Он долго был один, голый и беспомощный, забытый и заброшенный. Им никто не интересовался, да и какой интерес может вызвать жалкий Иниго (Незнающий), помещенный на крохотный каменный островок посреди бескрайнего моря. Прикрыть наготу ему было нечем, но он умудрялся не замерзнуть даже ночью, когда плотная серая мгла вокруг его убогого жилища становилась абсолютно непроницаемой. Его не смущали полное отсутствие вещей и жесткость каменного ложа, мучили только голод и жажда.
Первую еду ему принесла женщина, пришедшая прямо из моря. Она взобралась на островок и протянула ему сосуд с чем-то темным. Эта густая жидкость на вкус оказалась сладко-соленой и довольно питательной, потому что насытила его на целый день. Наутро повторилось то же самое, а в последующие дни он уже с нетерпением ожидал прихода своей кормилицы, чтобы жадно припасть губами к краю сосуда и выпить все до капли. Регулярная кормежка давала достаточно энергии, чтобы он мог с утра до вечера исследовать свой островок и даже наблюдать за жизнью морских обитателей.
Однажды женщина принесла ему еду, но не ушла сразу, как обычно, а села рядом прямо на камень и принялась его ласкать. Иниго ничем не заслужил подобную привилегию, но искусные женские руки доставляли такое удовольствие, что он быстро позабыл о своем бесправном положении и даже рискнул приласкать ее в ответ. В конце они соединились, и все закончилось к обоюдному удовольствию. Устроившись в естественной выемке между двумя валунами, Иниго всю ночь вспоминал, как двигался внутри женского тела, и изнывал от желания вновь там оказаться.
На следующий день к нему пришла совсем другая женщина, но у нее в руках тоже была глиняная плошка с едой, а пышные формы ничем не прикрыты. Быстро расправившись со своей порцией, Иниго увлек женщину на каменное ложе и поторопился уместить свой ноющий от напряжения орган между ее бедрами. Он был так распален, что довел ее до завершения несколько раз, а когда она ушла, снова с тоской вспоминал острые ощущения от трения о стенки женского грота.
Приходящие женщины сменялись несколько раз, и всех их Иниго удовлетворял, не получая при этом полного насыщения. В один из дней женщины пришли вдвоем, и каждая принесла ему еду. Получив двойную порцию бодрящего напитка, он немедленно приступил к делу и отымел их обеих, используя даже те отверстия в женском теле, которое прежде никогда не посещал. В эту ночь он спал, и его уже не так мучили эротические воспоминания.
Вскоре Иниго познал за раз трех женщин. Между актами он подкреплялся очередной порцией еды и вновь приступал к удовлетворению животных потребностей, которые день ото дня становились все изощреннее и откровеннее. На эту телесную гимнастику у него уходил почти весь день, а ночью, усталый и пресыщенный, он спал под высокими звездами, которые появлялись на небосводе именно в тех местах, куда он перед этим подолгу смотрел.
Когда к нему явились сразу четыре женщины, Иниго поначалу возликовал. Еды и плоти было так много, что стоило просто протянуть руку. Его ласкали, целовали и ублажали буквально со всех сторон, к его услугам были любые формы, размеры и глубины, но к исходу насыщенного голым сексом дня, Иниго вдруг понял, что устал. Ни крутые ягодицы, ни жаркое влажное лоно, ни упругие груди уже не вызывали в нем желания немедленно в них погрузиться. Наступил переломный момент.
Он отказался обслуживать четырех женщин за день, но по правилам этого мира, чтобы получить свою порцию еды, следовало удовлетворить хотя бы одну. Некоторое время он так и делал, стараясь выпивать питательную жидкость как можно медленнее, а ублажать женщину как можно быстрее. Потом наступил день, когда плата за еду начала раздражать его своей вызывающей интимностью. Иниго внезапно полюбил одиночество. Ему надоело смотреть, как женщины раздвигают перед ним ноги, а потом жадно заглатывают в свое нутро его напряженный подрагивающий орган.
Теперь при виде пышных грудей и ягодиц вместо былого нетерпения Иниго испытывал лишь отвращение. Он впервые порадовался тому, что здесь совсем не было запахов, потому что не хотел знать, как пахнут эти женщины или он сам после занятий сексом. Пока они совершенно безлики и нейтральны, можно просто закрыть глаза и представить себе… Что? Чтобы подумать об этом, пришлось напрячься, и у него получилось! Размеренно двигаясь над одной из своих кормилиц, Иниго внезапно вспомнил, как выглядели женщины в других мирах, как они были одеты, как причесаны…
Одно воспоминание повлекло за собой другое, третье, десятое. Цепочка неудержимо разматывалась, освобождая звено за звеном, и вот однажды он вспомнил, как его прежде звали… А потом внезапно вспомнил все! Шок был так силен, что даже теневая субстанция не смогла его пригасить. Он ожидал от себя, чего угодно, только не этого откровенного разврата! Вглядываясь в малоподвижную морскую воду, больше похожую на ртуть, он попытался осмыслить причину подобной фрустрации.
Ни личный кризис, ни ссора с любимой женщиной не могли в одночасье превратить верного мужа в сексуального маньяка. Неужели он так мало знает о самом себе и о том, что прячется на темном дне его души? Нет, дело здесь вовсе не в низменных наклонностях. Кто-то намеренно лишил его разума, низвел до животного состояния, заставил пить кровь, развратничать… И он точно знает, кто именно это сделал.
Он по-прежнему находился на крохотном островке посреди моря, на нем все так же не было ни единой нитки, но теперь все это воспринималось совершенно по-иному. Чтобы изменить условия своего существования в мире антиподов, ему следовало полностью очиститься, перестать питаться кровью.
Женщины продолжали приходить еще несколько дней, но он больше не брал еду и тем более не прикасался к ним. Непонятно почему, женщин это чрезвычайно огорчило. Они всячески пытались заигрывать с ним, демонстрировали обнаженные тела, принимали соблазнительные позы, но он упорно поворачивался к ним спиной и продолжал голодать. В конце концов, женщины перестали приходить, и он остался на островке в гордом одиночестве.
Голый и голодный Николас Эллиот Холдер сидел на камне и пристально смотрел в одну точку. Чтобы хоть как-то ориентироваться в теневой субстанции, он условно обозначил четыре стороны света и находился сейчас на южной стороне островка. Ему нравилось именно это направление, и он разрабатывал его уже несколько дней. Мыслительные потуги Ника, в конце концов, принесли результат. Однажды утром примерно в миле от острова он увидел полоску берега, а на ней хорошо ему знакомый деревянный дом, в котором он счастливо прожил около двух лет.
Нику ужасно хотелось до него добраться, чтобы умереть именно там, а не на этом богом забытом островке, где его продолжали преследовать мерзкие воспоминания. В том, что скоро умрет, Николас нисколько не сомневался. Он добровольно обрек себя на голодную смерть и все больше слабел. Доплыть до берега ему уже было не по силам, сгенерировать из субстанции мост он не успевал, да и жить ему оставалось день-два, не больше. Никакого сожаления Ник не испытывал, потому что делал это не в первый раз и успел притерпеться к процессу умирания.
В свое последнее утро измученный голодом Ник опустил ноги в воду и внезапно почувствовал под подошвами твердое дно. Вчера вблизи острова его точно не было! От радостного удивления у Ника случился прилив сил, и он сполз в воду. Отталкиваясь от песчаного дна руками и ногами, Ник начал медленно продвигаться по мелководью в сторону берега. Тело его дрожало, голова кружилась, но он крепко стискивал зубы и продолжал ползти. Только уперевшись лбом в причальную сваю, Ник понял, что победил.
С трудом выпрямившись, он добрел до входной двери и обессиленно ввалился в знакомую комнату. Она выглядела именно такой, какой он ее помнил. Мебель была на своих местах, окна затеняли красивые драпировки, на резном деревянном комоде стояла ваза с цветами, а на столе … расписное блюдо с фруктами и свежей выпечкой! Сначала Ник не поверил своим глазам, а в следующий момент его огнем обожгла собственная тупость. Идиот! Почему он раньше не догадался сгенерировать себе еду?
Ник обеими руками придвинул к себе блюдо и принялся с жадностью запихивать в рот все, что на нем лежало, но через несколько минут немного успокоился и начал жевать, как положено. Утолив первый голод, он нашел за ширмой кувшин с водой для умывания и осушил его практически до дна. Теперь нужно было срочно привести себя в порядок, потому что Нику до смерти надоело ходить голышом. Он отыскал на полке платяного шкафа чистое белье, потом выложил на кровать один из дюжины дорогих костюмов и отправился в баню.
Разжечь печь Нику так и не удалось, потому что он забыл сгенерировать для нее дрова. Вымывшись прохладной водой, он вернулся в комнату и поспешил натянуть на себя одежду. Идеально пригнанный по фигуре костюм с непривычки сильно стеснял движения, зато придавал уверенности, и Ник постарался застегнуть все до последней пуговки.
Теперь он снова превратился в цивилизованного человека. Прикоснувшись к подбородку, Ник ожидал нащупать отросшую бороду, но его лицо было чистым и гладким, как будто он побрился меньше часа назад. Зато волосы на голове сильно отросли. Рассуждая об удивительных свойствах мира антиподов, Ник решил воспользоваться гребнем, как вдруг ощутил холодок между лопатками…
Он намеренно неспешно причесался, одернул рукава бархатного камзола и обратился к абсолютно пустой комнате.
– Я не в настроении принимать гостей.
– Очень жаль, потому что мне именно сегодня захотелось тебя навестить.
Глубокая тень в углу едва заметно пошевелилась и приобрела очертания человеческой фигуры, с головы до ног облитой тусклым серебром.
Хозяин Зазеркалья оказался мужчиной чуть выше среднего роста. Его тело полностью прикрывал длинный серебряный плащ с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо, но Нику все же удалось рассмотреть, что кожа и даже глаза Тени тоже имеют серовато-серебряный оттенок. Они говорили на разных языках и почему-то понимали друг друга, хотя прежде Ник никогда не сталкивался с подобным явлением.
Он подозревал, что в мире за Гранью говорят очень мало или не говорят вообще. Скорее всего, подобная привилегия была только у хозяина и, как теперь выяснилось, у него самого. Ни своего первого посещения, ни клятвы на крови, когда его нарекали воином из Тени, Ник совершенно не помнил и не знал, встречались ли они раньше. С тех пор, как вернулась память, он еще мало что успел осмыслить, поэтому сейчас его мозг работал на повышенных оборотах.
– Мне весьма жаль, что ты вдруг одумался и перестал трахать моих шлюх. Я получал истинное наслаждение, наблюдая, как ты их обрабатываешь. Ты настоящий развратник, Николас, когда не рядишься в святошу. Признай, тебе пришелся по вкусу мой гарем.
– Да, – легко согласился Ник, – я получил весьма ценный опыт, хотя в нем и не нуждался. Но твои наложницы показались мне, как бы точнее выразиться, изголодавшимися. Видимо, ты уделяешь им не слишком много внимания. Предпочитаешь получать наслаждение иным способом?
– Я – хозяин этой реальности, – самодовольно заявил Тень, – и могу делать все, что только захочу.
Ник подавил тяжелый вздох. Почему отъявленные отморозки так неудержимо рвутся к власти? Совсем недавно он как раз упокоил «хозяина города».
– Понятно, а то я было подумал, что у тебя проблемы с потенцией.
Тень стремительно переместился в другой угол комнаты, демонстрируя свои возможности, но Ник даже не моргнул. Жизнь с волшебниками приучила его ко всяким неожиданностям.
– Тебе следует меньше думать и проявлять больше почтительности.
– А то, что, не пришлешь ко мне больше своих шлюх?
Тень снова резко сменил дислокацию.
– Пытаешься бросить мне вызов? Плохая идея. Я ведь могу снова превратить тебя в сексуальную машину, но при этом полностью лишить чувства насыщения. Вот где будет настоящий ад! – Ник прекрасно понимал, что вынужденная голодовка существенно подорвала его физические кондиции, но он не желал больше бегать на коротком поводке и развлекать хозяина Зазеркалья. Надо разобраться с ним здесь и сейчас, другого шанса может не представиться. – Я вернул тебя исключительно из жалости, в благодарность за усердную службу, так сказать, но в любой момент могу отправить обратно.
– В том-то и дело, что не можешь, – насмешливо парировал Ник. Это был обычный блеф, не более, однако в следующий миг на него снизошло настоящее откровение. – Ты не властен над теми, кто сумел сохранить свободную волю.
– Вздор! Стоит мне щелкнуть пальцами, и ты снова будешь ползать по камням, мечтая о моих шлюхах и глотке крови.
– Так щелкай, чего ты ждешь?
– Я сделаю это, когда сам захочу.
– Вот ведь в чем загвоздка, Лоуэлл: я адвокат и знаю, когда мне лгут.
– Как ты меня назвал?! – обманчивая расслабленность хозяина Зазеркалья мгновенно испарилась, его серебряное одеяние раздулось и угрожающе вздыбилось.
– Твоим настоящим именем.
– У. Меня. Нет. Имени, – отчеканил Тень
– Но когда-то оно было, – как ни в чем не бывало продолжал Ник. – Тебя звали Лоуэлл Спринг, ты родился в маленьком шахтерском городке под названием…
– Заткнись!!! – Тень сделал резкий жест рукой, и в лицо Нику полетели осколки стекла. Один распорол ему скулу, другой чиркнул по уху, остальные пролетели мимо и вонзились в дверное полотно. – Ты не можешь ничего обо мне знать, потому что я не человек!
– Тебе не по нраву быть человеком? – притворно удивился Ник. Под глазом у него быстро набухала кровавая рана, но он не обращал на нее внимания. – Или ты так заигрался в демиурга, что поверил в свою божественную сущность?
Тень несколько раз стремительно переместился, чтобы дезориентировать противника, а потом оказался совсем рядом, так близко, что Ник увидел его гневно раздутые ноздри и расширенные зрачки. По лицу с крупными грубыми чертами стекали грязные серые ручейки, с кончиков пальцев капало, а в тех местах, где Тень находился какое-то время, образовывались блестящие лужицы. От волнения или страха хозяин Зазеркалья так активно потел жидкой амальгамой, что это вызывало отвращение.
Само по себе место, где сейчас находился Ник, не было ни опасным, ни ужасным. Скорее странным и удивительным. Но этот зарвавшийся повелитель шлюх умудрился превратить его во что-то очень гадкое. Как Лоуэллу Спрингу, выросшему в бедном церковном приюте, удалось захватить власть в Зазеркалье, Николас знать не хотел, он лишь желал избавить этот необычный мир от засилья преступности, вампиризма и разврата. Решение пришло неожиданно, и он не стал долго над ним раздумывать. Ведь Тень когда-то сам выдал ему лицензию на убийство…
– Ты что, совсем меня не боишься или просто ловко притворяешься?
– Настоящий страх скрыть невозможно, Лоуэлл.
– Не смей меня так называть! – голос Тени взлетел на целую октаву. – Я ненавижу это имя!
– Охотно верю, но должен же я как-то к тебе обращаться.
– Можешь звать меня господином, – высокомерно заявил Тень, и Ник не удержался от смешка.
– Ну, ты загнул! Откуда у насильника, убийцы и полового извращенца подобные амбиции? Тебе бы следовало …
– Да кем ты себя возомнил?! Еще вчера разгуливал голышом и трахался, как животное, а сегодня вдруг взялся меня судить? Ты по-своему уникален, Ник, но не настолько, чтобы я сохранил тебе жизнь.
– Я тебя об этом не просил.
– Еще попросишь, а очень скоро станешь меня умолять, – надменно заявил Тень. – Ты слишком ослаб, сейчас убить тебя так же легко, как раздавить яйцо.
Он демонстративно сжал истекающую амальгамой ладонь в кулак, и его облик внезапно изменился. Все плавные сглаженные линии вмиг исказились и ощетинились осколками стекла, отчего он стал похож на утыканную шипами серебряную статую.
То, что задумал Ник, требовало очень близкого контакта, а у него не было никакой защиты от стеклянных кинжалов. Скорее всего, он здесь погибнет, зато избавит Зазеркалье от серого упыря с завышенной самооценкой…
Первый сокрушительный удар Тени едва не лишил Ника сознания. Боль от впившихся в тело зазубренных осколков стекла оказалась запредельной, но на своем коротком веку он испытал множество ее разновидностей. Ничего, перетерпит и эту… Понимая, что очень скоро истечет кровью, Ник воспользовался первой же представившейся возможностью. Согнутой в локте левой рукой он частично прикрыл лицо, а правую резко выбросил туда, где в обрамлении стеклянных пиков виднелась напряженная жилистая шея Тени.
Этому приему Ника обучили еще в Муравейнике. Он не раз использовал его, чтобы нейтрализовать противника, но никогда раньше не доводил дело до конца. Напряженные, плотно сомкнутые пальцы Ника попали прямиком в выступающий кадык, и Лоуэлл Спринг споткнулся на ровном месте. Не давая ему переместиться, Ник обеими руками вцепился в скользкое от амальгамы горло и изо всех сил надавил большими пальцами на поврежденную трахею. Спринг захрипел, от нехватки воздуха у него непроизвольно началась обратная трансформация. Стеклянные кинжалы один за другим втягивались обратно в плащ, и вскоре Тень лишился своего грозного оружия.
– Думаешь… ты… победил? – с трудом выдавил хозяин Зазеркалья, тщетно пытаясь наполнить вдохом опавшие легкие. – Оши…баешься… Я тоже… могу… кое-что… у тебя… отнять…
Дрожащими руками Тень вцепился в голову Ника, и у того внезапно потемнело в глазах. Минута проходила за минутой, растягиваясь в бесконечность, никто из них не хотел уступать. В конце концов, оба противника обессилели и повалились на пол, но Ник, как хорошо обученный пес, даже на пороге смерти не ослабил своей хватки. Стены дома, созданного его воспоминаниями, начали медленно таять и вскоре бесследно исчезли, оставив на безликой серой поверхности теневой субстанции два тела, сплетенных в последнем жестоком объятии.
Каждый день большое оранжевое солнце касалось пылающим краем невидимой линии горизонта, окрашивая закатное небо во все оттенки зеленого, а воды моря превращая в расплавленное золото. Эта феерия продолжалась всего несколько минут, потом свет стремительно угасал, и на Тэру опускалась мерцающее темно-синее покрывало с рисунком из незнакомых созвездий.
Как космолетчик со стажем Филипп давно должен был изучить карту звездного неба Тэры, но у него на это катастрофически не хватало времени. Он и закатом сейчас любовался только благодаря короткому отпуску, выпавшему впервые за два с лишним года напряженной работы. Предсказание малыша Тайлера сбылось самым неожиданным образом, когда Объединенный Совет уцелевших Магистратов единогласно избрал адмирала Филиппа Сэмюэля Брана на пост Верховного Магистра Тэры.
Маленькая изумрудная ветвь, которую приколол к его мундиру младший сын Великой волшебницы, явилась предвестницей массивного знака на золотой цепи – символа тэранской власти. Филипп оказался на этом посту по чистому недоразумению. Он так удивился, услышав свое имя из уст спикера собрания, что на время онемел, и тэранцы приняли его молчание за согласие. Пока он приходил в себя, Лилиана Эстэ успела возложить искрящийся сапфирами атрибут ему на плечи.
Верховный Магистр Бран не решал все вопросы единолично, однако его полномочия были достаточно широки, чтобы он мог дотянуться до любого уголка планеты, потерявшей за время вторжения вардов больше двух третей своего населения. Именно ему досталась грязная и неблагодарная работа по уничтожению Башен. После долгих ожесточенных споров их решили взрывать вместе с ямами, в каждой из которых копошились десятки тысяч одичавших трупоедов. Когда-то это были прекрасные люди, гордость и цвет тэранской нации, но темная древняя магия превратила их в существ, лишенных даже искры разума, способных ради выживания лишь убивать себе подобных.
Чтобы гарантированно обезвредить один опасный объект требовалось не менее двух тонн взрывчатки, а Башен по всей планете насчитывались сотни. Тэранцы очень быстро израсходовали все запасы взрывчатых веществ и вынуждены были наладить их производство, потому что до вторжения вардов никто не нуждался в таком количестве опасных химикатов.
Взрывчатку под Башни закладывали Юджин Кроу и полковник Гатлин, а заряды устанавливал Фиарэйн. Королевский архивариус оказался отличным пиротехником, который с одинаковым успехом мог устраивать как разрушительные взрывы, так и праздничные фейерверки. Эльф согласился задержаться на Тэре, чтобы ликвидировать Башни, но эта работа растянулась на два с лишним года. Теперь планету больше не обезображивали нелепые черные сооружения, она вновь была прекрасна и безопасна для людей.
Бывший командующий Имперским флотом, а ныне Верховный Магистр Тэры приехал в городок Койба на побережье Южного моря два дня назад и провел их здесь в благословенном одиночестве. Самый популярный на планете курорт был сейчас пустынен и тих, но отнюдь не выглядел заброшенным. Как не уставал повторять Филипп Бран на всех публичных мероприятиях: временные трудности – не повод отказываться от радостей жизни. Сам он впервые смог проверить этот постулат на практике и даже рискнул вчера искупаться в море, хотя был неважным пловцом.
Ему понравилось ощущать обнаженной кожей тепло солнечных лучей, ходить босиком по мелкому песку и подставлять лицо морскому бризу. Для убежденного космолетчика это был гигантский шаг к оседлому образу жизни, и случился он только благодаря природному обаянию небольшой планеты.
Бран вышел на широкую галерею, опоясывающую весь верхний этаж пляжного дома. Впереди были еще три свободных дня, и он всерьез задумался о том, чтобы пригласить на морскую прогулку искусствоведа Тиану Арио. Совместная работа очень сблизила их. Филиппу давно следовало сделать следующий шаг и перевести отношения с бывшей Наставницей в интимную сферу, но ему катастрофически не хватало времени на личную жизнь.
Неспешно обойдя по кругу просторные апартаменты, адмирал полюбовался ночным освещением Койбы, повернулся, и внезапно замер на полушаге.
– Здравствуйте, Филипп, – в центре комнаты стояла молодая волшебница с охапкой свежесрезанных белых цветов. – Вы не рады меня видеть?
Анна была бледна, немного печальна и просто фантастически красива. Материнство придало ее чертам глубину и четкость, она, наконец, повзрослела, но при этом осталась такой же таинственной и отстраненной.
– Я рад безмерно, – Филипп поспешил ей навстречу и почтительно поцеловал протянутую руку. – Как поживают ваши малыши?
– Я не могу ответить определенно, потому что они предпочитают общество моих родителей.
Анна говорила спокойно, в ее голосе не слышалось ни обиды, ни возмущения. Она просто констатировала факт. Косвенно Филипп был в курсе ее семейных дел, поэтому понимающе кивнул.
– С детьми такое иногда случается, но со временем все встанет на свои места.
– Не думаю, что это можно когда-нибудь исправить. Дети еще в младенчестве покинули меня.
– Вы излишне строги к себе, Анна – попытался успокоить ее Филипп, – Я слышал, что различные виды магии иногда конфликтуют между собой. Однажды вашей маме надоест разыскивать непокорных внуков, и она наложит строгий запрет на их перемещения.
– Увы, это не под силу даже Великой волшебнице.
– Неужели? – искренне удивился Бран.
Впервые близнецы Лукас и Элис исчезли из своих колыбелек на третий день после рождения. Некоторое время они бесконтрольно перемещались от одного родственника к другому, повергнув всю семью в состояние паники, а потом, наконец, определились и осели в замке Розы у Джастина и Моны.
– Мама не имеет над моими детьми магической власти, никто не имеет. Их можно уговорить только по-человечески.
– По-моему, это вполне нормально.
Волшебница молча покачала головой, оставила цветы лежать на столе и подошла к распахнутой настежь стеклянной двери. По давней привычке Анна все бытовые моменты оставляла незавершенными. Кто-то другой должен был подбирать, доделывать, устраивать и при этом не попадаться ей на глаза.
– Когда я смотрю на большую воду, то почему-то испытываю тревогу, – сменила она тему разговора.
Изящный женский силуэт едва заметно светился на фоне быстро темнеющего неба, и у Филиппа тоскливо сжалось сердце. Все это время он тосковал не по нынешней Анне, а по светлому образу юной волшебницы, перевернувшей его жизнь с ног на голову.
– А меня этот вид, наоборот, успокаивает. Скоро наступит ночь, но улицы Койбы прекрасно освещены. Вы не желаете немного прогуляться? Мы недавно запустили сеть пунктов питания на открытом воздухе, уже работают концертные и танцевальные площадки.
Анна обернулась и посмотрела на адмирала бездонными зелеными глазами.
– Спасибо за предложение, Филипп, но я не хочу афишировать свой визит.
На первый взгляд, в ее словах не было никакого подтекста, однако Филипп мгновенно напрягся. Он опасался неправильно истолковать цель этого самого визита, потому что Анна слишком любила сюрпризы. Жизнь давно развела их в разные стороны, даже в разные миры, и Филипп больше не пытался с ней увидеться. Он был убежден, что все внимание Анны сейчас сосредоточено на детях, но ей снова удалось его неприятно удивить.
– Из еды у меня только местный хлеб, вино и фрукты, я не ждал гостей…