Ирина Игоревна Тарасова Север

Глава 3

2086 год

север Норвегии

бывший город Хаарсвольд

– Целый год! Эли, вы вместе целый год! – уже со слегка заплетающимся языком возмущалась Карин, которая буквально заняла всю поверхность небольшого дивана в маленькой квартирке свой подруги.

– Если бы всё было так просто! – глядя на всё ещё полный бокал так и нетронутого напитка, ответила Эли.

– Куда ещё проще! – чуть не расплескав напиток, попыталась сесть ровно подруга. – Вы вместе работаете, знаете друг друга почти всю жизнь, а если верить словам Мэтью, то со времён твоих подгузников!

Эли попыталась возмутиться, но Карин уже было не остановить. Она не впервые заводила шарманку на эту тему, и Элизабет это порядком нервировало. Но стоило Карин Розенберг сделать хотя бы один глоток чего-нибудь горячительного, её начинало тянуть на разговоры про парней, а особенно на тему Мэтью и обсуждения причин, почему они до сих пор не съехались.

– Бланко уже скоро придётся выходить наружу и нырять в снег с головой, чтобы остыть от твоих выкрутасов! Ну сколько можно сопротивляться ему, да и вообще всему свету. Что за упрямая ослица?!

– И почему только ты можешь так меня называть, а я не могу тебе сопротивляться?! – хохоча бросила Эли. – Да и кто сказал, что он так уж и мучается со мной.

– С тобой всегда сложно! – только отмахнулась Карин, будто говоря, что это всем известный факт. – Ну пожалей ты мужика, он из кожи вон лезет, чтобы сделать тебя счастливой, а ты сопротивляешься.

Элизабет допускала такие посиделки и подобные разговоры только после удачных экспериментов и полученных результатов. Сегодня был именно такой день. Когда восемь месяцев назад Розенберг впервые ввалилась к ней в личную комнату с бутылкой рома, Эли не сразу поняла, что происходит, но уже после третьего обжигающего глотка, сделанного как в тумане, она впервые поняла, что такое дружеские посиделки, поддержка и просто разрядка, которая так была ей необходима. Так Карин стала первой настоящей подругой в жизни Эли, с которой они были максимально разные, но именно поэтому притягивали друг друга.

– Но что это изменит? Мы и так вместе! Буквально вместе на одной территории – работаем, едим и просто живём. Статус того, что мы пара я подтвердила уже давно, а количество ночей, проведённых вместе, равно тому же количеству, которое я провожу вне дежурств. А остальные причины, по которым мы не объединились в одну комнату, ты знаешь. И потом – это север, а это место не для семейной жизни.

– Ну знаешь…, – снова попыталась поудобнее расположиться Карин, при этом поморщившись от боли в боку, – для нормальной семейной жизни мы не сильно-то и нормальные! Для нас будущее не имеет определённого конца, может вообще всё завтра закончится, так хоть от настоящего нужно брать максимум!

– Только твой чёрный юмор я могу воспринимать. И всё же займись своей личной жизнью! – Эли попыталась перевести разговор, при этом всё же сделав глоток и поморщившись.

– Ты знаешь, что я птица свободолюбивая, – парировала Карин, – ну в рамках нашей «тюрьмы» Астрея, конечно.

– Кстати, хватит бегать к военным, – поучительно напомнила Элизабет, – мне потом прикрывать тебя.

– В числе учёных у нас нет красавчиков, одни ботаники. За исключением Мэта, конечно, и поэтому…

Не успела Карин договорить, Эли прервала свою подругу:

– Я напомню тебе, что ты тоже учёный! И нам следует быть осторожными!

– А я и осторожна, – подмигнув, ответила Карин.

Элизабет закатила глаза и снова сделала глоток, зная, что завтра пожалеет об этом. Она всегда выпивала только половину бокала, но и этого ей было достаточно. Сложно было перебороть свой характер, который требовал исключительной концентрации и контроля всего вокруг.

– И потом, я не бегаю к военным. Я возможно и не знала бы этого счастья – секция номер три, если бы нас не заставили проходить военные сборы и практически ежедневные занятия.

Карин произнесла эти слова будто они ничего не значили в её жизни, кроме того, что она наконец получила доступ в секцию военных, но именно она стала причиной этих занятий. Девять месяцев назад Элизабет смогла добиться положительных изменений в сыворотке и впервые подопытные, облучённые рабочие, перестали умирать. Но они стали меняться. В тот день, когда Розенберг осталась на смене вместо Эли, подопытный, получивший новую сыворотку, неожиданно восстал из мёртвых и набросился на Карин, укусив её за левый бок. Сильный, озверевший, с остекленевшим взглядом пронзительно синих глаз мужчина напал на хрупкую девушку и почти вырвался из лаборатории, если бы не военный, который застрелил его. Но даже смертельная рана в сердце не сразу убила изменённого. Он истекал густой, тёмно-бардовой, почти чёрной кровью больше часа и рычал. Рана даже почти затянулась, но подопытный всё же умер. Это было невероятно и страшно.

Тогда Элизабет два дня боролась за жизнь своей будущей подруги. Карин быстро впала в беспамятство, её мучал жар и начались некоторые изменения. Стали быстро расти ногти и волосы по всему телу, а кожа становиться бледной и сереть на глазах. Сыворотка была бессильна. Тогда Розенберг спасло полное переливание искусственной крови, над разработкой которой Элизабет и её мама работали ещё до жизни в Астреи. Этот метод не работал на облучённых, но на Карин он сработал. Девушка пришла в себя и восстановилась довольно быстро. Все изменения прекратились, обращение остановилось, выросшие ногти и волосы просто отпали, на радость Карин, только бок иногда болел, так как укус зацепил тазовую кость. А через месяц она уже распивала ром в компании своей спасительницы.

Несмотря на полученный максимально стрессовый опыт, Элизабет удалось получить новые данные, сделать выводы и слегка подкорректировать сыворотку.

– Эти занятия мне не нравятся, но они нам необходимы, – признала Эли, не скрыв свой печальный взгляд на подругу, при этом бокал с ромом она отставила в сторонку.

От подруги этот взгляд не ускользнул. Карин, как и все здесь, понимала положение вещей – они взаперти, буквально в плену у правительства и катастрофы, каждый день им ведомы ужасы и страх. Но она привыкла. Ведь иного выхода у них не было. Только принять и воспитывать в себе оптимизм, которым Карин и так сполна обладала от природы.

– Зато это весело, бодрит и приносит массу новых знакомств! – выдала Розенберг новую порцию оптимизма.

Элизабет не удержалась и улыбнулась.

– Ты права! Возможно, наше будущее и туманное, зато настоящее не скучное!

– Ну вот, наконец, и ром в твоей крови заработал! Люблю Элизабет Беккер – пьяную и оптимистичную оторву, а не эту – жутко умную и упрямую ослицу!

Девушки прыснули от смеха и сделали очередной глоток рома.

-–

Ярко-голубые глаза смотрели на Элизабет сверху вниз, она была ниже этого существа, в которого превратился высокий мужчина, сперва облучённый, а потом получивший сыворотку. В глазах горела ярость и голод. Второму чувству учёными определение было дано не сразу, ведь это был животный голод, который не свойственен обычному человеку. После первого умершего изменённого и укусившего Карин Розенберг были другие. Этот был номер два. Но он же первый успешно переживший облучение благодаря подкорректированной сыворотки, а главное живущий дольше всех – двести сорок дней.

Изменённых помещали в герметичную изоляционную камеру, отделённую от персонала пулестойким и химически стойким стеклом. Изохрон – специальное переговорное устройство помогало общаться подопытным и учёным. Элизабет каждую смену приходила к первому выжившему, который после изменения настаивал, чтобы его называли прежним именем Эрик. Это единственное, что он помнил из прошлой жизни, в отличие от остальных.

Неделю назад Элизабет удалось добиться очередного результата в исследованиях, а сегодня тот день, когда проводились очередные испытания.

– Доброе утро, Эрик, – официально произнесла Элизабет, усаживаясь напротив камеры и готовясь делать записи в планшет.

– И вам доктор Беккер, – заметно холодно отреагировал изменённый, припав губами к изохрону.

Элизабет научилась относительно спокойно реагировать на изменённых, но она всегда точно знала о чём они сейчас думают – о человеческой плоти, о её плоти. Они всегда голодны, даже тогда, когда их накормят. Все показатели после введения сыворотки выравнивались и люди восстанавливались после облучения, становились такими же, как и до поступления в Астрею. Но спустя всё те же семь дней после облучения, когда они должны были умереть, они становились другими. Росли ногти, укреплялись и обострялись зубы, усиливался рост волосяного покрова, а главное они становились сильнее, мощнее и злее.

– Вам вчера ввели лекарство. Как вы себя чувствуете? – доктор задала, казалось, стандартный вопрос, однако, она не смогла скрыть в голосе волнения, накатившее на неё.

– Доктор, у вас есть дети? – спустя целую минуту прозвучал голос, тихо и вкрадчиво.

Элизабет не удержалась от неожиданного вопроса и подняла взгляд зелёных глаз на Эрика.

– Нет, – внутренне волнуясь, ответила девушка.

Всем изменённым были чужды светские беседы, воспоминания, чувства. Они становились жесткими, холодными и совершенно необременёнными чем-либо, кроме голода. Речь и когнитивные способности тоже были сохранены, но они пользовались исключительно самыми простыми наборами фраз и движений. Названия, имена людей или даже стандартные приветствия помнил и использовал только Эрик, но даже он совершенно не страдал воспоминаниями из прошлого, ему не знакомы ни тоска, ни ностальгия, ни само ощущение утраты. По крайней мере, как было до этой фразы, которая заставила Элизабет удивиться, вопрос прозвучал осознанно, и осознанно Эрик проигнорировал заданный ему вопрос.

– Вы ещё слишком молода, – неожиданно продолжил Эрик, продолжая начатый разговор, – но смогли в столь юном возрасте добиться таких высот.

Девушка поборола желание повернуться назад и посмотреть в непрозрачное зеркало, за которым сегодня собрались все самые важные представители Астреи и Международного Совета. Там был и Мэтью, который смог определить очередное новое вещество в составе пород из ямы, а Элизабет смогла применить для создания вакцины.

– Эрик, вы понимаете где находитесь? – осторожно спросила девушка.

Губы Эрика зашевелились, будто пытались нащупать подходящие слова, глазами он пытался сфокусироваться на одной точке, что давалось ему тяжело. Он резко стукнул ладонью по своей голове и всё прекратилось. Элизабет не мешала, но и не спускала взгляда с изменённого, запоминая и анализируя происходящее.

– Жизнь не справедлива! Вы знали об этом, Доктор Беккер? – теперь взгляд голубых глаз буквально прожигал Элизабет, и это был не только голод, и не просто ярость.

– Почему вы так думаете?

Элизабет понимала, что изменения есть, но пока не понимала какие.

– Мечты губительны, они в итоге заставляют нас идти на крайности, – в голосе проскочили нотки грусти, по крайней мере, Элизабет так показалось.

– А какие у вас мечты? – Эли не понимала куда ведёт разговор, поэтому просто старалась задавать короткие и наводящие вопросы.

Эрик улыбнулся. Это было неожиданно, настолько, что Элизабет не удержалась и сглотнула вязкую слюну. Она почувствовала тревогу, но не ту, которую вызывала опасность от любого изменённого.

– Я уже не мечтаю, доктор, а выживаю в действительности, – Эрик становился увереннее, но всё ещё подбирал слова, которые затерялись на задворках памяти.

– Вы голодны? – осторожно поинтересовалась Элизабет.

– Сложно сказать, – задумался Эрик и отвёл взгляд глаз, которые будто стали ярче. – И да, и нет. А вы, доктор Беккер?

Изменённый поинтересовался мыслями собеседника, но так, будто и сам удивился этому.

– Нет. Я позавтракала.

– Хорошо бы! – неопределённо протянул Эрик и стал потерянно осматриваться.

– Вы чувствуете боль, Эрик, – Эли постаралась вернуть изменённого в разговор.

– А что такое боль? Какую боль вы имеете ввиду? – резко и уже без улыбки прорычал Эрик.

– Давайте поговорим про физическую боль, – понимая нестабильность изменённого, спокойно спросила девушка.

– Это не самое страшное, что может с нами случиться. Ведь так? – спросил Эрик, и снова проскользнули нотки грусти.

– Если у вас что-то болит, я могла бы вам помочь, Эрик, – мягко, но не сводя взгляда предложила Элизабет.

– Я могу контролировать эту боль, – задумчивый ответ Эрика заставил доктора нахмуриться.

– Вы можете не чувствовать боль? Блокируете её?

– Физическую – да. Вот только голод – не всегда. А это больно.

Это уже было интересно, поскольку с изменёнными сложно было вести конструктивные диалоги, было непонятно, что они чувствуют при голоде и физической боли. Никто не подумал, что это может быть взаимосвязанно.

– И всё же вы сейчас не уверены, что голодны? – с надеждой спросила Элизабет, ведь это было целью учёных – избавить изменённых от чувства голода, желания человеческой плоти.

Эрик снова стал растерянно осматриваться и фокусировать взгляд. Стоны с мягким рычанием вырывались из его горла, он будто пытался понять происходящее, вырваться из мрака, в котором он пробыл последние месяцы.

– Сейчас нет, – наконец ответил он, – но я злюсь.

Элизабет буквально ловила каждое слово, она пыталась сохранить профессиональное равнодушие, но волнение захватило её, ладони вспотели, а по спине потекла капелька пота. С помощью дыхания она немного восстановилась, благо у неё было время, пока Эрик был в своих мыслях.

– Злюсь, Элизабет!

Обычно Эрик обращался к Элизабет по фамилии и имя своего доктора он только слышал, когда к ней обращались другие учёные, но он его запомнил и сейчас применил, он искал знакомого человека, ему нужна была поддержка и понимание.

– Это чувство иногда помогает нам трезво мыслить, – помогла Элизабет.

– Я пока растерян. Слишком много информации и мыслей. Но я точно злюсь.

Эрик заметался по камере и стал глубоко дышать. Широкими шагами он мерил маленькое помещение, сильно задев ногой стул, который отлетел в защитное стекло, разломав мебель на части. Элизабет видела мучения подопытного, но теперь здесь были не только ярость и голод, Эрик утопал в чувствах и эмоциях. Незаметно Элизабет посмотрела в зеркало и отрицательно покачала головой, давая понять людям с той стороны, чтобы пока не вмешивались.

Неожиданно Эрик подлетел к изохрону, буквально губами впился в него и закричал:

– Вы не знаете, что такое быть родителем, Элизабет, это невероятно мучительно и больно! Я просто мечтал и верил! Я просто был человеком, который хотел любви и дать эту любовь своим детям! Но теперь я здесь! Я здесь, а они там, в своей темноте! Я здесь, чёрт, я в полном дерьме!

Слёзы и слюна смешались на лице Эрика. Его разрывало на части от нахлынувших воспоминаний. Элизабет смотрела и сильно, до боли сжимала челюсти, чтобы не выпустить свои собственные эмоции и чувства. Она как учёный понимала, что должна была дать время этому мужчине перегореть воспоминаниями, чтобы окончательно запустить действие сыворотки, ведь без боли это невозможно.

– Я здесь! Я стал чудовищем? – кричал и рычал Эрик. – Что вы со мной сделали? Вы должны были просто дать мне умереть! Лучше смерть, чем эта боль!

Мужчина продолжал метаться по камере и кричать, биться о поверхности. Он оторвал прикрученную к полу кровать и буквально разорвал её на части. Перья, лоскуты ткани, ошметки от каркаса кровати смешались и были в крови подопытного. А он продолжал кричать, срывая голос.

Когда Эрик наконец упал и почти перестал двигаться, Элизабет дала отмашку и ворвались военные. Они вывели доктора Беккер, которая знала, что ближайшие несколько дней Эрик будет восстанавливаться под действием сильнейших успокоительных, а её саму ждёт отчёт перед начальством.

Глава 4

– Вступительную часть предлагаю опустить и приступить сразу к заслушиванию основного вопроса, – глубоким и сухим голосом проговорил Никлос Риман, осуществляющий административное руководство комплексом «Астрея».

До вступления в «Астрею» Риман возглавлял международный исследовательский консорциум в области квантовой биоинженерии и кибернетических технологий. Также Никлос занимался прикладной физикой и этическим регулированием искусственного интеллекта, благодаря чему получил репутацию не только блестящего учёного, но и того, чей приоритет – безопасность человека.

– Сегодня рассматривается всего один вопрос – результаты обновлённой сыворотки, имеющей потенциал стать вакциной от канибализма и изменений в целом, разработанной старшим биологическим аналитиком секции номер один Элизабет Бейкер.

В конференц-зале собралось более пятидесяти человек. В первую очередь это были представители военных структур во главе с генерал‑майором Андерсом Хейном, известным своими радикальными решениями в отношении всех промежуточных результатов с предыдущими вариантами сывороток. Генерал-майор Хейн помимо введения жёсткой дисциплины и организации комплексной охраны периметра Астреи контролировал все этапы разработок с точки зрения безопасности всех жителей этого места, но также возможного распространения потенциально опасных результатов исследований, которые учёные, к сожалению, не могут предсказать. Так он уничтожил всех подопытных, которым были введены пробные варианты сывороток после нападения на Карин Розенберг. Учёным пришлось ждать новых облучённых добровольцев, которых с каждым годом становилось всё меньше. Эрик стал первым после неудачных испытаний и получившим подкорректированную сыворотку, но уже под жёстким контролем военных.

– Хочу напомнить, мистер Риман, что разрешение на использование данной сыворотки, как и последней вакцины, вы получили в обход моего разрешения, – тяжёлый гортанный голос генерал-майора пронёсся по залу, перебив тем самым говорившего, – поэтому мне пришлось усилить ограничения на передвижения по комплексу, ввести комендантский час и увеличить количество моих людей в каждой секции, особенно в секции номер один, в которой и по сей день остаётся самый высокий уровень опасности из-за полного несоблюдения правил безопасности, а главное непозволительно умных учёных, которые забывают докладывать о каждом своём шаге.

При этом генерал-майор не забыл бросить многозначительный взгляд на представителей Международного Совета, прибывших по такому случаю. Их было четверо: профессор Мартин Ковальски, глава Международного Совета; господин Леон Мюллер, глава Международного аналитического отдела; коммандер Тара Кришнан, международный специалист по секретным операциям; профессор Даниэль Финн, международный консультант по этическим вопросам.

– Мистер Хейн, – жёстко, но всё же невероятно спокойно ответил Никлос Риман, – мы благодарим вас за организацию безопасности и сохранность наших жизней, ведь в конце концов, вы здесь именно за этим – обеспечивать безопасность.

Мистер Риман поднял глаза на генерал-майора, ответив ему уверенным взглядом, при этом совершенно проигнорировав присутствие членов Совета. Выдержав молнии, которыми метал военный, Риман продолжил:

– Мы ни в коем случае не шли в обход вас и ваших желаний, это был прямой приказ Совета, который получили, напомню вам, и мы, и вы одновременно. Вы были в курсе. Испытания проводились в соответствии со всеми правилами.

– Я… – начал было Хейн.

– Но мы здесь не выводим новый сорт растений и не создаём очередное лекарство от кашля, – уже слегка повысив голос, продолжил руководитель комплекса, – здесь ведётся работа по спасению жизней людей, и в первую очередь, людей всей планеты. Но мы также не должны забывать, что те добровольцы, которые приезжают к нам, учёные, и все, кто здесь работают, – тоже люди, которые отдают свою жизнь не просто для того, чтобы мы про них забывали и просто заменяли как подопытных кроликов. Время – наш самый сильный враг. Мы не можем порой ждать, мы обязаны действовать. Часть экспериментов требуют принятия быстрых решений и действий. Но и они все согласованы со мной. А это единственное правило, которое здесь действует при проведении экспериментов. Также ежедневные подробные доклады позволяют мне контролировать ситуацию.

Андерсом Хейн так сильно сжал челюсти, что жевалки ходили ходуном, лицо побагровело, а уши, казалось, сейчас загорятся огнём. Все знали о вечном противостоянии руководителя комплекса и генерал-майора, но все также знали, что Риман уважает и принимает все охранные меры Хейна, просто ему периодически приходилось остужать пыл военного и ставить его на место.

– И всё же, для нас важно присутствие военных на всех уровнях нашего комплекса, – Риман снова опустил глаза на документы перед собой, будто говоря, что данный разговор подходит к концу, – после сегодняшнего заседания мы с вами лично обсудим и проработаем вопрос охраны и перевода облучённых, получивших новую сыворотку, а при удачном стечении обстоятельств и одобрении, вакцину.

Эта фраза немного остудила пыл военного, он смог слегка выдохнуть. Риман хитро дал понять, что ему необходима личная консультация, и только Андерсом Хейн сможет помочь. Руководитель комплекса умел поставить на место и в то же время уверовать в исключительности вспыльчивого и педантичного военного.

После минутной передышки, когда все собравшиеся смогли выдохнуть, Никлос Риман уверенно продолжил:

– Напомню всем собравшимся цепочку событий, приведших нас к тем результатам, которые мы наблюдали сегодня в первой половине дня. Элизабет Беккер прибыла к нам на станцию чуть более года назад. Ей удалось довести до ума изначальный вариант сыворотки, разработка и исследования которой топтались на одном месте последние двадцать три года. Эта сыворотка предотвращала влияние облучения на организм при условии введения в первый час после облучения. При первичных показателях мы видели полное восстановление, человек сохранял сознание, когнитивные навыки и его результаты анализов на сто процентов совпадали с результатами анализов, взятых непосредственно до момента облучения. Однако по истечении семи суток с момента облучения и вопреки полученной сыворотки человек по неизвестным нам причинам вступал в стадию изменения. Это проходит стремительно и за какие-то двадцать четыре часа человек превращается в животноподобное существо, обладающее обострёнными обонянием, слухом и зрением, увеличенной в десятки раз физической силой, изменённым телом, а именно у него отрастают когти, уплотняются и обостряются зубы, усиливается волосяной покров. Но главное – человек наделяется ненасытным чувством голода, потребностью рвать и потреблять человеческую плоть. Но благодаря разработкам доктора Беккер, у нас появился первый успешно выживший, но изменённый Эрик.