«На первых порах вся она – только пустота и безмолвие, но это потому, что она не открывается первому встречному. Ведь и в наших краях любая деревушка таит свою жизнь от стороннего глаза. И если не оставить ради нее весь мир, не сжиться с ее исконными обычаями, нравами и распрями, никогда не поймешь, что она для тех, кому она – родина». –Он знал эти строки-завет великого французского философа Антуана де Сент-Экзюпери наизусть… И всегда поражался, как человек из другой культуры, из другого мира, мог так чувствовать Ее… Великую, бескрайнюю, загадочную… Пустыню… Ответ настиг ее многим позже, когда он открыл для себя удивительную истину- на свете были люди, рожденные в разных странах, с разным цветом кожи, менталитетом, с разными судьбами, но все они были при этом объединены в удивительную общность… Всех их по какой-то странной, неведомой причине тянула к себе Пустыня… Эта общность образовывала между этими людьми магическую, почти сакральную связь… Она была сильнее многих условностей. Она была сильнее цивилизационных правил приличия… Она просто связывала и все… Связывала невидимыми путами раз и навсегда, делая из чужих людей братьев не по крови, но по духу… Или повенчанных… Повенчанных песками… Пеклом… Бесконечностью…
Таким человеком для него стала Иштар… Она ворвалась в его жизнь вихрем песка, шквалом самума, по силе равному цунами на море… И когда он смотрел в ее глаза, он знал, что это мактуб, что это судьба, что это его дорога- и ее дорога, переплетенные воедино… И пусть эти дороги проходили по хребтам барханов, танцующих по воле ветра и постоянно меняющих свои очертания, он знал, что этот путь будет общим…
Знал уже тогда, когда она бросила на него игриво-лукавый взгляд, газуя на своем мотоцикле и оставляя позади в облаке песка. Знал, когда спасал ее от лап похотливых уродов, наслаждающихся ее унижением и красотой невинной плоти в шаге от того, чтобы испачкать, растоптать, порвать… Знал, когда погружался в тревожный сон, чувствуя ее запах и тепло за завесой из верблюжьей шкуры, служившей между ними единственной физической преградой… Знал, что интерес и судьба приведут ее к нему, заставят прикоснуться к его тлеющей в жажде ее прикосновений коже… Знал, когда подминал под себя и делал своей… Знал, когда мечтал запрятать свое серебряное сокровище от всех глаз мира в своем доме в оазисе. Знал, когда жадно, до истощения и охрипшего голоса любил ее, ослепленный одной только мыслью о том, что она может принадлежать другому, быть с другим, любить другого… Когда туарег любит, он читает стихи на тифинаге (прим.– консонантное письмо, используемое для записи берберских языков) своей возлюбленной. И он читал… Шептал ей, изможденной, залюбленной, заласканной в его руках после ночи сумасшествия, когда точно знал, что больше никогда ее не отпустит от себя, когда прижимал ее тонкий стан к своему мускулистому телу и чувствовал, как кожа покрывается мурашками от одного только их соприкосновения, когда одевал на ее ногу тот самый браслет… Браслет любви, как называла его ее мать… В той, другой жизни…
Белькасем был уже достаточно взрослым мальчиком, чтобы помнить день, когда мать ушла от отца… Это произошло тогда, когда он привел в дом вторую жену… Не прошло и пары дней, как он сбежал в пустыню к матери… Она вернулась к своему племени, принятая с распростертыми объятиями, как того требовали традиции туарегов. Те никогда и ни при каком раскладе не осуждали женщин, зная, что женское сердце знает лишь одну истину-любовь. Любви оно и верит… Женщина туарегов вправе была уйти от мужчины, вернуться в семью, забрать детей…
Когда в тот же день к вечеру Кадаф ворвался в лагерь на нескольких внедорожниках в поисках Луньи, разговаривать к нему вышел аменукал, вождь племени.
–Уезжай. Здесь больше нет женщины, которая тебе принадлежит…
–Позовите ее!-кричал он,– Лунья!-адресовывал в небо, разрывая его безмятежный покой своим отчаянным криком.– Вернись! Ничего не изменилось! Я люблю тебя! Я сделал этот ради нас, чтобы дать вам всем большего! Ты будешь королевой! Моей королевой!
Она не вернулась… Она больше ни разу даже не заговорила с ним…
Белькасем тоже не хотел, но Лунья требовала обратного…
–Он твой отец, сынок… Мои отношения с ним значения не имеют…
–Он сделал тебе больно…
–Нет, мальчик мой… Это судьба… Твой отец не виноват… Так было предначертано…
– Ненавижу его! Ненавижу!
–Не надо ненавидеть, мой отважный Туарег! Ненависть- глупое чувство… Чувство слабых и отчаянных. Тех, кому нечего терять…
–Как ты можешь так говорить? Ты сама не ненавидишь?
–Нет, Белькасем. Мне есть что терять… Не хочу терять память о том, что было… Я любила… И люблю… Всегда буду любить, но теперь на расстоянии… Но от этого моя любовь не станет меньше…
–Тогда почему ты не с ним, мама? Он говорил, ты будешь его королевой… Что он сделал это для тебя…
–Я больше никогда не буду его королевой, мой мальчик Кассум… Для того, чтобы быть королевой своего мужчины, трона не нужно… Достаточно его сердца… А сердце твоего отца давно и безвозвратно продано за золото… Вот его истинная королева- толстая золотая жила его приисков…
–И что же дальше?
–Дальше мы пойдем по жизни, как пески одного бархана… В разные стороны…
Он знал, она говорила правду… Мама никогда не врала… И никогда не показывала свою слабость. Только когда наступала ночь, а он претворялся, что уже давно и глубоко спит, она слегка, до щиколотки, поднимала подол своего платья и трогала пальцами тонкий серебряный браслет на ноге, подарок Кадафа, тихо плача и напевая себе под нос красивую и грустную песню…
Спустя годы все, что у него останется от матери- этот самый браслет… Спустя годы он выучит тифинаг и сможет прочитать то, что было на нем написано… Самое простое признание в любви, которое только может существовать в этом мире… Самое красивое признание в любви, которое только может существовать в этом мире… Самое искренне признание в любви, которое только может существовать в этом мире…
«Ты нужна мне, как вода»…
Он закрывает глаза и вспоминает ее последний поцелуй. Нежный, проникновенный, искренний. Ее тихое, на выдохе «спасибо» с чуть приподнятыми уголками пухлых губ. Ее нежное дыхание, свежее, мятное, влекущее своей сладостью… В тот момент, когда она повернулась к нему в машине, чтобы попрощаться и пересесть к Мариам, он не понял, что это прощание навсегда… И все же в сердце тогда что-то ёкнуло. Он принял это за банальное нежелание отпускать ту, кого его внутренний зверь уже нарек самкой, подальше от себя. А это его душа уже все знала и прощалась с ней… Так часто бывает… Мы вдруг чувствуем что-то странное, неподвластное нашему пониманию… Называем это интуицией… Банально, поверхностно… А все ведь намного глубже… Это наши души отвечают сердечной болью, зная то, что будет неизбежно… Предчувствуют, предсказывают, нашептывают нам…
Он припарковался у помпезного входа в дом брата. Взял букет с заднего сидения машины. Несколько шагов- и он уже внутри. Многие, кто знают его, почтенно расступаются. Он идет вперед, зная и чувствуя, что сердце сейчас все равно что-то выдаст… Выхватывает ее тонкий силуэт. Она в серебряном платье в пол. Все такая же ослепительная. Еще более женственная и влекущая. Платина волос сверкает так, что затмевает солнце…
Она немного приподнимается на цыпочках, хоть ее ноги и обхвачены тонкой змейкой серебристых босоножек на каблуках в цвет платья, протягивает свои изящные руки к лицу брата, нежно касается его рта кончиками своих губ и шепчет тихо «спасибо»… А его как молнией прошибает… Он читает по губам, понимает то, что она говорит, даже на расстоянии… И в голове совсем другие кадры- как это она его вот так же касалась, вот так же ему шептала…
Пару месяцев назад он бы почувствовал удар… Пропустил бы через себя эту боль… Словно от клинка кинжала по самую рукоятку… А теперь… Теперь все равно… Теперь на нем снова броня… Усмехается сам себе… Нет, он больше не позволит этой боли его разрушать… Она-лишь мираж… Рассеялась с первым ветром, словно никогда и не было… Прошло, прошло… Еще шаг- и она, должно быть, чувствует на себе его взгляд… Мгновение- и их глаза встречаются. И он теперь смотрит на нее так, словно собрал все пренебрежение и равнодушие во всем мире вместе взятые…
Она уже привыкла так жить… Энергичным настоящим, до краев переполненным планами и делами… Оптимистичным будущим- в котором бы реализовались все эти планы… Только с прошлым все никак не ладилось…
Нет-нет, все у нее было хорошо… Она по-своему даже была счастлива… Марокко постепенно раскрывал перед ней все свои яркие краски, все больше завлекая и очаровывая. Удивительная страна заката, арабского магриба, страна колдунов, смельчаков и пижонов, как любил говорить в шутку ее отец… Все было в этих краях- и остроконечные горы с затерянными на их вершинах деревеньками, одевающиеся зимой в снежные покровы, а весной утопающие в маковых поцелуях… И шумные, энергичные города, стремящиеся всеми фибрами в будущее… И старинные, словно затерянные во времени, места с богатой историей и колоритом… И пустыня… Великая пустыня…
Вот только пустыню Иштар отныне избегала… Слишком сильно, отчетливо она ассоциировалась у нее с Ним… Слишком много знала ее потаенных секретов… Бесстрашная, бесстрастная, безжалостная… Говорящая с тобой на уровне вибраций обреченным гулом… Каким-то неизбежным, судьбоносным, обреченным…
Она научилась подстраиваться под Луэйя, научилась быть для него идеальной женой. Научилась любить его по-своему, подмечать достоинства и ценить их… Оказалось, его внутренний зверь действительно был не таким уж страшным и пугающим… Да, Луэй мог быть нетерпеливым, иногда бесцеремонным, нетерпимым и категоричным в плане отказов- если он хотел близости, она была обязана ему ее дать… И в то же время, и он старался, чтобы ей было хорошо, старался учитывать ее желания, ее потребности, ее пристрастия… Им было интересно друг с другом, весело и нетривиально… Что еще нужно для молодой пары?
Секса в их жизни было много, но одно неизменно удивляло девушку- он никогда не переходил определенной черты, каких-то внутренних, личных табу, установленных согласно собственной логике. Особенно много этих самых табу и запретов, как ни странно, у него было в половой жизни… Он не позволял делать ей минет и никогда не делал ей кунилингус сам. Разговор на эту тему у них был только однажды- Иштар в лоб спросила, чего бы еще он хотел от нее получить в постели, сама предложила попробовать… Дуреха Кейт посоветовала, мол, мужчинам это нужно- зачем ждать, что он пойдет получать это на стороне… Тем более, что Таша помнила тот самый разговор мужа с кузиной-любовницей Лямис в их доме… Реакция Луэйя обескуражила… Он посмотрел на нее с упреком, укором, даже, может быть, на грани осуждения…
–Ты мать моих будущих детей, Иштар… Этими губами ты будешь целовать моего сына… И я своими губами буду целовать… Как ты о таком могла вообще подумать? Ты не какая-то там низкая шлюха… Тебе чего-то не хватает, Таша? Я тебе чего-то не даю?
Нет, ей не было мало… Напротив, иногда «этого» было даже больше, чем нужно… Во всем, что касалось классического секса, Луэй оказался максимально изобретателен и активен. Он любил брать ее сзади, яростно, до боли в промежности и слабости в ногах вколачиваясь в нее, с силой кусая за шею. Любил связывать ее, делая полностью беспомощной… Иногда он клал ее на кровать, привязывал руки к изголовью, а потом уходил, заставляя себя ждать по нескольку десятков минут в таком обездвиженном состоянии… Иштар, пожалуй, и забыла то время, когда на ее теле не было синяков от его нетерпеливых рук или засосов…
Она привыкла к его запаху, к его дыханию, успела изучить его повадки- когда ему с ней очень хорошо, когда он приближается к оргазму, когда хочет от нее большей отдачи и инициативы… Вот только феерии их постельная жизнь у нее, как она ни старалась себя убедить и настроить, не вызывала… Часто после секса она стояла напротив зеркала в ванной и смотрела на свое отражение под планомерное журчание воды в кране, задаваясь единственным вопросом- почему? Почему у нее так редко получалось с ним достигать оргазма? Почему она не могла расслабиться и отдаться эмоциям до конца, несмотря на то, что мужчина в ее постели был опытен, привлекателен и так сильно ее хотел…
Когда было совсем плохо, она открывала закрытую на замок шкатулку и держала в руках серебряный браслет… Ее веки сами опускались, прикрывая глаза и унося ее в прошлое… Запах костра и верблюжьей кожи, песчинки на зубах, усталость, разливающаяся по всем мышцам сразу… Она помнила его поцелуи, помнила его дыхание… Его глаза- вечность, растворенная в черном омуте…
Ей показалось, что у нее почти получилось… Что не было больше этой свербящей боли в сердце, этого груза… Что она почти свободна от изматывающего чувства тоски по нему… Время все лечит… И это тоже пройдет… Она повторяла эти слова снова и снова- и уже почти уверовала в них…
Вот только с нашей верой так всегда… Сначала долго-долго ее пестуешь и лелеешь, а потом достаточно одной-единственной встречи, чтобы снова ее разрушить…
Когда Иштар повернула голову на вход и увидела Туарега, ее мир снова начал рушиться, распадаясь на маленькие кирпичики, которые она так упорно и старательно возводила, скрепляя цементом стабильности и правильности своего выбора… Вот только все это было зря… Зря, когда увидела его крепкий торс, жилистые смуглые руки, волевой подбородок, густые волосы… И глаза… От которых теперь веяло лишь отчужденностью и презрением…
Он небрежно держал в руках большой букет красных роз. Подошел размашисто к Луэйю и Иштар, протянул ей цветы, едва удостоив взгляда глаза в глаза. Перед девушкой сейчас был не Туарег, а старший брат мужа, Белькасем, с которым, как он сам ей сказал в тот день, когда они в последний раз разговаривали откровенно тет-а-тет, Туарега не существует… Есть только Белькасем… Старший брат ее мужа, о котором многое ей знать вовсе и не обязательно…Так сейчас и было… Чужой мужчина на ее празднике… Отбывший повинность только потому, что об этом попросил Луэй. Она узнала это от самого мужа. Когда тот, тоже завидев издалека брата, поспешил сказать жене, что он пригласил его на мероприятие, так как тот, наконец, вернулся с Тенерифе и они давно не виделись…
Братья сердечно обнялись. Белькасем сказал пару дежурных фраз-комплиментов по поводу вечеринки. Перевел взгляд на Иштар, наконец, но все так же равнодушно-спокойно произнес.
–Как принцессе жизнь в Марокко? Осваиваетесь?
Таша не могла вымолвить ни слова. Во рту стало вязко. Она нервно сглотнула и, смущенно улыбнувшись, утвердительно кивнула.
Белькасем, казалось, вовсе и не ожидал от нее какого-то ответа, потому что его внимание тут же было отвлечено кем-то из знакомых или родственников, которые увидели его и быстро подскочили поприветствовать.
В ушах Иштар звенело. Во рту почему-то был горько-металлический привкус, словно от крови. А может это и была кровь. В детстве за ней была дурацкая привычка кусать щеку, когда волнуешься… Наверное, сейчас произошло то же самое, только она не заметила, не обратила внимание, полностью поглощенная муками своего сердца… Не прошло и минуты, как Туарег растворился в толпе. А она все еще стояла, чуть покачиваясь от внезапного головокружения, под руку с мужем, оживленно ей что-то рассказывающим. В голове отбивала лишь одна мысль- вот и поговорили, вот и поговорили…
Соприкосновение горячей воды с кожей, напряженной, в мурашках, ждущей заветного тепла и расслабления от живительной влаги. Тропический душ нежно отстукивает щедрыми каплями по стенам фаянса и мрамора, устремляясь ручьями в хромовый слив, она откидывает голову, жадно хватая теплую влагу ртом. Теперь вода и на волосах, и Иштар чувствует, как вместе с ней по ним стекает негативная энергетика сальных взглядов и зависти за минувший день- неизменный спутник всех людей ее положения… Очищение, катарсис, обнуление… Теперь ей легче, теперь снова есть, чем дышать. Она со всей силы жмурится- и руки сами тянутся к собственной груди. Сжимает так, как Он бы сжал- сильно, но не до боли… Цепляет ногтями соски, отчего они скручиваются в узел, а пальцы на ногах поджимаются, спускается руками ниже, по животу, чтобы нырнуть пальцами между ног…
–Шалунья…– слышит сзади его хриплый голос на фоне скрежета открывающихся прозрачных дверей душа. Вздрагивает и напрягается тут же, выныривая из своих эмоций и ощущений…– что ты тут делаешь без меня?
Теперь на ее теле другие руки… Более настырные, более жесткие, чужие… Ах, нет, не чужие… Руки ее мужа…Это он сейчас рядом… Тот, кто и должен быть, и физически, и ментально…
–Кого представляешь?-шепчет горячо, но колюче, порывисто, у нее возле уха.
Он возбужден, сильно… Она чувствует это по каменной горячей твердости, упирающейся в ее бедро.
–Кого еще, тебя…– нервный смешок срывается с губ, словно она боится, что он поймал ее с поличным, что он догадался обо всём…
–Горячая девочка… Я тоже весь вечер думал о том, как нагну тебя вот так,– тут же реализует то, что сказал, надавливает решительно на шею и заставляет согнуться в талии. Вода теперь хлещет по ее позвоночнику, нагло стекая по выставленным ягодицам.
Хриплое дыхание сзади, захват кулака на мокрых волосах, которые он стягивает в жгут, по ходу выжимая, одновременно притягивая ее к себе и входя.
–Дааа, каткута (араб.– котенок), даа, моя сладкая…– резкие толчки. Болезненные и порывистые, но она уже привыкла подстраиваться, научилась расслабляться и давать ему власть над своим телом…
Луэй быстр и резок. На этот раз даже чрезмерно… А она как ни настраивается, не может поймать момент, когда получается уйти в свою реальность, раствориться в фантазиях и воспоминаниях… Никак…
–Хильв, хабибти (араб.– сладко, любимая), бхиббак мут (люблю тебя до смерти)…
Бихиббак мут… Он так часто теперь говорил ей эту фразу… Люблю до смерти… И почему-то, когда его взгляд темнел от вожделения в порыве страсти, ей уже вовсе и не казалось, что это языковая форма… Иногда Иштар и правда верила, что он может убить…
Сглотнула нервный комок напряжения. Дала ему дойти до пика… Самой же хотелось побыстрее выйти из душа, который теперь не ласкал кожу, а болезненно хлестал по коже навязчивыми потоками…
Облегченно выдыхает, когда он отстраняется, быстро целует ее в макушку и выходит из-под струй первым. Иштар дожидается, когда он покинет ванную, а потом не спешит тоже это сделать. Долго, до покраснения кожи, вытирается махровым полотенцем, сушит голову до состояния сухой соломы, не обращая внимание на то, как горячие потоки воздуха обжигают кожу… Берет себя в руки и делает шаг наружу.
Луэй расслаблен, как, впрочем, и всегда после секса… Снова весел, непринужден, галантен. Он разговаривает по телефону, посылая ей воздушный поцелуй.
–Да, йа ахи (араб.-мой брат), непременно… Договорились. Тамам (араб.– хорошо).
На другом конце слышен плотный мужской баритон, слов не разобрать, но ее сердце неизменно заходится. Это он звонит? Зачем она об этом думает, только зачем…
Лу слушает, а потом отпускает веселый смешок. Снова прощается. Кладет, наконец, смартфон на тумбочку.
Поворачивается к жене, прикуривая сигарету.
–Что, каткута?
Иштар вздрагивает. И пускай он часто спрашивает ее именно так- по поводу и без, сейчас как-то особенно все напряжено, на изломе… Она словно преступница, которая, затаив дыхание, ждет подвоха… Подставы…
Пожимает плечами, как ни в чем не бывало…
–Что? Ничего…-лепечет себе под нос.
–Ничего…– повторяет он, делая пару затяжек и небрежно выкидывая еще горящий бычок в окно.
Подходит сзади, обнимает…
–Мне нужно на пару дней на Тенерифе…
Иштар вздрагивает… Тенерифе… Сколько воспоминаний, сколько всего, связанного с этим островом… А еще Лямис… Сглатывает. Не то, чтобы была ревность… Просто… Неприятно…
–Понятно…– выдавливает из себя насилу.
Лу хмыкает.
–Таша… Что такое?– целует мочку уха.
–Ничего, Луэй. Говорю же, ничего…
Он вздыхает, прижимая ближе.
–Возьму тебя с собой… Если думаешь, что…
–Ничего не думаю…– отодвигается от него, -поезжай… У меня дела… На этой неделе очередное выступление в Университете Касабланки. Приезжает мой научный руководитель из Великобритании… Мне необходимо быть здесь…
–Хорошо…– выдыхает Луэй. –Постараюсь вернуться как можно быстрее… Я бы и не поехал, но брат попросил… Есть пару важных вопросов, которые стоит решить…
Сердце Иштар снова заходится в нервном беге. Отходит к трюмо, чтобы подальше, чтобы не видел ее возможно читаемого смятения… берет гребень со столешницы из желтоватого, в прожилках, оникса, начинает расчесывать волосы.
–А твой брат живет преимущественно на Тенерифе?-вопрос сам собой срывается с ее губ.
–Кассум? Да как сказать, он вообще много где живет… Как ветер… Сегодня там- завтра здесь… Вечно у него в голове какие-то свои расчеты и планы… За ним и не угонишься…
Лу говорил о брате с неподдельным восхищением, очевидной любовью…
–Я всегда мечтал его понять… Да как-то так до конца никогда и не получалось… Белькасем весь состоит из парадоксов… Ему бы сесть на трон, по крайней мере, уверен, отец бы того хотел, а он…– последние слова прозвучали не без искорок боли, стреляющих от потаенных углей у него в душе…
Иштар невольно почувствовала это напряжение. Не могла не почувствовать…
–У вас разные матери…
–Разные…– задумчиво продолжил Луэй…– Мать Белькасема была первой женой отца… ну как женой… Она была из племени туарегов… Им не писаны законы, ты же знаешь… Как только отец женился на моей матери, ушла от него… А он… Он продолжал волочиться за ней, как собачонка…
–Луэй, не говори так…– перебила его Иштар.
Муж вздохнул.
–Я знаю, о чем говорю, Иштар… Как бы там ни было, это он позволил женщине так себя вести… Достойные мужчины не позволяют, чтобы их жены вили из них веревки, уходили и приходили, когда пожелают… Что значит, она не приняла его второй жены? Кадаф был непростым мужчиной. Выбор им моей матери- это не какая-то блажь… Это дело государственного масштаба… А там… Там примитивизм и косность… Необразованность и принципиальность…
–Она ведь погибла, да? Я про мать Белькасема… Я что-то слышала краем уха…– словно невзначай спросила Иштар. Этот разговор сильно ее нервировал… На уровне инстинктов, фибров, подсознания она чувствовала волнение… Ладошки потели…
Очевидно, она нащупала болезненную мозоль всей семьи…
–Погибла, да… Но… До этого успела… Ладно, впрочем, не хочу сейчас об этом… Я пойду… Перед отъездом надо переговорить с братом… Он ждет меня в городе…
Иштар молча кивнула… Остаться сейчас один на один со своими мыслями было лучшим вариантом на вечер…