А как вырасту большой,
я построю дом уж свой
самый-самый чудесный!
И с невестой Алесей
нарожаем чудесных ребят,
пусть растут и сладкого не хотят.
Ведь это никуда не годится,
от конфет прыщавые лица.
Вы посмотрите на мой рот:
я уже беззубый, вот.
Да ладно, это не беда,
вырастут еще. Вода
лишь бы из крана бежала,
а то горячей на всех не хватало:
от деда немного воняет,
но и это не обижает.
Был бы в доме достаток,
а то хожу я без тапок.
На детей я точно не буду ругаться,
не то что мой папка! И драться
мамке с отцом не надо.
Зато на кухне у нас порядок,
если бабушка не пересолит:
– Не жри, тебя не неволят!
Нет, чудеса на свете бывают,
если мать без конца не стирает,
и кот не гадит по углам.
Чудо нашей семьи никому не отдам!
Когда ты в мире одна,
а с тобою твоя собака,
то собаке нужна луна.
Но луны нигде нет, и драка
намечается лишь с облаками.
Ты вдруг понимаешь,
что хочется к маме!
– Мама! – кричишь ты в небо.
А мама далеко где-то,
через две-три ложбины.
И у мамы свои кручины,
она поругалась с папой:
так разругалась, что скалкой
треснула папу по лбу.
Папа стонет, идёт ко дну
ваша семейная жизнь.
Ты за облака удержись
грозовые,
облака – не люди чужие,
облака – не мачеха и не отчим;
облака свободные, это точно!
*
Когда ты в мире одна,
а с тобою твоя собака,
ищи дорогу сама,
там у родителей драка.
Тебе очень нужно их помирить,
и обязательно убедить
в том, что мачеха – это не мама,
а отчим – вовсе не папа.
Не дери … не дери … не деритесь,
и в тюрьму (не хочу) не садитесь,
потому что у вас есть на свете
я, собака и ещё будут дети!
«На Луне построим город.
Нет, большие города!
Будет воздух нам дозволен —
минимум. Да ерунда!
Станем почву привозить
с родной Земли и лук растить,
удобрение завезём
и коровок заведём.
Воду лей, не жалей,
мы её очистим – пей!
Нарожаем там детишек,
напечатаем и книжек».
Вот теперь сиди, считай:
сколько кораблей летать
будет в час или в минуту
от Земли и до Луны,
чтобы жили вы не скудно
на этом спутнике. Увы,
миллиарды рублей в час?
Нет, в минуту! Не для нас
все твои мечты, дружище.
Ведь, где кого судьба не ищет,
а находит на планете,
где естественны и дети,
и коровы, и вода,
и глюкоза для ума!
Мой сын никогда не пойдет в разведчики,
не потому, что ума нет, а калечат там:
из ружья стрелять заставляют.
Нет, стрелка только нам не хватает!
Мой сын никогда не будет шофером.
Ну в крайнем случае, великим актером
не меньше Андрея Миронова … двух,
ведь сын у меня не олух!
Нет, завод по нему не плачет.
Расти, подрастай, мой мальчик.
Твоя мама землю пророет,
а путь для тебя откроет.
В научном центре засядешь.
маме папу изобретёшь, жизнь наладишь.
А в ПТУ никогда не пойдёшь.
Не реви, с такой матерью не пропадёшь!
Очень круто же, конечно,
не считать у мамы деньги,
а выпрашивать и клянчить,
и подружек угощать
пепси-колой,
кока-колой,
надоевшей уже фантой,
очень модною жвачкой
и в кино за всех платить,
ведь маманя твоя – лошадь,
заработает ещё!
Правильные девочки
поступают правильно,
правильные мальчики
не нарушают правила.
Правильные девочки
не хамят, а плачут;
правильные мальчики
дневник от пап не прячут.
Девочки и мальчики,
какие ж вы послушные!
Борька Кольке со двора:
«Ботаники все скучные!»
Скучные ботаники —
девочки и мальчики,
не радуют их пряталки,
в чернилах вечно пальчики.
Скучные ботаники.
Время пролетело.
Скучные учёные
в халатах белых-белых.
Тишина кабинетов;
лаборанты, доценты:
женщины и мужчины,
старики в морщинах.
– Как можно жить так скучно
в мире непонятном научном? —
вас спрашивает страна.
А они нам: «Брысь, детвора!»
В белом халате
ботаник щербатый
смотрит в свой микроскоп:
какой народ там живёт?
Колька с Борькой где-то ходят:
в кафе сидят и на работе,
зарплату свою считают,
ботаников изредка вспоминают.
*
Правильные девочки
поступают правильно,
правильные мальчики
не нарушают правила.
Ботаники, продавцы, футболисты…
Жизнь для всех бы чистой-чистой!
Чем пахнут красные маки?
Пахнут они дождем,
пахнут красною краской,
солнечным серебром.
Пахнут они настроением,
радостью и бедой,
пахнут стихотворением,
кисточкой пахнут, холстом.
Нарисуй нам, художник, маков
много-много, чтоб алый цвет
с картины ревел и плакал:
«Я не счастье – обман и бред!»
Не смотри на шар Земной, не смотри!
Он не бьётся у тебя в груди.
Не смотри на него, он пропащий —
по земной орбите гулящий!
Не держись за него, он убогий:
у него таких, как ты, очень много,
он не дорожит своим народом.
Ты его руками грязными не трогай!
Чтоб Земля не казалась землёю,
мы её красиво укроем,
разукрасим, мёдом намажем
и рядом под солнышком ляжем.
Вот теперь у нас всё отлично:
природа и мир приличный.
– А человек где?
– Не, «зверья» нам не надо!
Лишь животные и прохлада;
устали и дети от пушек.
– Ну детей нарисуй!
– Нет, так лучше.
Сказки пишутся,
сказки читаются.
Сердце старое мается,
старое сердце болит.
А на веточке тень висит,
тень висит мохнатая,
голодная, ребятами
малыми питается.
Спит не просыпается
плесень подберёзовая,
ветер вокруг носится.
Вроде бы всё складно,
лишь одно неладно:
у деда сердце мается —
сказка не читается.
Да и как она будет читаться?
Из сказки надобно выбираться.
И тогда на диване и дома
не горька она будет – солёна.
Бармалей из сказки
не выскочит наружу.
Ты, сестра, не бойся,
нам он тут не нужен.
В лесу безумно страшно
и без Бармалея.
Что-то я устал играть,
пойдем домой скорее!
Она не была принцессой
и не была королевой,
она обычная фея,
в таких обычно не верят
не потому, что не любят
или любить не умеют,
а просто с детством расстались
очень давно, наверное.
А этой обычной феи
до людей нет и дела,
она пляшет в лесу волшебном,
она самая, самая смелая!
Если лесные звери
вдруг зарычат, заколдует:
усмирит так легко и просто,
просто подует, подует.
И вот полетела дальше,
туда, где солнечный мальчик
свил из лучей паутину:
для неё качели-качалку.
А потом волшебною палкой
взмахнул и построил домик
для двоих друг в друга влюблённых:
для себя и обычной феи
маленькой, в какую не верят
взрослые, умные люди.
И фея верить не будет
в людей, она их не видит,
потому то её не обидит
ни один человек на свете!
Не верят в вас феи, дети.
Успокой меня, родная, успокой.
Почему-то мне не нужен твой покой.
Нужна молодость твоя, весёлый смех.
И блиночки чтоб ты ела лучше всех!
Кушай, доченька родная, подрастай.
Кушай с мёдом, молочком всё запивай.
И ни с кем не вздумай поделиться:
дед дурной, он может подавиться;
бабка старая, жевать уже не может;
а отцу и таз блинов уж не поможет;
кошка сытая, собака тоже ела;
а вот мамочка покушать не успела.
Сядем мы с тобой да наедимся,
и пускай за окнами полынь вся
зашуршит от зависти, заплачет.
Для нас и это ничего не значит.
Мы спокойненько заснём после обеда,
и глаза закроем на дурь деда,
и на бабку даже ни глазочком,
на отца, на пса, на кошку.
Засыпает мать твоя, не бегай.
– Спи, мамуля, тёплой-тёплой негой.
Только в детстве было чудо —
мыльный, маленький пузырь:
– Ты такой смешной откуда?
– Я от солнышка, держи!
Я держу, ему смешно.
Лопается. Смерть его
почему-то так печальна.
Начинаю дуть сначала.
Мыльный, маленький пузырь,
ты не лопайся, держись!
Сядет круглый на листок,
рассмотрю его… Не то!
Ты не солнышка дружок,
а от радуги кусок!
Он хохочет и взрывается.
Солнце с неба улыбается:
– Сама не лопни от гордыни,
стихов как понапишешь, Инна!
Ах ты, Инна, Инна, Инна,
дочка свиристелка,
у тебя под носом
маленька капелка.
А кого ты любишь, Инна?
«Папу, маму, лето, зиму.
А ещё люблю блины,
кошку Маньку. Комары
надоели шибко мне!
У нас колодец есть, на дне
тина, глина, грязь.
Мне говорят: туда не лазь!
Я и не полезла,
там неинтересно.
Мне интересен огород,
там кузнечище живёт
зелёный и огромный,
к летячке неподъёмный,
только прыг да скок.
А однажды на порог
принесла кошка его,
кузнечищу одного
и знаете, сожрала!
Чего ей не хватало?
Молоко есть, мясо, суп.
Жри и пей, свой нос не суй
в наш семейный огород!
Не семья же кошка. Вот».
Ах ты, Инна, Инна, Инна,
мелка свиристелка,
у тебя на личике
маленька сопелка!
Ты поешь, попей, поспи.
И иди, иди, иди
в свой любимый огород,
там царь Горох в кустах живёт,
съешь его противного,
очень агрессивного!
А как вырастешь большая,
то, наверное, поймешь:
каждый жрёт то, что живёт.
Вот.
Дочечка, дочечка, дочечка,
ты то ли звезда, то ли точечка
на мамином небосклоне!
И папа в тебя влюблённый.
Дочечке, дочечке, дочечке
так поскорее хочется
стать большой и красивой!
Не хочет она быть милой
маленькой, крошечной крохой.
Охай, бабуля, охай.
Твоя маленькая принцесса,
как взрослая, позирует прессе.
Щёлкают объективы.
Ты даже планеты красивей!
Ладушки, ладушки,
сколько нас у бабушки?
Ну-ка, быстро сосчитай,
рот на пса не раскрывай!
Ладушки, ладушки,
сколько нас у бабушки?
Поскорее отвечай,
мать с отцом не считай.
Ладушки, ладушки,
скажи-ка своей матушке:
– Надоело нам так спать,
пора кроватки покупать!
Сердце – это мама,
сердце – это ты,
сердце – это папа
и все твои мечты!
Ты пока не взрослый,
тебе немного лет,
но это очень просто —
любить весь белый свет!
Лучше мамы нет на свете
никакого существа.
Моя мама – тёплый ветер!
Хорошо, что ты пришла,
а то устал я жить один,
когда ушла ты в магазин.
Дед – моряк. А я причём?
Я так очень был притом.
Дед любил меня сажать
в таз пластмассовый, пускать
плавать в море кораблём
и смеётся: «Потонём!»
Я терпел это лет десять,
а потом подумал, взвесил:
если дед дурной у нас,
пусть бабулю садит в таз!
Народился богатырь,
назовём его Батый!
– Нет!
А как?
Народился богатей,
наречём Еремей!
– Нет!
Ну ладно. Народился батрак,
назовётся кое-как.
– Нет!
Опять ваша взяла!
Царица ночью родила…
– Нет!!!
Кто же тогда
народился у царя?
– А родился у нас
сын мужицкий, просто Стас!
Россия была красивой,
Россия всегда цвела!
А Маша её любила,
Мария жила, росла.
И дорастая до мамы,
пошла гулять по полям,
а людям в уши шептала:
– Я счастья желаю вам!
– На земле умов немало,
только ты умнее всех! —
про меня сказала мама
и оставила без всех.
От великого ума
я вареньице нашла.
Нашла, так надо кушать,
некого тут слушать!
Полбанки я осилила,
умом самая сильная
стану я теперя:
глюкозная потеря
не грозит моим мозгам.
Вот и учёная я вам!
Я своей Маруське
почитаю сказку:
– Ты, моя Маруська,
по окну не лазай!
Мы с тобой подружки,
но тут сидеть опасно,
можешь навернуться,
знаешь же прекрасно!
Кошка хитро отвечала:
– Я, дитё, как-то не знала,
что кошкам вредно гулять по крышам,
а вот таких, как ты, малышек
совсем недавно мать ругала
за подоконник, я видала!
Рок-музыкант мой папа.
И я времени даром не тратя,
то пою, то танцую,
то гитару свою лупцую!
Я играю даже на синтезаторе.
Стану рок-звездой обязательно
еще круче отца, знаменитей,
как «Человек-паук»! … Ой, простите.
Молочные реки, кисельные берега
растекаются, мамы нету пока,
раскидываются, расплёскиваются,
до рта не дотекая, выплёскиваются!
Хороша река
из белого молока,
хороша, но мало.
Чего-то тут не хватало.
Загляну-ка в холодильник
и колбаску там утырю!
Дети бывают разные:
чёрные, белые, крашенные,
игривые и плаксивые,
милые и красивые.
Ребенку любого роста
жить в этом мире непросто:
кроме гадов ползучих,
кроме тварей летучих
и плавающих неприятных,
есть ещё взрослые непонятные.
Вот чего от них ждать? Не знаю.
Лучше я их напугаю!
Когда родители спят, а ты нет,
то надо чем-то серьёзным заняться:
нет, не дома прибраться,
а взять фломастер тихонько
и сначала легонько,
а потом уж в полную силу
сделать квартиру красивой!
И лучше, если обои совсем дорогие,
потому как обои старенькие и простые
не произведут на маму впечатления —
мама от них устала. Рисуй без сомнения!
Хороша водичка!
Но мыло на личико
щиплет глазки.
Был бы водолазом,
надел маску.
А пока не водолаз я,
тренировка в самый раз!
– Мам, а водолазы в тазах моются?
– Нет, сынок, но нам надо готовиться!
– Они не моются никогда?
Ведь и так кругом вода.
– Да, сынок, конечно, да.
Исписала все страницы
жёлтым, красным, лица, лица…
Исписала все тетради
спереди и сзади.
С моим почерком не сладит
даже сам китайский бог.
Я рисую «кабы сдох»!
Я рисую Кабысдоха,
он умеет только охать.
Я рисую крокодила,
ковыляет он по Нилу.
Вот и всё, пошла я спать.
Будет мамочка ругать —
я изгадила отчёты
и бухгалтерские квоты.
Ну и ладно, ну и пусть,
зато во сне не ходит грусть.
Не стоит матери гулять,
когда доча хочет спать!
Любопытство – не порок,
когда вас через порог
злые люди не пускают.
Что там, что там? Кот не знает.
Надо в дверь постучать
и назидательно сказать:
– Открывайте двери нам,
а то устроим та-ра-рам!
Дверь тихонько отперлась
и страшной мордою на нас
небритый дядька с бородой:
– На обед кто хочет мой? —
он хватает меня
и за шкирку кота.
*
Стоп, стоп, стоп. Так не пойдёт!
Вернёмся мы к стиху вперёд.
Любопытство – не порок,
но мы не ходим на порог
на чужой, на чужой,
где страшный дядька с бородой!
Если мамочки нет дома,
а ты один с какой-то няней
молодой и беззаботной,
и которая не хочет
поиграть с тобой немножко,
а чужого парня просит
заглянуть к вам на часок.
Ты закройся тихо в ванной
и звони скорее папе,
маме, бабушке и деду,
и полиции родной!
Сын за отца не в ответе,
но есть вещи на свете
самые, самые важные!
Если сын и отец отважные,
то маме бояться нечего,
ведь целых два человечища
за неё в бой, драку полезут,
и пока не добьют, не слезут.
Бедная, бедная мама —
хулиганье воспитала.
Я большущая акула!
Это мамочка смекнула:
в костюм одела и сижу,
плавать в этом не могу.
Что же это за акула,
что воды и не глотнула?
Мама, мама, помоги,
ты с меня это сними!
Я не акула – человек,
человеком буду век.
Побегу купаться,
и папке не угнаться!
Детям конфеты вредны,
доводят они до беды.
Вредные вырастают дети,