Ирина Фуллер Химеры среди нас

– В мой кабинет, – процедил он, – живо.

Он влетел к себе и устало упал в кресло, что стояло за стеклянным письменным столом.

Когда София зашла внутрь и двери за ней закрылись, он тихо, сохраняя бесстрастное лицо, спросил:

– Есть идеи, что это было?

Она открыла было рот, но он добавил:

– Кроме очевидных. Я знаю, что именно мы увидели. Но почему? Как запись оказалась там и, главное, зачем?

София поправила очки на кончике носа и, сжав руки в замок, ответила:

– Кажется, кто-то хотел нам что-то сказать.

Только то, что она начала нервно отдирать заусенцы на большом пальце, выдало волнение. Весь облик был совершенно равнодушным.

– Очевидно, – кивнул Давид. – «Я всё знаю, вы под колпаком». Что-то в этом роде.

– Но никто посторонний не мог проникнуть в лабораторию, – покачала головой София. – Значит, это либо кто-то из «Нейма», либо кто-то из НСБ.

Давид досадливо потёр шею.

– И вернёмся к вопросу: кто рассказал Тесею, что ты будешь на задании в клубе, и объяснил, как тебя найти? Если я был прав и у тебя есть недоброжелатель, это вполне может быть его рук дело.

София подошла ближе и задумчиво постучала пальцами по его столу.

– Думаю, надо связаться с Кариной, – предложила она.

Он тоже не видел другого выхода, поэтому через полчаса оба стояли в кабинете госпожи Брасс. Та расхаживала от одного огромного окна к другому, периодически бросая на пару в белых халатах недовольные взгляды.

– Не понимаю, как вы могли не увидеть, кто оставил видео, – проворчала она.

– Это легче, чем ты думаешь, – отозвался Давид. – Да и мы способные.

– Оставь свои колкости хотя бы сейчас, Давид! Ситуация серьёзная. Кто-то угрожает вам, а значит, угрожает всему «Нейму». Никаких официальных заявлений не было. Никаких указаний сверху. Всё это – чья-то больная инициатива, – она сжала тонкие губы, накрашенные помадой глубокого винного цвета.

Давид понимающе кивнул.

– По крайней мере, нас не арестуют прямо сейчас, – обратился он к Софии.

Но той, судя по побледневшему лицу и нервно сжатым челюстям, было не до шуток.

– Где твой пиджак? – спросила она, глядя в пространство.

Нервно ослабив галстук, Давид ответил:

– В последний раз я видел его в своей квартире утром субботы.

София медленно повернулась к нему, вперившись в него взглядом чёрных глаз.

– Ты не был дома с тех пор, как мы убежали оттуда вместе?! – воскликнула она. – То есть, возможно, пиджака там больше и нет?

Давид прочистил горло.

– Я не исключаю такую возможность, – кивнул он, пытаясь сохранить лицо.

Но когда одновременно и Карина, и София обвиняюще уставились на него, Давид почувствовал себя не в своей тарелке. Желая избежать оправданий, он строго сказал:

– Поверьте, мне тоже больно об этом думать. Но сейчас важно другое. Мы должны разобраться, кто и зачем пытается нам угрожать.

Карина вновь принялась расхаживать по кабинету, задумчиво потирая подбородок.

– Не хочешь обратиться к начальству? – уточнил у неё Давид.

– Разумеется. Но я не занимала бы эту должность, если бы приходила к ним с проблемой, а не с решением.

Ему показалось или это был камень в его огород?

– Есть вещи вне нашей компетенции, – недовольно отозвался он, а затем добавил: – Запроси записи с камер. Сомневаюсь, что там что-то есть, но…

София фыркнула:

– Стереть записи с камер в лаборатории проще простого. И только идиот об этом не позаботился бы.

Заметив вопросительно поднятую бровь Карины, она уточнила:

– Говорю это как человек, который регулярно выполняет подобные поручения от НСБ.

Давид тем временем задумчиво потёр шею и пришёл к заключению:

– Это кто-то из сотрудников. Не верю, что человек со стороны мог пробраться незамеченным и всунуть флешку в ноутбук. Точнее, даже так: если бы я хотел это сделать, подговорил бы кого-то из сотрудников.

– Фантэ? – робко предположила София.

Давид фыркнул:

– Он бестолковый, но безобидный. Хотя, конечно, никого не стоит списывать со счетов. Нужно понаблюдать за всеми… Даже за уборщицей, – он задумчиво потёр подбородок, припоминая слова «в “Нейм” кого попало не берут». Хм.

– Точно. Они могут вывести нас на того, кто дал поручение, – с энтузиазмом отозвалась София.

Все ненадолго погрузились в молчание. Тишину нарушил Давид:

– Скажи-ка, а нет ли в вашем «чемоданчике ноль-ноль-семь» какой-нибудь сыворотки правды?

София усмехнулась:

– Да зачем нам чемоданчик, я сама сейчас сварю: дай котёл побольше да четыре унции глаз речной жабы.

Ответ вызвал усмешку у Давида, но Карина быстро избавила их от секундной беспечности, вернув на землю:

– Вопрос не только в том, кто именно сделал это. Почему до сих пор не озвучены требования? Что ему нужно?

Все взглянули на компьютер, на котором на паузу было поставлено то самое видео. В кабинете Карины они досмотрели его до конца, но всё, что увидели – обращение Софии в животное, беготню по лестнице, труп. Никаких намёков на то, чего именно хотел «таинственный доброжелатель».

Спустя четверть часа Давид и София вышли из кабинета Карины. Они решили усилить наблюдение за лабораторией, чтобы выяснить, кто из сотрудников замешан в истории. София в конце рабочего дня сразу пойдёт в жилой корпус и будет оставаться там, помощь НСБ будет отложена до тех пор, пока они не разберутся с текущей ситуацией. Давиду следовало вернуться в квартиру. По словам Карины, дома было безопасно.

Давид уже был в курсе, что в утро воскресенья в дверь стучались сотрудники НСБ, потерявшие Софию из виду. Никакие «злодеи» их не преследовали. Мужчина в чёрной футболке тоже был агентом. На вопрос, почему он вёл себя как Жидкий Терминатор, без намёка на добрые намерения, Карина сослалась на «излишний энтузиазм исполнителя», что бы это ни значило.

Но на всякий случай Давиду выделили двух агентов, которые должны были встретить его после работы и сопроводить домой на служебной машине.

Всё это Давид и София снова и снова обсуждали, возвращаясь в А-18.

– Ой, меня в исследовательском корпусе ждут, – вспомнила вдруг она, взглянув на часы.

Давид чуть подался вперёд, чтобы взглянуть на циферблат – не то чтобы он рассчитывал разглядеть время, это было неосознанное движение. Именно в таком виде: стоящими у окна в коридоре, о чём-то шепчущимися, прильнувшими друг к другу – их и обнаружили коллеги, возвращавшиеся с обеда. Взгляд Марты был настолько красноречивым, что Давид почти начал оправдываться. Но в последнюю секунду ему удалось взять себя в руки: он распрямился, поднял подбородок и строго сказал Софии:

– Я буду ждать результаты исследований сегодня в пять.

– Но… – начала она.

– Меня не волнует, что вы будете отсутствовать, Михельсон. Отчёты нужны к пяти.

Коллеги прошли мимо, но Марта, поравнявшись с Давидом, бросила язвительное: «Ну да, ну да».

– Я сдам несуществующий отчёт, – тихо отозвалась София, – как только возьму кровь у лепреконов, доктор Сезар.

Давид лишь отмахнулся.

Было глупо, что его пугала собственная квартира. Но когда сопровождающие агенты НСБ ушли, от повисшей тишины стало не по себе. Первым делом Давид проверил кастрюлю с пиджаком: её не было. Сняв очки, он досадливо потёр лицо, а затем набрал Карину.

– Это плохие новости, – заключила она и пообещала узнать, не было ли это работой НСБ.

– Как там София? – спросил Давид, не успев толком обдумать вопрос.

– Мы не говорили. Почему бы тебе самому не узнать.

Но он был не настолько заинтересован.

– У меня нет её телефона. У меня новый сотовый, тут вообще ничего нет…

– Давид, впервые на моей памяти ты интересуешься подчинённым. Позвони, если тебе небезразлично её благополучие.

Он фыркнул и попрощался, но через минуту пришло эсэмэс от Карины с номером Софии. Ещё с четверть часа он колебался. Беспокойство, не позволяющее ни сесть за работу, ни взяться за книгу, заставляло нервно тереть шею, дёргать ногой и отстукивать пальцами бетховенскую Симфонию № 5.

Наконец он набрал номер.

Раздавшееся в трубке «алло» прозвучало очень напряжённо, но стоило Давиду сообщить своё имя, на том конце провода раздался вздох облегчения.

– Ты меня напугал! – воскликнула София, рассмеявшись, а затем вновь серьёзно спросила: – Ничего ведь не случилось? Всё в порядке? Почему ты звонишь?

Теперь усмехнулся он:

– Просто хотел убедиться, что ты ещё жива и на свободе.

София фыркнула:

– Какая забота, доктор Сезар.

– Твоё хорошо – моё хорошо. Я должен быть в курсе, что с тобой происходит.

– Разумеется, я понимаю, ты печёшься о себе, а не обо мне.

Он представил, как она закатила глаза.

– Но если тебе надо с кем-то поговорить…

– Я уже поговорила с пастором Лукой, – отозвалась София.

Давид чуть помолчал:

– Теперь он твой советник?

Она задумалась на мгновение:

– Он всегда был моим советником. Просто «Нейм» немного поставил всё с ног на голову, поэтому… Мне немного стыдно, что я так давно не разговаривала с ним. Всю жизнь Лука поддерживал, был на моей стороне, защищал перед родителями. Знаешь, что-то вроде дядюшки. У него нет своей семьи, поэтому я для него кто-то, о ком он может заботиться.

– Что он сказал сейчас?

– Сказал быть начеку, не совершать необдуманных поступков и не болтать лишнего.

– Разумно.

Возникшую паузу Давид хотел было заполнить скупым прощанием, но София как-то излишне бодро спросила:

– Хочешь послезавтра поехать к нему со мной?

Он фыркнул:

– Зачем?

– Незачем, ты прав.

София, похоже, смутилась, поэтому скомканно попрощалась, и разговор всё же закончился. Давид несколько секунд глядел на телефон, ругая себя за решение позвонить: он ничего не узнал, почувствовал себя глупо, потом себя глупо почувствовала София. Ведь он с самого начала знал, что это идиотская идея – звонить ей.

На следующий день всё шло своим чередом вплоть до вечера, пока не принесли новые результаты анализов. Взглянув на бумаги, Давид проорал: «Фантэ!» – отчего тот сорвался с места, будто подстреленный.

– Что это? – процедил Давид. – Вот скажи мне, ты хотя бы одним глазом взглянул в документы, которые принял?

На мгновение прикрыв глаза, он шумно выдохнул и посмотрел на Фантэ. Тот уже сообразил, что сделал что-то не так, поэтому молчал.

Давид протянул папку. Фантэ, не спеша принимать её, вытянул шею, чтобы прочесть заголовок.

– Ой, это для лаборатории А-16.

– Ой! – зло передразнил его Давид.

Папка со шлепком упала на стол. Сам Давид встал и опёрся кулаками о столешницу.

– Вот объясни мне, ты ж вроде не идиот.

Повисла пауза. Фантэ понял, что от него ждали ответа, поэтому покачал головой и отозвался:

– Не идиот, доктор Сезар.

– При этом круг твоих обязанностей просто максимально сокращён лишь до самых понятных действий. Не так ли?

Фантэ кивнул. Его лицо вплоть до корней рыжих волос стало красным.

– И одна из обязанностей – принимать входящие документы. Ставить подпись. Фиксировать это в журнале. Приносить их мне. Всё верно?

Тот кивнул.

– Так какого же…

Ему не дали закончить фразу несколько пар глаз, с укоризной глядящих сквозь стеклянные стены из лаборатории.

– Работайте! – крикнул им Давид, и коллеги, покачав головами, вернулись к своим делам.

Он взял со стола папку и прошипел, глядя на Фантэ:

– Вот объясни мне, я просто не понимаю, действительно не понимаю, что сложного в том, чтобы взять эти проклятые бумаги, – он тряхнул документами, – посмотреть в них своими глазами, – он, едва сдерживая ярость, выразительно посмотрел на первый лист, – увидеть там, мать твою, текст и прочитать его. Тебя же учили читать?

Давид изобразил, как именно Фантэ должен был читать документ, и застыл. Несколько мгновений он пытался осознать, что именно зацепило его в одном из отчётов А-16. Потом распрямился и бросил на явно желающего умереть Фантэ изумлённый взгляд.

– Выйди, – прошептал Давид.

– Э-э, давайте я… – сделал попытку забрать бумаги стажёр.

Но повелительный жест рукой дал ему понять, что в его услугах более не нуждаются.

Давид поднял голову от чужого отчёта, когда рабочий день уже закончился. Все сотрудники покинули лабораторию, свет за пределами кабинета Давида был погашен. Его стеклянная капсула, как космический корабль в бесконечной тьме, висела в пространстве лабораторного корпуса. Капитан Сезар мерил комнату шагами, пытаясь решить, что делать с полученной информацией.

Не найдя ничего лучшего, он отправился в жилой корпус. Там, в холле с широкой белой лестницей, большими современными люстрами и песочного цвета мрамором на стенах, его встретила администратор. На просьбу Давида объяснить, как найти Софию Михельсон, милая девушка в строгом костюме подняла трубку и после нескольких секунд сообщила:

– Здравствуйте, София, к вам доктор Сезар.

Услышав ответ, она пару раз кивнула и посмотрела на Давида:

– Комната триста пять, третий этаж, – и улыбнулась, будто работала в пятизвёздочном отеле, а не в жилом корпусе при лаборатории.

Комнаты Софии оказались не менее шикарными, чем ресепшен: современная мебель, умная планировка студии, отличная техника на кухне. Большой плазменный телевизор, огромное окно с балконом. Давид был уверен, что и санузел здесь оснастили не самой дешёвой сантехникой. Создавалось полное ощущение, что он оказался в каком-нибудь «Рице».

София выглядела как «лабораторная» София, только вместо белого халата была одета в худи и спортивные штаны. Её взгляд выражал неподдельное любопытство, но, прежде чем кинуться с расспросами, она соблюла формальности: предложила чай, дождалась, пока он, отказавшись, сел на высокий стул за барной стойкой.

Давид положил перед собой ошибочно переданный отчёт и замолчал, думая, что сказать.

– Как дела? – наконец спросил он.

Она издала смешок, явно понимая, что пришёл он не чтобы узнать о её состоянии.

– Заинтригована больше обычного, – отозвалась София, заправляя короткую прядь за ухо.

Смешно, но ему не хватало духу выложить всё начистоту.

– Жилой корпус выглядит очень достойно, – заметил Давид, озираясь.

Она прислонилась к кухонной столешнице, сложила руки на груди:

– Ага.

Ведь он шёл сюда, намереваясь всё рассказать. А теперь как какой-то растяпа мялся и думал, а не сделать ли вид, что заявился по другой причине. Солгать, что соскучился, например.

Но прежде чем он успел прийти к выводу, что это плохая идея, София подалась вперёд и одним изящным движением выудила у него отчёт А-16.

Он попытался остановить её, но не слишком рьяно. В конечном счёте если она прочитает, то всё поймёт, а если поймёт, то цель визита будет достигнута.

Сперва её взгляд был полным любопытства. Затем лицо Софии изменилось: не просто как оно меняется от эмоций у обычного человека – черты лица стали другими. Уголки глаз опустились, надбровные дуги чуть увеличились, сделав взгляд мрачным, губы сделались тоньше и приобрели заметную асимметрию. Овал лица, всё ещё соответствующий возрасту, стал неровным. Трансформация была едва заметной, и всё же наблюдать её было жутко. Но Давид продолжал смотреть на Софию, отмечая, в какой момент она осознала смысл написанного, в какой – подумала, что ошиблась, в какой – торопливо долистав до конца, уверилась, что всё поняла правильно.

Наконец она подняла на него взгляд. Чувствуя себя не в своей тарелке, Давид поправил ворот рубашки. Он не представлял, какой реакции следовало ожидать от Софии, но ещё меньше догадывался, как должен отреагировать сам.

Она несколько мгновений смотрела на него, черты лица будто бы немного выровнялись. София положила отчёт на барную стойку и внезапно громко рассмеялась. Она хохотала, сползая по стене на пол, и Давид, как и ожидал, не представлял, что делать. Вылить на неё воды? Ударить по лицу, чтобы остановить истерику? Успокаивающе похлопать по спине? К счастью, прежде чем он успел хоть что-то предпринять, София сама, продолжая нервно хихикать, довольно вменяемо проговорила:

– Аутосомно-доминантный тип наследования. Всё-таки химерность передаётся на генетическом уровне только от родителей к детям, – она кивала головой, будто находя подтверждение своим мыслям. – Я отказывалась верить в это, хотя ребята давно говорили, что, скорее всего, это так. Многие не знают своих родителей, поэтому… Но мои… Уж они бы точно избавились от меня, окажись я приёмной. Значит…

София неверяще покачала головой.

– М-да, мамочка, нас ждёт интересный разговор…

– Я не знал, стоит ли сообщать тебе, но ты бы всё равно узнала, рано или поздно, – проговорил Давид, на что София просто отмахнулась.

Она поднялась и начала готовить чай, попутно успокаивая его, будто это ему нужна была поддержка:

– Конечно, узнала бы. Я ждала результатов этого исследования. Хотя тут только предварительные результаты, ещё полгода-год работы, чтобы получить официальное подтверждение. Но какая разница, узнать сейчас или через год? Просто до сих пор я не хотела даже думать об этом. Или полагала, что результаты будут другими. В общем, не могла принять, что моя вечно затирающая за Господа мать окажется такой грешницей. Подумать только! – воскликнула София, со стуком ставя чашку на кухонную поверхность. – Она всё это время проклинала меня, а сама! Родила ребёнка от другого мужчины. Сто процентов, папа не в курсе.

Давид понимающе кивнул. Ну да, госпожа Михельсон выглядела теперь предельно двуличной особой.

Он оставался у Софии ещё около четверти часа, пока та пыталась принять обрушившуюся реальность. Затем посчитал, что оставить её одну безопасно, и засобирался.

– Навещу их завтра, – мрачно сказала она, когда Давид был уже в дверях.

А затем он увидел взгляд, полный мук и сомнений, направленный на него.

– Что? – спросил он, хотя догадывался, какой ответ услышит.

– Поехали со мной завтра? Зайдём к ним, а потом к Луке.

Это звучало как приглашение навестить «нормальных» родителей на уик-энде. Но только София ехала выяснять отношения, обвинять мать в измене отцу и, вероятно, требовать назвать имя настоящего папаши. Если оценивать его желание присутствовать при этом по шкале от одного до десяти, где один – лучше повесьте на галстуке…

– Я не планирую скандалить, – заявила София, вынудив Давида скептически поднять бровь. – Ради Милы. Не хочу превращать её жизнь в ад. Но хочу узнать, кто настоящий отец.

Он медленно кивнул, как бы признавая, что, хоть и не без труда, но мог поверить в её слова. Давид действительно заметил, как София привязана к сестре, и допускал нежелание разрушать семью ради мести.

– Зачем я там? – спросил он.

– Ради поддержки? – слабо отозвалась она, а затем саркастично добавила: – Ты же мой жених.

Открыв дверь и шагнув в коридор, Давид несколько секунд молчал, а затем, кляня себя, ответил:

– Я подумаю.

– Спасибо, дорогой, – пропела София, вымученно улыбнувшись.

Давид хмыкнул, закрыл дверь и наткнулся на удивлённо-возмущённое лицо Марты. Он обомлел, а затем, подняв руки в успокаивающем жесте, произнёс:

– Это… это…

– Это не то, что я думаю? – уточнила она, издевательски подняв бровь и сложив руки на груди.

– Абсолютно.

Какого чёрта он вообще должен оправдываться?

– И вы сейчас всё объясните?

«Обязательно!» – хотел язвительно ответить он, но вместо этого сказал:

– Вы и сами можете найти объяснение, учитывая, что вам известно…

Марта сузила глаза, явно не готовая купиться на этот трюк во второй раз. Тогда Давид пошёл в атаку. Чуть склонившись к ней, он обманчиво мягко произнёс:

– Если вам известна лишь одна возможная причина для визита исследователя в жилой корпус химер… не стоит предполагать, что остальные столь же…

К счастью, она избавила его от необходимости подбирать в меру обидное, в меру приличное оскорбление, развернувшись на каблуках. Если бы каштановые волнистые волосы Марты оказались чуть длиннее, хотя бы до лопаток, она непременно хлестнула бы ими Давида по лицу. Сердитой походкой, яростно цокая каблуками, она преодолела коридор и свернула к лифту. Давид решил немного подождать, благодаря чему выяснил, к кому именно приходила Марта: сосед Софии выглянул в коридор.

– Соф… – начал он, но наткнулся на Давида: – О, Давид. Добрый вечер.

– Добрый вечер, Мино.

Мино Нахау, человек, способный трансформировать свою голову в бычью. Его Давид знал лично, Мино одним из первых попал в «Нейм». Это был высокий, мощный мужчина, в человеческом облике имеющий крупные черты лица, полные губы и глаза чуть навыкате. Он был не слишком словоохотлив, но в нужном настроении любил рассказать парочку невероятных историй, например, о том, как его отец водил дружбу с Сальвадором Дали или как он сам по научным работам и историческим документам собирал модель Кносского дворца. Того, что послужил прообразом для Лабиринта, в котором, согласно мифу, жил Минотавр.

Давиду нравился Мино. Такое он мог сказать об очень ограниченном количестве людей. Даже гнобить Марту за связь с этим мужчиной было теперь как-то неинтересно. Вздохнув, Давид поспешил прочь. Было уже поздно, и офис выглядел всё более и более привлекательно в качестве места для ночёвки. Тем более что накануне утром Давид привёз туда новую смену одежды, отдав накопившуюся в прачечную при жилом корпусе.

Он всё ещё не собирался составлять Софии компанию, когда вышел рано утром на пробежку. На дорожках ему встречались другие обитатели «Нейма», в основном, конечно, химеры. И уже у самой лаборатории он столкнулся с Софией.

Она выглядела разбитой. Вместо того чтобы просто кивнуть в знак приветствия, Давид остановился и зачем-то спросил о самочувствии.

– Спала плохо, – вздохнула она. – Пришлось выпить две чашки кофе, чтобы хоть как-то прийти в себя.

– Может, не стоит заходить сегодня к родителям? В таком состоянии ты можешь сказать что-то, о чём будешь жалеть.

София попыталась отмахнуться, но Давид настаивал:

– Поверь, я знаю, о чём говорю. От недосыпа повышается кортизол, человек становится раздражительным. В таком состоянии легко наговорить лишнего.

Но она настаивала, что всё равно собиралась ехать к пастору, и тащиться в пригород ещё и в другой день не хотела. Он раздражённо вздохнул, а затем бросил:

– Жди здесь.

От него не укрылась радостная улыбка Софии.

Приняв душ и переодевшись в рекордные сроки, уже через полчаса он обнаружил себя в такси, везущем их в тихий квартал двухэтажных домиков.

София решила, что предлогом для визита станет желание забрать некоторые вещи, в частности детские фотографии. Чтобы показать Давиду, разумеется.

– Я уверена, что мой настоящий отец – не случайный человек, – сказала София. – Думаю, это кто-нибудь из соседей. Или друг семьи. Или какой-нибудь папин кузен. У него целая толпа родственников. Попробуем вычислить по фотографиям.

Родители Софии снова не продемонстрировали никакой радости от её визита, но всё же в этот раз оказались менее шокированы. Выслушав просьбу полистать старые фотографии, госпожа Михельсон нехотя достала несколько альбомов, а затем оставила гостей в комнате. Господин Михельсон, видимо, из вежливости, немного посидел в кресле, но вскоре сослался на какие-то дела и ушёл. Мила ещё накануне вечером уехала в гости к подруге, поэтому Давид и София были предоставлены сами себе.

Молодые Михельсоны казались задорными ребятами. Обычные парень и девушка, имеющие страсть к нелепым причёскам и ярким свитерам.

Фотографий маленькой Софии в архивах практически не было: много снимков ещё новорождённой девочки, затем не больше десяти её фото в возрасте до пяти лет. Дальше – только ключевые события: первый день в школе, несколько дней рождения, выпускной. Зато альбом Милы был полон: первый шаг, первый поход в ресторан, первые косички, первый зуб, второй зуб, третий зуб… Давид отложил пухлую книгу, взял старомодный фотоальбом с котятами. Здесь размещались снимки старших Михельсонов с разных мероприятий: какие-то дни рождения, вечеринки, барбекю.

Сопоставив все увиденные изображения, Давид понял, как примерно должна была выглядеть мать Софии за год до рождения первой дочери. Длинные волосы, чуть округлое лицо, из одежды – или аляповатый свитер, или рубашка с рюшами.

Довольно скоро он начал замечать на снимках одни и те же лица. Вот группа молодых людей отдыхает у озера, с ними, помимо Михельсонов, несколько девушек и три парня: Давид обозвал их «Тощий», «Мелкий» и «Тёмный». Вот примерно та же компания развлекается в чьём-то доме. Тощего не видно, а два других присутствуют. На фото из кафе – только Тощий и Мелкий. А на нескольких снимках из путешествия в Марию – Михельсоны и Тёмный.

На фоне главного собора города их было видно особенно хорошо, и Давид склонился над страницей альбома, пытаясь понять, кого напоминал этот молодой человек. Чёрные волосы, густые тёмные брови, бледное лицо, длинный острый нос. Что-то хищное в чертах лица и во взгляде.