Ирина Градова
Последняя надежда обреченных
© Градова И., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
* * *
Пролог
2000 год, Измир
Полицейский инспектор Махмут Хильми чувствовал себя неуютно, допрашивая такого уважаемого человека, как Мехмед-Али Сезер. Тем более – по делу об убийстве! Он сильно потел, несмотря на то что кондиционеры в особняке работали на полную мощность. Тело уже унесли, и у подножия лестницы оставалось только большое, размазанное кровавое пятно. Наверху лестницы стены тоже были забрызганы кровью.
Мехмед-Али Сезер, один из самых богатых людей в стране, известный благотворитель и владелец множества отелей, сети супермаркетов «Муджизе» и коммерческих банков, разбросанных по всей Турции, сидел сейчас напротив инспектора. Хильми оторвался от протокола и посмотрел на Сезера. Тот казался спокойным, и это никак не укладывалось у инспектора в голове. Внешне Мехмед-Али Сезер выглядел чрезвычайно благородно. Ему никто не давал больше пятидесяти, и, несмотря на возраст, в его гладких черных волосах не было и намека на седину. Махмут Хильми знал этого человека с самого детства. Именно Сезер помог мальчику из бедной многодетной семьи выбиться в люди – как и многим другим детям! А теперь он, инспектор Хильми, обязан выполнять свой долг, хотя это ему совершенно не нравится.
– Итак, эфенди, – невнятно пробормотал инспектор, протягивая Мехмеду-Али протокол. – Прочтите, пожалуйста, и распишитесь, если все правильно.
– Я тебе доверяю, сынок, – покачал головой Сезер, не притронувшись к бумагам. – К тому же у меня нет под рукой очков, так что…
– Хорошо, – вздохнул полицейский. – Тогда я прочитаю протокол вслух, а вы скажете, если что-то не так.
Сезер кивнул, и инспектор Хильми принялся зачитывать то, что записал с его слов.
– «Я, Мехмед-Али Сезер, вернувшись домой примерно в половине шестого вечера, застал ссору между моим сыном Барышем Сезером и внуком. Мой сын жестоко избивал внука, стоя на верхних ступенях лестницы. Невестка бросилась ко мне, умоляя прекратить избиение. Я не знал, из-за чего возникла ссора, но понимал, что должен остановить Барыша, пока он не нанес мальчику серьезных увечий. Я взбежал по лестнице и попытался оттащить сына от внука, но безуспешно. Тогда я схватил бейсбольную биту, валявшуюся там же, и замахнулся, намереваясь ударить сына по плечу. Но Барыш неожиданно развернулся, и удар пришелся в висок. Он пошатнулся и покатился вниз по лестнице. Во время падения Барыш несколько раз сильно ударился головой о ступеньки. Я бросился к нему, чтобы оказать помощь, но практически сразу понял, что он мертв. Тогда я вызвал полицию». Все ли верно, Мехмед-Али эфенди?
– Абсолютно, – согласно кивнул Сезер. – Где мне расписаться, Махмут, сынок?
Пот градом катился по спине инспектора, и он чувствовал, как рубашка неприятно липнет к телу. Что-то не вязалось в показаниях Сезера, но пока Хильми не мог понять, что именно.
За спиной Мехмеда-Али тенью маячила его невестка Фикрие-ханым. Она выглядела потрясенной и испуганной, но не плакала, а сидела на стуле, слегка покачиваясь. Фикрие-ханым, маленькая, не слишком привлекательная женщина, но тихая и домовитая, больше жизни любила своих детей, – семнадцатилетнего сына и десятилетнюю дочь Зюбейде. Также она боготворила своего красавца-мужа, который со временем собирался возглавить торгово-финансовую империю отца. Сегодня она стала вдовой, но пока, возможно, еще не осознавала этого.
Тяжелая дубовая дверь в прихожей распахнулась, и в дом словно ураган влетела высокая крупная женщина в коричневом деловом костюме. Ее густые черные волосы были собраны в пучок на затылке. С первой же минуты бросалось в глаза ее удивительное сходство с Мехмедом-Али. Инспектор знал, что это – Садыка Сезер, сестра-близнец и правая рука владельца сети «Муджизе».
– Что здесь происходит? – спросила она, хотя выражение ее лица говорило о том, что она уже все знает.
Как только прозвучал вопрос, Фикрие-ханым внезапно зашлась в таком страшном вое, что все присутствующие в зале вздрогнули. Только не Садыка Сезер! Она сделала несколько шагов к невестке и сказала ледяным тоном:
– Замолчи немедленно, Фикрие!
В ее голосе ощущалось столько уверенности и властности, что женщина немедленно успокоилась. Она только смотрела на Садыку умоляющим взглядом, словно ища поддержки и утешения. Та мягко обняла вдову и, ласково поглаживая по спине, обратилась к инспектору:
– Ты видишь, Махмут, что сейчас не самое удобное время допрашивать мою невестку. Давай перенесем беседу на завтра, а я постараюсь к этому времени привести ее в порядок.
– Хорошо, Садыка-ханым, – согласился Хильми. Он мог бы и проигнорировать ее просьбу, но не видел для этого причин. Все вполне очевидно: несчастный случай при свидетеле – Фикрие-ханым. Конечно, надо бы еще взглянуть на отчет эксперта, но это, скорее всего, мало что изменит. Инспектор Хильми искренне сожалел, что такой человек, как Мехмед-Али Сезер, попал в столь неприятную историю. Он знал, что между отцом и сыном постоянно возникали трения на почве общего бизнеса, но вне его это не мешало их отношениям. Семья Сезер пользовалась славой дружной и благополучной. Хильми не мог даже представить, что должен был чувствовать Сезер-старший, став невольным виновником гибели собственного сына. Хорошо бы допросить и его внука, но мальчишка вряд ли сможет что-то добавить к показаниям деда. Ладно, все это вполне можно сделать и завтра, решил инспектор и, взяв со стола подписанный протокол, попрощался с хозяевами.
Идя по посыпанной гравием дорожке к воротам и вдыхая тонкий аромат благоухающих розовых кустов в саду, разбитом вокруг поместья Сезер, Махмут Хильми внезапно спиной почувствовал чей-то взгляд. Он резко обернулся и увидел, что на втором этаже отодвинута занавеска. Инспектор не смог бы с уверенностью сказать, кто стоял у окна, потому что этот человек явно не хотел, чтобы Хильми его заметил. Пожав плечами, инспектор снова развернулся к воротам.
– Закрой окно, сынок, – приказал Мехмед-Али, входя в комнату внука. – Нам нужно подумать над тем, что ты будешь завтра говорить инспектору!
2013 год, июль
С башни минарета донесся заунывный голос муэдзина. За окном темнело. Южная ночь наступает чрезвычайно быстро. Едва только небо слегка помрачнеет, и вот уже чернота окутывает город. Только это не та чернота, в которой ничего не разглядеть, как в северных широтах. Южная летняя ночь полна огней! В безоблачном небе сияет полная луна, окруженная драгоценными камнями – звездами, воздух наполнен запахами цветов, оживающих после дневной жары, а птицы, также почувствовавшие прохладу, томно заливаются на ветвях деревьев.
Когда-то и она была во власти этой красоты – звездных ночей, быстрых ярко-красных закатов, несмолкающих цикад и пьянящего запаха цветущих азалий. Теперь она ненавидела эти запахи и звуки.
В двери повернулся ключ: принесли ужин. Служанку она видела впервые – неудивительно! Муж время от времени менял слуг, чтобы они не успели войти с ней в более близкий контакт и помочь выбраться из запертых апартаментов. Большинство были курдами, и сохранить место в богатом доме было для них наивысшей ценностью. Служанка выглядела совсем молоденькой – наверное, лет четырнадцати. Она старалась смотреть в пол, хотя это не могло скрыть ее любопытства. Вкатив поднос с едой и несмело улыбнувшись, девушка стрельнула глазами в сторону пленницы и испарилась. Не забыв запереть дверь с внешней стороны.
На сервировочном столике стоял кофейник, от которого поднимался густой пар, а еще графин с водой и чашка с густыми сливками. Рядом располагались две глубокие розетки с розовым и инжирным вареньем и вазочка с рахат-лукумом. Под металлической крышкой оказался аппетитный омлет с ветчиной. Как обычно, она не нашла ножа и вилки среди приборов – служанка принесла только ложки. Благоверный обо всем позаботился. Она не могла воспользоваться приборами как оружием или как инструментами. Впрочем, в ее положении… Она погладила себя по округлившемуся животу. Предположим, удалось бы каким-то образом открыть деревянные ставни на окнах – что дальше? На восьмом месяце беременности вряд ли получится безопасно спуститься по простыням с четвертого этажа особняка! Но даже если бы у нее и вышло, то куда идти?
Единственными окнами, которые остались незаколоченными, были те, что выходили во внутренний двор. Туда никогда никто не заходил, кроме слуг и домочадцев, поэтому нечего и думать о том, чтобы сбросить записку с просьбой о помощи какому-нибудь случайному посетителю. Гости заходят через главный вход. Если кто-то из них справляется о хозяйке, то неизменно получает один и тот же ответ: она отдыхает в Кушадасах, у родственников. Это никого не удивляет, ведь у семьи и вправду в Кушадасах проживает родня.
Могло создаться впечатление, что за будущей матерью сына хозяина ухаживают с любовью и заботой. Ей отвели две прекрасные комнаты на верхнем этаже. В обеих стояли большие телевизоры с плоскими экранами, чтобы пленница могла хоть чем-то себя занять. Так что ей ничего другого не оставалось, кроме как с утра до вечера смотреть кабельное телевидение и с ужасом думать о том, что случится после того, как ребенок родится. Как назло, она обладает отменным здоровьем – никакого токсикоза или хотя бы другого малейшего недомогания не наблюдалось. В противном случае можно было бы попытаться настоять на поездке в больницу… Скорее всего, ей вообще не придется рожать в роддоме. Муж предупредил, что среди слуг есть прекрасная старушка, которая много лет работала повивальной бабкой. Так что побег из больницы исключается, и роды пройдут в особняке! За ее рационом питания тщательно следят, белье меняют каждый день, а также убирают комнаты, пылесосят и вытирают пыль. Кондиционер работает в оптимальном режиме, чтобы она и ее ребенок не испытывали дискомфорта. Мужу нужен этот ребенок. О том, что же случится с ней самой после родов, пленница старалась не думать.
2014 год, июнь. Санкт-Петербург
– Ну, и что вы думаете? – спросил капитан Фисуненко, когда эксперт, закончив с осмотром места происшествия, подошла к нему. Здоровенная бабища гордо носила имя Прасковья Павловна Капральская, но за глаза ее все называли другим именем, производным от фамилии – Капрал. Капрал отличалась тем, что, несмотря на необъятные габариты, носила только трикотажные платья и обожала драгоценности. Муж ее, капитан торгового флота, постоянно привозил Капралу золотые цацки, и все сразу узнавали, когда он вернулся из рейса: в тот день на ней обязательно появлялась какая-нибудь дорогая безделушка. Но, помимо забавной стороны, у Прасковьи Павловны имелась и другая, профессиональная, и вот тут уж никому не пришло бы в голову смеяться. Капрал считалась одной из лучших спецов в своей области, и именно к ней обращались, когда иные эксперты не могли справиться с задачей. Капитану просто повезло, что Капрал здесь!
– Девять выстрелов с очень близкого расстояния, один в область паха, остальные в разные места, – спокойно ответила на вопрос эксперт, снимая перчатки. Фисуненко невольно обратил внимание на ее ногти – коротко подстриженные, красивой формы, покрытые ярко-алым лаком, резко контрастирующие с толстыми, короткими пальцами. Этот цвет притягивал взор, и капитан едва сумел оторвать взгляд от рук Капрала, проговорив:
– Про выстрелы я и так в курсе, скажите мне то, чего я не знаю!
– Пока ничего конкретного, – покачала головой Капрал. – Кроме того, что ни одно ранение не являлось летальным. Смерть наступила, скорее всего, от потери крови. Остальное выяснится при вскрытии.
Когда эксперт отошла, к Фисуненко тут же подскочил младший лейтенант Петр Гаврилов, который слышал весь разговор, стоя в сторонке.
– Что думаете, босс? – спросил он.
– Пойдем осмотрим повторно автомобиль, – вздохнул капитан, вытаскивая из кармана пачку «Примы». Младший лейтенант услужливо поднес к сигарете шефа зажигалку. Сам он курил «Парламент» и не представлял, как шеф мог смолить такую гадость!
Машинка и вправду заслуживала того, чтобы взглянуть на нее еще разок. Это был кремовый «Ягуар». Хромированные части, начищенные до блеска, говорили о том, как тщательно покойный хозяин заботился о «железном коне». Таких автомобилей в последнее время в Питере развелось немало, хотя за границей лишь очень состоятельные люди могут позволить себе подобную роскошь. В основном это представители шоу-бизнеса, для которых эпатаж является стилем жизни. В целом же заграничные богачи предпочитают машины поскромнее, не так бросающиеся в глаза. Но Россия всегда жила на широкую ногу, и в ней, как говорится, встречают по одежке. В этом случае – по автомобилю. Хотя владелец роскошного «Ягуара», судя по внешности, вовсе не принадлежал к коренным жителям России.
Когда капитан со своей группой приехали на вызов, их взорам открылась следующая картина. Новенький «Ягуар» стоял на обочине Выборгского шоссе, а в нем, практически вывалившись наружу с переднего сиденья, находился мертвый человек. Его тело изрешетили выстрелами – неизвестный убийца выпустил в него всю обойму. Сейчас, глядя на залитый кровью салон машины, Фисуненко вспомнил слова эксперта о том, что водитель скончался от потери крови. Кроме выстрела в пах, были еще две пули, которые пришлись в правое плечо, одна – в шею, еще две – в область груди и две – в оба колена.
– Как в тире, – пробормотал капитан, обходя «Ягуар».
– Что? – переспросил Гаврилов.
– Убийца стрелял, как в тире, – ответил Фисуненко, взъерошив светлые волосы на затылке. – Он ходил вокруг машины и стрелял спереди, справа и слева. Жертва не могла сбежать, ведь первый выстрел, возможно, пришелся в промежность…
– Боль, наверное, адская! – нервно сглотнул младший лейтенант.
– И крови – море, – кивнул капитан. – Убивали долго, а потом оставили умирать. Кстати, документы нашли какие-нибудь? – спросил он у Гаврилова.
– Ничего! Ни паспорта, ни водительских прав. Зря, при такой-то машине! Любой гибэдэдэшник мог остановить.
– Но, как видно, не остановил, – усмехнулся Фисуненко. Он вытащил мобильник и набрал номер.
– Машуня, радость моя, это Женя, – ласково сказал он в трубку. – Пробей-ка для меня одну тачку. Заметная такая, кремового цвета, практически новая. «Ягуар» с номерами…
Он вопросительно повернулся к Гаврилову, который продиктовал ему номера машины. Капитан дал отбой, а через несколько минут раздался звонок.
– Спасибо тебе, фея моя, – выслушав девушку и все записав в блокнот, сказал капитан. – С меня конфеты. Ты, кажется, «Рафаэлло» любишь?
Засунув трубку в карман, Фисуненко повернулся к младшему лейтенанту.
– «Ягуар» зарегистрирован на некого Тимура Муртузаевича Гаджиева, жителя Санкт-Петербурга. Надо бы нам сгонять по этому адресочку. Район шикарный, на Васильевском Острове.
– Простой «русский» человек, – вздохнул Гаврилов.
Дом, в котором проживал гражданин Гаджиев, был старой сталинской постройки. Его давно не красили, и стены во многих местах облупились, но простоит он еще много десятков лет – умели строить при Отце Народов! Лифт отсутствовал. Вскарабкавшись по сравнительно чистой лестнице, на которой, правда, слегка попахивало плесенью, Евгений позвонил в квартиру. Никто не отозвался. Гаврилов и Фисуненко поочередно давили на звонок, но безрезультатно. Тогда капитан позвонил в квартиру напротив. Подозрительно быстро раздался женский голос за дверью:
– Кто там?
Видимо, своими настойчивыми звонками они привлекли внимание соседки Гаджиева, и она уже некоторое время наблюдала за ними в дверной глазок.
– Полиция, мадам, – ответил майор, поднося удостоверение к глазку.
Дверь открылась, но цепочку женщина предусмотрительно не сняла. Еще раз внимательно изучив документы, она, наконец, удовлетворенно кивнула, давая понять, что теперь верит: перед ней не мазурики какие-нибудь, а настоящие работники органов правопорядка.
– Где ваш сосед, не знаете, случайно? – спросил Фисуненко.
– А кто ж его знает? – пожала плечами женщина. – Он редко бывает. Вообще-то, сосед он хороший, не могу пожаловаться: никого не водит, всегда один приезжает.
– На чем приезжает? – поинтересовался Гаврилов.
– Машина у него шикарная, – протянула соседка, восторженно закатывая глаза. – Вся блестит, большая такая!
– А скажите, – прервал женщину Фисуненко, – Гаджиев один проживал?
– Один, один, – закивала соседка. – А почему, собственно, вы все про него спрашиваете? – с опозданием удивилась она.
– Убили соседа вашего, – ляпнул Гаврилов и тут же прикусил язык, потому что капитан посмотрел на него таким ледяным взглядом, от которого у молодого опера кровь в жилах застыла.
– Мама дорогая! – воскликнула женщина, прикрыв рот рукой.
– Давай за ордером, Гаврилов, – сухо приказал Фисуненко.
– Товарищ капитан, пятница же, да и время уже…
– Что хочешь делай, – перебил Евгений, – но до вечера квартиру надо вскрыть! А я пока с гражданкой побеседую.
То ли от страха перед начальником, то ли от великого служебного рвения, Гаврилов управился с ордером в рекордные сроки: уже через два часа в кармане у Фисуненко лежал необходимый документ, а слесарь из домоуправления вскрывал сложный тройной замок, которым была оборудована дверь Гаджиева.
Когда дверь распахнулась, перед оперативниками и слесарем открылась поистине чарующая картина.
– Эрмитаж! – присвистнул Гаврилов, широко раскрыв глаза.
– Однозначно, – согласился пожилой слесарь, который отнюдь не выглядел человеком, часто посещающим музеи.
И в самом деле, квартира была отделана так, что ее фотографии вполне могли бы украшать обложку журнала «Интерьер». Она состояла из двух огромных комнат и длинного коридора, вдоль стен которого висели светильники, отражаясь в зеркалах, отчего создавалось впечатление бесконечности пространства. Паркетный пол сиял. Войдя в большую комнату, первую по коридору, Фисуненко невольно задрал голову: на трехметровом потолке красовалась изумительная лепнина, подновленная, но оригинальная. Мебель в гостиной обтянута белой кожей, на стене – плазменная панель с системой «домашний кинотеатр». Другую стену занимал встроенный шкаф с раздвижными дверями. Открыв его, капитан увидел ряды дисков, выстроившихся на полках, словно солдаты. Некоторые из них находились в лицензионных коробках, другие – в чистых, неподписанных боксах, помеченных цифрами и непонятными значками.
– Загляни с ребятами в другую комнату, – приказал Фисуненко, – а я посмотрю кино. – Он снял с полки первую попавшуюся кассету без маркировки, вставил ее в видеомагнитофон и уселся на белоснежный диван. С первых же кадров никаких сомнений в содержании кассеты не осталось: на кровати извивалась обнаженная девушка, а на ней восседал огромный волосатый мужик. Когда «гетера» в какой-то момент взглянула в камеру, капитан увидел абсолютно стеклянные глаза, в которых отсутствовало какое-либо выражение. Этот взгляд был хорошо ему знаком: так смотрят на мир только что ширнувшиеся торчки.
Проверив еще пару кассет, он встал и направился в соседнюю комнату, в которой шуровали ребята.
– Есть что-нибудь?
– Посмотрите, товарищ капитан, – ответил самый молодой оперативник, протягивая ему четыре паспорта. Фотография в каждом из них оказалась одна и та же, гаджиевская, а вот имена разные. Один – на имя Сулейманова Тофика Ахмедовича, а два других – на граждан Турции Туфана Седата и Хакана Лютфи.
– Отлично! – похвалил Фисуненко. – А у тебя, Гаврилов?
– Вот, – гордо сказал тот, держа в руках два увесистых фотоальбома. – Девочки на любой вкус!
– У меня тоже – девочки, – сказал Фисуненко, быстро пролистывая один из альбомов. Внезапно его рука застыла в воздухе: с одной из фотографий улыбалась самая красивая женщина, какую капитан когда-либо видел. У нее были черные гладкие волосы, струящиеся по плечам, белоснежная кожа и мягкие полные губы. Из-под изогнутых бровей сияли ярко-голубые глаза.
– Хороша, да? – спросил младший лейтенант, и Фисуненко перевел дух. – Здесь такой цветник, – мама не горюй! Чем этот Гаджиев занимался?
– Догадайся с трех раз, – буркнул Фисуненко, захлопывая фотоальбом. – Значит так, – сказал он, обращаясь к ребятам, – упаковать вещдоки и доставить в отделение! А ты, Гаврилов, поедешь со мной: надо экспертов поторопить. Что-то подсказывает мне, что мы наступили в… Короче, запашок пойдет по всему Питеру, или я – это не я!
Рита швырнула сумочку на диван, а сама плюхнулась в свое вертящееся кожаное кресло.
В офисе никого не было: Света отправилась по делам фирмы в банк, и Рита разрешила ей не возвращаться на работу, а Кира парился на практике.
Стрелки часов показывали без четверти восемь, и Рита подумала о том, что пора закрывать офис и отправляться домой. До этого, правда, не мешало бы выпить чашечку кофе. Она встала и подошла к кофеварке, готовящей изумительный эспрессо. Машинка была приобретена усилиями Светы: девушка считала, что на рабочем месте человек должен чувствовать себя так же уютно, как дома. Рита заправила кофеварку и вновь уселась в ожидании, как вдруг по внутренней связи раздался голос охранника:
– Маргарита Григорьевна, к вам тут пришли. Я сказал, что уже поздно, но они очень просятся.
– Хорошо, пропустите, – вздохнула Рита. Похоже, кофепитие придется отложить.
Через несколько минут в дверь робко постучали. Обычно клиенты вели себя более уверенно, ведь они в основном люди состоятельные и глубоко убежденные в том, что весь мир работает на них.
– Войдите, – пригласила Рита, и на пороге возникли пожилая женщина и молодой человек – скорее мальчик лет шестнадцати. Женщина выглядела лет на пятьдесят. Одета скромно, если не сказать – бедно: костюм явно куплен на рынке, а туфли знавали лучшие времена лет эдак десять назад. В руках посетительница нервно теребила старенький ридикюльчик. На мальчике красовались поношенные джинсы, клетчатая рубашка и поношенный пиджак. Было очевидно, что он надел самое лучшее для выхода «в присутственное место».
– Присаживайтесь, – пригласила Рита. Она вдруг испытала острое чувство вины. Эти люди пришли в шикарный офис, увидели прекрасную обстановку и, наверное, почувствовали себя подавленными. Женщина приняла приглашение и опустилась в кресло напротив стола, а мальчик встал за ее спиной, хотя в помещении было достаточно сидячих мест. Этот жест говорит о желании защитить, машинально подумала Рита.
– Кофе? – доброжелательно спросила она, пытаясь наладить контакт. Краем уха она услышала, как фырчит кофеварка.
Женщина несмело кивнула. Рита вопросительно взглянула на молодого человека, но он покачал головой. Она налила две чашки, села напротив своих гостей и, ободряюще улыбнувшись, поинтересовалась:
– Чем могу помочь?
– Понимаете, – начала посетительница, – мы обращались в полицию, но там нам не смогли помочь. Потом ходили по разным агентствам, но они тоже отказали… Скажите, пожалуйста, сколько стоят ваши услуги?
Обычно Ритины клиенты такого вопроса не задавали. Ее прейскурант этим людям явно не по карману. Тем не менее она решила не отпугивать сразу, а сперва выяснить, что именно им нужно. В конце концов, от голода она не умирает и, возможно, сумеет что-то сделать для людей, которым действительно нужна помощь. Пусть это даже будет актом благотворительности. Байрамов, например, очень гордится тем, что два раза в месяц предоставляет бесплатные места в своем театре для инвалидов и пенсионеров. Конечно, достать эти билеты сложно, но настоящие балетоманы не жалуются. Почему бы и Рите не пойти по стопам благоверного? По этой причине она дала следующий ответ:
– Видите ли, это зависит от перечня предоставляемых услуг. Для начала я должна узнать, что у вас за проблема, а потом мы посчитаем, в какую сумму обойдется ее решение.
– В некоторых местах с нами даже разговаривать не стали, – впервые подал голос мальчик. – Не похожи мы на толстосумов!
– Извините моего сына, пожалуйста! – быстро сказала женщина.
– Я понимаю, – кивнула Рита. – Давайте познакомимся. Меня зовут Маргарита Григорьевна Синявская, я владелица и генеральный директор детективного агентства «Проводник». А вы?
– Я – Тамара Мефодьевна Артюхова, а это – мой сын Вадик. А проблема у нас очень серьезная!
– Для того мы и существуем, – успокаивающе заметила Рита. – Для решения серьезных проблем.
– Так вот, – продолжила Тамара Мефодьевна, прижав обе ладони к горячим бокам чашки с кофе, – у меня пропала дочь.
– Сколько ей лет? – задала вопрос Рита.
– Двадцать пять.
Это меняло дело. Теперь ясно, почему в полиции отказались принимать заявление: двадцать пять лет – вполне сознательный возраст, а лишние висяки никому не нужны. В конце концов, взрослая девица могла отправиться куда угодно, даже в другой город, не спросив разрешения у мамаши!
– Только вы не подумайте, что я зря волнуюсь, – словно прочитав мысли Риты, вновь заговорила потенциальная клиентка. – В полиции мне тоже задали этот вопрос. Узнав, что Наденьке двадцать пять, они только посмеялись и сказали, что мне давно пора позволить дочери жить самостоятельной жизнью. Но дело в том, что я ей никогда и не препятствовала! Надя – домашняя девочка. Она никогда не бегала на танцульки, как ее подружки, не искала приключений. Она прекрасно училась в школе, потом – в педагогическом университете. Наденька мечтала стать учительницей и работать с детьми, но после двух лет в школе поняла, что невозможно существовать на мизерную зарплату, а работа ведь тяжелая и ответственная… Я знаю об этом не понаслышке, сама тружусь уже тридцать лет в одной и той же школе, преподаю географию. Но Наде повезло: она нашла работу секретаря-референта в крупной фирме, стала приносить домой хорошую зарплату. Начальник, очень приличный человек, ценил ее за исполнительность, часто выписывал премии, так что мы никогда не жили так хорошо! Но Наденька по-прежнему предпочитала проводить свободное время дома.
В прошлом году она впервые решилась-таки оторваться от семьи и съездить в отпуск в Турцию. Звонила оттуда каждый день и была в полном восторге. Раньше Надя за границу не ездила, да разве могла она – с ее прежней зарплатой! – даже подумать об этом! Там было, по ее словам, тепло, красиво, люди все доброжелательные, в общем, дочка казалась абсолютно счастливой. Две недели пролетели быстро, и мы с нетерпением ожидали ее возвращения, как вдруг она неожиданно сообщила, что хочет остаться в Мармарисе еще на три недели. Мы были в шоке: как, на какие деньги, и что же делать с работой, ведь у нее ограниченный отпуск?! Надя успокоила меня, сказав, что это не имеет значения, так как она встретила замечательного человека, за которого собирается замуж! Я, естественно, забеспокоилась еще больше. Моя Надя, которая никогда раньше не встречалась с молодыми людьми, познакомилась с турком и собиралась жить с ним в Турции! Меня утешало лишь то, что она пообещала привезти жениха в Питер, чтобы познакомить с семьей.
Признаться, я очень удивилась, увидев молодого человека. Мне почему-то думалось, что это будет какой-то дикарь, весь черный и усатый, как басмачи в советских фильмах. Но все оказалось не так. Кенан, Наденькин жених, оказался очень красивым и милым молодым человеком. За те несколько недель, что они с моей дочкой провели вместе, он сумел выучить несколько фраз на русском языке, чтобы сделать нам приятное. Выяснилось, что он богат, и его семье принадлежат гостиницы и рестораны по всей Турции. Кроме того, он так относился к Наденьке, так баловал ее, что совершенно очаровал и меня, и сына! В первый же день он подарил нам подарки, которые привез из Турции. Мне – дорогущую кашемировую шаль, а Вадику – золотые часы!
Они пробыли здесь две недели. Все это время Надя гуляла с Кенаном по Питеру, водила его в музеи и театры. Ему все очень нравилось, но настало время возвращаться. Кенан должен был получить разрешение на брак. Вообще-то это занимает длительное время, но он как-то обмолвился, что у него на родине, как и в России, за деньги можно сильно ускорить бумажную волокиту. Надя оставалась дома, пока ее жених улаживал дела в Турции. Наконец, он прислал билеты для всей семьи, и мы вылетели в Даламан. Там нас встретили и отвезли в отель на побережье Эгейского моря, принадлежащий семье Кенана. Именно там планировались свадебные торжества, после чего молодые собирались на медовый месяц в Европу. Все было очень шикарно, я даже представить себе не могла, что моя дочь будет выходить замуж в подобной обстановке! Мы с Вадиком чувствовали себя немного неуютно, так как не знали языка и не могли свободно общаться с окружающими. Правда, надо отдать должное семье Кенана, – они постарались сделать все, чтобы нам было удобно и комфортно. Кроме того, Наденька выглядела такой счастливой, что я не могла даже подумать о чем-то плохом!
Мы вернулись домой. Поначалу дочка звонила часто – чуть ли не каждый день. Потом звонки стали реже, а после и вовсе прекратились. Сама я не могла ее разыскать, так как она еще не дала мне телефонный номер своего нового дома. Именно тогда я поняла, что практически ничего не знаю о своем зяте! Свадьба проходила в отеле, так что звонить туда не имело смысла: там никто не говорил по-русски. Ни адреса, ни телефонов родственников Кенана у меня не было. Это теперь я понимаю, какую страшную ошибку совершила, но тогда мне казалось, что все просто замечательно! Разве я могла не доверять людям с такими деньгами и положением, которые приняли Надю в свою семью, как родную? Я места себе не находила, но месяца через два дочка внезапно позвонила. У нее был счастливый голос, и она объявила, что ждет ребенка. Наденька уверяла, что у нее все прекрасно, а не звонила она только потому, что была слишком занята переездом и обустройством быта в новом доме. На этот раз я заставила ее дать мне свой новый телефон. Получив его, я немного успокоилась. Я спросила дочь, не нужно ли мне приехать, ведь у нее такой ответственный период в жизни, а я могла бы помочь ей. Надя отказалась. Она сказала, что за ней прекрасный уход, муж носит ее на руках, и все семейство ждет не дождется появления на свет ребенка. В тот раз я разговаривала с дочерью в последний раз.
– Сколько же времени прошло с момента той беседы? – спросила Рита.
– Год.
Рита видела, что женщина находится на грани истерики, поэтому поспешила задать следующий вопрос:
– Вы пытались сами связаться с Надей?
– Конечно, много раз! – воскликнула Тамара Мефодьевна. – Я без конца названивала ей домой, но к телефону подходили какие-то люди, с которыми я не могла объясниться: я не понимала, что говорят они, а они не понимали меня! Тогда я обратилась в полицию, но там, узнав, в чем дело, отказались мне помочь и переадресовали к генеральному консулу Турции в Москве. Я добилась встречи с ним. Консул выслушал меня очень вежливо и пообещал навести справки. Через некоторое время я получила ответ по почте. Консул писал, что выяснил обстоятельства дела и пришел к выводу, что я волнуюсь напрасно. Семья, членом которой стала моя дочь, одна из самых уважаемых в Турции, поэтому ничего криминального с Надей случиться не могло. Тот же факт, что она не выходит со мной в контакт, может быть объяснен проблемами в наших с ней отношениях, а это – дело сугубо личное и никто не имеет права вмешиваться в частную жизнь. Но я-то знаю, что у нас с дочерью не было никаких проблем! Я связалась с российским посольством в Анкаре. Там мне сказали то же самое, что и турецкий генеральный консул, только в гораздо менее вежливых выражениях!
