– Если бы со мной были несколько моих соплеменниц…
– Но где их взять?
– На Оллине. Вы можете отправиться туда и нанять несколько девушек. Десяток виолок усмирят этот остров, как пара хороших овчарок овечье стадо.
– Хорошо, я подумаю над твоим предложением… А пока – ступай за мной.
Они спустились в арсенал, и Глай сказал, что она может выбрать любое оружие по своему вкусу. Эльма сразу же взяла в руки длинный узкий алмостский меч из превосходной стали, в позолоченных, украшенных драгоценными камнями ножнах, хороший кинжал, "айосец" и пару метательных ножей. Нацепив на себя оружие, счастливая, как девчонка, получившая в подарок желанную куклу, бросилась на шею Глая и поцеловала его в обезображенную шрамом щеку.
На следующий день всё население острова поразила неслыханная новость: господин и повелитель лорд-капитан Глай удочерил пленницу, отданную ему Саксом за давний карточный долг, которая накануне устроила в замке побоище. Все ждали показательной казни, в крайнем случае, жестокого наказания, но такого не ожидал никто! Он сделал её не женой, не любовницей, а дочерью, назвал госпожой леди Эльмой и, более того, отдал во владение все земли и поделился полнотой власти! Но и это ещё не всё. Через несколько дней Глай послал корабль к каким-то дальним островам, откуда была родом эта сумасшедшая чужеземка с безжалостным сердцем гиззарда и нравом дикой кошки кери. Спустя месяц тот вернулся, привезя ещё одиннадцать чужеземок, одетых в чёрные кожаные костюмы, увешанных оружием с ног до головы, с замкнутыми холодными лицами и настороженными взглядами охотящегося йола.
Это казалось неслыханным, непонятным и подозрительным. Кто эта чужеземка? Не ведьма ли? Не околдовала ли она капитана заморскими чарами? Солдаты охраны и дружины тихо роптали. Но рабы, в особенности, бесправные запуганные рабыни, воспрянули духом. С появлением новой госпожи, и в замке, и на островах воцарился порядок. Никто не заставлял работать до изнеможения, не забивал без причины до смерти, не издевался ради удовольствия, не калечил, не насиловал и не убивал за малейшую провинность. Скорая на расправу рука госпожи и её юных, но таких же жестоких и беспощадных помощниц, настигала провинившегося везде. А попасть в безжалостные руки этих красоток было хуже, чем в лапы голодного гиззарда. Тот убивал быстро и неминуемо, девушки же могли причинить такую боль, не нанося при этом ни единого увечья, что провинившийся ещё долго содрогался, лишь увидев издали чёрный, расшитый шёлком и мелкими золотыми украшениями костюм.
Как только Эльма получила виолок, Глай отправился в рейс к далёкому континенту, где давно хотел побывать, но не решался надолго оставить владения. Он рассчитывал вернуться через несколько месяцев, и на это время Эльма оставалась полновластной хозяйкой четырнадцати больших и малых островов. Несколько раз в декаду, утром, после завтрака, она принимала доклады коменданта, командира охраны, сенешаля и старшин островов. Ей рассказывали о происшествиях, выносили на её суд споры и проступки, просили помощи в том или ином деле. Эльма старалась судить строго, но по справедливости, и вскоре завоевала если не любовь, то уважение большей части населения Глайсима, как называл свои владения капитан Глай. Были, конечно, и недовольные правлением, но таких со временем становилось всё меньше.
Приём, обычно, затягивался до обеда, после которого девушка, немного отдохнув, верхом или в коляске объезжала остров, или, на яхте Глая, посещала соседние острова с неожиданным визитом, чтобы своими глазами удостовериться, что доклады старшин не расходятся с действительным положением дел. Когда она этого не делала, то тренировалась с виолками, чтобы не потерять форму и сноровку.
Раз в декаду Эльма устраивала среди стражников и солдат соревнования, так называемые турниры, на которых те могли проявить силу, доблесть, ловкость и мастерство, и завоевать благосклонность госпожи. В эти дни не велись никакие работы, кроме необходимых, и рабы отдыхали в своих бараках.
Прошло два месяца. Наступил Сторам, или, как его называли моряки, Месяц Бурь – период, когда в морях Аквии бушевали грозы и штормы, особенно жестокие в этих широтах. Острова Глая от бушующих волн надёжно защищало кольцо рифов и скал, но жестокие ветры приносили много бед и разрушений. Иногда к берегам шторм пригонял несчастный корабль, пострадавший во время бури, который окончательно разбивался о рифы, защищавшие острова от непрошеных гостей.
После одной из бурь, свирепствовавшей несколько дней, стража доложила Эльме, что на Пограничный – маленький, скалистый, безжизненный и безлюдный островок на окраине, выбросило полуразбитый торговец со сломанной мачтой. Посланный баркас с солдатами привёз пленных – семь человек. Среди них были две женщины и трое раненых. Остальные, находившиеся на корабле, исчезли. Наверное, покинули судно, когда запахло жареным. С корабля сняли всё ценное и нужное, и перевезли в кладовые замка.
Когда Эльме сообщили о пленных, она спустилась во двор, чтобы решить их дальнейшую участь.
Стоя на высоком крыльце, она наблюдала, как повозка с ранеными, за которой брели понурые пленники, как раз въезжала в ворота замка. Возчик остановил повозку посреди двора, и Эльма спустилась, чтобы взглянуть на пленников. На дне повозки лежали два неподвижных тела. Один с обмотанной головой – сквозь повязку проступила запёкшаяся кровь. Второй без видимых повреждений, но выглядел хуже товарища. Третий раненый – со сломанной ногой – сидел в конце повозки. Возле него испуганно жались друг к другу две женщины в изорванных, мокрых и грязных платьях, а за ними, угрюмо понурившись, стояли двое мужчин.
Первым делом Эльма осмотрела раненого без видимых повреждений. Неподвижный и холодный, словно труп, с поверхностным и едва заметным дыханием, он не внушал оптимизма. Пульс прощупывался с трудом, зрачки не реагировали на свет. Шея была неестественно вывернута. Осторожно ощупав её, девушка поняла, что она повреждена. Этот мужчина только чудом до сих пор оставался жив. У второго, очевидно, разбита голова, он был без сознания.
За манипуляциями госпожи с любопытством наблюдали слуги и солдаты, которых привела во двор новость о пленных, а также испуганные пленники.
Закончив осмотр, Эльма обернулась к командиру стражи, стоявшему за её спиной, и, указав на раненого со сломанной шеей, произнесла:
– Этот не жилец. Добить и выбросить.
Командир подал знак, и один из стражников обнажил меч и всадил в сердце полумертвеца. Тот даже не почувствовал этого, просто перестал дышать. Пленницы испуганно вскрикнули и теснее прижались друг к другу.
Эльма с сомнением посмотрела на второго тяжелораненого, размышляя, не прикончить ли и его. Но тут одна из пленниц, та, что постарше, неожиданно вырвалась из объятий подруги, и, упав на колени, с мольбой протянула к виолке руки, страстно воскликнув:
– О, миледи! Не убивайте моего супруга, умоляю вас! Дайте ему шанс! Он сильный и быстро поправится! Молю вас, о милосердии, госпожа!
– Мне не нужны больные рабы. И у моих рабынь нет супругов, – холодно ответила Эльма.
Женщина отшатнулась, словно получила пощёчину, и её смуглое красивое лицо побледнело. Но она всё же прошептала дрожащим голосом:
– Пусть так… Всё равно, не убивайте его, миледи, он искусный резчик и ещё прислужится вам… Заклинаю вас именем вашей Богини-Матери!
Эльма пристально посмотрела на женщину и повернулась к Мюррею:
– Отведите пленниц в башню. Мужчин в катакомбы.
Катакомбами называлась подземная тюрьма, оборудованная в естественных пещерах под замком.
Командир подал знак стражникам и те, подталкивая пленных копьями, развели их в разные стороны. Эльма подозвала дока и приказала забрать раненых в лазарет и позаботиться о выздоровлении.
После обеда виолка пожелала понежиться на солнце, и расположилась на широком балконе, нависавшем над пропастью, обрывавшейся прямо в море – своём любимом месте отдыха.
Вечером она решила проведать пленных. Позвав коменданта Мюррея и Лайту, лучшую подругу среди виолок, спустилась в катакомбы и прошла к камере пленников. Их было двое – пожилой и молодой. Пожилой выглядел бывалым моряком и был одет, как моряк. Второй – мужчина с необычной внешностью – молодой и красивый. Его неброская, но миловидная, очаровывавшая красота, невольно привлекла внимание девушки ещё во дворе. Невысокий – всего на полголовы выше Эльмы, но хорошо сложенный и стройный. Удлинённое лицо с узкими скулами и правильными чертами, светло-серые лучистые глаза и выразительный рот; прекрасные густые, белоснежные волосы с лёгким серебряным отливом, длинными прядями спадавшие на плечи и заключавшие лицо в нежную светлую рамку. В отличие от волос, брови и ресницы тёмные и чётко выделялись на светлой коже. Из одежды на нём была лишь когда-то белая, а сейчас грязная и измятая сорочка и узкие штаны из плотного сукна, красиво облегавшие длинные стройные ноги и крепкий мускулистый зад. Босые ступни покрывали порезы от острых камней.
При появлении грозной госпожи моряк робко опустил глаза, а блондин ответил девушке прямым и спокойным взглядом, без тени страха или отчаяния.
Эльма заговорила нарочито холодным и жестоким тоном:
– Чтобы вам стало ясно ваше положение, хочу сообщить, что вы находитесь во владениях лорда Глая, искателя приключений и морского разбойника. Я его дочь и зовут меня госпожа Эльма. В данное время милорд отсутствует, и всеми делами заправляю я. В моей власти казнить вас либо помиловать, надеть рабский ошейник или отпустить на волю… Поэтому задам первый вопрос: можете ли вы себя выкупить?
Моряк ещё больше опустил голову и угрюмо молчал, а блондин ответил негромким приятным голосом:
– Наши вещи остались на корабле, и ваши люди, госпожа Эльма, вероятно уже забрали их… Так что у нас не осталось средств на выкуп.
Говорил он с необычным, но приятным мягким акцентом.
– Тогда, есть ли у вас родственники или друзья, которые могут уплатить за вас требуемую сумму?
Моряк продолжал угрюмо молчать, а блондин ответил:
– Моя родина так далеко, что выкуп не окупит дороги… Да и родственники не настолько меня любят, чтобы отдавать за мою свободу свои кровные деньги.
– Хорошо… Тогда следующий вопрос: каким ремеслом вы владеете или каким талантом наградили вас боги?
Моряк поднял голову и впервые взглянул на девушку.
– На корабле я был плотником, госпожа…
– Плотники нам нужны, – кивнула Эльма. – Я дарую тебе жизнь… Отведите его в бараки и определите в бригаду плотников, – приказала Мюррею. Тот кивнул одному из стражников, и мужчину вывели из камеры. – А что скажешь ты? – Эльма посмотрела на блондина.
– Боюсь вас разочаровать, госпожа Эльма, но я всего лишь торговец. Причём, не из удачливых.
– Не беда, чужеземец… – Виолка окинула мужчину оценивающим взглядом. – Ты молод и здоров, а нам нужны крепкие руки. Для каменоломни или переноски брёвен ты подойдёшь… Там не надо особого ума или умения, – насмешливо улыбнулась она. – Пусть побудет здесь, пока я подыщу ему подходящую должность, – сказала она Мюррею.
Затем Эльма прошла в башню, где, в одной из комнат на втором этаже, находились пленницы. Они выглядели лучше, чем утром, так как успели немного почиститься, привести себя в порядок и отдохнуть. У жены тяжелораненого были красные и опухшие от слёз глаза, по-видимому, она не переставала рыдать за мужем.
Здесь Эльма повторила то, что сказала мужчинам, и задала традиционный вопрос:
– Можете ли вы себя выкупить?
– Нет, – печально ответила старшая женщина. – У меня нет денег, даже если бы вернули наше имущество…
Младшая лишь молча покачала головой.
– Тогда, может, у вас есть родственники или знакомые, которые смогут заплатить за вас выкуп?
На глаза старшей вновь навернулись слёзы, и она отрицательно качнула головой. Младшая повторила её жест.
– Ну что ж… Значит, вы обе станете рабынями. Что вы умеете делать? Владеете ли каким-либо ремеслом или необычным умением, чтобы я подыскала вам работу по вашим способностям, а не отправила в притон развлекать солдат?
Услышав последние слова, старшая женщина снова залилась слезами, а младшая лишь сердито поджала губы и нахмурилась. Эльма уже заметила, что пленница, несмотря на юный возраст (ей едва ли исполнилось восемнадцать), держалась довольно мужественно. Она не рыдала, не билась в истерике, не дрожала от страха, хотя была несколько обеспокоена и напряжена. Девушка не казалась красавицей, хотя юное личико выглядело свежо и недурно. Его даже не портили густые веснушки, усыпавшие щёки и переносицу. Медно-рыжие волосы, аккуратно подобранные, добавляли шарма, и вся она выглядела более собранной и аккуратной, чем старшая товарка.
– Прекрати лить слёзы, женщина! – прикрикнула Эльма, которая, как все виолки, не терпела женских слабостей и слёз. – Они тебе не помогут! Отвечай на мой вопрос, или я прикажу выбросить тебя в море, как ненужный балласт!
– Нет, милостивая госпожа! Простите меня… – упала на колени женщина. – Я умею делать всё: шить, готовить, прислуживать… В юности я служила в приличном доме и многому научилась. Возьмите меня в служанки, и я буду верно служить вам, ведь я знакома с вашими обычаями… Я даже стану чтить вашу Богиню-Мать, если прикажите…
– Ей не нужны такие трусливые дочери, – с презрением ответила виолка. – Но ты второй раз упоминаешь Её имя. Откуда ты знаешь о нашей Богине и наших обычаях?
– Я служила в доме высокопоставленной «меченой» в Ландии. Это женщины-воины, которых обучают виолки в крепости имени Святой Лианны, и которые придерживаются верований и обычаев своих наставниц.
– Ты говоришь о Школе Меченосцев? – спросила заинтересованная Эльма, которая слышала об этой Школе ещё дома, на Оллине.
– Да, госпожа, я говорю о выпускнице этой Школы.
Услышав заинтересованность в голосе грозной госпожи, женщина приободрилась.
– Если ты знаешь наши обычаи, то должна понимать, что слезами виолку не разжалобить, а ты всё время рыдаешь…
– Простите, милостивая госпожа, я всего лишь слабая женщина… Я так много пережила в последнее время… – Она не рискнула спросить о судьбе мужа и продолжила: – Но я постараюсь взять себя в руки, очень постараюсь!
– Хорошо, я подумаю над твоими словами, женщина, – благосклонно кивнула Эльма и повернулась к другой. – А ты что умеешь, девушка?
– Я умею лечить травами, – на хорошем ассветском языке ответила пленница. – Меня этому научила бабушка, а она была знаменитой знахаркой. Я, также, знаю много заговоров и умею предсказывать будущее…
– И какое будущее ты предсказала себе? – усмехнулась Эльма.
– Предсказатели не могут видеть своё будущее. Но я предупреждала отца о смертельной опасности в этом путешествии. Он меня не послушался и погиб… – голос девушки дрогнул, и она крепче сжала челюсти, сдерживая эмоции.
Мужество и выдержка пленницы понравились Эльме, и она распорядилась:
– Этих двоих я беру себе. Пусть их приведут в порядок.
Комендант недовольно нахмурился, но возражать не посмел. На островах и так ощущался недостаток молодых и здоровых женщин, поэтому переход девчушки в апартаменты госпожи его не устраивал.
Женщины попадали в Глайсим в виде случайных пленниц или как добыча, захваченная на полуварварских островах. Редко удавалось захватить невольничий корабль с хорошенькими рабынями. Тогда Глай устраивал аукцион, прежде, выбрав самых лучших для своего гарема. Правда, он никогда не держал более двух десятков наложниц: постаревших и надоевших отправлял на аукцион либо дарил подчинённым.
Сейчас Мюррей положил глаз на старшую из женщин, потому что она была хороша собой, несмотря на опухшее от слёз лицо, и обладала прекрасной соблазнительной фигурой. А рыжеволосая, несмотря на юность, была худой и невзрачной.
Но комендант не рискнул спорить с госпожой из-за женщины, зная её крутой нрав и скорость расправы. Он лишь надеялся, что новая прислужница вскоре надоест или прогневит, и она прогонит её, как предыдущих прислужниц, бывших при ней. Эльма была строгой и капризной хозяйкой, и служанки у неё долго не задерживались. Одних она выгоняла за болтливость, других за лень, третьих за нерасторопность или неумелость… Провинившиеся отправлялись на низкие и грязные работы или на аукцион.
Когда Эльма и Лайта, покинув башню, направлялись к замку, подруга с улыбкой произнесла:
– Мне кажется или ты, в самом деле, положила глаз на блондинчика?
Эльма не стала скрывать, что чужеземец ей понравился.
– Так что, ты не отправишь его в каменоломню или на тростниковые поля?
– Конечно, нет.
– Возьмёшь себе?
– Не знаю… Ещё подумаю.
– Не думай долго… Если передумаешь, я возьму себе. Не возражаешь?
– Поищи другого, – усмехнулась Эльма. – Это мой мужчина.
– Уже твой?
– Уже мой, – кивнула виолка.
Спустя несколько дней, на одном из утренних докладов, комендант Мюррей спросил:
– Миледи, не могли бы вы определиться с последним пленником? Он только дурно ест хлеб.
– Я совсем о нём забыла, – слукавила Эльма. – Приведите его после приёма.
Когда мероприятие закончилось, и просители с докладчиками покинули замок, один из стражников ввёл в зал пленника. Эльма ещё восседала на «троне» – большом резном кресле с мягкими алыми подушками, стоявшем на возвышении у дальней стены. В нём, обычно, сидел Глай, но, в его отсутствие, девушка занимала его по данному ей праву.
Пленник выглядел бодрым и даже слегка весёлым, если судить по озорным огонькам, мелькавшим в сияющих глазах. Жестом отослав стражника, Эльма задумчиво посмотрела на мужчину.
– Как тебя зовут? – поинтересовалась.
– Брайт Нолтис.
Эльма невольно удивилась, так как по-ассветски его имя означало «светлый, яркий».
– Это твоё настоящее имя или ты его выдумал?
– Это имя моих предков, а так как я законный сын своих родителей, то имею на него полное право…
– Но ты ведь не ассвет, а «нолтис» ассветское слово.
– Я сандиец, родом из княжества Сандис, как и все мои предки. Возможно, мой пра-пра-прадед был ассветом, но об этом уже все забыли.
– Ладно, оставим твоих предков в покое… Сейчас я задам один вопрос, который решит твою дальнейшую судьбу. Ты сделаешь выбор, который определит твою последующую жизнь.
Эльма подала знак, и рабыня, стоявшая позади кресла, приблизилась. В руках она держала поднос, накрытый ярким шёлковым платком. Эльма сдёрнула покрывало и взяла в руки два рабских ошейника. Один бронзовый – предназначался для простых рабочих рабов. Другой серебряный, украшенный драгоценными камнями и красивой чеканкой. Такие носили «домашние любимцы» – приближённые к господам рабы и рабыни: певицы и танцовщицы, наложники и наложницы.
– Вот два шейных украшения, – произнесла Эльма, показывая их Брайту. – Ты знаешь, что они означают. Вопрос: какой из двух ты выбираешь?
Брайт, склонив голову на плечо, посмотрел сначала на один ошейник, затем взглянул на другой, и перевёл взгляд на лицо госпожи.
– Я вам нравлюсь, сударыня? – неожиданно спросил он. Эльма не ответила, продолжая выжидающе смотреть на мужчину. – В прошлом я содержал одну даму, когда дела мои были на подъёме, – продолжал Брайт. – Не думал, что подобное может произойти и со мной…
Эльма восприняла его слова, как выбор, и приказала:
– Подойди и опустись на колени.
Брайт повиновался, и Эльма застегнула на его шее серебряный ошейник.
– Отныне ты мой наложник, Брайт, – произнесла. – Ты не имеешь права спать ни с одной женщиной, кроме меня. А если нарушишь мой приказ, я поступлю с тобой согласно твоему проступку.
– Надолго ли мне оказана эта честь?
– Зависит от старания.
– А когда я вам надоем, что вы со мной сделаете?
– Отправлю на другие работы.
– А если я смогу угодить вам, могу ли я надеяться на свободу?
Эльма усмехнулась.
– Да, можешь. Я ценю смелость, верность и ум… Делай выводы.
– Благодарю за подсказку, госпожа, – склонил голову раб.
Эльма подала знак стоявшей в отдалении рабыне.
– Отведи новичка к сенешалю. Пусть его приведут в надлежащий статусу вид и поселят в одной из комнат моих апартаментов.
Новость о красавчике-наложнике мигом распространилась по замку и окрестностям. Все удивлялись беспечности и легкомыслию госпожи Эльмы, ведь, несмотря на то, что Глай назвал её дочерью, мало кто верил в их «родственные» отношения, подозревая, что чужеземка вскружила голову капитана женскими чарами и прекрасным телом. «Посмотрим, что скажет Глай, когда вернётся из похода» – стало эпилогом всех разговоров и пересудов.
То же самое сказала и Лайта, узнав о назначении пленника-блондина.
– А что Глай? – пожала плечами Эльма. – Я ему не жена, не любовница… Я не нарушаю клятву верности, заведя себе мужчину. А только она связывает нас, ничего более.
– Значит, если бы не клятва, ты покинула остров?
– Да.
– Но почему? – искренне удивилась девушка. – Разве тебе не нравится здесь? Ты всесильная госпожа, почти, как наша королева… Чем же ты недовольна?
– Я хотела посмотреть мир, а не прозябать на богами забытом острове…
– Что хорошего в мире? Везде то же самое, что и здесь: господа и слуги, правители и рабы, торговцы и воины… Мир кишит Саксами и Глаями, и не все из них так добры, как твой названый отец. Здесь ты в безопасности, а в большом мире снова можешь оказаться в лапах какого-нибудь Сакса.
– Может, ты и права… – со вздохом ответила Эльма. – Богиня-Мать подарила мне покой и уют после невзгод и бед, и не стоит её гневить своим недовольством… Но у меня есть ещё одна мечта…
– Какая?
– Я хочу, чтобы буря пригнала к нам корабль Сакса и он сам попал ко мне в руки.
– Что бы ты с ним сделала?
– О, я бы придумала ему наказание…
– Например?
– Ну… Например, я бы запрягла его в тележку с бочкой и заставила бы вывозить нечистоты из выгребной ямы… Или выколола бы ему глаза и прогнала бы в лес – пусть живёт, как знает.
– Ты жестока, Элли. Сакс обошёлся с тобой совсем неплохо: спас от смерти, не взял силой, хотя вполне мог, обращался вежливо и с некоторым уважением… Почему ты на него так взъелась?
– Потому, что он негодяй! – резко ответила Эльма. – Он поступил со мной нечестно, взял в плен хитростью, а не победил в честном бою, и продал, как вещь!
– О какой честности ты говоришь, Элли! – засмеялась Лайта. – Сакс пират, и поступил, как пират, а не как дворянин.
– Поэтому, я и не люблю пиратов.
– А ты сейчас кто? Пиратская дочь, морская леди, пиратка до мозга костей! Ты поступила с Брайтом, как Сакс с тобой. Буря разбила его корабль, а, вместо того, чтобы помочь бедолаге, как поступил бы любой благородный человек, ты надела на него ошейник и сделала своей игрушкой.
Слова подруги задели Эльму за живое. Каждое из них было правдой. Живя на острове, среди пиратов и негодяев, Эльма, невольно, переняла их порядки и приняла обычаи. Если бы она была подневольной и угнетённой рабыней, возможно, осталась бы такой, какой была прежде – чистой и честной девушкой. Но, став всесильной госпожой, она начала позволять себе многое из того, чего никогда бы не сделала прежде.
– С кем поведёшься, того и наберёшься, – буркнула Эльма.
– Ты права, со своими правилами в чужой дом не приходят, – кивнула Лайта. – Кому служишь, того и песни поёшь. Но тогда не надо отделять себя от тех, среди кого живёшь. Если мы среди пиратов – значит, мы пираты. А будем служить жрецам – станем святыми, – усмехнулась девушка.
– Да ты прямо философ, – подколола подругу Эльма. – Вот уж не ожидала от тебя таких мудрых речей.
– Когда-то у меня был умный любовник – учитель философии. Наверное, от него я нахваталась всяких глупостей, – засмеялась девушка.