Анастасия Логинова
Моё чужое имя
Глава 1. Таня
март 2011г., Москва
Таня выпрыгнула из переполненной маршрутки, и сразу же ее закрутил порыв ветра с мокрым, тающим на лету снегом. Бежать от остановки до офиса совсем немного, но этот отрывок пути был самым неприятным. Каблуки-шпильки скользили по заледенелой тротуарной плитке, ветер подхватывал полы модного пальто и оголял ноги в одних чулках. Ужас, как холодно! Чтобы чуть согреться, Таня начала мечтать, как сейчас прибежит к себе в кабинет – шеф еще, конечно, не пришел, поэтому можно будет спокойно сидеть возле обогревателя и пить горячий кофе.
За стеклянной дверью офисного здания стояли двое охранников и почему-то улыбались. Худшей смены и не представить: с Валерой Таня безуспешно пыталась расстаться уже третий месяц, а дружок его, Антон, и того хуже.
– Доброе утро, Татьяна Леонидовна, – Антон не поленился выйти к ней на мороз и решительно не позволял войти в теплый уютный вестибюль. – А у нас с сегодняшнего дня новое правило: досматриваем личные вещи сотрудников на входе.
Лицо у него было столь серьезным, что на миг Таня даже поверила в эту чушь и выпустила из рук сумочку и папку с бумагами. Лишь когда Антон скрылся за дверью, она сообразила, что это его очередная дурацкая шутка. Она вспылила:
– Антон, ты совсем страх потерял?! Там важные документы, верни сейчас же!
Таня изо всех сил принялась дергать ручку запертой двери – хоть и недолго, дверь тут же распахнул Валера. Этот строгого охранника изображать не пытался: лицо его было подобострастным, а глаза щенячьими:
– Таня, вот, возьми… – он протягивал похищенные вещи, – Антон, ты и правда уже достал всех! Еще раз такое устроишь, я лично тебе…
Таня не дослушала: отмахнулась с раздражением, отобрала папку с бумагами и, не глядя больше на парочку, направилась к себе. Ребенку понятно, что спектакль разыгрывался только для того, чтобы она принялась благодарить «спасителя» и на радостях реанимировала их отношения.
В приемной Таня первым делом включила кофеварку, потом долго и тщательно приводила в порядок медно-рыжие волосы и лицо с чуть поплывшим от мокрого снега макияжем. И лишь когда осталась довольна результатом –для очистки совести – толкнула дверь шефа. Та неожиданно легко поддалась.
– Ой… Дмитрий Николаевич, вы так рано сегодня? – Таня незаметно сверилась с часами, но рабочий день еще и правда не наступил. Впрочем, она быстро взяла себя в руки: – Что-нибудь нужно?
Митенька – так за глаза служащие конторы звали шефа – ответил не сразу. Причиной тому была бутылка коньяка, опустошенная им, скорее всего, в одиночестве.
– Может, кофе? – подсказала Таня.
Среагировать и на этот вопрос шеф не успел, потому что на его столе требовательно заверещал телефон. Митенька сжал виски ладонями и междометиями велел: «Ответь!». Таня послушно взяла трубку:
– Приемная компании «Оникс».
– Танюша… – Таня всегда удивлялась способности Вячеслава Петровича Левченко, дяди их шефа, запоминать имена всех-всех из его окружения. Даже тех, которые ему, казалось бы, сто лет не понадобятся, как Таня. – Танюша, мой где, не знаешь?
– Дмитрий Николаевич уже приехал, но сейчас на минуту отошел. Что-то передать ему? – предельно вежливо пропела Таня.
Будто Левченко и правда мог хоть на миг поверить, что его племянник чуть свет явился в офис, чтобы выполнить какие-то дела, но, вот незадача, отлучился по делам еще более важным. Такие «ночевки» не были для Митеньки особенной редкостью – знала об этом Таня, и знал об этом Левченко.
Левченко, разумеется, догадался, что племянник сейчас лыка не изволил вязать. Вячеслав Петрович Левченко неразборчиво рыкнул что-то мимо трубки и сухо распорядился:
– Я буду через два часа – приведи его в порядок, ясно?
И, не дождавшись ответа, положил трубку.
– Ваш дядя звонил, – ответила Таня на немой вопрос шефа, – сказал, что будет через два часа.
Митенька, услышав слово «дядя», беззвучно зашевелил губами – видимо матерился – неуклюже поднялся с директорского кресла и начал приглаживать торчащие во все стороны волосы.
– Кофе мне свари крепкий и… – он болезненно закрыл глаза.
– Аспирин?
– Да, и аспирин сбегай купи, но сначала бутылку… убери куда-нибудь из кабинета…
Таня плотно прикрыла дверь и вздохнула: «Сбегай… я что – курьером сюда устраивалась?!».
В компании «Оникс» Таня занимала должность начальника юридического отдела. Название громкое, но на деле она занималась тем, что печатала документы, что ей пришлют, подсовывала их на подпись шефу да расфасовывала по папкам. Папки с документами – Танина гордость, в них всегда был безупречный порядок, ни одна налоговая не подкопается. Митеньки до того порядка дела не было, а вот Вячеслав Петрович очень ценил. Почему Вячеслав Петрович? Потому что именно юристы его конторы присылали Таниному шефу на подпись те самые документы. Митенька их подмахивал не глядя, он выполнял все распоряжения дяди, не вникая в суть. За него вникала Таня. В ее обязанности это, вообще-то не входило – сомневаться в профессионализме своих юристов Левченко не позволял – но Тане было любопытно. К тому же, нет-нет, да и узнаешь из тех бумаг что-то полезное.
Ну а что до шефа… с Левченко-младшим Таня достаточно времени проработала вместе, и удивить ее он уже вряд ли чем-то мог. Митенька – он и есть Митенька. Гендиректор… Он занимался исключительно тем, что крутил роман с секретаршей Леной – абсолютно бесполезным предметом обстановки в их офисе, да заказывал себе раз в месяц визитки с голограммой. В офисе появлялся нечасто, а если и появлялся, то почти всегда оставался ночевать в личном кабинете, как вчера. Просто дома «потерявшегося» племянника дядюшка будет искать в первую очередь, а то, что в офис тот ходит только для того, чтобы напиться и переночевать, Вячеслав Петрович, кажется, еще не осознал. А вообще, Левченко-старший Митеньку здорово достает – даже жалко его иногда…
Припрятав пустую бутылку так, чтобы она не попадалась на глаза, Таня спустилась вниз к ребятам из «Брэнда», их охранникам, и снова наткнулась на щенячий взгляд, устремленный на нее. Впрочем, сейчас Валера пришелся кстати: хватило нежной улыбки и легкого прикосновения, чтобы он тотчас почувствовал надежду и сорвался с места, чтобы бежать в аптеку.
Вообще-то Валера хороший парень. Не его вина, что они такие разные, и разного хотят от жизни. Таня столько сил приложила, чтобы добиться того, чего добилась: переехала в Москву, училась без праздников и выходных, отказывала себе во всех удовольствиях, чтобы только заполучить это место, эту работу! А он… работает охранником, расти и развиваться не хочет, а мечтает жениться да поскорее обзавестись семьей в своей однушке в Подмосковье, где живет вместе с мамой. И в самом деле, похоже, не понимает, что Тане это счастье даром не нужно!
Шефу Танина помощь больше не понадобилась – явилась его Лена и начала над ним хлопотать, словно курица над цыпленком: кофе его отпаивать, умывать, одежду и волосы приводить в божеское состояние. Ну а Таня начала свой рабочий день: если Лена была ответственной за сердце шефа, то она больше за документацию.
Порядок в мыслях, как известно, возможно установить только после порядка на рабочем столе, потому Таня первым делом удостоверилась, что все бумаги по-прежнему лежат в строгом порядке. Затем она смахнула со стола и полок одной ей заметную пыль, накопившуюся за выходные, и потом только раскрыла ежедневник, чтобы свериться со списком обязательных дел. И тут же нахмурилась, глядя на первую запись. Сегодня ночью в Москву должна была вернуться Екатерина Астафьева: она отсутствовала три недели, и за это время Таня твердо решила, что тянуть больше некуда и нужно действовать. Набрать ее номер прямо сейчас и договориться о встрече. Но как же страшно было это делать…
Екатерина Андреевна была ровесницей Тани, ей не больше лет двадцати семи, но держала она себя подчеркнуто холодно и высокомерно. К ней даже в мыслях непривычно было обращаться фамильярно. Впрочем, с другими та была куда приветливее, но кто для нее Таня? Безымянная девочка-провинциалка, секретарша в папочкиной конторе, почти что прислуга. Кто церемонится с прислугой? Да, Таня уже год, как не работает на Астафьевых, и от провинциалки в ней давно ничего не осталось – пять лет учебы и работа в Москве определенно добавили ей столичного лоска и соответствующих манер, которых она набралась, в том числе, и у Екатерины Андреевны. Только перед дочкой Андрея Михайловича Таня до сих пор пасовала. А после всего того, что сопутствовало увольнению, Таня и вовсе ее побаивалась.
Но делать нечего. Давно все решено и обдумано со всей тщательностью, как умела Таня. Она придвинула к себе телефон и набрала выученный наизусть номер.
– Екатерина Андреевна? – заговорила девушка в трубку, изо всех сил придавая голосу уверенность. – Это Татьяна Шорохова… вы меня, наверное, не помните – я была ассистентом Андрея Михайловича в «Феликсе»…
– Отчего же, прекрасно помню. Вас разве забудешь.
Таня поежилась: столь явная неприязнь спустя даже время ее покоробила. За что?! И мысли спутались. А Екатерина Андреевна раздраженно поторопила:
– У меня мало времени. Что вам нужно?
Откровенное хамство заставило почувствовать злость – и придало сил. Таня все правильно делает. Таких нужно наказывать.
– Боюсь, что это вам нужно, а не мне, Екатерина Андреевна. – Голос чуть подрагивал, и ладошки вспотели, но Таня шла до конца: – я только недавно нашла в себе силы разобрать коробку с вещами из моего кабинета в «Феликсе» и… понятия не имею, как это туда попало, но у меня оказались кое-какие документы Андрея Михайловича. Это касается «Меридиана».
Екатерина Андреевна теперь молчала. Еще бы! Таня уж захотела тоже съязвить, что у нее мало времени, но, пока решалась и набиралась смелости, Астафьева заговорила – зло и требовательно:
– Что вы знаете? Говорите немедленно!
А Таня только теперь выдохнула: сработало! Теперь она беседовала неспешно, куда спокойней и наслаждаясь интересом к себе:
– Это распечатка одного банковского счета. Не знаю, каким образом Андрей Михайлович достал эту информацию и тем более не знаю, как они оказались в этой коробке… впрочем, такая неразбериха была, когда… все случилось. Здесь указано, что «Меридиан» перечислял довольно большие суммы в один из европейских банков на счет господина Патрова…
– Хорошо, Татьяна, это не по телефону, – перебила ее собеседница. – Где вы сейчас?
– В офисе «Оникса».
– Вы одна?
– Нет…
Екатерина Андреевна помолчала, видимо, решая, стоит ли приезжать в офис Левченко в разгар рабочего дня – и решила, что не стоит.
– Я буду в кафе у метро через два часа, – она назвала адрес. – Жду вас там. С бумагами.
И отключилась, не дав Тане возразить. Впрочем, девушка и не собиралась спорить: складывалось все очень неплохо.
Вскоре приехал Левченко-старший, долго о чем-то толковал с племянником. Уехал. Ленка как обычно некстати понесла им в кабинет кофе, а вышла в слезах: Левченко-старший любовницу племянника на дух не переносил, а она, дурочка, все надеялась, что такие как Левченко впустят ее в свою семью.
От Митеньки, правда, этого можно было и дождаться: он с Ленки пылинки сдувал, если бы не дядя, то, может, и женился бы даже. И что он в ней увидел? Таня справедливо считала, что она и стройней Ленки, и красивее, и новый цвет волос ей очень шел. Таня лишний раз бросила взгляд в настенное зеркало рядом с ее столом и – вдруг нахмурилась. Представила, как ухмыльнется Екатерина Андреевна, впервые увидев ее рыжей и с этой стрижкой. Снова подумает, чего доброго, что Таня ей подражает, как наверняка подумала тогда, в суде, увидев у Тани такую же сумочку, как у нее самой.
Обязательно ухмыльнется… Ну ничего. Ну и пусть. Скоро это станет совсем неважно.
На встречу с Екатериной Андреевной Таня собралась заблаговременно. Слишком важным было дело, чтобы не дай бог опоздать.
– Лена, я на пару часов уеду. Это по делу. Вячеслав Петрович просил, – добавила она на всякий случай.
Лена безразлично пожала плечами. Уточнять у Вячеслава Петровича секретарша, конечно бы, не стала, а Митенька на такие отлучки внимания не обращал, так что Таня ничем не рисковала.
Таня же прихватила синюю пластиковую папку, ради которой и был весь сыр-бор, умчалась. На проходной, правда, пришлось задержаться: Валера, вцепившись пальцами в автомат, которыми зачем-то круглосуточно были вооружены все охранники из «Брэнда», робко спросил:
– Таня, а ты сегодня вечером занята? Может быть, встретимся? Я столик заказал в японском ресторане. Который тебе понравился, помнишь? На Тверской.
И снова этот щенячий взгляд.
– На Тверской? – Таня задержалась, застегивая пальто. И внезапно для самой себя согласилась: – Хорошо. Только если не очень поздно.
И вышла на улицу, улыбаясь хмурому мартовскому небу и своим мыслям. С Валерой теперь уж точно покончено, но почему бы и не поужинать в хорошем ресторане? Тем более, что ей, кажется, есть, что отпраздновать.
Глава 2. Екатерина Андреевна
Тем же утром
Катерина с самого утра поняла, что день будет неудачным – еще когда не сработал будильник, заставив ее проспать на добрых полчаса. Потом сломалась кофеварка, и пришлось возиться с туркой и газовой плитой. С непривычки получилось плохо: кофе убежал, залив и плиту, и пол. Потом выяснилось, что кофеварка не сломалась, а просто отключили электричество, и когда включат снова неизвестно. Поэтому за дверь своей квартиры Катя выскочила раздраженная, одетая наспех, с непросушенными волосами и разряженным, с одним делением, телефоном. Только захлопнула дверь, как спохватилась, отключила ли газ – пламя-то залил убежавший кофе, а вот газ… Полезла в сумку за ключами, но тут зашелся трелью телефон.
Звонили не с работы – звонил Димка, жених. Так рано он никогда не звонил, Дима вообще любил поспать подольше, потому, собственно, до сих пор и не съехались: слишком уж не совпадали графики и образ жизни. Встревоженная, Катя, конечно, ответила. Хотя голос на том конце был сонным и развязанным:
– Привет, кисуля, как дела?
– Ты пьяный, что ли? В восемь утра? – сообразила Катя. За Димкой, к сожалению, водилось.
– Да нет, что ты… простыл только. Ты где, милая?
– Дома, конечно… то есть, на работу бегу, – Катя сверилась с часами и, чертыхнувшись, еще раз вдавила кнопку лифта, надеясь, что так он приедет быстрее. – Что у тебя случилось? Тебя забрать откуда-то?
Завис на всю ночь в клубе, а теперь не может поймать такси. И это тоже за Димкой водилось. Это называлось обычная суббота. Или среда. Или понедельник, как сегодня.
Но Димка живо запротестовал:
– Нет-нет-нет, я на работе, правда! – принялся уверять он. – Я что не могу просто так позвонить и спросить, что ты делаешь?
– Ты? – Катя искренне рассмеялась. – Нет, ты не можешь, тебе всегда что-то нужно, милый.
– Не что-то, а кто-то, – голос Димки стал низким и бархатным. – Ты, кисуля. Ты всегда мне нужна, каждую минуту. Я, может быть, хочу тебя на ужин пригласить.
Обычно Катю такой голос заставлял хотя бы улыбнуться и тоже перейти на игривый тон, но почему-то не сегодня. Наверное, дело в дурацкой «кисуле». Нужно будет потом сказать ему, чтобы больше так ее не звал. Не сейчас сказать, потому что, отчаявшись дождаться лифта, Катя уже скоро спускалась по лестнице, и разговор ей мешал и наскучил. И Димка тоже наскучил.
– Сегодня не получится – деловой ужин, – соврала она. – И вечером приезжать не нужно, я вернусь поздно и уставшая.
– А… как насчет пообедать?
– Тоже не получится – море дел.
– То есть, весь день будешь занята?
– Увы.
– Жалко… Ну ладно, увидимся позже. Люблю тебя, кисуля.
Он отключился, и пошли монотонные гудки.
– А я тебя – нет! – в сердцах ответила им Катя.
И сама поразилась, каким искренним было это признание. Она даже остановилась прямо на ступеньках, долго и сосредоточенно глядя на выключенный телефон.
Удивительно, но никаких эмоций, кроме раздражения, Дима у нее не вызывал. А ведь они еще даже не женаты… Покопавшись в себе, Катя сумела найти еще одну эмоцию – сожаление. Сожаление, что папы больше нет, и он не может подсказать, что ей делать с Димой. Он бы обязательно подсказал.
Папа был непростой человек, но после разговора с ним, и на самые сложные вопросы всегда находился простой и логичный ответ. А главное, появлялась уверенность, что ответ этот единственно верный, и появлялись силы, чтобы стоять на своем.
А сейчас… чувства и инстинкты кричали, что брак этот ей не нужен, и что года не пройдет, как раздражение вырстет в ненависть уже открытую. Однако чувствам противостояла холодная логика, которая монотонно и настойчиво твердила, что Дима если и не лучший, то вполне приемлемый вариант. Он из хорошей семьи, в семье этой ее любят едва ли не больше, чем самого Димку. Он милый, добрый, предсказуемый, мягкий и податливый. Для Кати три последних аргумента были немаловажны, ибо отношениями, в которых ломать себя и прогибаться приходилось ей самой, она насладилась сполна.
И мама ее поддерживала, мол, отец до свадьбы тоже был тем еще оболтусом, в девяностые даже с криминалом дело имел. А она слепила из него человека – прекрасного человека!
– Катюша, мужчина для женщины, которую любит, горы свернет! И сам изменится, и весь мир изменит. А Димочка тебя любит, это главное! И ты ведь его любишь, да, Катюша?
– Да, мама, конечно, – не могла не соглашаться Катя.
Мама – не отец. Мама человек простой, и в жизни у нее все просто и очевидно. И мама слишком погружена в себя, в свое с отцом безупречное прошлое, чтобы разглядеть, что Катя временами лукавит.
Более того, Катя вынуждена была в разговорах с мамой и сестрой преувеличивать Димкины достоинства и преуменьшать недостатки. Говорить, что влюблена, как школьница, что выбором своим довольна, и что вообще никого, лучше, чем он, в этом мире нет. Разумеется, после такого все ее высказанные вслух сомнения мама считала банальным предсвадебным мандражом, смеялась и снова, снова перебирала их старые фотографии с отцом.
Словом, Катя сама себя загнала в ловушку и теперь не знала, как из нее выбраться. И стоит ли вообще выбираться. В конце концов, от «кисули» она его очень быстро отучит, а в остальном… Дима ее и правда любит, а это главное.
Думы о делах сердечных и о Диме отошли на второй план тотчас, как Катя погрузилась в работу. Катя была помощником адвоката по уголовным делам в большой и солидной юридической фирме, дело свое любила, знала его превосходно и имела все шансы получить собственную практику, как только освободится место.
Работы сегодня действительно было невпроворот: информацию из командировки Катя привезла просто убойную – нужно было скорее сообщить руководству и начинать. Но прорваться с докладом было непросто: у начальства засел новый клиент, кажется, надолго. В это же время так некстати позвонила Шорохова, и Катерина опрометчиво назначила ей встречу на двенадцать, а уже через полчаса поняла, что ни за что не успеет. Она пыталась было перезвонить ей и встречу перенести, но батарея именно сейчас решила окончательно разрядиться, и телефон, прощально мигнув, отключился. А номера этой девицы у Кати попросту не было.
Немало времени ушло, чтобы найти зарядное устройство, а потом подпитать телефон хоть немного – а тут и начальник потребовал Катерину к себе для консультации с новым клиентом.
Клиент был с очень развитой мускулатурой, очень низким лбом, но с очень толстым кошельком. Изъяснялся языком воспитанника школы для трудных детей: на ломанном русском (увы, не по причине иной национальности) сообщил, что защитить от ментовского произвола (оказать юридические услуги) следовало его кореша (партнера по бизнесу), который вообще не при делах (живет строго в соответствии с законами РФ), а менты поганые (оперативная группа) среди ночи ворвались к нему на хату (в жилое помещение), навели шмон (провели обыск, в соответствии с постановлением следователя), да еще и подкинули, гады, в замурованный под паркетом тайник два пистолета системы «Тульский-Токарев», один глушитель к ним, коробку с боеприпасами и два паспорта, оба поддельные.
Проблема была в том, что клиент совершенно не представлял, откуда все это добро взялось в квартире «кореша», ведь тот честный и порядочный человек, несмотря на непогашенную судимость по статье за хранение оружия. Ну а раз честный, значит, «менты поганые» оружие и паспорта подбросили. Ну а как иначе?
Собственно, ради законного обоснования тезиса «оружие подбросили», клиент и явился в их контору, принеся с собой копии дела, невесть как добытые. Однако добыть обоснования оказалось еще труднее: опергруппа подготовилась. Протокол составлен правильно и недвусмысленно, подписи понятых присутствовали, ворох фототаблиц, по которым все ясно, как божий день, и даже видеосъемка в начличии.
Не подкопаешься.
Адвокат, умудренный опытом, собирался уже намекнуть, что понятых можно попробовать и подкупить, чтобы они «вспомнили», что видели, к примеру, что-то другое, а не оружие… Однако адвокат, справедливо опасающийся, что низколобый клиент переусердствует с понятыми и дойдет до откровенной уголовщины, позвал Астафьеву, чтобы та взглянула на материалы не замыленным глазом.
И, то ли глаз у Кати и правда был не замылен, то ли повезло впервые за день…
– Во сколько часов был составлен протокол? – спросила она, напряженно и долго разглядывая фототаблицы.
– В четырнадцать ноль-ноль, – адвокат посмотрел время в протоколе и, поняв, к чему она клонит, отмахнулся. – Нет, здесь все в порядке, ночного времени еще нет.
– А почему тогда часы, попавшие в кадр здесь и здесь, показывают двадцать два-пятнадцать? Ну или десять-пятнадцать утра? В любом случае, это противоречит показаниям протокола и прямо указывает на фальсификацию.
Адвокат даже привстал в попытке лучше рассмотреть фототаблицы. Все еще не верил в удачу:
– Может, часы стоят?
– Нет, здесь посмотрите, – покачала головой Катя, – верхний свет в квартире горит. А значит обыск точно проводили в ночное время, а не в четырнадцать ноль-ноль. Значит, имеет место быть не просто мелкая оплошность со временем, а умышленное процессуальное нарушение, потому как ни на какие обстоятельства, говорящие, что обыск не терпел отлагательств, в деле ссылок нет.
– Просто забыли о времени, выходит! – согласился адвокат и приободрился еще больше. – Обязательно нужно съездить по этому адресу и допросить понятых о точном времени, упомянув про ответственность за дачу ложных показаний. Не вам, разумеется, съездить! – остановил он клиента, уже привставшего, – а нашим сотрудникам. Возьметесь, Екатерина Андреевна?
Помедлив, Катя кивнула, но уже не с тем энтузиазмом. И везение ее таким уж везением теперь не показалось. Взяться за это дело, это значит доказывать в суде, что черное – это белое, а изъятое оружие, спрятанное бог знает для каких целей, можно вовсе не принимать всерьез лишь потому, что следователь оказался недостаточно компетентен. А главное, «кореш» их клиента с непогашенной судимостью снова окажется на свободе. И вряд ли он сменит свое хобби на коллекционирование марок.
Но папа бы, наверное, ее действия одобрил – Катя всего лишь делала свою работу. И полиция, глядишь, в следующий раз станет обходиться с законом более щепетильно.
Как бы там ни было, Катя живо отрапортовала новости по текущему делу и собралась, чтобы встретиться с понятыми по делу новому. Коллег перед выходом предупредила, что в офисе, вероятно, ее сегодня уже не будет – тем более, что нужно успеть заскочить домой и зарядить все-таки телефон полностью…
Выйдя же в пасмурный мартовский день, Катя взглянула на часы и подумала вдруг, что, возможно, еще успевает на встречу с Шороховой. Вдруг та ее дождется? Наверняка дождется! Катя скорее села за руль и поспешила в условленное место. Стоя на светофоре, она даже собралась позвонить Тане и договориться снова, но… палец сам скользнул, чтобы выбрать сначала «Список контактов». Салтыкова нужно предупредить обязательно – чем раньше, тем лучше. Но она медлила, как всегда. Как будто и рада была новому поводу ему позвонить – и страстно этого разговора не хотела. Боялась.
Но не звонить было нельзя. В конце концов, Сережи эта история касается ничуть не меньше, чем ее самой.
Глава 3. Адвокат
Старогорск
Полосатая красно-белая лента тянулась вдоль трассы Москва-Старогорск метров на двадцать, огораживая проезжую часть от обочины. Автомобилисты, издалека завидев посты ДПС, сбавляли скорость до километров в час, указанных на придорожных знаках, и пролетали мимо, мельком отметив странное скопление служебных машин на обочине. Машин, собственно, было пока не много – вот когда подъедет следственная группа, здесь будет настоящее скопление, а пока только дежурные – «Жигули» ДПС и два УАЗа Старогорского райуправления. Ну и моя «Бэха» с вашим покорным слугой. Был март в самом разгаре, но весны не чувствовалось. Снег только полчаса назад перестал падать, изо рта шел пар, а дэпээсник, охраняющий место, пританцовывал и косился на нас с «Бэхой». Подойти не решался. От посторонних, явившихся на место происшествия, всегда ждут только плохого, поэтому и право общаться с их владельцами предоставляют начальству. Кто их знает – спросишь у такого деятеля документики, а он тебе ксиву1 Московского ГУВД… Ну их… пусть начальство документы спрашивает…
У меня гувэдэшной ксивы не было, у меня было только скромное удостоверение адвоката. Светить своим удостоверением я пока не спешил, решил дождаться Юрку – адвокатов менты не любят… да и правильно, за что же им нас любить? А вот и микроавтобус с дежурным следователем и экспертом подкатил. Юрка вылетел из машины, конечно, первым, пружинистой походкой направился под откос трассы, куда уже была протопана тропинка. Про меня он вспомнил только когда дэпээсник снова начал на меня коситься:
– А, Никитин, хорошо, что приехал. Это со мной, – кинул он дэпээснику, и тот суетливо отодвинул ленточку ограждения для нас. Следом за нами в сосновый лесок вереницей потянулись практиканты, эксперты, следователь. Юрка Ваганов уже года полтора, как занимал должность заместителя начальника местного СК2, выезжать на место преступления вообще-то прерогатива дежурного следователя – что заставляло Ваганова мотаться почти на каждый труп лично – загадка.
Учитывая, что сегодня суббота, вытащили его, скорее всего, прямо из дома, а потом уже он вытащил из гостиницы меня – звонком по телефону. Сказал, что за городом нашли труп, возможно мой. В смысле, не мой, но тот, который я разыскиваю. В смысле, я разыскиваю не труп, а живого человека, но… всякое может быть.
– Стой! – Юрка резко остановился и, натыкаясь на спины впередиидущих, притормозила вся наша вереница. Ваганов присел на корточки и погладил ствол сосны у протоптанной тропинки. Это он не природу так любит, это он заметил клок черной шерстяной материи, приставший к шершавой коре. – Овцын, зафиксируй! – крикнул Юрка эксперту-технику, шедшему где-то позади.
– Это мы что, идем той же тропой, по которой его сюда тащили? – уточнил я.
– Ну да. Этот спуск с дороги как раз самый удобный. Только ни следов, ни отпечатков ботинок все равно уже не найдешь: наши все вытоптали, да и снег припорошил. Если только… Стой! – он снова резко присел на корточки и хмыкнул. – Если только опера заранее не побеспокоились.
Опера побеспокоились. Чуть с краю от тропинки аккуратно был расчищен от снега небольшой клочок земли, и четко виднелся глубокий хороший отпечаток подошвы. А рядом воткнута сосновая ветка, для приметы.
– Овцын, зафиксируй! – снова распорядился Юра и двинулся вперед.
Сам труп лежал чуть дальше, рядом с поваленной большой елью. Здесь же в стороне курили и негромко переговаривались оперативники. Максим Федин – невысокий и щуплый, с вечно торчащими огненно-рыжими волосами и маленькими колючими глазками – его я немного знал. Хоть я и пребывал в Старогорске всего второй день, но уже понял, что навестить местное РУВД и не познакомиться с лейтенантом Фединым невозможно.
Второй опер – бритый затылок, кожаная с поднятым воротником куртка. Сидя на корточках, он курил и пустым взглядом смотрел в пространство.
– О! Ваганыч, какие люди! – Резво двинулся навстречу к нам третий, заставляя вздрагивать лесную тишину от звуков своего голоса.
Этот был немного старше своих коллег, к тому же одет в форменную зимнюю куртку министерства внутренних дел, а на погонах его была изображена майорская звездочка, из чего я сделал вывод, что это начальник местного уголовного розыска. Он сиял и радовался, но радовался слишком делано. Сдается мне, что на самом деле он был доволен встречей с Вагановым куда меньше, чем показывал. Хотя, может быть, я не прав.
– Вот я умиляюсь, Ваганыч, – снова заговорил майор, – в разных конторах с тобой вроде служим, у разного начальства, ты сам начальник большой, я обратно – вошь мелкая… А сидим—то все равно в одном здании, в одних коридорах толкаемся … На заяву как не явишься – обязательно на тебя нарвешься! Уже за город, за тридцать километров нас с Соколком угнали, так нет – опять ты! До скольких лет собираешься по выездам мотаться?
– Кто бы о возрасте говорил, – огрызнулся Ваганов. – Самому пора давно помидоры на даче выращивать… Думаешь, мне твою рожу шибко приятно каждый день видеть?
Они остановились в двух шагах, недоверчиво друг на друга покосились, усмехнулись и приятельски пожали руки.
– Ты, кстати, можешь, порадоваться, – добавил Юрка, – я так, за компанию, как надзирающий орган, а работать тебе непосредственно вон с тем фраерком…
Молодой парень в кителе – сразу видно, что из очень интеллигентной семьи – с выражением лица «куда я попал?» оттирал что-то с рукава.
– Следак? – уточнил опер. – Практикант, что ли?
– Какой там… уже полгода в штате числится. Дела подшивать все учится.
– Какой-то он малахольный, по-моему?
– Зато с высшим образованием.
– С филологическим? – хохотнул майор.
– Типа того… Кончай базар, где жмур-то?
– Да вон под елкой лежит, что ему теперь сделается. А эт кто? – едва заметно опер качнул головой в мою сторону.
– Адвокат… – ответил за меня Ваганов. Только слепой бы не заметил, как внутренне подобрался майор. – Из Питера. Похоже, его клиент у вас лежит. Это начальник уголовного розыска майор Русаков.
Майор снова расслабился, но пожал мою руку неохотно:
– Можно просто Алексей, – насколько мог приветливо улыбнулся я.
– Можно просто майор Русаков, – с вызовом заявил тот.
Знакомство оказалось неудачным, хотя мне дружба с местными органами нужна была позарез.
– А сейчас, господа полицейские, гражданин адвокат будет нам труп опознавать, – сказал Ваганов в своей обычной мрачно-насмешливой манере. – Прошу…
