла к подранному медведицей человеку. Молодой парень, лет двадцати пяти, не больше. Блуждающий, подернутый пеленой боли взгляд остановился на мне. Глаза его расширились, прошлись по моей фигуре сверху до низу, отчаянным усилием, морщась и кривясь, он попытался приподняться и со стоном повалился обратно на примятую, окровавленную траву. Глаза его закрылись, и он потерял сознание, а из разодранного медведицей бока с новой силой полилась кровь.
Я с досадой всплеснула своими лапищами.
Вот еще заботушка! Он меня убивать пришел, а я теперь его спасай!
Оторвав рукава его рубахи, я кое-как перевязала ему кровоточащий бок. Он застонал сквозь зубы, но в сознание так и не пришел. Легко подхватив его на руки, я быстрым, пружинящим шагом направилась к дому.
Продралась сквозь малинник, споткнулась о брошенное недавним охотником за сокровищами копье, чуть не уронив при этом раненного, выругалась сквозь зубы и потопала дальше. Протиснулась через нагромождение скал, перешагнула весело журчащий ручей и наконец вышла к дому, скрытому с одной стороны крутым обрывистым склоном горы, с трех же других – поросшими мхом валунами и скальными обломками, по-видимому, когда-то в стародавние времена отколовшимися от горы.
Да-да, вопреки расхожему мнению обывателей, убежденных, что тролли непременно должны обитать в пещерах, я жила в настоящем доме. На этот дом я набрела не сразу, довольно долгое время я скиталась в горах, ночуя, где придется. Попробовала пожить и в паре пещер. Но это было совсем не так удобно, как могло бы показаться.
Одна пещера, на которую я набрела по воле случая, имела два входа (или выхода, это уж кому как нравится), была открыта всем ветрам и по ней гуляли сквозняки. Я пробовала заделать один вход камнями, но это не решило проблему – дуть продолжало из оставшихся щелей между камнями. Да и маловата эта пещера была для комфортного проживания.
В другую же пещеру я заселилась, изгнав прежде ее обитателя – медведя. Мишка был этим обстоятельством крайне недоволен, но ему пришлось смириться. А мне пришлось как следует вычистить и вымыть свой новый дом, который давно живущий в нем медведь успел сильно запачкать. Пещера оказалась двухкомнатной, ежели можно так сказать о пещерных хоромах, вход в нее был довольно узкий и низкий, сквозняки не гуляли, зато темно в ней было, хоть глаз выколи. А как ее освещать? Я об этом совсем не подумала! Медведя я изгоняла, освещая себе путь самодельным факелом, а жить-то тут как? Соорудила было очаг из камней и разжигала там огонь, в результате чуть не задохнулась от дыма.
В общем, зря я прогнала мохнатого, зря трудилась, отскребая пол и стены – пещеры мне в качестве места обитания не подошли категорически, хотя пару-тройку ночей я в них все-таки провела.
На человеческий дом я наткнулась случайно во время своих скитаний. Думала схорониться среди скал и там переночевать, а получилось так, что я прошла насквозь скальные нагромождения и очутилась на свободном от деревьев и скал пятачке. У подножия отвесного склона горы выходил на поверхность источник подземных вод, образовавший ручей с кристально-чистой водой. Вода в нем была ледяная, прозрачная и очень вкусная, но главная находка состояла не в этом. Здесь был дом! Большой добротный деревянный дом, слегка обветшалый, заброшенный, с заколоченными ставнями и дверью, покосившимся крыльцом и дырявой крышей, но дом! Я оторвала доски, открыла жалобно заскрипевшую под моим натиском дверь и, пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, вошла внутрь.
Я обрела новый дом!
И пусть кровать, покрытая ветхим шерстяным одеялом, мне была коротковата, а потолки низковаты, это был настоящий дворец по сравнению с пещерами!
Со временем я навела в доме какой-никакой порядок, подлатала крышу, поправила крыльцо, сняла доски со ставен, развесила пучки трав (целебных, способных излечить от разных хворей, пряных, которые я использовала в качестве приправ и душистых, которые заваривала вместо чая) и в доме стало почти уютно.
Я собирала мед диких пчел, ягоды, ловила рыбу в бурной речушке, весьма успешно добывала дичь (в тролльем обличье это было не сложно), собирала птичьи яйца, возле дома разбила небольшой огородик, где посадила дикие овощи. В общем, жизнь постепенно не то чтобы налаживалась, но… таки да, налаживалась, если не вспоминать ту жизнь, которой я лишилась.
И теперь я впервые, спустя год моей отшельнической жизни в горах, переступила порог своего дома не одна. Правда, мой невольный гость болтался без сознания у меня на руках, он пришел без приглашения, чтобы убить меня и добыть сокровище тролля… но это уже дело десятое.
Мне же предстояло поставить этого гостя на ноги, а потом он и сам деру даст, подгонять не придется.
Я вздохнула, и осторожно перехватив бесчувственного мужчину одной рукой, другой открыла дверь моего обиталища и вошла внутрь.
Глава 2
…Я послушно подняла руки, и Василиса начала ловко и споро снимать с меня мерки.
– Так, а теперь спиной повернись… Все, готово! Три-ин, угости нашу гостью чаем с баранками, пока я сорочку ей буду шить!
– Да я лучше потом зайду, позже, – скромно потупилась я. – Не хочу вас стеснять.
– Никакого стеснения, милая, – улыбнулась мне мастерица. – Заказ твой легкий, управлюсь с ним быстро, чего ты будешь туда-сюда ходить. Вон, попей чайку с моей дочкой. Вы с ней ровесницы, поладите, думаю.
– Добрый день, – в комнату вошла Трин, встала рядом с матерью – вот от кого унаследовала она и волосы рыжие, и веснушки, и губы в пол лица! Только у Василисы в волосах уже больше серебра, чем ржавчины.
– Вот, дочка, познакомься с Дагмарой. Дагмара, это моя дочь Трин.
– Да мы вроде как знакомы, – приветливо глядя на меня, заметила дочь белошвейки. – Встречались как-то на танцах.
– Так и есть, – кивнула я. – Да только знакомство тогда какое-то поверхностное получилось.
– Это легко исправить, – улыбнулась она. – Пойдем пить чай! – и Трин, взяв меня за руку, увлекла за собой.
Я ликовала! Все оказалось гораздо проще, чем я думала!
Я даже перестала жалеть о потраченных на ненужную мне сорочку монетах. Деньги – ерунда! Зато теперь мне не составит труда через простодушную Трин влиться в их компанию и познакомиться с тем золотоволосым парнем! А уж когда я с ним познакомлюсь…
В корчме на северной окраине Альвкеля царило непривычное оживление.
– Слышали, еще один ребенок пропал? Сынок Ульрики, вдовы Барни.
– Да ты что! Ему ж всего пять лет, как же это не уследили за мальцом?
– Не пять, а шесть.
– Да один хрен, хоть двадцать шесть! Это все тролль проклятущий, попробуй от него уберечься!
– Мужики, да тролль тот в горах обретается. На кой ляд ему в город к нам переться?
– Так видели его здесь, и не раз! Совсем недавно Параскева его поздним вечером заприметила, крался, словно тать.
– Параскева – девка хорошая, добрая, она не соврет. Раз сказала, что был тролль у нас в Альвкеле, значит был!
– С Парашкой-Распахни-Ворота только в постели хорошо кувыркаться, а словам ее веры нет! Все бабы – лгуньи!
– Так уж и все! Вот моя Марика…
Дьярви поморщился и отхлебнул горячего взвара из большой глиняной кружки.
Разговор свернул с нужной ему темы на обсуждение женских достоинств и недостатков, а слушать про разных там Марик и Параскев ему было совсем неинтересно, да и вовсе ни к чему.
В общем, ничего нового он толком и не узнал, кроме того, что пропал еще один мальчонка, а уж тролль его забрал или другой кто, непонятно совершенно. Ну хоть взвар тут хорош, давненько он такого не пробовал – густой, пряный, сладкий. Хороша была и кулебяка с мясом. Да вот только он сюда не ради взвара с кулебякой топал!
О горном тролле том доподлинно никому ничего известно не было, а если и были те, кто за сокровищами к нему сунуться посмели, то рассказывать они об этом явно не спешили.
А что вообще ему известно?
Дети пропадать начали около четырех месяцев назад. Первой исчезла девочка девяти лет, жившая с родителями в деревеньке Викар. Отец ее все селение на уши поднял, где только ее не искали! Да так и не нашли. Затем пропал мальчик-сирота семи лет из деревни Видар, его особо-то и не разыскивали. После него исчезла девочка двенадцати лет из Альвкеля. Альвкель – не деревня, какой-никакой городок, здесь и чужаку затеряться легче, и найти кого-то сложнее. Вот и девчонку эту не нашли.
А теперь еще вот мальчонка здесь пропал совсем махонький…
И все считают, что это дело рук горного тролля, невесть откуда объявившегося в этих краях. Говорят, ест он детишек. Что ж, может и так, по слухам, эти твари готовы сожрать что угодно. Только вот… а существует ли он вообще, этот тролль? Лет триста назад еще водились они в Бьяртмарских горах, есть тому письменные свидетельства, но с тех пор много воды утекло, и никто этих тварей больше не встречал. Вроде как вымерли все от какого-то неведомого тролльего недуга.
Но и слухи тоже на пустом месте не рождаются. Может, и не тролль, но что-то странное в горах определенно обитает. И, возможно, спускается в предгорья и тащит ребятишек из окрестных деревень. Кстати, Викар, Видар и Альвкель рядом ведь совсем расположены, а вот Белстрам и его родной Кьярни чуть в стороне и там никто еще не пропадал. А значит, то, что крадет детей, обретается в этих краях.
– Что-то я раньше тебя здесь не видела, – к нему за столик подсела девица со светлой косой и в нарядном, украшенном золотой тесьмой, синем сарафане. – Такого пригожего парня я бы обязательно заприметила, – дева подперла изящный подбородок маленьким кулачком и устремила на Дьярви мечтательный взгляд.
– Параскева, иди к нам! К нам! – загалдели двое подвыпивших парней за дальним столом. – Крыс-са… ик! краса ты наша ненаглядная!
– Отстаньте! – с досадой отмахнулась от выпивох «крыс-са ненаглядная» и снова обратилась к Дьярви. – Любят меня здесь, – хихикнула она, изображая смущение. – Параскевой меня зовут. А как тебя кличут?
«Похоже, это и есть та самая Парашка-Распахни-Ворота, которую тут недавно обсуждали, – с неудовольствием подумал Дьярви. – О тролле она мне вряд ли что-то поведать сможет».
– Прости, красавица, мне уже идти пора, – и Дьярви, отставив кружку с недопитым остывшим взваром, поднялся со скамьи.
– Да куда торопишься? – с досадой воскликнула девица, тоже вскакивая с места и повисая у него на руке. – Останься со мной, не пожалеешь, – и она одарила Дьярви таким красноречивым, многообещающим взглядом, что тому захотелось брезгливо оттолкнуть льнущую к нему волочайку и помыть руки.
– Отойди, – тихо проговорил он. – Гулящими девками не интересуюсь.
Девица отскочила от него как ошпаренная.
– Да ты… Да я… – с видом оскорбленной невинности забормотала она, побагровев от гнева и унижения, но Дьярви, не слушая ее причитаний, пошел к корчмарю, расплатился и покинул непочтенное заведение.
– В горы надо идти, а не по кабакам шататься, все равно толку от них чуть. Сам все и узнаю, – со злостью процедил Дьярви, закинул арбалет за спину, поправил меч и зашагал прочь.
***
Весело была на ярмарке в Альвкеле, весело, шумно и пьяно. Зазывали к себе торговцы разными диковинками, катались на карусели юноши и девушки, сновали пронырливые ребятишки с мятным леденцом под языком или имбирным пряником за щекой. Сидр лился рекой, на открытых очагах жарили мясо и варили кашу.
Но не было дела до всего этого двум нарядно одетым девицам, увлеченным чесанием языков.
– Как Фари на тебя смотрит! – завистливо вздохнула Марте и украдкой поправила белую – в знак того, что она ищет жениха и готова принимать ухаживания – ленту в косе.
– Что мне Фари, – передернула плечами красавица Свана. – Он всего лишь подмастерье кузнеца.
– У него золотые руки, – возразила Марте. – Все хвалят его мечи, топоры и… и… что там он еще делает. Говорят, он очень искусен в своем деле, хоть и совсем молод еще.
– Ну а умеет он пользоваться этими своими мечами? – презрительно выпятила губу Свана, теребя красные дешевые бусы, обвивающие ее нежную, белую шейку. – Мне не нужен ремесленник, и тем более не нужен бедняк!
Марте растерянно моргнула и посмотрела на подругу.
– Ну да, он пока не богат, но он же только учится своему ремеслу. И ему не нужно уметь владеть оружием, ему нужно уметь его делать. А уж с этим он прекрасно справляется, как я слышала. А как он хорош! Такие широкие плечи и задорная улыбка! А глаза…
– Вот и забирай его себе! – фыркнула Свана и потерла мочку уха – от мельхиоровых сережек разболелись уши. Ей бы золотые! У них и вид совсем другой, и носить их можно не снимая. Но золото ей не по карману… пока.
– Да я бы с радостью! – вздохнула Марте. – Но он на меня смотрит, как на пустое место. Будто и нет меня вовсе. Кинет взгляд случайный и рассеянный, да отвернется.
Свана скосила глаза на подругу и красные губы ее тронула снисходительная улыбка. Да, Марте не красавица – не чета ей. Коса жидкая, брови бесцветные, фигура не женственная, да и лицо… так себе. То ли дело она, Свана! Истинно лебедь, имя ей это очень подходит! Кожа молочно-белая, на щеках румянец нежный играет, шея тонкая, длинная, не то что у Марте – у той будто из плеч голова растет. Брови тонкие, черные, а коса с кулак толщиной. И лицо словно у фарфоровой куклы, какую она у заезжего торговца видела.
