Ирина Арина
Обернись!.. Часть третья

Прямое продолжение первых частей, без вступления и предыстории.

***

– Шок?

– Мягко сказано. Слишком много и слишком быстро. Я уже уверена была, что конец, что мне показали… ну, эти видения из прошлого, как объяснение, почему всё так и последняя капля, на прощание… А оно меня выбросило. Вроде бы, радоваться, что живая… Нет, я сначала обрадовалась, а потом… Ты не представляешь, как это: только что Аршанс и тут же Заповедник…

– Могу представить. Зная тебя, это не сложно. Сразу поняла, что вернулась?

– Трудно сказать. Странные ощущения, состояние такое… раздвоенное. И поняла, и нет одновременно.

– Поняла, но не поверила.

– Да, наверное, так. Нет, не так. Не хотела верить.

ГЛАВА 1 – Про озеро, свадьбу и старый дом

– Зина? Ты… здесь… Ты что здесь делаешь?

– Это ты что здесь делаешь? Тебя уже обыскались. Маш, ты даёшь, честное слово! Три часа до ЗАГСа. Что у тебя на голове и почему ты мокрая? О! Машка, это то платье?

– ЗАГС? Какой ЗАГС? – соотнести подругу и всё прочее с реальностью никак не получалось.

– Маш, ты чего? Он у нас один. Ольховская, ау! – Зинка помахала рукой перед глазами. – Ты, вообще, в адеквате? У тебя свадьба сегодня.

– Какая свадьба? Я уже замужем! Только мой муж об этом не знает… То есть, знает. В смысле он знает, что женат, но не знает, что на мне. На части меня. Бли-ин! Как же это сложно!

– Ольховская, тормози. Я всё понимаю, нервы, мандраж… Но не настолько же! Что ты несёшь?

– Зин, сегодня какой день?

– Ещё спроси год и где мы! Машка, что с тобой?

– Зин, я серьёзно.

– Суббота. День твоей свадьбы. Полегчало?

Не очень. Получается, я вернулась в день, следующий за тем, из которого ушла? Огляделась. Бутылка вина, которую так и не смогла открыть, связка ключей, чехол от платья. Полгода в Аршансе. Один день здесь. Платье опять белоснежное. Всё правильно, поменялся свет, поменялся цвет. А может ничего не было? И никакой я не гибрид Амарриэлли и Моринды, а Аршанс всего лишь бред воспалённого ума слегка свихнувшейся Марии Ольховской? Не было Алдариэля, Тайрина, Младших… Да как бы не так! Они были и они есть. И я возвращаюсь к ним, здесь мне делать нечего.

Легко вскочила, в смысле, кое-как встала, и побрела к воде. Так, Озеро, уговор, пока не пройду портал, не пинаться, в Аршансе можешь делать что хочешь.

– Машка, ты куда? Маша! Ольховская, ты двинулась? Стой, идиотка!

Озеро даже не попыталось выкинуть меня, Зинка вытащила. Я отбивалась, орала, рвалась назад, но подруга оказалась сильнее. Вскоре мы опять сидели на берегу и откашливались уже вдвоём.

– Что это было? Маш, что с тобой? Ты замуж не хочешь? Ну, не выходи. Зачем так радикально-то? Машка, не молчи. Что случилось?

– Зин, я, правда, замужем.

– Угу, ты говорила. И где он?

– Там, – я махнула в сторону Озера.

– Водяной что ли?

– Сама ты… водяной. Он эльф. Зина, не смотри так, я не свихнулась. Озеро – портал в другой мир. И я в нём была. И там…

– Машуль, тебе солнышко головку не напекло? Как себя чувствуешь? Маш, а пойдём к нам? Дед тебе капелек каких-нибудь даст, поспишь, успокоишься. Твоим я позвоню. А свадьба… Перенесут, ноу проблемс.

– Ты мне не веришь…

– Верю, Машуль, как я могу не верить. Ты сбегала в другой мир, выскочила замуж за эльфа, и, пока он этого не заметил, вернулась назад. Всё доступно и понятно. Пойдём, Маш?

– Нет, ты иди. Я ещё посижу тут.

– Угу, посидишь. В это я тоже верю. Вставай и пошли. Машка, а вещи твои где? Ты же не в этом через весь город шлёпала?

– Какая разница?

– Никакой. Хочешь идти так, иди. Имеешь право, невеста, как-никак.

– Ага, невеста. Чёрная Невеста.

– Да хоть зелёная в крапинку. Пойдём отсюда.

– Не пойду. Я тут буду. Зин, ну, правда, не могу я уйти!

– Ноу проблемс, остаёмся. Будем загорать. Маш, если я на минутку отойду, ты её ровно прожить сможешь? Без радикальных решений? Я только клиентке встречу отменю и вернусь. Ок?

– Ок, Зин. Иди, звони.

– А ты винчик пока открой. Чего он беспризорным валяется? Посидим, расслабимся, ты мне всё расскажешь.

– Сама откроешь, у меня не получилось.

– Плохо старалась. На, практикуйся.

Зинка кинула мне на колени бутылку вина и отошла в сторону. О том, что раньше за ней такого не водилось и все свои разговоры она спокойно вела при мне, я не вспомнила. Не до того было, терзалась своим опрометчивым прыжком в воду при ней и спонтанно вырвавшимися словами об Аршансе. То, что подруга мне не поверила, не удивляло, неизвестно, как я сама отреагировала бы на такое совсем недавно. А вот то, что она заподозрила меня, как минимум, в нервном срыве, было плохо, теперь избавиться от неё не выйдет ни под каким соусом. Я с тоской посмотрела на Озеро. Сейчас даже пытаться бесполезно, опять выловит, у меня после сегодняшнего сумасшедшего дня сил не хватит сопротивляться. Оставалось одно: вести себя тихо, усыпить бдительность и… И всё равно, пока Зинка здесь, ничего не выйдет.

Дура ты, Ольховская, нужно было сразу соглашаться уйти, только не к ней, а к себе домой, и потом спокойно вернуться. Спокойно? Если сегодня свадьба, то дома меня ждёт толпа уже имеющихся родственников и тех, кто собирается стать таковыми. Ой, бли-ин! Понятно, что ни о какой свадьбе не может быть и речи, но на объяснения с ними у меня просто нет времени. Пока я здесь, в Аршансе пройдёт неизвестно сколько.

Бли-ин! Бли-ин! Блин! И ползучая мандрагора! Я же даже не знаю, что там происходит, чем закончилась схватка с Мориндой. А Алдариэль? Великие подтвердили, что условие выполнено. Значит, они его оберегут? Поэтому появился Фаарр? А я? Что Алдар чувствовал, когда я… Бли-ин! Это же получилось точно так же, как с Амарриэлли… как со мной прошлый раз. Нет, у меня сейчас от этого собственного размножения личности голова взорвётся! И это так не вовремя вырвавшееся «Дари»… Откуда оно взялось? Зачем, Великие? Чтобы сделать ему ещё больнее? Пусть он не видит во мне её… меня… Видит только Арри, но что это прошло для него легко и просто, я не поверю. Жестоко. Как же жестоко! За что с ним так? А с Тайрином? Что будет с Тайриниэлем, когда он узнает? Они все будут считать меня погибшей.

Мамочки! Я точно псих. С кидательной рефлексой. Бутылка улетела в воду. Остынь, Ольховская. Не будут. Прошлый раз тело Амарриэлли осталось на дне, а моё, хоть и человеческое, пока при мне. Ваади проверит Озеро, выяснит всё у русалок и поймёт, обязательно поймёт, он умный, что открывался портал. Пожалуйста, пусть они поймут, что я просто выпала в свой мир. Который вовсе не мой! Мой – Аршанс! Как же я хочу в Аршанс, к ним!

– Ольховская, приём, вернись в общество! Ты чего зависла?

– Я нормально. Всё, Зин, прошло. Не знаю, что на меня накатило. Пойдём домой.

– Вот такие мокрые? Не, Маш, тебе, может, без разницы, а я сперва обсохну, – Зинка разделась до белья, развесила вещи на дереве и растянулась на чехле. – Присоединяйся.

Я немного подумала, решила, что идти через полгорода в мокром платье, вариант не из лучших, сняла его и пристроила рядом с Зинкиным топиком.

– Озвезденеть! Ольховская, как оно на тебя поверх шмоток налезло?

Кстати!

– Это у тебя спрашивать надо. Из чего такого ты его сшила, что оно на всё налезает?

– Из ткани.

– Да ладно? В жизни бы не догадалась! Терникова, это не ты его сшила. Это она, Ребекка Ивановна, да? Но я об этом не должна была знать. Так?

– Я тебе этого не говорила, – сразу напряглась Зинка.

– Само собой. Зин, давай к ней сходим? Прямо сейчас.

Ответила она с небольшой заминкой, как бы нехотя.

– Не получится. Уехала Ребекка Ивановна.

– Точно знаешь? Надолго?

– Точно, я у неё цветы поливаю. Ещё неделю не будет.

– И когда следующая поливка?

– Послезавтра собиралась.

– Зин, давай сегодня? Мне очень нужно.

– Ольховская, она не изменилась, – Зинка села и уставилась на меня в упор. – Типа, ты не знаешь, без её разрешения…

– Зина, пожалуйста!

– Маш, ты похудела. Как умудрилась с такой скоростью? Тебе идёт, даже выглядишь, как будто младше.

– Терникова, зубы мне не заговаривай. Сходим?

– Машка, а эту водолазку я у тебя не помню, – явное отлынивание от темы продолжалось. – Прикольная. Ткань какая-то непонятная. Ну-ка, дай посмотрю.

– Зина! Мне нужно попасть к Ребекке Ивановне.

– Зачем? Что ты там забыла?

Это я и сама хотела бы знать. А также, кто такая Старая Бекка, одарившая меня столь загадочным презентом, и какое отношение она имеет к Аршансу. В том, что она его имеет, сомнений не было.

– На цветочки посмотреть хочу.

– Через неделю посмотришь. Маш, что с тобой?

– Нормально со мной всё. Зин, хватит сохнуть, одевайся, пойдём отсюда.

– Не пойду я мокрой. Ещё не хватало по городу чучундрой шлёндрать. Кстати, ты мне ещё рассказать обещала что-то.

– Так нечего рассказывать, – я даже руками развела для вескости. – Посидела, подумала над смыслом жизни, поняла, что фигня. Всё. Рассказ окончен. Довольна?

– Очень содержательно. И, главное, пространно, в красках и оттенках. А построение предложений! А метафоры и аллюзии! Госпожа Ольховская, я в восхищении! «Букер» – Ваш! Или Вам сразу «Нобеля»?

– Мне все оба два. И можно не заворачивать.

А всё-таки увидеть Зинку было здорово. Она единственная, кого мне не хватало в Аршансе.

– Сама скромность!

– Дак, вот же ж!

– Что-то новенькое в твоём лексиконе.

– Цитата. От одного хорошего гно… человека услышала.

Заметила или нет мою оговорку? Вроде нет.

– Я его знаю?

– Вряд ли. Он не местный, проездом был.

– Ну и пусть себе едет, – Зинка снова легла. – Маш, ты какого египетского родственника трубку не брала?

– Телефон забыла, – я тоже прилегла, от усталости всё дрожало. – А ты сразу догадалась, что я здесь?

– Когда мне догадались сказать, что ты потерялась. Ольховская, ты меня, между прочим, из салона красоты выдернула.

– Я?

– Нет. Пролетавшая мимо стая диких индейцев. Кого я искать ломанулась? Трудно было звякнуть?

Я представила себе этот звонок: «Зин, ты не волнуйся, ушла в другой мир, вернусь завтра. Встречаемся в Заповеднике». Прыснула.

– Зин, веришь, это тебя бы не успокоило.

– Угу, верю. Но я бы хоть спасательный круг захватила.

– Да не топилась я! Это по… – осеклась на полуслове.

– Естественно, не топилась. Хотела по…смотреть, какая глубина у Озера. А э…холот взять забыла.

Мне показалось или эти паузы в словах не случайны? И Зинка собиралась сказать совсем другое?

– Зин, какой эхолот?

– Вот и я думаю: какой?

Зинкин мобильник тренькнул полученным СМС. Она быстро глянула на дисплей и встала.

– Всё, хорэ сохнуть, пакуй имущество и погнали домой.

Домой, так домой. С платьем я церемониться не стала, скомкала и запихнула в чехол, ему не страшно, оно и не такое переживало. Краем глаза заметила, что Зинка за мной наблюдает. Ну и ладно. Украдкой глянула в сторону Озера. Ничего, скоро я сюда вернусь. Мне бы только остаться одной.

«Ауди» Зинкиных родителей ждала нас у обочины. Клиентке она звонить ходила? А собственно, так даже лучше, быстрее получится.

– Здравствуйте, Иван Егорович. Здрасте, дядь Дим.

– Приветствую, юная леди, – дед подружки старомодно склонил голову.

– Привет, Манюня! – подмигнул её отец.

– Дядь Дим! Просила же!

– Старый стал, склероз подкрался незаметно. О чём просила?

– Да ну Вас! Всегда одно и то же.

– Должно же быть в мире постоянство. Запрыгивайте.

Мы забрались на заднее сидение, но машина не рванула сразу с места в обычной манере вождения Дмитрия Семёновича. Кнопки блокировки на дверцах ушли вниз, Зинкины дед и отец повернулись к нам.

– Что случилось, Манюнь?

Ну, Зинка! Ну, блин! Не могла просто попросить нас забрать? Обязательно было распространяться на тему моих странностей?

– Всё нормально, дядь Дим. Я замуж выходить передумала.

– Вообще или только сегодня?

– За этого – вообще.

– Уже легче. Почему?

– Я его не люблю.

– Причина достойная, – глубокомысленно согласился он. – А зачем было до свадьбы доводить? Сказала бы сразу: так и так, дорогой товарищ, извиняй, но нам не по пути.

– Думала, смогу.

– Стерпится-слюбится? Так, может, и получилось бы? Я его не знаю, но, говорят, человек неплохой.

– Вот именно, дядь Дим, так и есть. Не плохой, не хороший, никакой. Я даже имя его вспомнить не могу… Ой!

И правда ведь, не могу. Только ляпнула это я сейчас зря, у Ивана Егоровича взгляд сразу изменился.

– Николай, – странным тоном подсказала выпавшее из памяти имя жениха верная подруга.

– Спасибо, Зин. Ещё и Николай! Ника-кой Нико-лай! Нико-лай ника-кой! Обалдеть! Нет, дядь Дим, не стерпится.

Спокойно, Ольховская, не заводись, не добавляй себе проблем, самой же потом из них выпутываться.

– Нет, значит, нет. А вот волноваться не стоит, Мария, – ой, бли-ин! Если в ход пошла «Мария» вместо «Маши», значит, я в пациентах. А Зинкин дед на профессиональной волне – хуже, чем тяжёлая артиллерия. – Попробуй объяснить, почему, приняв это решение, ты нашла только такой выход из сложившейся ситуации?

– Какой выход, Иван Егорович? Я просто хотела побыть одна, подышать свежим воздухом…

– На дне озера.

– Зинаида, помолчи, – цыкнул на внучку медицинский профессор. – Итак, ты пришла к озеру просто подумать?

– Ну да.

– Как оказалась в воде?

– Хотела на отражение своё посмотреть, оступилась и вот. Иван Егорович, ну, сами скажите, если бы я собиралась утопиться, зачем бы мне было обратно вылезать?

– Инстинкт самосохранения?

– Дмитрий, не мешай, – зятя от помощи в моей диагностике доктор тоже отстранил. – Мария, в последнее время никаких болезненных ощущений в области головы не было?

– Хотите спросить, не стукнулась ли я ей обо что-нибудь? Нет, не стукнулась.

– Это хорошо. Тем не менее попробуй вспомнить, не было ли каких-либо непривычных, неприятных ощущений? Возможно, за грудиной или в пояснице. Не только сегодня, в течение нескольких дней, месяцев.

Ещё как были! Пока лечением занималась столько всего ощутила.

– Не-а, ничего такого.

– Сколько ты пробыла под водой? Асфиксия, потеря сознания наблюдались?

А как же!

– Нет, не наблюдались. Со мной всё в порядке, Иван Егорович, честно.

– Просто отлично. Люблю, когда у людей всё в порядке. А руки ты где поранила?

Пыталась пробить ледяную стену, которую сама же и создала.

– Когда на берег выбиралась.

– Ещё один вопрос, фантастические существа, о которых ты говорила, казались тебе реальными?

Нет, не казались. Они и есть реальные!

– Да ничего я такого не говорила!

– То есть, ты не помнишь, чтобы видела что-либо, выпадающее за рамки действительности?

– Нет. Я не сумасшедшая, я просто устала, хочу спать. Всё. Хватит уже… Ой, извините, Иван Егорович, не хотела кричать.

– Ничего страшного. Дмитрий, поехали.

– К нам?

– Естественно. Маша, побудешь у нас пару дней, отдохнёшь, успокоишься, витамины попьёшь.

Э, нет, не пойдёт. От них сбежать не выйдет.

– Я домой пойду. Правда, Иван Егорович, всё нормально. А в чужих местах я спать не могу.

– О, как! Манюнь, и давно тебе наш дом чужим стал?

– Дядь Дим, я не в том смысле. Просто…

– Маша, не нервничай. Возможно, привычная обстановка тебе сейчас и полезней будет. Мы только ненадолго заедем к нам, а потом отвезём тебя. Хорошо?

А другие варианты есть? Нет? Тогда, хорошо.

– Да, Иван Егорович, конечно.

В гостях у Зинкиной семьи мне всегда нравилось бывать. Все три поколения Зимовых и Терниковых уживались под одной крышей без проблем. Ссоры, скандалы, взаимная неприязнь – это не про них. В детстве мне иногда хотелось, чтобы случилось чудо, и я оказалась дочерью тёти Тани и дяди Димы, в качестве родителей они мне нравились намного больше собственных.

С матерью мои отношения складывались напряжённо с ранних лет. Я никак не соответствовала её критериям идеальной дочери. С завидным постоянством мне в пример для подражания ставились все знакомые, незнакомые и выдуманные девочки, приблизительно моего возраста, и все они были просто замечательны в отличие от меня. Я обижалась, но подражать кому-либо категорически отказывалась. Переходный возраст принёс первый опыт открытого противостояния. Причём нельзя сказать, что вела я себя чересчур нагло или вызывающе. Просто мне в какой-то момент надоело слушать бесконечные попрёки в свой адрес и не менее бесконечные сравнения с дочерями соседей и знакомых, и я немножко просветила мать на предмет истинных образов большинства идеальных девочек, и пообещала стать такой же, раз уж она так на этом настаивает. В ответ узнала много старого о своей неблагодарности, лживости и лицемерности, до конца излияний не дослушала, хлопнула дверью и до ночи просидела в Заповеднике. Для моей родительницы, то, что у меня прорезался характер, оказалось неприятнейшим открытием и ломать его под себя она взялась с утроенной силой. Два-три года у нас прошли под знаком необъявленной войны. А потом то ли я переросла период бунтарства, то ли ещё что-то, но во мне поселилось какое-то компромиссное безразличие, когда проще сделать то, что от тебя хотят, чем выслушивать то, что о тебе думают.

Отец в это большей частью не вмешивался. Его я тоже не совсем устраивала, он хотел сына. Сделать меня мальчишкой в девчачьей шкуре у него не получилось, никакие мужские занятия мне не давались и особо не интересовали. Единственное, что действительно нравилось, – слушать папины воспоминания, рассказчиком он был великолепным. Мой переезд на съёмную квартиру наших отношений не изменил, тем более что находилась она в том же доме. Мать по-прежнему считала своим долгом контролировать и направлять мою жизнь, отцу это стало окончательно безразлично, а я частью вяло сопротивлялась, частью игнорировала, но в основном продолжала без особого напряга существовать в условиях её регулярных вторжений в моё личное пространство.

В Зинкином доме всё было по-другому. Там у взрослых всегда находилось время вникнуть в детские проблемы, поговорить, объяснить, научить. Похвалы и наказания бывали только заслуженными, а о том, чтобы упрекнуть дочь в несоответствии каким-то идеалам, и речи вестись не могло. У них всегда было спокойно, весело и уютно, так, что не хотелось уходить. Всю нехватку тепла и понимания в собственном семействе мне щедро дарила семья лучшей подруги. В другой ситуации я с превеликим удовольствием засела бы у них в гостях и даже ни одной извилиной не шевельнула в сторону отказа. Но не теперь.

Иван Егорович для своих семидесяти с приличным хвостиком носился с неприличной скоростью. Чуть ли не бегом пересёк двор и скрылся в доме. Я выпросила у дяди Димы сигарету, покурить тянуло давно. Собиралась выйти из машины, чтобы не травить некурящих Зинку и её деда, но была облагодетельствована высочайшим позволением дымить в салоне. Только в окно. С одной стороны, мне это не понравилось. Не доверяют? Считают, что могу сбежать и натворить чего-нибудь? Так, глядишь, ещё и дома одну не оставят. С другой, устала я настолько, что покидать удобное сидение совершенно не хотелось.

– Нет, Марина, я это заявляю со всей ответственностью, – голос Ивана Егоровича прозвучал откуда-то сверху, видимо из кабинета на втором этаже. А говорил он, похоже, с моей родительницей – Вам придётся отменить свадьбу, – точно, с ней. – Нет, Маша не в состоянии сегодня ни с кем общаться. Что? При чём здесь алкоголизм? Нет, Ваша дочь не пьяна. У девочки быстро прогрессирующий онейроидный синдром.

– Что у меня?

– Умное иностранное слово у тебя, Манюня, – раскрыл тайну медицинского термина Зинкин отец. – Гордись!

– Точно, прямо сейчас и начну.

Гордости от загадочного синдрома не прибавилось, но слушать профессора это не мешало.

– Смените тон и выбирайте выражения, Вы говорите о своей дочери. Что? Какая венерология? Марина, Вы в своём уме? У неё тяжёлое психическое расстройство. Да, это не мой профиль, но при столь явно выраженных симптомах ошибка исключена. Нет, Марина, Вам с ней встречаться незачем. Ему тем более. Почти – это не муж. Маша примет лекарство и будет спать. Да, под моим наблюдением. Специалисты её посмотрят в понедельник. Возможно. Неизвестно. Может быть весьма продолжительным. Скорее всего. Несомненно, стационар предпочтительней. Потрудитесь объяснить это своим будущим родственникам. И то, что сейчас её не стоит тревожить разговорами, тоже. Естественно, я Вам сообщу о результатах. До свидания, Марина.

– Всё, Машка, пипец твоей свадьбе, – подвела итог телефонных переговоров Зинка. – Дед – крутой!

– Зиновий, а в лоб?

– За что, пап?

– За ненормативную лексику.

– Па, отстал от жизни, она уже нормативная. А я – большенькая, мне в лоб нельзя.

– Серьёзно? А я по старой памяти.

Такие перепалки отца и дочери не были редкостью и всегда забавляли меня, но тянуться они могли очень долго, а собственные проблемы поджимали.

– Дядь Дим, у меня, правда, этот синдром?

– А нужен? – ну да, нашла от кого ждать серьёзности. – Ты только намекни, организуем.

– Спасибо, добрый дядя Дима.

– Пожалуйста, обращайся в любое время. Девушки, скажите честно, нам хоть когда-нибудь удастся вас замуж сбагрить?

– Мы тебе так надоели? – подруга изобразила преувеличенную обиду и неподдельный интерес к словам отца.

– Не то, чтоб очень, но к почётному званию «папа» я бы не отказался добавить звание «дед».

– А замуж зачем? Этот вопрос и так решить можно.

– Зиновий, вот почему ты в меня пошла, а не в маму? Нет уж, давайте по старинке, сначала муж, потом дети.

– Па, муж – это мужчина, а где его взять? В наше время они, как вид, отсутствуют.

– Нормальный ход. А я?

– А ты прочно женат на маме и потерян для социума, как и все, тебе подобные. А то, что осталось, полное фу.

– Перегибаешь, Зиновий. Полно нормальных ребят. Нет, если вам, конечно, нужны принцы, то да, с этим сложно.

Дядя Дима даже не представлял, насколько был прав. Мне очень нужен принц! Мой принц. Алдариэль. Алдар. Дари. Глаза предательски повлажнели, и я побыстрее отвернулась к окну. Благо, уже подходил Иван Егорович и разговор свернул с опасной дорожки.

Возле подъезда ещё стояли украшенные лентами машины и группы нарядно одетых участников несостоявшейся свадьбы. В центре одной мельтешил неудавшийся жених. От одного его вида меня передёрнуло. И вот за него я чуть не вышла замуж? Мамочки!

– Машка, может, всё же к нам? – я помотала головой, отказываясь от предложения подруги. – Тогда гони ключи.

Зинка ускакала вперёд, по пути с кем-то поздоровалась, кому-то помахала, кого-то послала на полной громкости.

– Дмитрий, твоя дочь грубиянка! – печально сообщил Иван Егорович.

– Твоя внучка тоже, – намного менее печально парировал дядя Дима.

– И не поспоришь, – профессор закрыл тему неудавшегося воспитания их чада и переключился на меня. – Маша, сейчас мы спокойно выйдем, не волнуйся, сделай вид, что никого не видишь, просто не обращай ни на кого никакого внимания.

Легко. После Прощальной площади это такая мелочь. Зинкины дед и отец с двух сторон подхватили меня под руки и повели к подъезду. Взгляды, которыми нас проводила потенциальная родня, мягко говоря, были отнюдь не добрыми. Даже в глазах жениха завелась эмоция – неприкрытая злость, нет, злоба. Впрочем, меня это мало трогало.

Мать поджидала у входа в квартиру и пыталась высказать Зинке своё единственно правильное мнение о глубине падения нравов современной молодёжи. Зинка проникаться трагизмом положения не спешила, скучающе рассматривала недоделанный маникюр, отреагировала только на наше появление.

– Всё, тёть Марин, было неприятно пообщаться, чао.

– Хамка!

– Я в курсе.

– Зинаида, прекрати. Марина, я Вас предупреждал, что никаких разговоров с Машей в ближайшее время не будет. Поэтому, действительно, можете идти.

– А Вы мне не указывайте, Иван Егорыч, что делать. Я мать и имею право знать, что с моим ребёнком. Доченька, маленькая, что с тобой?

О, начались гастроли Театра юного зрителя. Заботливая мать – её вторая любимая роль. Первая – лебедь на последнем издыхании, с хватанием за сердце и закатыванием глаз. Но эту при Зинкином дедушке она разыгрывать не будет, провал обеспечен. Я попробовала спровадить родительницу, заранее не надеясь на успех:

– Мама, иди домой, потом поговорим.

– Как же я пойду? – пафос и трагичность зашкаливали, не хватало только заломленных в отчаянии рук. – Как оставлю тебя одну?

– Я не одна.

– Ты им доверяешь больше, чем мне? Тебе чужие люди дороже родной матери?

Раньше, покривив душой, я бы согласилась, что мать дороже. Теперь тоже согласилась:

– Да. Мне с ними лучше.

На секунду она опешила и попрощалась с ролью доброй мамочки.

– Что же это делается-то? Точно, свихнулась! Матери такое сказать! Как язык-то повернулся! Дрянь неблагодарная! Мы с отцом все силы, всё самое лучшее, всё для неё… И вот, смотрите, как отблагодарила мерзавка!

Ивана Егоровича эти излияния не тронули, сказывались годы практики и множество разнообразных пациентов.

– Маша, проходи внутрь. Дима, Зина, проводите. Марина, Вы понимаете, что усугубляете её состояние?

– Я усугубляю? – голос моей родительницы от негодования приблизился к ультразвуку. – Она нам нервы мотает, а я виновата? Коленька извёлся весь, что думать не знает. А эта…

– Вот и ступайте успокаивать Коленьку. За Машу не волнуйтесь.

Больше я их разговор не слышала, дядя Дима протолкнул меня в квартиру, а Зинка захлопнула за нами дверь.

Недопитая чашка кофе так и стояла на подоконнике рядом с забытым мобильником. Почему-то это впечатляло. Я ушла отсюда вчера. Это «вчера» было полгода назад. В голове такой парадокс не очень укладывался. Так и впрямь обзаведусь этим самым синдромом с умным иностранным названием. Знать бы ещё что он такое.

Я забрала чашку, выплеснула остатки кофе в раковину, поймала себя на том, что ищу глазами ресторатор. Молодец, Ольховская, быстро привыкла ко всему готовенькому! Нет, здесь всё сама, ручками. Набрала свежей воды в чайник, поставила греться. Достала и тщательно вымыла чашки на всех. Мне было просто необходимо чем-то занять себя, привычная обстановка квартиры действовала удручающе, только здесь я до конца осознала, что всё реально, что я не в Аршансе, что… Стоп. Дальше думать нельзя, или сейчас закричу, завою, взорвусь. Очередной спор семьи Терниковых я слушала отстранённо, не слишком вникая, лишь бы ответить вовремя, если затронут меня, и не добавить новых симптомов к своему синдрому.

– Тёть Марина – это нечто! «Коленька извёлся»!

– Зиновий, ты не права. Откуда тебе знать, что и как он…

– Пап, случись что-нибудь, тьфу-тьфу-тьфу, с мамой, ты бы стоял столбом? Или плевал на все запреты и бежал выяснять, что с ней?

– Люди разные, под внешним спокойствием может скрываться…

– Спокойствие внутреннее. Чихать он на Машку хотел. Злой, как собака, что свадьба обломалась, и всё. Маш, вот сто пудов, ты правильно за него не пошла.

– Зина, угомонись. Не в своё дело лезешь. Маша отдохнёт, всё хорошо обдумает и примет решение. Без твоих подсказок. Да, Манюня?

Не поворачиваясь, я кивнула, ответить, хоть и собиралась, не смогла, ком в горле очень мешал ведению светских бесед.

– Маш, я окно открою? Душно.

Я опять кивнула, продолжая выставлять из шкафчика всё, что могло и не могло пригодиться для чаепития. Зинка распахнула форточку и вместе с лёгким ветерком к нам ворвалось:

Я тебя никогда не увижу,

Я тебя никогда не забуду.

Этот старый романс, знакомый до последнего звука, ударил по натянутым нервам, вдребезги разбил хрупкую скорлупу показного спокойствия и просто сломал меня. Брызнула осколками выскользнувшая из рук сахарница, слёзы прорвались и хлынули нескончаемым потоком, я сползла на пол и тоскливо завыла.

В плечо ужалила игла и всё исчезло. Темнота, тишина, покой.

Проснулась я глубокой ночью. Немного полежала, прислушиваясь к звукам и давая глазам привыкнуть к темноте. Вроде бы тихо. Даже если кто-то остался со мной, то он спит. Свет я не включила, выскользнула в прихожую, порадовалась, что раздевать меня не стали и не нужно тратить время и шуметь в поисках одежды, только сунуть ноги в кроссовки и вперёд, на Озеро, и открыла дверь.

Он стоял, облокотившись на обшарпанные перила лестничной площадки, в одном шаге от меня. С такой знакомой неповторимой улыбкой на губах и затаённой грустью в глазах. Любимый, родной, единственный. Нашедший меня в другом мире.

– Алдар…

– Иди ко мне, Арри.

– Я иду. Я всегда иду к тебе.

Я рванулась вперёд… Только дорогу вдруг перегородила ледяная стена. Я ударилась о неё и в следующее мгновение оказалась на полянке Алиани. Тело стало ватным, ноги отказались слушаться, я бессильно опустилась на траву. Алдариэль был совсем рядом, а я не могла пошевелиться. Он грустно улыбнулся, поднял руку, прощаясь и медленно поворачиваясь ко мне спиной.

– Не-е-ет!

– Мар? Да ладно! Я к тебе пробилась? – Флэарри изящно опустилась на траву рядом и огляделась. – Круто! Это кого так накрыло? Мар, обрадуй меня, скажи, что это Лиа!

– Это Лиа, – согласилась я машинально, не отрывая глаз от деревьев, скрывших от меня Алдара.

– Теперь обрадуй ещё больше, скажи, что в этом и Фар поучаствовал.

– Фар поучаствовал.

– Ничего себе! Это что сейчас было? Мар, как ты его назвала? Только не говори…

– Не говорю.

– Мар, вот же не прелесть какая! Очнись! Ты где?

– Была дома. Флэарри? – я вышла из ступора, сообразила, кто сидит рядом. – Флэарри? Это ты? Ты здесь?

– Надо же! Ты это заметила!

– Да, Флэр…

– Стой, – она даже жестом слова усилила. – Ещё раз. Кто я?

– Флэарри. А, нет, не то. Я ни с кем. Так получилось. Потом объясню. Флэр, мне в Аршанс нужно. Поможешь?

– В Аршанс? А сейчас ты где?

– Подозреваю, что сплю дома.

– Мар, что спишь, понятно, а насчёт дома – поточнее, пожалуйста.

– В своём мире. Меня выбросило.

– Вот в чём дело, – Флэарри расстроилась. – Тогда понятно. А я уже удивляться собралась, что достучалась до кого-то.

– Ты поможешь?

– Нет. Не смогу. Знаешь же, Аршанс для нас закрыт.

– Закрыт? – в это не хотелось верить. – Ничего не получилось? Всё зря? Но эта поляна, она же там!

– Сейчас она только в твоём сне. Кстати, спасибо. Давно я тут не была.

– Флэарри, в Аршансе ничего не изменилось?

– Понятия не имею.

– А ты можешь спросить у… – я замялась, не зная, как назвать Старшего.

– У папы? Спрошу. Не факт, что ответит. Тебе вообще или о ком-то в частности?

– Мне всё. И про всех. И про… всех.

– Ясно. Про вторых всех обязательно. Особенно про их похождения.

– Мне бы только… что он… Что с ним ничего не случилось.

– Ого! А должно было?

– Не должно. Великие обещали, но…

– Кто обещал? Мар, с этого места поподробнее.

После моего поподробнее лёгкий ступор случился уже у Флэарри.

– Ты – жена Дара, каким-то невообразимым образом оказавшаяся в другом мире в теле человека с полным спектром, примесью тьмы и крови Чёрной Невесты, всё это при непосредственном участии кого-то из Старших. Ты можешь называть нас короткими именами и тебя слышат Великие. Я ничего не пропустила?