Ирина Анатольевна Кукушкина
Вернуться!
Путь занял не один час, но они, наконец, добрались до места. Иван устроил Улафа на нарах и занялся разведением огня.
Тепла от печурки было немного, всё оно уходило через щели в стенах и потолке, но это было всё равно лучше, чем ночевать на улице. Набрав в котелок снега, он согрел воду и бросил туда немного оставшейся брусники, раскрошил в кружки один из сухарей и залил горячей водой. Получилась жидкая и совсем неаппетитная баланда, но голод брал своё, и эта еда всё же немного его утолила. Иван принёс ещё прутьев, чтобы хватило до утра, и они кое-как устроились на нарах, укрылись плащом и попытались уснуть. Спать таким образом было и жёстко и неудобно, но усталость взяла своё и, помучавшись немного, они наконец заснули.
Короткая апрельская ночь пролетела быстро, мужчины проснулись с первыми проблесками дневного света. Бока болели, но усталость прошла, и они чувствовали себя лучше. Даже Улаф немного ожил, но ноги его ещё не слушались и потому Иван усадил его поудобнее рядом с огнём и занялся разогреванием воды. На этот раз Иван размочил в котелке часть крупяного брикета, который они жадно съели, запивая брусничным чаем.
Пора было побеспокоиться о еде. Леска и крючки были кстати. В качестве удилища Иван приспособил, найденную им, короткую крепкую палку. Вырезал ножом блесну из крышки железной банки. Положил её на большой валун и обстукал края небольшим, но увесистым камнем, затем натёр до блеска. С грузилом пришлось потрудиться дольше, но и его он скоро приладил на место и привязал крючок и выструганный из куска деревяшки поплавок.
Наконец, обеспечив Улафа топливом для печурки, Иван отправился на берег. Побродив у воды, он набрал опарышей и устроился на невысоком отвесном берегу. Для начала он решил попробовать забросить удочку без наживки. Леска опустилась почти вертикально, и блесна ушла под воду. Ждать почти не пришлось. Почувствовав лёгкий толчок, он дёрнул леску, подсекая рыбу и начал выбирать её из воды. Без катушки это было неудобно, но он справился. Наградой за труды была небольшая треска. Она приятно трепыхалась в руках, когда Иван снимал её с крючка, крепко сжимая пальцы, чтобы не сорвалась. Затем он опять опустил леску в воду и почти тотчас вытащил следующую рыбу. Иван вошёл в азарт, рыба садилась на крючок сразу, как только блесна ныряла под воду. Оставалось только быстро подсечь её и аккуратно выбрать леску. Уже через час среди камней лежали полтора десятка серебристых рыбок.
«Пора заканчивать», – остановил он себя: – «Сразу всё не съедим, а хранить всё равно негде». Он с сожалением смотал леску, собрал рыбу и вернулся к Улафу.
В этот день они ели уху, ягоды и пили чай из почерневшего под снегом прошлогоднего брусничного листа. Чувство голода наконец-то ушло, и в теле появилась приятная истома.
После обеда Иван помог Улафу выбраться из избушки и устроил его на солнечной стороне большого камня, лежавшего неподалёку. Понемногу завязался разговор. Сначала преобладали жесты, но потом оказалось, что Улаф немного говорит по-английски, а Иван вспомнил свои неглубокие школьные познания. Вот уж не думал он, что придётся однажды пожалеть, что когда-то обращал так мало внимания на изучение, казалось бы, совсем бесполезного для военного моряка языка. Надо же, когда пригодился! Они определились со временем, и Иван сделал зарубки ножом на небольшой осинке рядом с их временным жилищем. Со времени его падения в море прошло уже четыре дня, после гибели рыбацкого судна два.
«Ну, хорошо, меня могут считать погибшим, но ведь должны искать рыбаков, значит, надежда всё же есть», – размышлял он. Конечно, ему военному моряку-подводнику не очень уместно оказаться в натовской Норвегии, но это всё же было лучше, чем сгинуть безвестно на этом диком острове. Хотя теперь имея леску и крючки, они могли добыть себе пищу, положение их всё же было незавидным. Запасы соли, спичек и другой еды были невелики. Необходимо было постоянно поддерживать огонь, чтобы не остаться однажды без возможности хоть как-то обогреться и поесть горячего. Кроме того, надо было что-то придумать с лодкой, каким-то образом законопатить пробоину.
«А вдруг, повезёт уплыть отсюда, добраться до нейтральных вод и натолкнуться на свой Российский корабль», – мечтал Иван, понимая почти полную абсурдность своих надежд. Но надежда, как известно, умирает последней.
Глава 5
Дни тянулись медленно и монотонно. Утром они вставали, и Иван занимался заготовкой хвороста, рыбалкой, собиранием ягод и приготовлением пищи. Улаф, ноги которого стали понемногу заживать, в основном сидел в домике у очага, поддерживая огонь, и помогал Ивану по мелочам. Он оказался сметливым парнем и потихоньку заделывал щели в избушке, используя прутья, мелкие камешки, собранный у камней прошлогодний мох и даже землю, которую с трудом набирал среди валунов рядом с их жилищем. Иван срубил две небольшие и немного искривлённые осинки, остругал и вырезал из них две палки, с помощью которых Улаф мог теперь передвигаться.
Все попытки Ивана починить лодку, были напрасны. На острове не было ничего подходящего, чтобы заделать течь. По несколько часов в день он проводил на рыбалке или бродил по берегу, с надеждой вглядываясь в морскую даль, но ни судов на горизонте, ни самолётов в небе не появлялось. Крупные суда могли и не проходить вблизи. Вокруг было много мелких островков, а, значит, могло не быть подходящего по глубине фарватера. Оставалось надеяться на случайные небольшие рыбацкие судёнышки или катера. Вот, если бы у них была лодка! Возможно, какие-то обжитые островки или даже суша были не очень далеко. Но отсюда их не было видно, и ждать какую-либо помощь не приходилось.
Надежды на спасение таяли вместе с весенним снегом. А снег тоже заметно таял, не смотря на ночные заморозки и холодные ветры. Но яркое солнце всё дольше задерживалось на небе, день становился всё длиннее и длиннее, а воздух понемногу теплел. Весна медленно завладевала природой, а вместе с ней и душами двоих заросших, одичалых моряков. Всё труднее было гнать от себя одолевавшие мысли о доме, и нестерпимая тоска вгрызалась в сердце.
«Как там Варька? Как сын? Наверное, уже похоронили меня», – Иван представлял себе жену, застывшую от горя, плотно сжимающую зубы и молчаливую, как всегда, в тяжёлый момент. Он никогда не видел, чтобы Варька плакала. В трудные моменты она всегда молчала. Слова не вытянешь. Как будто боялась заплакать, если заговорит.
«Наверное, ходит всё время, в своём чёрном берете и чёрном свитере, сжимает в кулаки руки и молчит», – представлял он себе жену. Она никогда не жаловалась, лишь замыкалась в себе и, совсем почти, переставала разговаривать. Как хотелось ему сейчас обнять её покрепче, погладить по голове и целовать, целовать до бесконечности… Как трудно ей одной, особенно сейчас.
Сын оканчивал школу, проходил медкомиссию, готовился к поступлению в военно-морское училище, как отец, дед, прадед. Дед Ивана служил на флоте во время войны, по призыву. Служил на Чёрном море, погиб при отходе из Севастополя. О нём Иван слышал из немногословных рассказов бабушки. Её воспоминания всегда заканчивались слезами и, потому Иван старался лишний раз не спрашивать про деда.
Отец всю жизнь мечтал служить в подводном флоте, но после окончания мореходки, попал на катера под Новороссийск, где и дослужился до капитана третьего ранга и был списан по здоровью, сначала на берег, а потом и совсем ушёл в отставку. Родом семья была из небольшого районного городка в средней полосе, туда и вернулась. Иван доучивался в местной средней школе в старших классах, мечтая, как и отец, стать моряком и служить на лодках.
В отличие от отца ему повезло. После окончания военно-морского училища он попал на Северный флот, на современный атомоход. А теперь и его сын собирался пойти по стопам отца. В то же училище и только в подводники.
«Не расхочется ли ему становиться моряком? Как сумеет он сдать экзамены после такого потрясения, поможет ли начальство его семье, поддержит ли?» – волновался Иван. На комдива и командира лодки, с которыми он выходил в море, рассчитывать не приходилось. Те будут спасать свои шкуры, открещиваться от своей вины за гибель офицера. Скорее всего, свалят всё на него, Ивана. Но ещё хуже, что никто не видел его тела, а, значит, он будет считаться без вести пропавшим. А для Вари это совсем плохо. Ни жена, ни вдова. Никаких компенсаций или возмещений за мужа. Квартира ведомственная, могут попросить выселиться. Ох и трудно ей придётся теперь. Конечно, есть друзья, они не бросят, помогут, но ни пенсии на него, никаких льгот не получить. Хоть он пока и жив, но не известно, удастся ли ему вернуться домой, и сколько ещё они с Улафом продержатся на этом острове. Тяжёлые мысли одолевали его, и бороться с ними становилось труднее и труднее.
Проходили дни, недели, вот уже и май заканчивался, а в их с Улафом жизни на острове почти ничего не менялось. Ну, разве что, ноги Улафа зажили, и он стал ходить самостоятельно, почти не прибегая к помощи палок. Да ещё совсем закончились их скромные запасы продуктов, и даже брусники на склонах почти не осталось. Они ели одну рыбу. Варили её или вялили на солнце. Снег тоже почти весь растаял, но им повезло найти ручеёк с пресной водой, сбегавший между камней к морю. Из него и брали воду для питья и умывания. В этом же ручейке они полоскали свою одежду, пытаясь хоть как-то содержать себя в чистоте. Они старались как можно больше разговаривать друг с другом, понимая, что так легче справиться с всё чаще охватывающим отчаянием. Мешая русский, английский, норвежский, добавляя жесты и мимику, они умудрялись говорить на разные темы и понимать друг друга. Они пели друг другу песни на родных языках и даже пытались шутить. Бывало, разговор неожиданно прекращался, и каждый замыкался в себе, думая о своём.
Глава 6
Иван постоянно вспоминал жену, начиная с самого первого дня их знакомства, а вернее с того дня, когда он впервые её увидел. А было это на школьном вечере встречи выпускников.
Иван приехал из училища в свои первые зимние каникулы и, конечно, сразу прибежал в свою школу. Ему повезло, в этот же вечер там собирались бывшие ученики на традиционную встречу, а десятиклассники встречали их и готовили концерт. В первый год после окончания школы на этот вечер обычно приходят многие. Ещё свежи воспоминания детства, ещё скучают по своим одноклассникам, ещё хочется поделиться новостями и узнать друг о друге. Всех захлёстывали эмоции, все радовались друг другу, обнимались, жали руки, целовались. Кто-то принёс горячительного, они нашли укромное местечко подальше от актового зала, весело распили бутылочку вина, пустив её по кругу. Иван был в курсантской форме, не хотелось нарушать устав, не смотря на то, что никто не видел и не делал замечаний, поэтому он только сделал вид, что тоже пригубил из бутылки. Ребята и девчата немного захмелели, говорить стали громче и оживлённее. Затем все вернулись в зал, где после концерта устраивали танцы. Стулья были сдвинуты в стороны, заиграл школьный инструментальный ансамбль и вот уже первые пары закружились в медленном вальсе, открывавшем вечер.
Внимания на десятиклассниц, поглядывавших в сторону симпатичного парня в курсантской форме, он не обращал. Был занят разговором со своими одноклассниками и одноклассницами. Наконец он тоже решил потанцевать и огляделся. Форма ему шла, и он видел, что глаза многих девчонок обращены на него. Он помнил их всех, если не по имени, то в лицо. Среди них было много хорошеньких девушек, и он медлил, размышляя, кого бы выбрать. И тут, в противоположном конце зала, он заметил незнакомку. Девушка, словно, приковала его взгляд, и он смотрел на неё, поражаясь её необычной красоте. Длинная, толстая тёмно-каштановая коса с пышной волнистой чёлкой, спадавшей на огромные голубые глаза, правильные черты лица, красиво очерченный рот, строгое тёмно-синее платье на тоненькой, высокой и стройной фигуре, задумчивый, мечтательный взгляд, устремлённый куда-то в пространство – всё это сразу запало ему в душу. Он даже застыл от неожиданности. Девушка тоже смотрела на него, но казалось, что она его совсем не видит, а просто думает о чём-то своём. Иван двинулся в её сторону, но не успел, к девушке подошли, она приняла приглашение. Он оглянулся по сторонам, увидел старую приятельницу и пригласил её, решив, что следующий танец он точно не упустит и пригласит незнакомку. Но после танца девушка куда-то пропала и он её больше не увидел. Вечер закончился, все разошлись. Все каникулы он приходил к школе к концу занятий, надеясь увидеть хорошенькую девушку, но ему не повезло.
«Видимо не судьба», – с грустью думал он, уезжая в училище. Какое-то время Иван ещё вспоминал о ней, но вскоре её лицо стало стираться из памяти, и лишь мечтательный взгляд голубых глаз время от времени возникал в его воображении, вызывая лёгкую грусть.
Каждое лето в августе и зимой в начале февраля Иван приезжал домой на курсантские каникулы, встречался с одноклассниками и другими знакомыми ребятами и девчонками, иногда заходил в школу, много гулял по городу, но ни разу не столкнулся с той девушкой. Сначала надеялся на случайную встречу, а потом и забыл о ней за давностью лет. Наконец училище было окончено, он получил распределение на Север, но ему ещё полагался отпуск, первый офицерский, и он впервые приехал в свой городок уже с лейтенантскими звёздочками на погонах.
На следующий день, прогуливаясь по городку, Иван натолкнулся на своего бывшего одноклассника. Они обнялись и стали обмениваться новостями. Колька вытянул руку, показывая обручальное кольцо.
– Неужели женился? Когда успел? На ком? – вопросы сыпались так, что Николай не успевал отвечать.
– Конечно, на Танюшке. Мы же с ней со школы дружили.
– Ну, мало ли, кто со школы дружил. Многие уже и раздружиться успели и новых друзей-подруг завели.
– Только не мы с Танюхой. Разве такую девчонку можно потерять?
– Да, твоя Танюха что надо. И красавица, и умница и весёлая. Где живёте?
– Я на новый завод устроился, поставили на очередь на квартиру. Думаю, через годик дом сдадут. А пока, у её родителей. Младшая сестрёнка у неё после школы в институт поступила, живёт в областном центре, здесь редко появляется. Так что места нам хватает.
– А чего сейчас один гуляешь, где жена?
– Да, она тут встретила отца своей подружки, вон там, в магазине с ним разговаривает. А я на улицу вышел, перекурить.
За разговором они не заметили, как Татьяна подошла к ним, сияя доброй улыбкой.
– Ой, Ванька! Давно тебя не видела. Сегодня у меня прямо день встреч. Вот сейчас Варькиного отца встретила, говорит, что Варька наконец-то приехала. В гости пригласил, а то она уже второй день дома сидит и никуда не выходит. Так что, давай Николаша, пойдём к Варьке, надо её в город вытащить, погулять, а то будет там одна скучать. Вань, а, может, и ты с нами? По дороге расскажешь, как живёшь. Жениться не надумал? – Татьяна, не переставая говорить, подхватила обоих ребят под руки и потащила за собой вдоль улицы.
– А удобно? Я ведь с ней не знаком, – засомневался Иван.
– Вот и познакомлю, а вечером в горсад на танцы пойдём, вчетвером веселее. А то наших ровесников мало сейчас. Одна школьная молодёжь тусуется. А мы тоже ещё не старые. Тем более, сегодня суббота. На работу завтра не надо.
Планов у Ивана на вечер не было, и он позволил ребятам увести его с собой в незнакомый ему дом.
Домик был небольшой, деревянный, одноэтажный и двухквартирный. Стоял он на высоком берегу реки, окружённый небольшим садиком со стороны дороги. С другой стороны дома крутой берег, заросший густым кустарником, подходил почти к самой воде, среди камышей пристроились небольшие старые мостки, с которых полоскали бельё, иногда ловили рыбу и прыгали в воду, чтобы искупаться.
Гости прошли во двор и поднялись на невысокое крылечко. Сначала постучали, но не получив ответа, Татьяна толкнула дверь, которая оказалась незапертой, и они вошли на просторную веранду, а через неё в небольшую прихожую. Из прихожей распахнутая дверь открывала вид большой светлой комнаты с двумя окнами. Между окон стояло высокое старомодное кресло, в котором, укутавшись в красный клетчатый плед, спала девушка.
Иван выглянул из-за Татьяниного плеча и замер. Всё та же толстая, тёмная, немного растрепавшаяся коса, пышная волнистая чёлка… Девушка, видимо потревоженная шумом, открыла глаза, и Иван, словно, окунулся в голубую волну, хлынувшую из них. Их взгляды пересеклись и застыли на несколько мгновений. Но Татьяна бросилась к девушке и громко и радостно затараторила:
– Варька, ну, наконец-то ты приехала! Почти год не виделись. Сдала свою сессию? Надолго к нам? Ах, да, познакомься. Это Колькин одноклассник. Иван. Училище окончил, моряк. Какое у тебя звание? – это уже к нему, к Ивану. Иван не ожидал вопроса и растерялся.
– Да лейтенант он. Сейчас из училища все лейтенантами выходят, – это уже вступил Николай.
– А это Варька. Мы в десятом классе вместе учились, Варя к нам только в десятый приехала, из Прибалтики. Вот с тех пор и дружим, пояснила Татьяна.
– Понятно, почему я её раньше не встречал, подумал про себя Иван.
Общительная Татьяна умело вела разговор, и уже через несколько минут все непринуждённо и весело болтали, обсуждая, куда пойти и чем можно заняться в городе в выходные. Через полчаса Варя переоделась, поправила волосы, и они все вместе весело вышли из дома.
Сначала погуляли по тихим улочкам, затем направились к городскому саду, разместившемуся на самом высоком городском холме над рекой. Там уже звучала музыка. Молодёжь разгуливала по аллеям. Кто-то качался на качелях, кто-то расположился небольшими группами на скамейках, кто-то устроился у открытой городской эстрады. На круглой огороженной танцплощадке уже танцевали. Ребята присели на свободную скамейку, осмотрелись – нет ли знакомых, и, никого не увидев поднялись к танцующим. Инструментальный ансамбль заиграл медленный танец. Николай тотчас схватил за руку свою Татьяну и потащил её в круг. Иван вопросительно взглянул на Варю, и она кивнула ему в ответ. Они тоже вышли в круг. Он осторожно положил руки ей на талию, она ему на плечи и они задвигались в такт музыке, почти не касаясь друг друга, словно, чего-то стеснялись. Весь этот вечер Ивану казалось, что между ним и Варей как будто протянулась тонкая невидимая ниточка, и сейчас он боялся оборвать её неосторожным движением. Но музыка обволакивала, на сад опускалась темнота ночи и в какой-то момент Иван, неожиданно для себя самого привлёк Варю к себе. От неожиданности она слегка напряглась, но, видимо, почувствовав себя безопасно и уютно, расслабилась и отдалась танцу. На своё место к ребятам они вернулись, уже крепко держась за руки. Так и не отпускали друг друга до конца вечера, а потом Иван отправился провожать Варю, и они договорились встретиться на другой день.
Отпуск пролетел незаметно. Он каждый день заходил за Варей, и они отправлялись то на речку поплавать или покататься на лодке, то в городской сад, то за город, просто побродить по полям. Поцеловал её Иван уже на следующий день, но дальше поцелуев дело не шло. Было в Варе что-то, что не давало Ивану продвинуться дальше, нетерпеливые руки останавливались, почувствовав напряжение её тела. Он боялся вспугнуть её или обидеть неловким движением. Иван не понимал, что с ним происходило. Он постоянно думал о девушке, представлял её лицо, волосы, фигуру, голос, каждый её жест. Если её не было рядом, стоило закрыть глаза, как её образ тут же вставал перед ним и не отпускал ни на мгновение. Иван проводил с нею все дни и вечера, и его родители, соскучившиеся по сыну, обижались, что он уделял им слишком мало внимания.
– Дело молодое, – говорил отец матери, но чувствовалось по голосу, что он расстроен. Наконец, родители, не выдержав, предложили Ивану познакомить их с его девушкой, и Иван пригласил Варю к себе домой. Варя испугалась приглашения и начала отнекиваться:
– Зачем, что они подумают? Кто я такая? – говорила она, а Иван обнял её за плечи, и, не отвечая на её вопросы, вдруг сказал:
– Варька, я люблю тебя, будешь меня ждать?
– Я? Буду. Я тебя тоже …, очень. Только мне ещё год учиться.
– Ничего. Мы родителям обо всём расскажем, приеду в следующий отпуск, поженимся. А то в ЗАГС заявление за три месяца подавать надо. У меня отпуск уже кончается. Всего пять дней осталось, – и тут Ивана осенило: – Ой, я же военный. Мне не надо ждать. Нас должны сразу расписать. Возьмём паспорта и пойдём. Вот я дурак! У тебя же платья нет! Я-то могу и в форме, а тебе платье надо.
– Не надо мне платья. Я могу в выпускном. Оно у меня белое. Сойдёт.
В этот же день они объявили о своём решении родителям. Сначала огорошили его отца и мать. Те поначалу опешили, но Варя им сразу понравилась – тихая, вежливая, скромная, всё время держалась за руку Ивана. Никаких препятствий с их стороны не было. Наоборот помогали, как могли подготовиться. Вот и кафе сумели снять и свадебный торт достали.
Труднее было говорить с родителями Вари. Точнее с её мачехой. Именно мачехой, как узнал Иван. Варя рассказала ему свою историю перед тем, как они собрались поговорить с ними.
Родители Вари жили в крупном совхозе на самом Западе страны. Отец работал инженером в песчаном карьере, расположенном неподалёку, а мать в правлении. Оба были очень красивы, и их считали удачной и счастливой парой. Отец был темноволос и голубоглаз, мать – белокурая красавица. Варя унаследовала от матери великолепные волосы, а от отца большие голубые глаза. У них и правда была счастливая семья. Поначалу. Но потом у матери на работе появился новый директор, и она стала всё дольше задерживаться по вечерам, всё реже проводила с семьёй выходные, объясняя свою занятость срочной работой. А потом и вовсе объявила мужу, что уходит от него к другому. Варя была уже в восьмом классе, и мать предложила дочери уйти вместе с собой в новую семью, но дочь очень любила отца и не понимала, как можно его бросить. К тому же, она почувствовала, что, если уйдёт с матерью, отец этого не вынесет. Мать ушла одна, а Варя ещё долго не могла простить ей предательство. В их селе была лишь восьмилетняя школа, поэтому после её окончания девушке пришлось пойти в девятый класс в районном центре. Варя поселилась в пришкольном интернате для приезжих, и домой приезжала только на выходные.
Первый год, когда они остались с отцом одни, был очень трудным. Посёлок небольшой, и родители то и дело сталкивались друг с другом. Отец сильно переживал эти встречи, и тут он встретил старого знакомого, приехавшего к родне, который после института работал, как раз в том городке, где жили родители Ивана. Знакомый рассказал, что у них на заводе не хватает хороших инженеров, и Варин отец, посоветовавшись с дочерью, решил сменить место жительства.
На заводе ему выделили служебное жильё – тот самый домик, где Иван и встретил Варю. На новом месте девочка пошла в десятый класс, а Иван, в тот год, уже окончил школу и поступил в училище. Потому они и не встретились раньше. Ещё через год Варя уехала из города в областной центр, учиться в университете. Отец остался один и через некоторое время женился на медсестре из местной поликлиники. Отношения у Вари с мачехой не сложились, и она стала приезжать домой очень редко. С родной матерью связь тоже оборвалась и Варя о ней долгое время ничего не знала.
Лишь через несколько лет после свадьбы до них дошло известие о том, что Варина мать умерла через два года после отъезда мужа и дочери. Она пыталась родить ребёнка новому мужу, но возраст был уже не мал, беременность протекала тяжело, и в итоге врачам не удалось спасти ни её, ни ребёнка. Варя переживала это известие и мечтала когда-нибудь навестить могилу матери.
Мачеха, услышав о том, что Иван с Варей решили пожениться, долго ворчала, высказывала своё недовольство, и беспокоилась о лишних тратах. Но, поняв, что денег от неё не требуют, успокоилась и препятствовать не стала. Правда, и не помогала.
Через три дня Иван с Варей стояли в ЗАГСЕ. На невесте было красивое белое платье – Татьянино. Та, услышав новость, развернула бурную деятельность. Достала своё свадебное платье, почистила, погладила, чуть-чуть ушила, и Варька выглядела в нём замечательно. Никто не мог и подумать, что платье шито не на неё. Фату и перчатки купили сами, белые туфли у Вари нашлись. Свадьба получилась уютной и домашней.
А ещё через два дня Иван уезжал на Север. Варька должна была доучиваться в университете, а ему ещё предстояло решать вопросы с жильём и оформлением документов на приезд жены.
Глава 7
Мысли о жене и сыне были постоянными спутницами Ивана, но суровая действительность и неясное будущее были сейчас важнее. Улаф тоже тосковал по дому. Иван уже знал, что парень ещё не был женат и даже девушки пока не имел, но он был старшим кормильцем своей большой семьи. Отец, тоже рыбак, потерял здоровье в многочисленных плаваньях и в море его уже не брали. Мать никогда не работала, занимаясь домом и воспитанием шестерых детей, пятеро из которых были девчонки. Семья жила небогато, а без Улафа им станет совсем плохо.
Иван видел, что Улаф всё больше приходит в отчаянье, и пытался успокаивать его, как мог. Подбадривая товарища по несчастью, Иван сам старался собраться и не показывать свою, всё возрастающую тревогу. Их положение обещало превратиться в безнадёжное. Время не спеша добралось до июня и медленно поползло дальше.
Полярный день был уже в разгаре, следить за меняющимися сутками стало гораздо труднее. Солнце гуляло по небу и пряталось время от времени только за тучами, которые несли с собой то снежные заряды, то мелкий нудный дождичек, а то и вовсе нечто среднее – тяжёлое и мокрое. С неба сыпались огромные снежинки, превращающиеся в полёте в грузные дождевые капли. Вода не задерживалась на каменистых склонах, и быстро скатывалась в море. Хорошо это было только для лодки, которая могла бы совсем рассохнуться без воды. На воду моряки её не спускали, боялись за потёртый старый трос. Если оборвётся, в другой раз из воды её не вытащишь, и привязать будет нечем. Они всё ещё возлагали надежды на лодку. Да и на что ещё они могли надеяться? Никакие суда в эту островную часть явно не заходили.
Иван всё ломал голову над тем, как заделать течь в шлюпке. Пробоина была невелика, но достаточная для того, чтобы небольшая посудина с двумя моряками на борту затонула за несколько часов плаванья. Даже постоянное вычерпывание воды не дало бы больших результатов. К тому же края пробоины были рваными и понемногу крошились. Залатать её было нечем, да, и как бы держалась заплатка? Следовательно, дыру надо было плотно затыкать и укреплять края. Но, как это можно сделать, не имея никаких подручных средств, ни Иван, ни Улаф не представляли. Неожиданно помог случай.
Старый парусиновый плащ, найденный в домике, и под которым они теперь спали, был настолько ветхим, что постоянно трещал и расходился по швам, грозя вскоре совсем превратиться в сплошную дыру. Однажды утром от него отвалился рукав, и Улаф долго разглядывал его, соображая, что с ним делать. Наконец, видимо озарённый какой-то мыслью, он взял рукав и нож, и вышел на улицу. Там он собрал мелких сучьев. Поломал и порезал их ножом, как можно мельче, набил ими рукав и завязал его концы небольшими кусочками бечёвки. Получилось что-то вроде небольшой подушки, которую он и положил на лавку.
Улаф, совсем по детски, радовался своему творению, а Иван смотрел на него, расширившимися от восторга глазами. Улаф даже удивился, произведённому им эффекту. Но Иван радовался не подушке, а той идее, которая пришла ему в голову при виде этого старого рукава, превратившегося в нечто полезное.
– Вот именно так! Именно так мы и заделаем пробоину, – радостно сообщил он Улафу и потащил его опять на улицу. Там на голой земле, он веткой нарисовал, ту затычку, которая и была нужна.
– Мы возьмём рукав, завяжем один конец, набьём его землёй, вставим в пробоину и опять завяжем. Земля распределится и закроет дыру. Я видел недалеко небольшую сосёнку. С неё можно собрать смолу. Засмолим края пробоины. Чтобы не расползалась, и рукав тоже надо промазать, чтобы прилегал плотнее, – объяснял Иван свою идею.
Улаф внимательно слушал, кивал, но в какой-то момент на его лице появилось сомнение.
– Земля.. Как это..? Уйдёт земля. Вода попадать на рукав и земля уйдёт. Дыра опять, опять… Так нет… Другой надо..
– Да, не подумал. Да, и ткань совсем ветхая, не выдержит. Надо что-то другое, – расстроенно протянул Иван. Но толчок размышлениям был дан в нужном направлении, и они стали увлечённо обсуждать разные варианты ремонта.
Наконец, решили вставить в пробоину деревянную затычку, выстругав её под нужный размер. А затем залатать лодку снаружи, использовав для этого дощечку от небольшой полочки, висевшей на стене. На внутреннюю часть можно пожертвовать одну из жестяных банок из-под тушёнки. Главным теперь было собирание смолы. Набрать её нужно было много. Смола должна была заполнить пустоты вокруг затычки и послужить закрепителем заплат. А с внутренней стороны решено было использовать и мешочек с землёй, чтобы придерживал своим весом заплатку. Всё же у них не было полной уверенности в крепости подобного устройства и стойкости смолы. Да, и заплатки закрепить, не имея гвоздей, было достаточно сложно. Пришлось пожертвовать частью лески.
Обсудив все детали ремонта, товарищи по несчастью наметили и план своих действий. Теперь у них появилась цель, к тому же цель, которую можно было осуществить, и они с воодушевлением принялись за работу.
Как оказалось, сделать надо было много. Кроме ремонта самой лодки надо было запастись едой и питьевой водой. Хотя другие острова были видны и явно досягаемы, но питьевой воды на них могло и не оказаться. Снег уже почти везде растаял, и на него рассчитывать не приходилось. Необходимо было заготовить и рыбу – единственная пища, которая им была ещё доступна. Конечно, всегда можно было половить и с борта лодки, но сырую её есть не будешь. Хлеб, консервы и крупа у них уже давно закончились. Закончился и спирт Улафа. С собою нужно было взять как можно больше вяленой рыбы.
Собирание смолы, заделка пробоины, ловля и вяление рыбы заняли целую неделю. По вечерам Иван с Улафом рисовали на песчаном берегу карту местности, пытаясь вспомнить все виденные ими лоцманские карты, определяя по мхам и солнцу стороны света и, жарко споря о том, в каком направлении лучше плыть. Улаф склонялся к тому, что плыть надо в сторону предполагаемого берега, а Ивану больше по душе был путь в открытое море. Всё же надеялся ещё на чудо увидеть свой корабль и вернуться на родину, а не попасть в руки к норвежским или иным властям. Однако, трезвая мысль о том, что такое путешествие было и более опасным и совсем непредсказуемым, заставила его согласиться с доводами Улафа. Оставалось только положиться на судьбу и, на такую необходимую им, удачу.
