Ирина Даневская
Битва за Францию
Глава 6: «Генриетта»
Когда Его светлость герцог Бэкингемский прибыл в Уайтхолл[34], в королевских покоях бушевала гроза. Король и королева Англии, не замечая придворных дам, которые перепугано забились в угол, выкрикивали друг другу в лицо такие оскорбления, что заставили бы покраснеть даже парижских рыбных торговок, злоязычие которых вошло в пословицу. Поскольку, подобные сцены между августейшими супругами происходили часто, герцог нисколько не удивился тому, что стал свидетелем одной из них.
– Разрази меня гром! – весело воскликнул он. – Видимо, мне придется вмешаться и развести Ваши Величества по разным углам.
И, схватив за руку упирающегося короля Англии, герцог действительно оттащил его в дальний угол комнаты.
Английских историков всегда поражала та непринужденность, вернее фамильярность, которую министр позволял себе в отношении английских монархов: сначала Джеймса, потом – Чарльза I. И сейчас Джордж Вилльерс повел себя точно так же.
– Ну, Ваше Величество, – успокоительно улыбнулся он королю. – Объясните мне, что тут происходит?
На этот раз ссора была вызвана недавней тайной женитьбой барона Мальтраверса из враждебного Бэкингему клана Говардов на кузине короля Елизавете, дочери герцога Леннокса. Чарльз, который во всем поддерживал министра, узнав о свадьбе, пришел в ярость, и медовый месяц и новобрачному, и его тестю – графу Арунделу[35], пришлось проводить в Тауэре[36]. Несчастная невеста, заливаясь слезами, бросилась к королеве Англии, умоляя ее о заступничестве и покровительстве. Генриетту не слишком интересовала политическая подоплека этого дела, и она, как истинная женщина, тут же встала на сторону любви, и выговорила королю за его жестокосердие с таким жаром, что заставила содрогнуться даже вековые стены Уайтхолла.
Выслушав сбивчивые обвинения сторон, и приметив красные гневные пятна на щеках Генриетты, что свидетельствовали о том, что Ее Величество пребывает в крайне скверном расположении духа, Бэкингем, не желая связываться с женскими истериками, принял единственно верное решение в такой ситуации, и выпроводил Чарльза из покоев королевы.
– Стини![37] – восклицал английский король, послушно следуя за министром, который тащил Его Величество за руку, словно провинившегося ребенка. – Я самый несчастный мужчина на свете! Ты сам видишь, как ОНА со мной обращается. Моих пожеланий и просьб ОНА не замечает, и когда мне что-нибудь от нее нужно, я вынужден обращаться за помощью к ее французской прислуге, иначе ОНА наверняка откажет!
– Это совершенно недопустимо, – машинально согласился Бэкингем, который как раз прокручивал в голове предстоящий разговор с королевой.
– Живя под одной крышей, мы с Генриеттой днями не видимся, а когда я все же навещаю ее, все заканчивается ссорой, – продолжал жаловаться Чарльз. – Проклятье! Мы ругаемся даже в постели.
Герцог остановился.
– Я бы посоветовал Вашему Величеству прекратить навещать королеву… особенно, в ее спальне. Тогда никаких ссор не будет.
– Ну…, – король явно сомневался.
– …хотя бы на время, – подмигнул ему герцог. – Не видя Вас целую неделю, Ее Величество, конечно же, рассердиться. Через две – соскучиться, а через три – сама броситься Вам на шею…. Чарльз, поверь мне, так и будет! Я хорошо знаю женщин.
– Ох, Стини, и что бы я без тебя делал! – восхищенно заметил король.
– А еще я сам поговорю с королевой, и посоветую ей предупредительнее относиться к Вашему Величеству, – пообещал Бэкингем.
Несколько успокоенный этим обещанием Чарльз отправился к себе, а герцог поспешил к королеве.
* * *
Королева Генриетта была очаровательной молодой женщиной, чью красоту воспевали в своих стихах известнейшие поэты той эпохи. Лучшие живописцы с нескрываемым удовольствием изображали на своих портретах ее хрупкие черты – ангельски красивое лицо с белоснежной атласной кожей, горящими черными глазами, тонким носиком с небольшой горбинкой, и алыми чувственными губами. Маленький рост, который был единственным недостатком этого неземного создания, искупала точеная фигурка королевы, наполненая жизнью и кипучей энергией. Возвращение министра Генриетта встретила довольно мрачно, но, увидев любезную улыбку на лице Бэкингема, все же протянула ему руку для поцелуя.
– Вы арестовали несчастного барона, чтобы лишить его отца влияния при дворе? – хмуро спросила она.
– Напротив. Я сделал все от меня зависящее, чтобы убедить короля не совершать ошибку и не арестовывать депутатов во время парламентских слушаний.
Генриетта недоверчиво усмехнулась.
– Вся Англия знает о вражде между Вами и кланом Говардов, который возглавляет Арундел. Вы не могли придумать лучшего предлога, чтобы он него избавиться.
– У меня к этим господам так мало ненависти, что я даже отдал свою племянницу за одного из них, – язвительно усмехнулся Бэкингем. – Что же касается ареста, то король действительно оказал мне медвежью услугу. Ну, сами подумайте, зачем мне ссориться с парламентом? Особенно сейчас, когда решается вопрос о сборе новых налогов и выплате субсидий Кристиану Датскому[38] за его вступление в войну с Габсбургами[39]. А теперь парламентарии, подстрекаемые Говардами, вопят на весь мир, обвиняя меня в произволе и нарушении их прав, так как закон защищает это сословие от арестов во время парламентских заседаний.
– Боже, как все сложно, – королева решила не спорить. – Хорошо, Вы меня убедили.
Герцог еще раз прикоснулся губами к ее ладони.
– Вы еще что-то хотели мне сказать? – Генриетта отняла руку, которую министр отпустил с видимым сожалением.
– Хотел показать вот это письмо. Его мне доставил сегодня утром посланец кардинала Ришелье.
Бэкингем протянул королеве бумагу.
– Я вижу, кардинал решил, будто Вы причастны к похищению Фанкана, – усмехнулась Генриетта, прочитав первые строчки послания, но тут же возмущенно вскрикнула, когда дошла до места, где Ришелье сообщал об аресте Монтегю.
– Вы ведете со мной двойную игру, – заметил герцог, который внимательно наблюдал за ней. – Что, черт возьми, Монтегю делает в Париже?
– Уолтер отправился во Францию, чтобы предупредить Шевретту о том, что шпионы Ришелье вышли на след депутата Лапьерра. – ответила Генриетта.
Милорд вскочил на ноги, словно ошпаренный кипятком.
– А почему я узнаю об этом только сейчас?
– Герцог, я не обязана отчитываться перед Вами в своих действиях. Вы, кажется, тоже не советовались со мной, когда решили воевать с Францией?
Бэкингем нервно прошелся по комнате.
– И когда Вы перестанете видеть во мне врага? – вздохнул он, остановившись напротив королевы. – Ладно, не будем об этом. Монтегю служит Вам, так что Вашему Величеству и решать его судьбу. Относительно аббата Фанкана, я уже высказывал Вашему Величеству свое мнение. И если этот человек мертв…
– Он жив, – неохотно ответила королева. – Де Молина согласился предоставить его в Ваше распоряжение.
– Что ж, – просиял герцог. – Тем лучше для нас и для господина Монтегю. Кстати, у посланца Ришелье есть еще одно письмо, адресованное Вашему Величеству.
– Вот как? – удивилась королева. – И что в этом письме?
– Оно осталось у графа де Бутвиля. Этот наглец заверил меня, что Ваше Величество будет рада встрече с ним.
– Бутвиль? Бутвиль – посланец кардинала? Этого не может быть! – воскликнула Генриетта. – Но, в любом случае, я буду рада его видеть.
Бэкингем поморщился, почувствовав ощутимый укол ревности.
– Привести его сюда?
Генриетта задумалась.
– Это не совсем удобно, – неуверенно проговорила она. – Послушайте, милорд, а нельзя ли устроить нашу встречу в Вашем дворце?
– Моя прекрасная королева, мой дом и я сам всегда к услугам Вашего Величества…
* * *
Когда Генриетта и Бэкингем прибыли в Йорк-Хауз, им навстречу выбежал взволнованый Патрик.
– Ваша Светлость, это….о, Ваше Величество… это ужасно! Француз и виконт Пурбек заперлись в оружейном зале, и дерутся на дуэли!
– Ну, в таком случае, дела француза плохи, – усмехнулся герцог.
– Вы хотели сказать, что дела Вашого брата хуже некуда,– взволнованно произнесла королева. – Да будет Вам известно, Бутвиль – первая шпага французского двора.
– И, правда, – встревожился Бэкингем. – Ну, если с Джоном что-то случиться, я уничтожу этого Бутвиля.
По направлению к залу, милорд шел так быстро, что королева и Патрик еле поспевали за ним. Бедный секретарь чуть не рвал на себе волосы.
– Я пытался их уговорить отпереть дверь, но виконт крикнул, чтобы я не вмешивался не в свое дело!
– Нужно было взломать дверь, – заметила королева.
– О, Ваше Величество, я хотел, но этот французский монстр предупредил, что убьет всякого, кто попытается войти. К тому же дверь очень крепкая!
Бэкингем первым добежал до оружейного зала и неистово забарабанил в дверь, пытаясь перекричать грохот оружия:
– Джон, ты что, с ума сошел? Немедленно открой!
– Не раньше, чем я проткну это негодяя, – пробормотал виконт, который с большим трудом отбивался от яростной атаки француза.
– Ну– ну, – не остался в долгу Бутвиль, – сейчас мы увидим, кто кого проткнет!
Генриетта попыталась вмешаться, но дуэлянты ее попросту не услышали.
– Ломайте дверь! – приказал герцог слугам, что прибежали на шум битвы. – Быстрее, лентяи!
Те дружно навалились на дверь, но она была из крепкого дуба, так что предстояло повозиться.
– Несите топоры! – велел Бэкингем. – Ох, доберусь я до этого француза!
Но подручные средства не понадобились, так как солдаты, которые против своей воли оказались секундантами на странном поединке, услышав голос герцога, наконец, пришли в себя, и открыли задвижку.
Увидев брата и королеву, Джон опустил шпагу. Бутвиль, узнав Генриетту, выронил свою,
и та со звоном упала на пол.
– Что тут происходит? – грозно спросила королева.
– Да ничего особенного, – весело откликнулся виконт. – Я попросил графа преподать мне урок фехтования, и он любезно согласился оказать мне эту услугу. Патрик, я вижу, Вы, как всегда, сумели поднять бурю в бокале воды.
Бедняга Роджерсон покраснел, как вареный рак, и беспомощно оглянулся на Бэкингема.
Герцог как раз поднял с пола шпагу Бутвиля и многозначительно усмехнулся, осторожно коснувшись остро отточенного лезвия.
– Пришлось пойти на риск, – притворно вздохнул Джон, перехватив его взгляд. – Фехтовальных рапир здесь нет.
Генриетта недоверчиво оглядела стены, увешанные великолепной коллекцией оружия, и повернулась к Бутвилю. Тот уже окончательно пришел в себя.
– Я вижу, господин граф, Вы нисколько не изменились, – вздохнула королева.
– А Вы стали еще прекраснее, Ваше Величество, – восторженно вздохнул Франсуа, пожирая ее глазами. – О, моя королева! Неужели, я вижу Вас, говорю с Вами?
Генриетта немного смутилась.
– Герцог сообщил мне, будто Вы сделались кардиналистом? – поинтересовалась она.
– Я бы еще и не на такое пошел, лишь бы увидеть Вас.
Бэкингем с силой сжал рукоятку шпаги. Он бы и сам с радостью вызвал на дуэль этого француза. Джон, заметив выражение лица брата, успокоительно похлопал его по плечу. Ни Генриетта, ни Бутвиль ничего не заметили.
Генриетта посмотрела в окно, и, убедившись в том, что погода не испортилась, предложила Бутвилю прогуляться. Нечего и говорить о том, что предложение было с готовностью принято.
– Франсуа, как Вы попали на службу к Ришелье? – спросила Генриетта, когда они вдвоем с графом прогуливались по аллеям парка.
Выслушав его рассказ и прочитав письмо от кардинала, она глубоко задумалась. У нее не было сомнений, что Ришелье искренен в своем стремлении сохранить мир с Англией, и лучшим тому подтверждением был «крестовый поход», который готовил Его Преосвященство против протестантов Лангедока и Ла-Рошели.
– Кардинал понимает, что, вступив в войну, Англия неминуемо поддержит гугенотское восстание. Поэтому, и взывает к моим патриотическим чувствам, заклиная убедить короля, что французы хотят мира с англичанами, – задумчиво произнесла она.
– Я ничего не понимаю в политике, – откликнулся Бутвиль. – И любым переговорам предпочту хорошую драку. А если война поможет мне еще хот раз увидеться с Вами, то я хочу этой войны!
– Это вряд ли, Франсуа, – улыбнулась Генриетта.
Господин де Монморанси глубоко вздохнул.
– Кардинал еще говорил о каком-то монахе.
– Я не знаю, о ком идет речь, – быстро ответила Генриетта. – И знать не хочу! Что же касается господина Монтегю, то я прошу Вас сообщить кардиналу: если хоть волос упадет из головы моего секретаря, то в моем лице он найдет врага, а не союзника. Я сама напишу об этом Ришелье, – улыбнулась она, заметив обеспокоенное выражение лица Бутвиля.
– Так будет лучше, – согласился Франсуа. – Я могу что-то забыть или перепутать.
Генриетта протянула ему руку, которую тот нежно поцеловал.
– О, Господи, как же я завидую англичанам, – прошептал он. – Им досталась такая прекрасная королева.
В его голосе звучала такая тоска, что Генриетта не выдержала и провела рукой по склоненной голове графа. Ей не следовало этого делать, потому что Франсуа, задыхаясь от избытка чувств, схватил ее руку и покрыл ее множеством поцелуев.
Бэкингем, наблюдавший эту сцену из окна, нервно забарабанил пальцами по стеклу. Виконт Пурбек, стоявший рядом с ним, усмехнулся. Видно было, что брат, который только что прочитал ему длинную нотацию насчет безответственного поведения, полностью разделяет его неприязнь к французу.
– Так чем я обязан твоему визиту? – не поворачивая головы, поинтересовался герцог.
– Все еще сердишься? – понимающе усмехнулся Джон. – Тогда держись, потому что я собираюсь совсем тебя разозлить.
Эти слова заставили Бэкингема оставить в покое королеву и Бутвиля, и решительно повернуться к брату.
– Говори, – потребовал он.
– Я хотел тебе сказать, что собираюсь жениться на Элените.
Элен, баронесса де Сент-Люс была доверенной придворной дамой и ближайшей подругой Генриетты Французской. Несмотря на благородное происхождение, девушка была бедна, и, поэтому, не могла составить достойную партию для брата могущественнейшего человека в стране. Бэкингем всегда относился к баронессе с удивительной нежностью, поэтому, в ответ на заявление брата только вздохнул:
– Этот брак не сулит нашей семье никаких политических выгод. Но я не стану тебе мешать. Женись, если хочешь. Странно, что ты вообще решил поинтересоваться моим мнением.
– Если честно, мне оно безразлично, – улыбнулся Джон. – И я к тебе пришел за помощью, а не за советом.
– Даже так? Ну, и чем же я могу тебе помочь?
Барон глубоко вздохнул.
– Дело все в том, – осипшим от волнения голосом проговорил он. – Что я уже женат.
Бэкингем изменился в лице. Он внимательно посмотрел на брата, думая, что тот шутит, но тот, увы, был совершенно серьезен.
– Ну, и кто же моя невестка? – Джордж старался говорить спокойно, но это ему плохо удавалось.
– Френсис Кок.
– Дочь бывшего главного королевского судьи[40]! Да как ты посмел? Как скрыл это от меня?
– Послушай, – быстро заговорил Джон, надеясь успокоить надвигающуюся бурю. – Я был горяч и влюблен. И когда ее мать, леди Хаттон заявила, что не отдаст за меня Френсис, мы решили тайно обручиться и обменяться клятвами верности. Я был лишком взволнован… священник, к которому мы обратились, пьян… Словом, он перепутал свадебный обряд с церемонией обручения, и обвенчал нас так быстро, что я даже не успел понять, что случилось. С Френсис мы расстались, ты сам знаешь, при каких обстоятельствах…, и я и думать забыл обо всей этой истории. Черт возьми, да я был уверен, что тайный брак не имеет силы! И, преставь себе мое отчаяние, когда мой духовник, которому я рассказал всю эту историю, сообщил мне, что это не так.
– То есть, – медленно произнес Бэкингем, – ты хочешь сказать, что в то время, как я донимал покойного короля требованиями добиться от родителей леди Френсис согласия на свадьбу, вы в это время уже были женаты?
– Получается, что так, – подтвердил Джон.
Бэкингем театрально возвел руки к небу.
– Господи! – патетитечески воскликнул он. – За какие грехи ты решил наградить меня таким родственничком?
– Не расстраивайся, Джорж, – успокоительно заметил Джон. – Не всем же должно везти так, как мне. Лично я своим братом очень доволен.
Джордж, как не старался, но так и сумел сдержать улыбку.
– Ну, и чего же ты хочешь от меня? – уже спокойнее спросил он.
– Чтобы ты поговорил с епископом Кентерберийским[41]. Он должен подтвердить, что брак незаконен или же, в крайнем случае, дать разрешение на развод.
– Не сейчас, – ответил министр. – Развод всегда дурно пахнет, особенно теперь, во время разгара парламентских слушаний. Наберись терпения, Джон. Твоя красавица баронесса от тебя не уйдет.
Виконт Пурбек покраснел от злости.
– О, я понимаю! Ты хочешь затянуть дело, чтобы расстроить мою помолвку с Эленитой. Но ничего у тебя не выйдет. Я обращусь к Ее Величеству и…
– …и сообщишь королеве, что у тебя уже есть законная супруга? – усмехнулся герцог.
Джон хотел что-то сказать, но, не найдя нужных слов, что было сил ударил кулаком по столу, и выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью.
– Не забывай о Тайберне[42]! – крикнул ему вслед Бэкингем. – Английские законы беспощадны к двоеженцам!
Получив в ответ несколько крепких ругательств, герцог снова повернулся к окну. Увидев, с какой нежностью Бутвиль сжимает ручку Генриетты, он заскрежетал зубами, и, схватив со стола колокольчик, бешено затряс его.
– Патрик, сообщи Ее Величеству, что мне необходимо немедленно поговорить с ней, – велел он господину Роджерсону, который примчался на его зов. – И, ради всего святого, займи чем-нибудь этого француза…ну, хотя бы ужином или прогулкой в мой винный погреб… там есть великолепная мальвазия. Пусть наш гость упьется так, чтобы не попадался мне на глаза до самого своего отъезда, который я постараюсь ускорить.
Видно было, что господин Роджерсон был не в восторге от такого поручения. Он громко вздохнул, но поплелся выполнять приказ.
Глава 7: «Опасные игры»
Настоятель собора Сен-Жермен Л’Оксеруа – аббат Фанкан был одним из ближайших друзей кардинала Ришелье и одним из талантливейших французских дипломатов XVII века. К своему несчастью, он настолько уверовал в собственную неуязвимость, что, будучи членом иезуитского ордена, дал себя завербовать могущественной протестантской организации – «Черные капюшоны» и жестоко за это поплатился. Великий магистр «Молчаливых» (так еще называли членов этой организации) – Эрнандо де Молина приказал доставить предателя в Лондон, чтобы примерно наказать его за отступничество.
Мы уже знаем, какой эффект произвело похищение Фанкана на Ришелье и отца Жозефа, которые, не догадываясь о двойной игре своего агента, подозревали Бэкингема в его исчезновении. Между тем, сам герцог, желая использовать доверенное лицо кардинала в своих тайных планах, не только добился, чтобы Фанкану сохранили жизнь, но и собирался отправить его обратно в Париж.
– Я принял решение отпустить Фанкана во Францию, – такими словами встретил Бэкингем Генриетту, когда она вернулась с прогулки. – Но ни о каком обмене не может быть и речи! Ришелье незачем знать, что аббат встречался со мной.
– Я тоже так думаю, – согласилась Генриетта. – Но как мы объясним кардиналу его длительное отсутствие?
– А это уже не наша забота. Думаю, священник сам придумает достойное оправдание своему исчезновению. Не в его интересах рассказывать Его Высокопреосвященству о своей связи с «Молчаливыми».
– Хорошо. Но Вы, милорд, так и не признались мне, зачем Вам понадобился господин Фанкан.
– Всему свое время, моя прекрасная королева. Ну, а зачем Вы понадобились кардиналу?
Генриетта усмехнулась.
– Ришелье желает любой ценой сохранить мир с Англией. И поскольку, заговор против кардинала, на который мы с Вами так уповали, по всей видимости, потерпел поражение, я думаю, нам следует принять предложение Его Преосвященства.
– Черт возьми, да я и сам желаю сохранить мир! – воскликнул герцог. – Хотя бы потому, что денег на войну придется просить у парламента, который, по своему обыкновению, наверняка, откажет мне в этой просьбе. И если кардинал оставит в покое ларошельцев, вернет захваченные английские корабли, перестанет заигрывать с Испанией, и присоединиться к нашему союзу с датчанами и Соединенными Провинциями, чтобы вернуть Пфальц Фридриху, мужу Елизаветы Стюарт…
– Я, надеюсь, милорд, Вы повремените с обнародованием этих требований, хотя бы до тех пор, пока лорд Монтегю не вернется в Англию? – перебила его Генриетта, для которой желание министра и дальше следовать своей военной политике было очевидным.
– Разумеется, – кивнул герцог. – Кстати, я бы не настаивал на возвращении сэра Уолтера сейчас, когда еще есть надежда все же исполнить задуманное Шевреттой. Монтегю один стоит десяти человек, а его ум воистину бесценен.
Генриетта молча кивнула.
– А если Уолтеру не удастся помочь Шевретте свалить Ришелье? – спросила она.
– Тогда и придет черед действовать господину аббату, – ответил герцог. – Когда в 1624 году я уговаривал покойного короля Джеймса воевать с испанцами, я не собирался сражаться с Габсбургами только своими силами. Я рассчитывал сколотить антииспанскую коалицию. Англия, Соединенные Провинции, Дания, Швеция, Саксония, протестантские княжества Германии должны были выступить против австрийского императора и Баварии, тогда как Франция, Савойя и Венеция повели бы в Италии действия против Испании. И если бы мне это удалось, мы бы не только вернули Пфальц Елизавете Стюарт[43] и ее мужу, чешскому королю, но и, что гораздо важнее, мы бы прижали Испанию на море, освободив себе путь к сокровищам ее колоний.
– Да, Вы уже говорили мне это, – зевнула королева.
В отсутствие лорда Монтегю ей не хотелось говорить о политике, но Бэкингем, как назло, был настроен говорить о ней именно здесь и сейчас.
– К сожалению, – продолжил герцог, – Шведы сейчас заняты в войне с Польшей…
– К счастью, милорд, потому что католическая Польша неминуемо пришла бы на помощь императору, – возразила Генриетта, вовремя вспомнив уроки Уолтера.
– Да, правда… А Саксония всеми силами держится за хрупкий мир с Габсбургами, не понимая, что довольно малейшего дуновения ветра, чтобы на ее территории вспыхнул пожар войны… Но Франция! Франция, на союз с которой я так рассчитывал, что убедил короля жениться на католической принцессе, подставив под удар собственную политическую репутацию, Франция не только отказалась присоединиться к антииспанской коалиции, она заключила с Габсбургами союз, который я собираюсь разрушить…
–..заключив мир с Испанией за спинами наших протестантских союзников, – кивнула Генриетта. – Вы тоже говорили мне об этом, милорд.
– Это было еще до того, как я познакомился с Фанканом, – возразил Бэкингем. – Господин аббат готов поспособствовать присоединению Франции к нашему союзу с Соединенными провинциями и Данией. Словом, сейчас дело обстоит так: либо Шевретта доводит свой план до конца и проклятый кардинал отправляется к дьяволу, либо он останеться жив, и будет воевать с Габсбургами вместе с нами, чего я, Мадам, желаю всей душой.
– А если Ришелье останеться жив, но не станет слушать Фанкана? – не сдавалась Генриетта.
– Тогда, придется уважить волю парламента и дать Англии мир, заключив союз с Испанией. Но, пока что, Мадам, я прошу Вас быть посредником между Ришелье и мной.
– Я вся Ваша, милорд, – улыбнулась королева. – Но почему Вы думаете, что католический священник захочет служить Вам, протестанту?
– Служил же он «Молчаливым»! – возразил Бэкингем. – В любом случае, я буду знать, что в окружении Ришелье есть человек, на которого я могу оказывать влияние. Вы сами видите, что живой Фанкан нам полезнее, чем мертвый.
– Аминь, – вздохнула Генриетта. – Так что я должна сделать?
– Вы должны заверить Ришелье, что Англия не будет воевать с Францией. Для пущей убедительности, я прекращу переписываться с ларошельцами и перестану принимать принца Субиза[44], который, как Вы знаете, скрывается в Англии от гнева французского короля. Если кардинал не поверит Вашему письму, донесения шпионов, которых полно и среди гугенотов, и даже при английском дворе, убедят его в нашей искренности.
– И каких же шпионов Ваша светлость имеет в виду? – прищурилась королева, понимая, что этот упек относиться к ней.
И оказалась права.
– Епископа Мандского[45], разумеется, – тут же ответил Бэкингем, который получил эти сведения от самого Фанкана. – И францисканских монахов[46], которых Вы привезли с собою в Англию.
– Герцог, если Вы хоть пальцем тронете священника, пеняйте на себя, – разозлилась королева. – Я не потерплю, чтобы невинный человек пострадал из-за Ваших пуританских убеждений!
Министр вознес руки к небу.
– Мадам, будьте справедливы, – взмолился он. – Кто-кто, а я меньше всего заинтересован в преследовании католиков, хотя бы потому, что моя собственная мать исповедует эту религию. Но Ваш епископ – родственник Ришелье. Вам это известно?
– Дальний родственник. Милорд, я промолчала, когда Вы выслали из Англии моих придворных дам, но изгнать епископа я Вам не позволю!
– Кто знает, – про себя усмехнулся герцог. – Не будем ссориться, моя прекрасная королева, – произнес он вслух. – Сейчас мы как никогда должны действовать вместе.
– Почему?
– Да потому что если Франция в ближайшее время не придет на помощь Кристиану Датскому, который изнемогает под могучими ударами армий Тилле[47] и Валленштейна, то король Филипп будет управлять всей Европой. Я созвал парламент с целью вытребовать хоть немного средств на помощь датчанам, но, боюсь, что господа парламентарии не так хорошо разбираются в политике, как мы с Вами.
Герцог чарующе улыбнулся и развел руками, всем своим видом показывая, насколько малы его надежды договориться с депутатами. Генриетта молчала. В таких делах она привыкла полагаться на советы господина Монтегю, но тот, увы, был во Франции.
– Уолтер, где ты? – мысленно взмолилась она. – Если бы ты знал, как мне тебя не хватает…
Но секретарь, по понятным причинам, ответить ей никак не мог, а Бэкингем нетерпеливо ждал ответа.
– Я все сделаю, – наконец, произнесла королева. – Но дайте мне слово, что епископ не станет заложником Вашей политики.
– Даю, – неохотно кивнул герцог. – Но, ради всего святого, поторопитесь с письмом, пока Ваш французский друг совсем не разгромил мой дворец.
– Я присмотрю за Бутвилем, – улыбнулась Генриетта. – Мне необходимо дать графу некоторые инструкции насчет его поведения во Франции. И потом, в отличие от Вас, меня все же заботит судьба лорда Монтегю!
– Я предоставлю позаботиться об Уолтере королю Чарльзу, – решил Бэкингем. – Пришла пора и нашему послу во Франции доказать, что он недаром получает свое жалованье и немыслимые представительские расходы.
Успокоенная его обещанием, королева ушла. Ей действительно еще о многом нужно было поговорить с Бутвилем. Бэкингем хотел последовать за ней, но ему доложили о визите королевского секретаря – лорда Коттингтона[48]. Этот человек пользовался полным доверием герцога и постоянно снабжал милорда полезной информацией о жизни королевского двора. А чтобы о двойной службе Коттингтона не догадались те лица, за которыми он наблюдал, министр часто поручал своему агенту покупать для него драгоценности и прочие милые безделушки, так как секретарь, к счастью, обладал хорошим вкусом, и слыл при дворе ценителем прекрасного.
Вот и сегодня Коттингтон, войдя в кабинет, протянул герцогу мешочек с четырьмя крупными сапфирами-близнецами, которые приобрел для него у лондонских ювелиров. Бэкингем осмотрел камни и не нашел в них ни одного изъяна.
– Великолепно, – признал он. – Милорд, Вы как всегда, совершили невозможное.
Покупка этих камней была частью грандиозного замысла герцога, на который он возлагал большие надежды. Дело было в том, что Амур пробил своей стрелой грудь английского Дон Жуана, но забыл проделать ту же процедуру с сердцем гордой красавицы Генриетты Французской. Герцог Бэкингемский никогда не отступал перед ударами судьбы, так что решил исправить это досадное недоразумение, поразив воображение любимой женщины восхитительным подарком…
Но с приходом королевского секретаря мысли министра изменили свою романтическую окраску. Поэтому, еще раз полюбовавшись великолепной огранкой камней, Бэкингем вернул камни Коттингтону, и, приказав отдать драгоценности своему ювелиру, вернулся к обсуждению политических дел. Выслушав последние дворцовые сплетни, министр уже собирался отпустить секретаря, как вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову.
– Коттингтон! – радостно воскликнул он, хлопнув себя по лбу. – Выберите подходящий момент и сообщите Его Величеству, что епископ Мандский внушает королеве, что та губит свою бессмертную душу, разделяя постель с еретиком. Мне пришлось дать слово Ее Величеству, что я не буду преследовать этого кардинальского шпиона, но, к счастью, король такого слова не давал!