Ирина Арина
Обернись!.. Часть третья

– Не-а, всё как-то так. Второй вариант, я Мария Ольховская, с окончательно потёкшей крышей и синдромом с не выговариваемым названием. А ты – плод моего больного воображения.

– Перетопчешься, – фыркнула зеленоволосая копия Фаарра. – Я точно не плод.

– Да, ты – Цветок.

– Вот! Именно так. Заморочка с тобой, конечно, ой-ой-ой. Просто жутко интересно, кто же тебя такую сотворил. Папа, говоришь, своё участие отрицает?

– Категорически.

– Ещё интересней. Слушай, Мар, а тебе даже имя почти сохранили. Амарриэлли Ольшаэн – Мария Ольховская. Не думаю, что просто совпадение. А ты?

– Я, вообще, не думаю, я в Аршанс хочу.

– Одно другому не мешает. А не думать нельзя, можно такого наворотить, что век не расхлебаешь, на личном опыте утверждаю, не самом лучшем, если что, – она к чему-то прислушалась. – Так, Мар, ты просыпаешься, притормози слегка, покажи, где тебя искать.

– Как?

– Не знаю. Это твой сон.

А я знаю? Просто пожелать оказаться дома? Легко! Нет, ни фига не легко. Потому что домой мне совсем не желается, мне бы здесь остаться. Или у Озера.

У Озера получилось. У Аршанского Озера. Пустой берег, тишина, никого. Даже русалок не видно.

– Мар, не пойдёт. Так я смогу прийти только, если тебе оно приснится. А когда это будет? Снами ты управлять не умеешь, можем долго не увидеться.

– А сейчас?

– Сейчас я здесь, помогаю.

– А сама ты меня найти не сможешь?

– Смогу, но это долго, и ты меня не узнаешь. Нам нужно оказаться в твоём мире, пока я в этой оболочке, чтобы этот облик зафиксировать. Ясно? Давай, напрягись, если хочешь новостей «про всех» дождаться.

Ещё как хочу! Получилось! Моя квартира, Флэарри сидит на подоконнике.

– Нормально. Зацепила, закрепила. Жди, скоро увидимся.

Фигура Младшей размылась, стала прозрачной и исчезла.

Я открыла глаза. Тихо, темно. От реальности сна сердце готово было выскочить из груди. Несколько минут я лежала, заставляя себя успокоиться. Флэарри, приходящая в сны, это, конечно, прекрасно, но от попыток вернуться в Аршанс отказываться я не собиралась. И откладывать их на неопределённый срок тоже. Я выбралась из-под тонкого одеяла. А ведь меня, действительно, не раздели. От мгновенной надежды, что если это совпало со сновидением, то может совпасть и остальное, перехватило дыхание. Вдруг, правда, сейчас открою дверь, а там – Алдар. В прихожую я бросилась бегом.

– Бессонница, восемь букв.

Замерла. Медленно повернулась. Зинкин отец включил свет.

– Не знаешь? И я не знаю. Тестю, что ли, позвонить? Далеко собралась, Манюнь?

– Дядь Дима… а Вы… а… А что Вы тут делаете?

– Кроссворд разгадываю. А ты?

– А я… ничего… Мне… показалось… – потребность выглянуть за дверь перетекала в разряд маниакальных. – Показалось… что стучат.

– Да нет, я бы услышал.

– Всё равно нужно проверить, – уставилась на замок, обычно ключи я из него не вытаскиваю, сейчас их не было. – А где…

– У меня. Маш, никто не стучал. Иди, ложись. Я тебе сейчас лекарство принесу и водички.

– И ключи. Дядь Дим, Вам жалко на минуту дверь открыть? Убедимся, что… – «никого нет» я добавить не смогла, очень надеялась, что есть. – И всё.

– Ну, раз для тебя это глобально, давай убедимся.

Алдариэля на лестничной площадке не было. Сердце тоскливо сжалось. Опустив голову, я побрела назад. Зинкин отец пришёл следом, принёс два блистера с капсулами, выдавил мне на ладонь по одной из каждого.

– Что это?

– Не знаю, не вникал. Велено скормить, если проснёшься. Проснулась? Ешь. Приятного аппетита.

Интересно, если откажусь, что сделает? Силой их в меня запихнёт? Нет, это не про него. А какой смысл в отказе? Заставить присматривать за мной ещё жёстче? Нет, я буду умнее. Я забросила обе под язык, сделала глоток воды, быстро легла, отвернувшись к стене и подтянув одеяло повыше, до самых глаз. Мне и так было жарко, но это лучше, чем растаявшие не вовремя оболочки капсул, а под одеялом их можно без проблем выплюнуть. Щёлкнул выключатель, через некоторое время звук удаляющихся шагов оповестил, что я осталась одна.

Очень хотелось курить и сбежать из квартиры, действовала она на меня угнетающе. Ни первое, ни второе в ближайшее время не светило. На цыпочках я прокралась к окну, смотреть на улицу было легче, чем на стены. На подоконнике обнаружился листочек какого-то дерева, совсем свежий, ни капли не подвявший. Попасть сюда он мог, как угодно, но мне казалось, что это привет от близняшки Фаарра.

В памяти всплыл домик Алиани, ладони Алдариэля на наших с Тайрином руках… Я изо всех сил прижала пальцы к пульсирующей жилке на запястье, раз за разом активируя драгоценный подарок моего брата. Моего настоящего брата. Снова и снова слушала голос Тайриниэля: «Мари, моя Мари, всё будет хорошо. Даже если тебе сейчас плохо, грустно или одиноко, то это ненадолго. Всё наладится, всё обязательно будет хорошо. Верь в это, маленькая. Моя Мари», и тихо плакала.

Со страданий «как я по ним соскучилась» и «хочу в Аршанс любой ценой» на конструктивные мысли «как это сделать» переключиться я не могла долго. Только с первыми лучами рассветного солнца сумела, наконец, собраться и более-менее трезво оценить обстановку.

В том, что Иван Егорович диагноз мне поставил на полном серьёзе, а не как отмазку от свадьбы, я была почти уверена. Нужно уточнить название и посмотреть в интернете, что это такое и чем мне грозит. Прогулка к Озеру обросла непредвиденными сложностями. Как же неудачно Зинка меня отыскала! Не могла задержаться на полчасика? В результате, сегодня мне из-под контроля её семьи гарантированно не выбраться. Но завтра – рабочий день и охранять меня будет… Будут её бабушка с дедушкой, пенсионерам рабочие дни не помеха. Плохо, очень плохо. Единственный выход – вести себя предельно адекватно и убедить их, что няньки мне не требуются. Ладно, один день потерплю.

Поговорить с матерью придётся. Какой бы ни была моя родительница, но изводить её недомолвками и беспочвенными надеждами, с моей стороны, элементарно непорядочно. Да и этот Николай, в принципе, не сделал мне ничего такого, чтобы бросать его перед ЗАГСом без малейшего объяснения. Сегодня же решу этот вопрос. Тем более, что, когда мне удастся уйти в Аршанс, я приложу все усилия, чтобы больше сюда никогда не вернуться. Даже если… Если? Ольховская, это даже не обсуждается! Пусть мне не суждено быть рядом с Алдариэлем всю жизнь, всё равно, мой дом там, а не здесь. Так что ни к чему оставлять после себя такой неприятный осадок. Ещё бы неплохо было родителей как-то подготовить к своему окончательному исчезновению, но как это сделать, пока не изобреталось. Ладно, это потом.

Ребекка Ивановна. Вот с кем я непременно хотела бы встретиться. Но, увы. Её отъезд делал нашу встречу невозможной. У меня нет недели на ожидание, неизвестно, сколько времени пройдёт в Аршансе, а вернуться туда двадцать лет спустя… Стоп, Ольховская! Ты её дождёшься. Ты её непременно дождёшься. Потому что то, что ты сейчас поняла, звучит бредово, невероятно, сумасбродно и правдоподобно. И это обязательно нужно проверить. Потому что ты знаешь, ладно, догадываешься, кто она. Это важно не только для тебя. И не забудь сказать спасибо тем, кто натолкнул тебя на эту мысль. Начать можешь прямо сейчас.

– Спасибо, Великие! Спасибо…

Решение вести себя адекватно оказалось не так-то просто претворить в жизнь. Нормально прошёл только поход в душ и облачение в домашнюю одежду. Потом началось. Сначала я зависла перед холодильником, мучительно соображая, можно ли колбасу и сыр, которым полгода, но которые выглядят вполне пристойно, запустить на бутерброды. Пялилась на них минут пять, пока дошла до вывода, что для холодильника с его содержимым миновало совершенно другое количество времени. Хорошо, дядя Дима этого не видел, как раз умывался. Зато на мои загадочные манипуляции перед экраном телевизора смотрел весьма озадаченно: я упорно пыталась вызвать панель управления взмахом руки. Отговорилась, что ловила комара. Примчавшаяся на смену отцу Зинка спасла меня от дальнейших возможных курьёзов в его присутствии. Второго комара, над разрядившимся телефоном, я ловила уже при ней.

Засветившийся дисплей ничем неожиданным меня не удивил, куча пропущенных вызовов и СМС с требованием немедленно перезвонить. Первенство принадлежало моей родительнице, на втором месте шла несостоявшаяся свекровь. Один номер был незнаком, скорее всего, кому-то из студентов рекомендовали меня для написания дипломной работы, у них как раз сессия на носу. Перезванивать я не стала, не до того мне сейчас.

Операция со стиркой прошла успешно, с очисткой одежды справлялась магия и у Ваади ничего подобного стиральной машине не водилось, соответственно, от своей я уникальных способностей не требовала. Загрузила, задала программу и потащила Зинку выяснять подробности моего синдрома. Общими усилиями почти правильно мы вспомнили название. Что сказать? Со стороны я, наверное, выглядела в полном соответствии с описанием. Странное поведение, выпадение из реальности, фантастические галлюцинации и отсутствие воспоминаний об этом. Короче, стараясь убедить Ивана Егоровича в своей нормальности, я убедила его в противоположном. Ладно, будем исправлять. Раз мне обязательно нужно дождаться Ребекку Ивановну, то время для этого теперь появилось.

Звонок матери с истерическим воплем в трубку едва не заставил меня отказаться от принятого решения поговорить с ней. Кое-как пересилив себя, я сказала, что готова всё объяснить. Через десять минут она уже тарабанила в дверь. Ворвалась вихрем, недовольно зыркнула на Зинку и запричитала надо мной. Мы с подружкой переглянулись и синхронно вздохнули, спектакль грозил затянуться. Сценарий давно выучен наизусть. Акт первый – «Я о тебе так переживаю, а ты не ценишь». Акт второй – «Я о тебе так забочусь, а ты сидишь на моей шее». Акт третий – «Я для тебя всё сделала, а ты сволочь неблагодарная». Акт четвёртый – «У всех дети, как дети, одна ты дрянь последняя». Акт пятый – пантомима с прижатой к груди рукой – «Довела мать и радуешься, тварь».

Уже на середине первого акта я поняла, что досматривать это шоу до конца не имею ни малейшего желания. Тем более, что после планируемых к донесению до актрисы новостей, оно пойдёт по второму кругу.

– Мам, хватит. Всё, что ты скажешь, я знаю. Послушай, что скажу я.

– Ты? Что ты можешь сказать? Опозорить меня перед уважаемыми людьми, заставить краснеть перед ними, прикинуться сумасшедшей… Это же додуматься надо! И ты ещё что-то вякать будешь? Ты прощение вымаливать должна, а не стоять тут с каменной мордой, подлюка!

Оскорбления я привычно пропустила мимо ушей, практика в этом деле у меня многолетняя.

– Я никому ничего не должна. И виновата только в одном, что вообще согласилась на этот брак.

– Ты согласилась? – она, практически, опешила от такой «наглости». – Это Коленька тебе одолжение сделал, за себя взять решил. И не отказался от психички несчастной. Да ты на него молиться должна и руки целовать, что уладил всё. На той неделе вас распишут и…

– Ничего не будет. Ни на той неделе, ни на какой. Я не выйду за него замуж.

– Выйдешь, – тон матери из истерического перетёк в угрожающий. – Аж бегом побежишь.

– Нет, – вся бессмысленность дальнейших объяснений была уже понятна, раньше бы я просто замолчала и ждала, пока она наорётся, теперь ни молчать, ни ждать не собиралась. – Я хотела с тобой нормально поговорить, но ты на это не способна. Всё, разговор окончен. Уходи. Ему я позвоню.

– Только посмей, дрянь!

– Посмею, не сомневайся.

– Ты выйдешь за него замуж, тварь неблагодарная!

– Нет. Если он тебе так нравится, выходи сама.

– Ты как с матерью разговариваешь?

– Так же, как она со мной. Уходи.

– Это ты когда так осмелела? Или в самом деле свихнулась? – родительница насторожилась. – Или…

Она пристально уставилась на меня. Когда-то такой буравящий взгляд пугал до мурашек, сейчас я спокойно ответила не менее пристальным. Даже какая-то пакость, решившая пробежать холодными лапками по моей шее, этот поединок взглядов прервать не смогла, я её просто прихлопнула. Мать, вдруг, отшатнулась, часто заморгала и словно состарилась на глазах. На мгновение мне стало её жалко. На мгновение, потому что в следующее она откинула назад голову и захохотала. Я обмерла. Это был приглушённый, смягчённый в десятки раз, но до ужаса знакомый хохот Моринды фер Терри, Чёрной Невесты. Продолжая хохотать, мать оттолкнула меня в сторону и покинула квартиру, оглушительно хлопнув дверью. Этот хлопок выдернул нас из прострации.

– Озвезденеть! Не знаю, как ты, но тёть Марина, по ходу, башней конкретно потекла.

– Ой, Зина, ты даже не представляешь насколько.

– Может, деду позвонить?

– Боюсь, ей он не поможет. Тут такое…

В дверь постучали. Вернулась? Бли-ин! Я понятия не имела, что мне теперь делать и как себя вести. Хоть не открывай, пока не придумаю. Постучали настойчивей. Ладно, будь, что будет. Открыла. Сосед снизу, до безобразия интеллигентный дядечка, краснея и смущаясь, выдавил из себя:

– Извините, пожалуйста, мне так неудобно, но не могли бы Вы посмотреть, у вас случайно ничего не протекает?

– Что? – я непонимающе захлопала ресницами. – Протекает? Башня?

– Какая башня? – робко удивился он. – У меня с потолка капает. Я подумал…

Зинка соображала быстрее, рывком открыла дверь в ванную и нам под ноги весело хлынула вода. Сорванный шланг стиральной машины продолжал увеличивать её количество.

– Египетский родственник! Машка, галопом, тряпки давай! Как эту заразу выключить?

– Простите, за беспокойство, но я бы мог…

– Прощаем, – рявкнула подруга. – Моги.

Следующий час мне было не до мистических явлений, бытовые проблемы отодвинули их на второй план.

Потоп мы ликвидировали, пострадавшему соседу Зинка выдала бутылку вина компенсацией морального ущерба. Ящик с вином мне доставили несколько дней назад, для разных непредвиденных свадебных случаев. Любопытно, а отмена свадьбы попадает в эту категорию?

– Госпожа Терникова, как Вы относитесь к идее выпить пару бокалов в приятной компании?

– Абсолютно отрицательно, госпожа Ольховская. Положительно я отношусь к идее выпить пару бутылок. Бокалами тут не обойтись. Сейчас, только деду позвоню.

– Зачем?

– За надом. Спрошу, можно тебе или нет.

– Зин!..

– Что? Фиг его знает, чем тебя вчера напичкали, может, оно несовместимое.

Добро на небольшой алкозаплыв мы получили, с предупреждением не переусердствовать и обещанием всенепременно нас проконтролировать. Честно говоря, пить мне не хотелось. Хотелось остаться одной и всё обдумать. Но Зинку спровадить не получилось бы, так лучше уж слушать её, чем самой искать темы для общения и задумываться над каждой фразой, чтобы не ляпнуть чего лишнего. В принципе, это то же самое, что заполучить вожделенное одиночество. Стоило моей подруге выпить хоть каплю и заставить её замолчать – задача невыполнимая. Мне оставалось лишь время от времени принимать заинтересованный вид. Обычно это не требовалось, рассказы у Зинки всегда удивительно живые и забавные, можно слушать часами, даже подшучивать и язвить она умеет совершенно беззлобно, если, конечно, предмет её язвительности не отличился особыми заслугами.

На начальном этапе всё шло отлично. Зинкина коллекция «перламутровых пуговиц», так у неё именовались клиентки, изъясняющиеся особо удачными перлами и сами не знающие, чего хотят, пополнилась новым экземпляром, и подружка охотно делилась со мной впечатлениями.

– … открывает картинку, вот, говорит, видите, именно на ней я видела костюмчик, который мне нужен. Нет, не этот, естественно, это же чистейший китч! А того я в сети не нашла, но что он был на ней во время презентации…

Я уплыла в свои мысли. Неожиданно выглянувшая из матери Моринда пугала, тревожила, заставляла не на шутку нервничать. Такого поворота я совершенно не ожидала. Ну, теперь хоть стало ясно, почему смех Чёрной Невесты казался мне знакомым. Не ясно было, почему не поняла этого раньше. Да, такого истерического безумного хохота от родительницы я прежде не слышала, но и в её обычном смехе все эти ноты и оттенки присутствовали всегда. Кто она? Такой же «контейнер», как назвала меня Чёрная Невеста или что-то другое? Когда Моринда рассказывала о разделении себя на части, я представляла, что это происходило на уровне каких-то тонких материй и выливалось во что-то типа привидений или тех же сирен. Но моя мать вполне себе из плоти и крови, совершенно материальная мать. Значит, контейнер? А откуда тогда в моей крови примесь крови Моринды? Ой, мамочки! Кто бы мне объяснил, как это работает!

На чём она сорвалась? Крики-вопли-оскорбления – всё стандартно и привычно. Её задело то, что я пошла наперекор, а не равнодушно и покорно… Стоп. Первый день в Аршансе. Фаарр снял с меня обрывки подчинения, равнодушия и цепи. Сегодняшнее ощущение чего-то ползущего по шее… Насекомое? Совершенно случайно присевшее на меня в тот самый момент? Уже верю! Бли-ин! Моя родительница владеет магией? Вся та пакость, что болталась на мне, её работа? И сегодня она опять пыталась на меня что-то повесить? Что? То, после чего я, теряя свадебные тапки, со всех ног рвану в ЗАГС? Зачем ей так необходимо выдать меня замуж? И, получается, я смогла отбить это? Обалдеть! И именно это стало причиной её срыва. И тогда она не просто контейнер? Ой, бли-ин…

– … я ей вежливо объясняю, честное слово, вежливо, Ольховская, убери скептику, что если сделаю так, как она хочет, то от первоначальной модели не останется и воспоминаний. Маш, кто такой Алдар?

– Да, Зин, я с тобой согла… Что? Откуда ты…

– Папа сказал. Ты его во сне звала.

– Дядь Диму?

– Ольховская, дуру не отыгрывай. Кто такой Алдар?

– Не знаю. Приснилось что-то. Не помню.

– Маш, это он? Твой муж-эльф?

– Терникова, отстань. Тебе хочется убедиться, что я не свихнулась? Убеждайся. Я нормальная и даже трезвая. Почему мы не пьём?

– Расскажи.

– Что? Почему не пьём? Отвлеклись, я заслушалась, ты заболталась, а ухаживать за нами некому, вот и…

– Ольховская, предложение не отыгрывать дуру сохраняется. Ты лучше меня знаешь, о чём я спрашиваю.

– Я ещё и телепат? Обалдеть!

Зинка подняла бокал, полюбовалась переливами вина в нём, отставила.

– Обиделась, что я деду позвонила? Машка, ну, прости, растерялась, испугалась. Ты на себя не похожа была. А потом… Я полночи думала. Не сходится. Слишком много странного. Это платье… Под ним не видно, что на тебе надето ещё что-то. Так не бывает. И после нашего… купания мои шмотки все не поймёшь в чём, а оно чистое.

– Вопросы про платье не ко мне.

– Именно. И они не у меня одной. Ты рвалась к Ребекке Ивановне, чтобы их задать, потому что сама ни хрена не понимаешь.

Угу, это мягко сказано. Только Зинке я ни подтверждать, ни опровергать ничего не стала.

– Твоя водолазка. Из чего она? У нас нет таких тканей, можешь поверить, я новинки регулярно мониторю. Меня это ещё на Озере удивило, дома проверила, сегодня внимательно посмотрела. Не только ткань, но и обработка кромок не похожа ни на одну из существующих. Как и на твоём белье. Маш, я не спецом, я, когда развешивали, глянула. У нас не так шьют, крой похож, а швы другие.

Как трудно иметь дело с профессионалами! Может, поверит, что это производство суперпередовой экспериментальной засекреченной фирмы? А Зинка продолжала следствие:

– Ты сама. Мы не виделись один день. За день так не худеют, Маш, запатентуешь способ, станешь миллионером.

Да, идеальный способ. Другой мир, нервы, боль, выбросы магии. И так полгода.

– Ты стала выглядеть младше. Даже вчера, усталая, несчастная, замученная. А сегодня… Иди сама посмотри.

Она потянула меня к зеркалу. Вот же… Если подруга честно выглядела на наши с ней общие двадцать восемь, то мне можно было дать от силы двадцать два, двадцать три. А вот это хоть и непонятный эффект, но очень приятный! Чем медленнее я буду стареть, тем больше времени смогу провести с Алдариэлем.

– Ольховская, судя по твоей неодуплённости, ты сама в шоке. Там что, зеркала не водятся?

Водятся. И обычные, и эльфийские.

– Где, Зин?

– Завязывай, Маш.

– Ладно, уговорила. Да, мисс Марпл, сдаюсь, Вы меня раскусили. Мария Ольховская была похищена инопланетянами, а я её клон, прибывший на Землю с секретной миссией…

– Снести башку собственной матери? Миссия выполнена. Тёть Марина, конечно, редкостная су… женщина, но сегодня с ней что-то совсем не так. И ты знаешь что. Иначе сама бы скорую вызвала или попросила деду позвонить, но ты уверена, что медики ей не помогут. И ни разу не дёрнулась проверить, как она. А раньше ты после каждого спектакля переживала.

– Кстати, да, нужно хоть позвонить…

– Не нужно. К ней Коленька с маманей прикатили, все вместе отчалили, пока мы спасательные работы проводили, я в окно видела.

Да? И что бы это значило?

– О, Зин, точно, я ещё потоп устроила. Соседа, вон залила.

– Это, как раз, нормально, у тебя тут всё на соплях держится. Маш, кого ты ночью ждала? Его? Какой он?

Невозможный, неповторимый, прекрасный. Алдариэль. Алдар. Дари. Моя любовь. Моя жизнь. Мой принц.

– Кто? Сосед? Ты его видела.

– Ольховская, слушай внимательно. Я тебе верю. Ты не чокнулась. С тобой произошло что-то такое, что бывает только в книжках. Я не устраиваю проверок твоей нормальности, я хочу узнать правду. Так доступно или повторить по слогам?

Доступно. Только я теперь не уверена, что мой рассказ не ляжет в историю болезни. Вот, как по заказу, телефон звонит. Иван Егорович с проверкой? Я ехидно улыбнулась Зинке. Та недовольно глянула на дисплей, недовольство сменилось удивлением, ответила она осторожно, без имени.

– Да. Нет. У неё. Нет. Она сама. Нет, их нет. Хорошо. Обязательно. Да, прямо сейчас. До свидания.

Какой познавательный разговор! Я закурила, взяла бокал и отсалютовала им подруге. Она странно на меня посмотрела, вынула бокал из руки и выплеснула вино в раковину, повторила ту же операцию со своим и остатками в бутылке. И что это было?

– Одевайся, мы уходим.

– Далеко?

– Пока к нам.

– Терникова, в чём дело?

– Знала бы, объяснила. Сказано здесь ничего не есть, не пить и, вообще, покинуть квартиру.

– Кем сказано-то?

Зинка не успела ответить, затрезвонил уже мой телефон. Тот же незнакомый номер. Настойчивый студент? Хотела сбросить, передумала из чистой вредности, пусть подруга понервничает пару минут, такая маленькая месть, могла бы своего собеседника сразу по имени назвать, а не заставлять меня гадать, кто это.

– Слушаю.

– Сделай так, как говорит Зина.

– Ребекка Ивановна? Это Вы?

В ответ – гудки. Э-э-э?

– Вопросы есть? У меня тоже есть. Давай, Ольховская, в темпе оделась и поскакали отсюда.

Спорить и расспрашивать я больше не стала. Бегом переоделась, сунула в карман телефон, сигареты и листик с подоконника. Зинка зачем-то сдёрнула с сушилки и кинула в пакет не досохшие вещи из Аршанса, вполне местные джинсы и моё таинственное платье. Такси уже ждало у подъезда. Когда она его вызвать-то успела? Десять минут – и мы у неё дома. Второй звонок настиг, стоило переступить порог Зинкиной комнаты.

– Расскажи Зинаиде всё, что сочтёшь нужным.

– Ребекка Ива…

Гудки. Ну уж нет! Я перезвонила сама. Прослушала: «Абонент вне зоны действия сети или временно недоступен». Попробовала с Зинкиного – результат тот же.

– Бесполезно, Маш. Со вчерашнего дня недоступна. Да, я ей звонила, просто спросить, когда точно вернётся. Что она тебе сказала?

– А тебе?

– Спросила, здесь ли ты, рядом мы или нет, состоялась ли свадьба, кто её отменил, близко ли твоя родня и не родня, а дальше знаешь, чтобы валили оттуда, и чтобы я тебя одну не оставляла.

– И чтобы ты забрала вещи?

– Нет, это я сама, на всякий случай. Теперь ты.

– Чтобы рассказала.

– Расскажешь?

– Да. Ой, Зин, ты просто не представляешь…

Представить Зинке ничего не удавалось ещё почти час. Пока вся её семья теперь уже в полном составе колебалась поздравлять меня или сочувствовать, кормила обедом и незаметно продолжала проводить медицинское обследование, но это только самое старшее поколение, зато в удвоенном количестве.

Наконец, мы героически отбились от всех и, забаррикадировавшись железным аргументом «у девочек свои секреты», засели на Зинкиной кровати.

*

– Ты вот так запросто трепалась с Божествами?

– Ага. А по ним не скажешь, кто они. Нет, для местных они сразу такие, что… Если сами не захотят казаться обычными.

– С тобой захотели?

– Нет, со мной они были, как с другом, как с сестрой, особенно Фаарр.

*

– Вот сука психическая! Из-за мужика устроить геноцид. А эльфы тоже хороши, всей толпой с одной бабой не справились.

– Зин, она не просто баба, у неё сила бешеная, она Младших запросто раскидала. Что они могли с ней сделать?

*

– Кошмар какой! Увидела, называется! А это был он? Алдар?

– Нет, Тайрин, Тайриниэль.

*

– Озвезденеть! Вот так прямо все, что было на нём, переходило на тебя? Маш, а чувствовала ты…

– То же, что и он.

– Больно?

– Очень. Но оно быстро проходило, когда разобрались, как.

– Но сразу-то больно! И оно тебе надо было? Он хоть того стоил?

– Он всего стоит. Это же Тайрин!

– Маш, а ты и сейчас так можешь?

– Не знаю.

– Если это деду с бабушкой показать… Нет, не надо, мы их не откачаем.

*

– Машка, этот Фаарр тебя чуть не задушил, а ты им восхищаешься? Ольховская, ты совсем дура?

– А перед этим я всех чуть не убила. Именно, потому что дура.

– Ну хоть можешь считать, что целовалась с…

– Терникова! Я с ним не целовалась! Искусственное дыхание – это не поцелуй, можешь у деда спросить.

– Но очень похоже.

*

– Весёлое платьице тебе Ребекка Ивановна подогнала. Слов нет.

– У меня тоже. Но огромное ей за него спасибо. Если бы не оно…

*

– И его никто-никто запомнить не мог? Прикольно! Машка, а это только в твоём Аршансе действует или здесь тоже?

– Не знаю. Давай проверим. «Когда в окне…» Ну как?

– Что как? Читай давай. Или сама уже забыла?

– Зин, я тебе его только что прочла.

– Египетский родственник! Ни слова не помню! Ольховская, нет, ты серьёзно? Не прикалываешься? Честно, прочитала?

– Честно-пречестно!

– Озвезденеть!

*

– Вот уроды! И никто не возмутился?

– С радостью поддержали. Зин, они туда толпами валили. Аж захлёбывались от восторга, когда… Это страшно, Зин, ты не представляешь, как это страшно. Я после Прощальной площади людей просто возненавидела. Вот ты можешь объяснить, какой кайф смотреть, как над кем-то издеваются?

– Ольховская, ты историю в школе мимо прошла? Типа здесь не было ни публичных казней, ни костров инквизиции…

– Да помню я. Только лишнее подтверждение, что люди везде одинаковы. Но на мой вопрос это не отвечает. Что за удовольствие в этом?

– Маш, не обобщай. Тебе это нравится? Нет. Мне тоже. Значит, уже не все одинаковы. Просто эти площади, что у нас, что у них, как лакмус, сразу всё дерьмо притягивают. А у дерьма и удовольствия дерьмовые.

– Хочется верить, что ты права. Но ведь из остальных тоже никто не попытался это остановить, помочь как-то…

– А ты в этом уверена? Вот просто всё про всех знаешь?

– Нет, конечно, но… Нет, Зин. Не всё и не про всех. Только не видела я других. Ой, нет, видела одну, Симарию, про неё дальше будет. И ещё… Это не сама видела, Шерин рассказывал, там девочка была, маленькая совсем.

– Шерин – это кто?

– Эльф. Про него тоже дальше. Ладно, давай по порядку.

*

– Ольховская, ты герой. Я серьёзно, без подколов.

– Ни фига я не герой, меня Младшие бы вытащили, так что никакого риска. Это остальные герои, они все реально рисковали.

*

– А вампир прикольный. Что ты в нём страшного нашла?

– Ты сейчас серьёзно?

– А что? Интересный же мужик. Кино любит.

– И кровь пьёт.

– Бывает. Ты на наших обычных посмотри, ещё те кровопийцы.

*

– Кто? Тот самый принц, из-за которого это всё? Он и есть твой…

– Да. Алдариэль. Алдар.

– Озвезденеть!

*

– Они все поняли, что ты втюрилась? Конспиратор из тебя, конечно…

– Сама знаю. Но я старалась.

– И от него реально все падали? Вот настолько необыкновенный?

– Ага.

– А он? Прямо все пофигу?

– Кроме Амарриэлли.

– А на тебя как запал? Просто, что под боком? Удобно, искать не надо. Хотя там же русалок полное Озеро.

– Зинка, заткнись!

– Маш, ты ревнуешь? Машка…

*

– Ты сама к нему полезла? Ольховская, я тобой горжусь!

– Терникова, вот ты зараза! Мне до сих пор стыдно.

– И ты бы это изменила, если б могла?

– С ума сошла? Ни за что!

*

– Да-а-а! Вот это романтика! Хочешь секса, почини партнёра. Ноу комментс.

– Вот и не комментируй. Нафига я тебе это, вообще, рассказала?

– Потому что я твоя лучшая подруга. Маш, а как он, как мужчина?

– Терникова, иди лесом. Это не обсуждается.

– Разочаровал?

– Дура! Он… Таких не бывает. Всё, Зин, отцепись. Тема закрыта.

*

– И ты всё это видела? Вы все смотрели и ничего не могли сделать? Жуть какая! Эту мокрощелку озабоченную… Падла, сама убила бы!

– В очередь, Зин.

*

– Козел грёбанный этот князь! Машка, бедная ты моя, как ты весь этот разговор выдержала?

– Нам нужно было забрать Тайрина.

*

– Нет, Маш, не понимаю. Нет, понимаю, ты к нему привязалась, он, конечно, замечательный, но, чтобы свою жизнь за его… Он же тебе никто.

– Он мой брат.

– Названный.

– Настоящий. Но это не имеет значения. Он мой Тайрин.

*

– Этот тот, про которого ты говорила?

– Ага, он. Шериниэль. Зин, ты не представляешь, какую он музыку пишет! Стихи, наверное, тоже классные, только я их не понимаю, когда из звукохрана идёт, оно не переводится.

*

– Вот, видишь! А говорила, все одинаковые. Симария – красотка.

– Угу, красотка. Просто суперская. Но она оборотень наполовину.

– А на другую – человек. Её не замочили эти? А его?

– Оба живы. Их ребята вытащили.

*

– Круто они прогулялись!

– Ещё как! Разнесли эту долбанную Прощальную площадь. Только я чуть не свихнулась, пока вернулись.

– Эй, а ты хотела, чтобы он возле твоей юбки сидел и сопельки вытирал?

– Зин, понимаю я всё, но мне так страшно, когда Алдар уходит… И оно такое же, как магия, неуправляемое совершенно. И я, кажется, знаю, почему. Не про магию, про них.

*

– Как у тебя башню-то не снесло, когда его таким увидела?

– Снесло бы, если бы не Фаарр.

*

– Ольховская, ты шедевр! Тебя хотел взять замуж…

– Он не хотел. И я тоже. Вот просто ни капельки обоим это не нужно было. Когда разобрались, сразу так легко стало.

*

– Нормальный такой ход. Психопатка просыпается, а вас одних бросают.

– Совпало так.

*

– Он и сейчас в тебе, этот каплеслов?

– Да, вот здесь.

– И работает?

– Работает. Я ночью слушала.

– А мне можно?

– Нет, Зин, это только для нас с ним.

*

– Говорю же, красотка эта Сима! И Са-Бира. Крутая и прикольная, я от неё тащусь. Классные девчонки!

– Да кто же с тобой спорит?

*

– Вы тоже красавцы, но у оборотней круче вышло.

– Согласна. Мне самой хотелось так же. Зин, ты представить не можешь, как мне этого хочется.