Иннокентий Анненский
Стихотворения Я. П. Полонского как педагогический материал
Поэзия всегда существенно отличалась от прозы преобладанием метафоры (в разнообразных ее видах) в языках. Предметы, лишенные души и жизни, изображались в ней живыми, отвлеченные – осязательными. Наша обыденная речь, которая, особенно у простолюдинов, несравненно ближе к поэзии, чем к прозе, служит тому примером. Мы говорим день прошел, время пролетело, стон стоит, злая тоска, хотя все это выражения совершенно неточные и логически неправильные. К многим метафорам мы так привыкли, что их не замечаем, и лишь некоторый анализ может убедить нас, что во фразе: стоит прекрасная погода, заключается такая же метафора, как во фразе: кудрявый лес задремал на солнце. Мне представляется полезным, чтобы дети постоянно при анализе поэтических пьес отличали метафоры от логически точных выражений и среди метафор различали бы более употребительные и менее употребительные. Это, во-первых, может содействовать выработке точной речи, а во-вторых – пониманию оттенков в употребительных выражениях. Если мы вглядимся попристальнее в различные оттенки поэтической речи, то заметим, что ее живописность является результатом трех форм душевной работы: сравнения, анализа и синтеза. Сравнение кристаллизуется в метафору, является в полной двучленной форме, разрастается в параллелизм и аллегорию, оно принимает оттенки отрицательности, гиперболы, иронии и разнообразные виды контраста. Анализ свойств предмета или явления дает в результате такую черту, которая оказывается в воображении поэта наиболее характерною для данного предмета – и вот является эпитет. Отдельные поэтические штрихи и изображения не остаются разрозненными: они соединяются в целые фигуры, в группы, в картины – это работа синтеза. Я не останавливаю внимания читателя на особых примерах, потому что наблюдения над поэзией Полонского вероятно вполне выяснят то, что я сказал. Замечу только, что указания деления в сущности очень грубы. Всякое поэтическое явление оказывается результатом сложной душевной работы во-первых, а во-вторых, у всякого поэта, кроме его личной поэтической работы, есть богатый запас форм, который он бессознательно черпает из источника народной речи и мысли; как слова, так берет он и целые выражения, и мы бы ошиблись, если бы, например, встретив у поэта сочетания сине море, красна девица, стали видеть в этих сочетаниях результат его творческой деятельности. В области же самостоятельной работы поэта проявляются обыкновенно зараз все его творческие силы, и поэтические формы различаются лишь большим преобладанием одной из трех главных сил в их создании. Если мы скажем, например, железная воля, мы найдем здесь и сравнение (воли с железом) и выделение характерного признака (результат анализа), но анализ преобладает над сравнением. Обратное получим, разбирая выражение кремень-человек – здесь сильное сравнение; еще сильнее его преобладание в выражениях: сердце не камень, мальчик с пальчик.
Рассмотрим в поэзии Полонского группу метафор; большая часть из останавливающих на себе внимание, указывают на приписывание предмету свойств человека.
Ползет ночная тишина
Подслушивать ночные звуки.
Ясные звезды потупили взор,
Слушают звёзды ночной разговор.
Старая печаль
Опять в душе моей проснется.
На эти вершины,
Вечно объятые сном —
Облокотились руины.
Шепчется волна с утесом.
И насмешливо лепечет.
Начнет рыдать и петь вечерний соловей.
Соловей рыдает.
Соловью, чья песнь далеко
На заре в саду рыдала.
С этой последней метафорой можно сравнить прекрасную майковскую метафору в переводе эсхиловой «Кассандры» (отрывка):
Поет соловей, поливая страданье
В сладкозвучных рыданьях своих.
И тяжко стонет пароход.
Прикоснется ли клавиш – заплачет рояль.
Шушукают березы.
Плывут (льды) и в ясный день, и тают под лучами.
Роняя слезы в океан.
Пляшет тень веретена.
В горах бубенчики лепечут.
Труба хрипела.
Ночь глядит миллионами тусклых очей.
Белый призрак луны
Смотрит в душу мою и былую печаль
Наряжает в забытые сны.
То солнца
Глаза золотые глядят.
Ветер ставнями шатает.
Солнце поднимает
Из-за сосен шар свой.
И ему колосья кланяются в пояс.
Перед Божьим троном зажигая свечи.
И закапали серебряной росою
Слезы месяца.
Пример сложной метафоры, не переходящей в олицетворение:
(Ветер) Думал что воскреснет молодая фея:
Шевелил у мертвой, легкими крылами
И дышал в лицо ей влажными устами.
И запела пчела над малиной.
Нас добрая зима косматыми руками
Сгоняла…
Ребра утесов.
Лохмотья туч.
Уж растут, должно быть, к урожаю
На кладбищах новые кресты.
Как злое море под грозой.
Тоска-змея
Сосала сердце мне.
Я не привожу здесь примеров метафоры ходячей, вроде – дышать (гневом, войной), ласкает (ветерок).
Во всех указанных примерах метафоры можно, как мне кажется, с учеником составить тот первоначальный вид сравнения, из которого должна была выработаться та или другая метафора. При этом ученик, соображаясь с разбираемым местом стихотворения, должен определить при помощи учителя, какими подобными словами может замениться подчеркнутое слово; затем показать, из какого и в какой ряд предметов переносится предмет по своему значению. Например, дана метафора злое море. По этому поводу могут быть предложены следующие задачи: в каком слове метафорический (переносный) смысл? Из какого сравнения образовалось это выражение? (Ответ: из сравнения – море походит в бурю на злое существо). Нельзя ли заменять слово «злое» равносильными (сердитое, свирепое, буйное)? Определите несколько оттенков этих слов. Из какого разряда предметов и в какой перешло море, благодаря эпитету злое? (Из разряда неодушевленных в разряд одушевленных). Мы, впрочем, не думаем, чтобы можно было ограничиться всегда указанной формой вопросов. Несомненно, что они могут разнообразиться и усложняться от частных педагогических условий.
