Иннокентий Белов
Маг 17
Глава 1
Николай Второй крутит головой, видно, что сильно переживает тот непонятный и волнительный момент, что его свергнут с трона какие-то адвокаты средней руки и патентованные американские шпионы. Потом говорит об этом мне с недоумением, как такое, мол, может случиться.
– И еще французские масоны, государь, во Временном правительстве они будут все до единого.
Кажется, там один покойник Гучков не состоял в масонской французской ложе, но он уже во Временное правительство не попадет никак. Вовремя я постарался встретить его в подъезде.
Самый богатый человек России – и без охраны!
Но именно такое знание мне помогает понять, откуда взялась настолько сплоченная общей задачей группа в Думе.
Теперь еще Терещенко, киевского сахарозаводчика, придется мне лично ликвидировать, он на ликвидацию самодержавия и подкуп генералов потратил десятки миллионов рублей личных средств, не считая наверняка невозвратного американского кредита.
– Так что, государь, придется обязательно вводить статус иностранного агента и с таким клеймом нельзя будет не только избираться в депутаты Думы, но и участвовать в общественной деятельности и политических партиях, публиковать свои статьи в газетах и журналах. Получил финансирование от чужого государства хоть на один рубль – значит, разваливаешь свою страну, значит – враг родины своей, России. Вопрос придется ставить только так. Готовься к тому, что люди с холодными руками и горячим сердцем зададут тебе в очень неуютном месте важные вопросы. На которые нельзя не ответить честно.
– Да, государь, придется отчаянно защищаться, а разрыв всех отношений со странами Антанты в определенный подходящий момент – это необходимый и первостепенный по значимости шаг. Без такого разрыва Германия нам ни за что не поверит. Кайзер и немецкие генералы знают все наши планы наизусть.
– А наши долги этим странам? Как быть с ними? Там одних процентов сколько!
– Долги будем отдавать, только если влезть в войну, их количество потом однозначно потопит страну. Насколько я помню, они вырастут с шести миллиардов до десяти миллиардов рублей чисто государственных долгов. Пока на выплату долга тратится пять-шесть процентов от бюджета – это весьма комфортные цифры. На время, когда ведутся боевые действия, просто заморозим все выплаты той же Франции, а вот Германии будем платить, там деньги совсем другие выходят. За время войны инфляция здорово обесценит все деньги, и франк, и фунт стерлингов, и рубль наш. А уж как марка немецкая обесценится – просто невероятно. Так что только приобретем от этого уменьшение долгового бремени. Что-то мне подсказывает, что у торгующей со всем миром России будет гораздо больше возможностей заработать, чем у воюющей, изнемогающей страны. В торговле наша сила, а война только в пропасть приведет, – говорю я свои искренние мысли.
– Мне в принципе понятна ваша мысль, – покачал головой император. – Однако, остаются вопросы. Я вполне допускаю, что после покушения в Сараево Российская империя сможет не ввязаться в войну. Да, повод обвинить Сербию и ту же Францию в таком преступлении – достаточно серьезный, чтобы разорвать все договоры о военной взаимопомощи. Выглядеть это будет совершенно по-иезуитски, только оно того стоит. Дальше, я понимаю, что без изоляции этих ваших агентов иностранного влияния и разрыва дипломатических отношений нам будет крайне трудно выстоять перед внутренним врагом. Принять необходимые законы я смогу без особых проблем, имею для этого все права, так же как усилить кратно работу Охранного отделения. Вот заставить исполнять эти законы только совсем не так просто, ведь я встану на пути у очень богатых и влиятельных людей.
Он немного помолчал и продолжил:
– Но самое главное, что никаких гарантий для Российской империи от нападения германских войск я не вижу. Если они будут сосредоточены на нашей границе – они могут напасть в любом случае. Порвем мы отношения с Францией или нет.
– Это так, государь. Поэтому нам и требуются секретные переговоры с кайзером. Возможно придется что-то уступить Германии. Возможно, но не обязательно на самом деле. Думаю, что возможность сосредоточиться только на разгроме Франции немцы оценят очень хорошо.
– Что же именно? – поднимает бровь Николай Второй.
– Есть у вас одно такое владение, от которого только расходы и тревоги. Не одно конечно на самом деле такое есть. Но послушайте спокойно, что я вам предложу, – решаю я прямо сейчас увязать часть национального вопроса с вариантом "вообще не воевать ни в каком случае".
– Это вы про Польшу, насколько я понимаю? – скептически интересуется император, щипая себе ус.
– Про нее самую. Это как тот самый чемодан без ручки, который нести трудно и неблагодарно, а бросить жалко. Да и бросать стратегически не очень правильно, ведь она неминуемо попадет или под влияние британцев, или немцы ее заберут целиком. Но сейчас именно для решения проблем с Германией можно и отказаться от такого владения.
– Отказаться самим нельзя! Империю нельзя никому раздавать! – сурово бросил император, выпрямляя спину.
– Нет-нет, ваше Императорское Величество! Естественно, ничего такого делать нельзя априори! Но есть и другие пути договориться. И заодно – показать всем остальным националистам, к чему ведет отделение от могучей и сильной страны! И литовским, и финским, и всем прочим!
– Это какие же такие интересно пути имеются, чтобы как-то сохранить свое лицо перед народом?
– Вот именно! Вы правильно, государь, заметили. Можно и лицо сохранить, и страной, искренне переживающей за свободу других народов выступить! – успокаиваю я Николая Второго.
– Согласитесь, от Польши самой Российской империи толку немного. а одни убытки. если честно говорить. На каждый рубль, получаемый в качестве налогов оттуда, России приходится тратить рубль четырнадцать копеек на содержание институтов власти. Убыток довольно значительный, государь. Еще ее приходится охранять нашей армии, а охранять от внешних врагов глубоко недовольное этой охраной население – ну это совсем глупое занятие безо всяких перспектив. И от лодзинских фабрик сильно страдает наша прядильная промышленность, а они поставляют свою продукцию на гигантский российский рынок беспошлинно теперь. Нашим фабрикантам это совсем невыгодно. Ведь так?
– Откуда у вас такие цифры? – недовольно спрашивает император.
– Нашел в статьях, государь. То есть прибыли от такой колонии нет никакой, одни убытки, а сами поляки ненавидят вашу царскую власть искренне и до глубины души! Уж поверьте, я этот вопрос хорошо изучил, – добавил я, заметив его протестующий жест. – В самой Польше очень сильны позиции английского лобби, оно не жалеет денег на развал страны и агитацию против Российской империи. Однако отдать самим той же Германии наши польские земли – недопустимо, вас съедят сразу же в обществе и при дворе.
– Да, это вызовет бурную реакцию! – соглашается государь. – Даже я не смогу ее погасить!
– Но зато можно зайти с другой стороны и выступить как передовая страна, как яркий пример для всего остального мира. Раз Российскую империю называют тюрьмой народов всякие критики-писаки, и наши, и заграничные, тогда можно поступить как демократическая и очень свободная страна – разрешить национальный референдум в Польше. Пусть проголосуют все жители без ограничения, хотят ли остаться в Российской империи или мечтают образовать свою независимую страну.
– Конечно они проголосуют за полную независимость! – нервно бросает император.
– И в этом будет такая же ловушка для Польши, как убийство эрцгерцога для французов! – с довольным видом говорю я. – Тогда очень даже можно выйти с прибытком из безнадежно сложившейся ситуации!
– Объяснитесь, Сергей Афанасьевич! – не понимает Николай Второй.
– Земли, где проголосуют меньше шестидесяти процентов за независимость, где много православных украинцев и белорусов плюс еще те же литовцы – пока отдаваться не станут полякам, а это точно две губернии из девяти – Люблин с Холмом и Сувалки с Вильно. Там голосование проводить не станем, мол еще время не пришло. Но поляки все равно от референдума не откажутся – это слишком большой соблазн для них создать свое независимое государство. Из остальных семи губерний они пусть строят свое суверенное государство с помощью англичан. Сколько успеют, конечно. И еще самое главное, государь – все крепости, военные объекты, государственные железные дороги остаются в собственности России и продаются со скидкой, например, той же Германии по секретному договору. Имеем такое право – распоряжаться своей собственностью! У немцев лишних денег нет конечно, но есть первосортная промышленная продукция и технологии. Чем-то да расплатятся и еще должны будут. В общем бесполезный для нас чемодан отдадим не совсем бесплатно, как в любом другом случае, насколько мне известно по истории. Поляки и России деньги не отдадут, и немцам не захотят ничего отдать, науськиваемые Англией. Не та это нация! Очень гоноровые паны! Поэтому Германия для осуществления своих имущественных прав вступит военной силой в Польшу, где без русской армии и с зачатками формируемой польской самообороны, быстро захватит ее и все.
– Как вы думаете, согласится на такое приобретение кайзер Вильгельм? – спрашиваю императора.
– Несомненно, что проглотит и мы станем лучшими друзьями Германии. На какое-то время, – не спорит со мной Николай Второй.
– Получается так – что Россия провела референдум, как передовая и демократическая страна, дала свободу угнетаемым полякам, а значит – никакая она не тюрьма народов. И свое законное имущество немцам продала, пусть и совсем дешево, – разливаюсь я соловьем.
– Польша сама выбрала независимость, значит за свое дальнейшее существование отвечает тоже сама. Как у нее получится, – догадывается император.
– Точно, государь, вы дали им свободу, а агрессивной Германии, которая оккупирует Польшу, будет уже все равно. Она Бельгию и Францию к тому времени начнет атаковать, так что свою репутацию в мире уже не ухудшит. Германия будет думать, что она стала сильнее, присоединив военной силой почти девять миллионов поляков и расширив свою империю. И была бы в этом права, если бы сама не ввязалась в войну. Россия скинет ненужный балласт и точно не будет ни с кем воевать.
– Очень интересный ход. Только все же Польшу можно не отдавать, там хорошая промышленность и народ образованный.
– Конечно можно и не отдавать пока. Но в перспективе все равно придется, там совсем чужой, католический народ проживает, ассимилировать их не получится. Да и вопрос с Германией такой ход точно закроет!
– Спорить не стану, Вильгельм от такого подарка не откажется никогда.
– А вы знаете, государь, почему образованных людей там треть, а в России – всего пятая часть народа. Ведь потому, что российское государство тратит на образование в Польше в пять раз больше денег, чем в самой России.Там уже много разных вариантов получается, но ход со свободным референдумом и признанием Польши независимым государством – самый беспроигрышный. И мы все в белом, как приличные люди и Германия поляков заберет под свою руку на время.
– Почему вы так уверены в этом, Сергей Афанасьевич? Что на время только заберет?
– Потому что, государь, Германия все равно не потянет войну против Англии и Америки, даже если разгромит Францию. Потенциалы промышленные совсем в не пользу немцев работают, да и в войне с Францией немецких мужчин много погибнет. Поэтому она снова потеряет свои польские владения и тут у нас окажется новая возможность что-то порешать. В любом случае – Россия дала Польше вольность без войны, на всенародном голосовании, значит самым правильным способом, поэтому отношения должны остаться нормальными на какое-то время. Как говорит восточная мудрость, лучше всего быть обезьяной, которая сидит на берегу реки и ждет, когда мимо проплывут тела врагов. Россия как раз может стать такой обезьяной, ваше Императорское Величество! – с подъемом рассказываю я царю.
– Зато между Германией и Россией появится обоснованное доверие и дальнейшее экономическое сотрудничество. Они нам – технологии и нужную продукцию, мы им – продовольствие и еще много чего. Германия все равно надорвется на французском фронте, пусть даже захватит Париж. Французы настроены очень решительно вернуть Эльзас и Лотарингию и будут биться до конца. Германия точно потеряет свою кадровую армию. Англия, Америка и та же Италия выступят против немцев рано или поздно.
– Вы уверены в этом? – спрашивает Николай Второй.
– Не стопроцентно, государь! Это я уже не так явно понимаю! Тогда уже начнется новая история, она будет повторять старую, но не абсолютно конечно. Может Германия все же путем огромных потерь додавить Францию до полной капитуляции, если Англия тоже не явится на войну. После такого обильного кровопускания немецкая армия долго не сможет нам угрожать. А нам в России тоже неплохо от победы германцев окажется, раздавленная Франция долго не сможет ничего потребовать от России, кроме милости и хлеба. Ну зерно можно продавать, тем более по гораздо более высокой цене. И Германии, и Франции, и Турции – в общем, всем кому будет угодно.
На этом наш разговор закончился. Николай Второй собрал свои записи от нашего разговора и пошел думать над моими предложениями. Много в них необычного и циничного для этого времени, но что поделать, я просто транслирую чужие умные мысли насчет того, как Российской империи избежать поражения на поле боя и внутри самой страны.
Сам я отправился в свой флигель, где проверил свое имущество под магическим скрытом и добавил к нему остальные Палантиры. Таисии сегодня не видно нигде, да и я уже устал, хочу только спать.
Зато с утра во дворце появился сам Старец Григорий, вызванный для предстоящего прощания императрицей.
Он конечно об этом повороте совсем не подозревает, поэтому монаршая чета и вызвала меня помочь им пережить такое решение, чтобы как-то объяснить Распутину значение ссылки в родное село.
Увидев меня, дети попрощались, окружив дружной кучкой Старца, и отошли в сторону. Потом Александра Федоровна вручила ему какую-то икону, от взгляда на которую у Распутина чуть обморок не случился.
Император обнял его даже на прощание и все как-то быстро исчезли из комнаты, оставив нас наедине.
Наступило неловкое молчание, впрочем Старец не такой тип, чтобы в чем-то сомневаться и не высказать этого:
– Вот как ты меня отблагодарил, отрок Сергей? – с заметным гневом начал он свою речь.
– Стал тут уже весь такой важный? Забыл, кто тебя сюда привел? Как змея залез ко мне на грудь и укусил исподтишка, аспид? – ну и все в таком старославянском духе понесло Старца.
Я даю ему выговориться, даже не вслушиваясь в его слова. Да, все так и случилось, не буду с ним спорить.
Видно, что Распутину после объявления про ссылку не терпится высказать хоть мне свое искреннее негодование.
И еще наподдать мне как следует, как он привык со своими попами и архимандритами с прочими владыками общение вести на религиозные темы.
Поэтому он бережно положил икону на пуфик, перекрестил ее и двинулся ко мне, размахивая руками и топая начищенными сапогами, приноравливаясь до меня как следует дотянуться и приложиться.
Однако и этот момент император предусмотрел, тотчас в помещение зашли камер-юнкер Пистолькорс с парой товарищей. Наверно за приоткрытой дверью внимательно прислушивались к тому, с каким накалом пойдет наше общение.
Вошли и остановились, своим видом предостерегая Распутина от лишнего аффектажа в данный момент.
Его это появление конечно не остановило, а вот мой внимательный взгляд все же подействовал.
Смотрю на него, как на мелкое насекомое, которое пытается взобраться по моему ботинку куда-то наверх, не понимая, зачем туда лезет и какой в этом смысл. Кроме того, чтобы получить щелчок пальцем и улететь, ломая ноги и крылья.
– Да, Григорий Ефимович, это я настоял, чтобы отправить вас в родное село безвыездно! Хотя бы для начала на пару лет!
Григорий елозит руками, однако мой независимый вид и трое офицеров охраны рядом все же не дают строптивому старцу развернуться. Да и пусть бы разок мне врезал, мне не жалко.
Говорю ему пока про два года ссылки, хотя ясно понимаю, что лучше бы ему вообще никогда больше рядом с императорской семьей не появляться. Никак он ее ни через два года, ни через пять лет не украсит, только лишнее внимание привлечет к распутной императрице и императору-рогоносцу, как галдят продажные газетенки.
Но через два хотя бы года станет значительно яснее, куда с кряхтеньем поворачивает Россия-матушка. Там уже можно и допустить окажется Старца Григория в столицу. Или все равно не допустить.
– Так ты еще и признаешься в злословии? – Распутин все же замахнулся на меня рукой.
Я ее перехватил на лету и спокойно опустил в сторону. Старец оказался физически очень сильным мужчиной, только это ему никак не помогло. Тем более по жесту Пистолькорса, двое офицеров схватили его за плечи, делая вид, что что-то контролируют сейчас.
Опыта у них конечно в заламывании рук нет никакого, явно не матерая полиция уличная, а дворцовая интеллигенция из воспитанных дворян.
Попробовавший вырвать руку Старец Григорий так и остался на том же месте, как не пыжился, ибо рука его находится в железном капкане.
– Не гневись ты так, Григорий Ефимович! Ссылка твоя – дело абсолютно необходимое! Особенно для Матушки, как ты ее Императорское Величество называешь! Нельзя тебе больше тут оставаться, а то приведешь всю семью к плохим последствиям! Если будешь тут народ сутками по квартирам принимать и обещать походатайствовать перед императрицей!
Это я высказываю Распутину прямо в лицо, держа его руку, а вторую господа камер-юнкеры пока прихватили.
– Оставьте нас пока, господа! Благодарю за помощь! – я отпуская руку Старца, а вторую выпускают недоверчиво мои нежданные охранники.
Они уходят из комнаты, оглядываясь на нас постоянно и мы остаемся одни.
– Так что отправляйся в свое село с миром и помни, что я тебе только добра желаю! И с Илиодором разберусь, расстригой чертовым! Никуда он не убежит теперь! А к тебе он бабу придурошную с ножом пришлет в июле четырнадцатого года в твое родное село Покровское. Как раз через два года! Помни об этом и без охраны не ходи! Денег то хватит пару мужиков нанять на этот месяц!
Слова мои с таким предсказанием производят на Распутина странное значение.
Он как-то осел ростом, злость с его лица ушла куда-то и на нем появилась гримаса какого-то уважения или благочестия:
– Ты видишь это, что ли? Ты же подвижник святой, так теперь получается?
– Вижу, Григорий Ефимович. Так что прощай и будь здоров! – не хочу я продолжать тему с юродивыми, святыми и прочими чревовещателями.
Это для него смысл жизни, он сам на таком шатко-религиозном основании карьеру свою в столице построил.
А мне оно на хрен не требуется с моими рукотворными чудесами.
– Нет, ты мне скажи! Кто ты? – настойчиво держится рядом Старец Григорий.
– Не положено – отвечаю я ему и обнимаю на прощание, потом подталкиваю к выходу.
После этого Старец Григорий уже достаточно легко уходит, вид у него сделался какой-то потерянный и постаревший.
Кажется только сейчас осознал, что появилась тут личность более могущественная и многогранная.
Чем он со своими способностями, пусть и весьма незаурядными, только лечить так он и близко не может.
Хотя бы на примере наследника это отчетливо понял.
Глава 2
После прощания с Распутиным я дошел до комнаты цесаревича, где пролечил одну из дочерей императора, кажется Марию.
Самого цесаревича тут днем теперь не застать, счастливый ребенок носится со своими друзьями по парку и даже на обед не сразу приходит.
– Так, ваше Императорское Высочество, еще завтра сеанс лечения и вы свободны!
Девочка поднимается с кровати, разглаживает платье и уходит к сестрам, ожидающим ее в соседней комнате.
– Сергей, думаете, что хватит трех раз девочкам, чтобы стать такими же здоровыми, как теперь Алексей? – довольно кротко интересуется моим мнением сама императрица, отходя от шторы, у которой замерла на время лечения.
На меня она теперь очень милостиво поглядывает, когда сама стала чувствовать себя гораздо лучше.
Посмотрим, на сколько хватит такого отношения, хотя резкие перепады настроения ее покинули однозначно.
– Думаю, что вполне достаточно, Александра Федоровна. В любом случае после всех обязательных сеансов я буду в свободное время проводить дополнительное лечение, и мы постепенно достигнем минимум пяти раз на каждого ребенка. Цесаревичу еще один раз осталось, вам еще четыре и императору все пять посещений, – обстоятельно и неспешно отвечаю я, как это любит делать сама императрица.
Две ее фрейлины находятся в соседнем помещении. Здесь с нами одна только Вырубова, это ее сестру я вылечил на квартире Пистолькорса, как оказалось.
Она – самый доверенный человек императрицы, поэтому присутствует при каждом сеансе, но со мной не особо разговаривает. Посматривает довольно хмуро и не улыбается, не хватает ей для полноты счастья присутствия в Петербурге Старца Григория. Она самая преданная и внушаемая его фанатка, сама во многом и способствовала его визитам в императорскую семью. Правда именно с царем его познакомили черногорские княгини, которые потом правда с ним поссорились почему-то.
Кажется, не может простить мне, что именно я жестко настоял на том, чтобы отправить ее кумира в ссылку. Ничего, мне на ее недовольство наплевать чуть больше, чем никак.
Я теперь явный и бесспорный победитель в битве придворных фаворитов за царскую милость.
Ну, если бы мне и на это тоже не было все равно. Вот возможность оказать влияние на императора и поделиться знаниями с ним я очень ценю.
Так вполне спокойно и пошла моя жизнь дальше после того, как я полностью перебрался во дворец, один раз в день кого-то лечу, хожу в баню, где набираю энергию.
Хорошо, что императорская семья в принципы лечения вообще не лезет, молча слушают мои указания и делают все именно так, как я прошу. Признает без разговоров главенство пришельца из будущего в этом важном вопросе.
В газетах про меня еще ничего не пишут, кажется пока меня и мою роль во дворце никто не вычислил достоверно.
Ну, еще понятно, что в самом близком круге императорской семьи стукачей нет. И офицеры охраны держат язык за зубами. Пока им не предложили достаточно, чтобы они заговорили, что случится неминуемо.
Я скупаю прессу на вокзале, когда выхожу прогуляться по городу в сопровождении теперь всегда пары охранников из числа служивых при дворце. Одному мне запрещено самим императором надолго покидать территорию дворца, я с этим приказом не спорю. Так мне даже спокойнее, не говоря уже об императорской чете, связывающей все больше и больше надежд именно с моей персоной на спасение от ужасов переворота и революции.
За неделю два раза встречался с императором и вел долгие разговоры о будущем.
Говорили сначала о тех двух стратегиях, которые я озвучил первыми императору.
– Ассигнования на повышение роли Охранного отделения я могу увеличить самостоятельно, просто отправить в кабинет министров требование о выделении средств и повышении платы за службу, как вы посоветовали. И после этого можно начать набор новых офицеров и агентов, – рассказывает он мне. – Чтобы на службу туда переходили самые заинтересованные в карьере люди из полиции и прочих подразделений. И желательно, что самые лучшие.
– А как ваши советники, государь, отреагировали на такие ваши идеи?
– Отрицательно отреагировали, ведь мы последнее время начали серьезно сокращать эти отделения при губернских городах. А тут такой поворот и лишние траты бюджета, поэтому они со мной спорят изо всех сил. Что это ненужное дело и пора совсем Охранное отделение распустить. Однако я помню ваши слова и теперь уже сам хорошо понимаю, откуда постоянно ветер дует. Но ничего, в этом случае я могу просто приказать исполнять и все. Поэтому советников выслушал и сказал начинать набор в Охранное отделение как можно быстрее, – как бы подчеркнул государь свое право самодержца.
– Да, еще государь, что хочу Вам заметить – репутация у Охранного отделения не самая благозвучная. Поэтому новую и мощную структуру лучше бы как-то более прилично назвать, – предлагаю я ему. – Чтобы лучших людей не в Охранку зазывать служить!
– Наверно, вы правы, Сергей. Думаю у вас уже есть и подходящее название? – улыбается Николай Второй.
– Разумеется есть, государь. Не стоит ничего изобретать лишнего, такое название уже придумано и хорошо будет смотреться в теперь нашем времени. Например – Комитет Государственной безопасности! Безопасность государства – именно Российской империи! Четко и по делу!
– Ну, разве что «комитет» звучит немного не привычно? – задумывается император. – Может, коллегия?
– Напрасно так думаете, ваше Императорское Величество. При Государственной Думе много различных комитетов уже образовано. Свежо, серьезно и внимание привлекает. Сокращенно – КГБ.
Император записывает это название с аббревиатурой как обычно в свой блокнот с царскими вензелями.
– Переименовать конечно стоит, – соглашается он.
– Да и функции у комитета теперь гораздо более расширенные. Не только борьба с инакомыслием, еще меры против коррупции в высших эшелонах власти, сбор информации про деяния, связанные с той же коррупцией, присмотр за ней и зарабатывание денег на ней же, родимой. Но самое главное – проведение Ваших законов и распоряжений во все губернские города, быстрое их доведение до ушей и глаз тех же губернаторов под роспись. Они тогда не смогут не заниматься исполнением вашей воли и делать вид, что ничего не знают про указания из Петербурга. И самое главное это то, что новые люди смогут эффективно бороться с изменой, будучи заинтересованы в сохранении вашей власти и зарабатывая при этом солидные деньги. И еще обеспечить постоянное отслеживание агентов иностранного влияния.
Ну, император со мной не спорит, уже понимает, что далеко не так, как должны по идее, хозяева губерний и прочие чиновники обращают внимание на директивы сверху. Нужен рядом кто-то с примерно равной властью и возможностями, кто будет подпинывать назначенных на правление царем чиновников. Должен быть обязательно кто-то, кого будут хотя бы бояться или опасаться. А то вообще никакой управы на них нет у государя.
Как все оно получится в итоге с этой идеей – да кто его знает?
Я все же не государственный деятель высокого ранга. В Политбюро не заседал, в министерствах карьеру не делал.
Все эти штуки подсмотрел еще у своей тогда родной российской власти. Насчет той самой вертикали, полномочных представителей императора, контроля прессы и вот теперь новой структуры – КГБ для борьбы с агентами иностранного влияния. Возможно, что это как-то сработает в новых условиях, возможно, что даже очень хорошо и на опережение.
Николай Второй посмотрел свои заметки и продолжает меня дальше вводить в список своих готовящихся изменений:
– С газетами и ужесточением цензуры вопрос пока обсуждается. Все мои советники против таких драконовских мер, как вы предлагаете, с конфискациями и серьезными сроками. Не хотят поднимать вопрос, откровенно побаиваются недовольства хозяев газет и широкой общественности, – задумчиво продолжает давать мне отчет император.
– Понятна вполне их реакция. Да, государь, это вопрос гораздо более болезненный для ваших врагов. Именно на полное доминирование в печатных органах они и рассчитывают, поэтому будут сражаться на смерть за право писать все, что захотят сами и что им из посольств иностранных настоятельно присылают к исполнению. Но этот закон необходимо будет опубликовать до созыва Четвертой Думы, при новом составе депутатов его уже принять не получится. И еще хорошо бы к этому времени иметь хотя бы частично сформированные органы комитета госбезопасности, потому что вопросы о клевете будут прорабатывать именно они. Полиция с таким делом сама не справится, да и перекупят ее с ходу хозяева газет.
– Вы думаете это поручить именно новому комитету? – немного удивлен император.
– Государь, а кому же еще? Не депутатскому же комитету по свободе печати! – говорю я с понятным юмором.
– Комитет госбезопасности борется с врагами страны и самодержавия, а все клевещущие на нашу прекрасную страну – есть наймиты иностранных разведок и враги русского народа! Такой должен быть постоянный посыл всем газетчикам! Допустима только легкая критика отдельных личностей без перехода на основы государства.
– Но такая цензура вызовет кучу недовольства среди народа! – почему-то недоволен император, хотя эта постоянно ведущаяся дезинформация в прессе подрывает устои именно его правления в первую очередь.
– Пусть лучше один раз вызовет, чем будет подогреваться годами в каждой статье! – не уступаю я. – Поймите, государь, о чем мы можем сейчас говорить? Про какую цензуру? Пишут все, что хотят и что придумают! Гонять по редакциям полицию и заставлять ее бороться в судах с хорошо образованными адвокатами, нанятыми хозяевами прессы за большие деньги – это совсем безнадежное дело! Они полицию – хозяева, редактора и журналисты – просто ни во что не ставят, защищенные огромными деньгами и законом. Только комитет госбезопасности и только новые, более жесткие законы смогут переломить опаснейшую тенденцию в стране. Написали клевету про воровство Великих князей, если конечно без имеющихся прямых доказательств – нанесли серьезный удар по престижу государства! Или докажи на месте, или пожалте проследовать на пять лет в камеру. Это я так говорю для примера, государь, именно про князей. Дела нужно рассматривать быстро и без излишней снисходительности именно из-за угрозы государству. Одна-две-три посадки зарвавшихся щелкоперов и все остальные начнут гораздо внимательнее относиться к своим словам. Не нужно сажать всех, дай бог – один процент от общего числа, но тенденция должна быть задана непререкаемая.
– Думаю, за три месяца новый закон пройдет одобрение во всех министерствах и к октябрю будет принят, – подумав, обещает мне император.
– Хорошо бы, государь, а то потом ждать еще четыре года или снова Думу разгонять. А отсюда мы приходим к той идее, что придется сначала посадить пару самых дерзких фабрикантов или промышленников, именно для острастки.
– Кого же именно?
– У меня есть несколько фамилий на примете, – ответил я и положил перед царем список.
– Не так важно, кого из них именно, главное, что кого-то из этого списка, – добавил я потом.
Список император забрал к себе и больше я его не видел.
На самом деле я и не собираюсь так жестко настаивать на абсолютно полной реализации своих замыслов перед Николаем Вторым. Понимаю отчетливо, что слишком давить на императора всероссийского не получится, есть в нем определенная твердость при достижении какого-то уровня сопротивления.
