Когда-то у песен смысл был,
И стихи вплетались в мелодию снов.
Отражением жизни был куплет,
А припев волновал, развлекал…
Сердца желали, биться и жить.
Нестись в истории, словно чистый родник.
Кровь бурлила, мечты росли…
И мечтой – было просто идти…
Идти и петь о любви…
– Прекрати, Ал.
Любил Творец и создал мир,
С терпением, песней на устах,
Любил Отец своё дитя!
Заботясь и имя шепча!
Любил…
– Ал, прошу… Прекрати петь.
Любил, не чаял он узреть!
Как сердцем ведает лишь мать!
И страстью, что зверьё живёт.
И юность слепнет и…
– Ал, хватит! Прекратить петь! Сколько можно повторять? Заткнись, пожалуйста! Давай посидим в тишине!
– Сам заткнись. Не нравиться, не слушай…
– Закрой рот!
– Иди к чёрту! Сам закройся!
– Ал!
– Эй! Всё! Тишина!
– Да пошёл ты, Макс!
– Тихо! Я сказал!
В маленьком минивэне нас было пятеро. Медея Тори – наша виртуозная гитаристка, она так же имела опыт игры на скрипке и виолончели – сидела на переднем сидении и хмуро смотрела в окно. Пряди рыжих волос лезли ей в глаза, и она раз за разом, каждый раз, как кузов встряхивали кочки и ямы, раздражённо убирала их с лица. Макс – ударник, самый спокойный и крупный из нашей пятёрки, всегда стригущийся под ёжик – крутил баранку и глубоко посаженными карими глазами внимательно следил за дорогой. Асами – бас-гитарист, только осваивающая вверенный ей инструмент, была младше всех. Её черноволосая головка покоилась на моём правом плече. Несмотря на бездорожье, она умудрилась заснуть, и даже крики Виктора не могли потревожить её сон. Виктор сидел с левой стороны от меня. Он был зол, опечален и подавлен одновременно. В группе «Студия Силуэт» он являлся голосом разума и клавишником. Паренёк с раннего детства неплохо играл на пианино и был гением. Правда, в своих и бабушкиных глазах. Возможно, немножко и в наших.
– Вот! Только дождя нам не хватало! – Ворчливо буркнул он себе под нос и посмотрел на быстро темнеющее небо. – И ты ещё распелся! Итак, настроение херовое. Нет! Всякую херню поёт…
Изначально мне не хотелось садиться на задний ряд. Я знал, что Виктор будет всю дорогу причитать и ныть. Так и произошло. Слушая его, мне хотелось втащить по его узкой физиономии. Да так! Чтобы его прилизанные соломенные волосы истрепались.
– Ну, блин! Говорил же. Дождь! – Сокрушённо воскликнул он. – А мы едем по просёлочной дороге… Почему нельзя было ехать по трассе?
Редкие капли дождя начали с громким стуком биться по кузову минивэна. Дождь усиливался, обещал перерасти в самый настоящий ливень. Минуту-две, капли дрожа, просто искрились на стёклах. Потоки воздуха, обтекающие транспорт пытались стряхнуть их, но они, соединяясь, обращались в тонкие ручейки, что мелкими змейками без конца и начала поползли по прозрачной гладкой поверхности.
Наблюдая, как мирно посапывает Асами, я широко зевнул.
– От меня несёт пивом. – Продолжил ворчать Виктор. – Старый ублюдок швырнул в меня бутылку. Блин. Какого хера мы вообще туда сунулись? Нельзя было найти место получше. Первое выступление и полный… слов не хватает…
– Ал, прошу, врежь ему по роже. – Послышался голос Медеи. – Задрал уже. Ноет и ноет, ноет и ноет. Врежь ему от души.
– Читаешь мои мысли. – Улыбнулся я. – Но ты ведь знаешь, я против насилия.
– Да пошли вы! – Рыкнул Виктор. – Будете ещё при мне обсуждать, бить меня или нет? Скорее сами по щам получите.
– Нет, Виктор. – Тихо произнёс Макс. – Успокойся, наконец. Всё. Мы скоро будем дома. Забудь о том, что произошло. Кто же знал, что так получиться.
– Я знал. – Подался вперёд Виктор. – И я предупреждал. Не всем придётся по вкусу наша музыка.
Покачав головой, я снова зевнул. Рок, будь он хардкорным и тяжелым, с элементами попсы, инструментальным, не пользовался популярностью в нашем городе. Что говорить о маленьком городке, жанр музыки, на который мы тратили всё своё свободное время, не мог прижиться во всём государстве. Молодёжь большой страны, возможно, имела в списках любимых исполнителей пару-тройку групп, исполняющих рок. Кто-то увлекался провокационным жанром всю свою жизнь и имел внушительные коллекции альбомов известных на планете рок коллективов и не ограничивался парой песен в плеере. Но! Что есть, то есть. В большинстве проигрывателей… преобладала… попса.
Нет. Рок в Казахстане не был под запретом. Он был скорее терпим, как «рэп», но не был настолько любим, как жанр «поп». Рок никак не мог набрать обороты. Он мог занимать первые места в чартах, быть обсуждаем, живым и душевным. Только, увы, какая-нибудь убогая по смыслу попсовая песня, расхваливающая ягоды и ягодицы звучала со всех колонок и радио, а громкие голоса рок исполнителей и визг металлических струн лишь изредка.
И Виктор был прав, когда продолжил свои стенания, становящие всё громче и надоедливее:
– Я ведь говорил. Они нас закидают тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Мы не успели даже начать, а нас уже чуть не посадили на вилы. Ублюдки! Могли бы прослушать нас для начала и только затем делать выводы. Видите ли, им не по нутру громкая музыка. Быдло! Барханы грёбанные!
– Бывает. – Успокаивающе произнёс Макс. – Ошиблись с выбором места первого выступления. В следующий раз будем умнее.
– А будет ли следующий раз? – Сварливо произнёс Виктор. – Лучше бы и дальше репетировали в гаражах. Там нас хоть никто не материл и не посылал куда подальше. Пели и играли в своё удовольствие.
– Вообще… – Повернулась в нашу сторону Медея, – Чья была идея выступить в этой дешевой забегаловке?
– Твоя. Разве… нет? – Улыбнулся я.
– Вот… ты!
– Общая. – Не отрывая глаз от дороги и включая дворники, произнёс Макс. – Объявление ведь все читали.
– А кто принёс газету с объявлением? – Спросил я. – Точно не я.
Медея, сузив глаза, посмотрела на Виктора.
– Твоя газета же была?
– Эй! Всё! Прекращайте! – Слегка повысил голос Макс. – Впереди железная дорога. Сейчас её переедем и можно считать – мы дома.
– Да. Моя была газета. – Подался слегка вперёд Виктор. – Но я никому насильно её не подсовывал. Я, между прочим, из-за кроссвордов её принёс.
– Вот и решал бы свои кроссворды. Умник. – Холодно ответила Медея. – Предупреждал он. Ты специально притащил эту газету. Изначально знал, что мы заметим объявление.
– Да. – Кивнул я. – И мы заметили. Маркер был на всю страницу. «В придорожное кафе «Правильный путь» требуется музыкальный коллектив для выступления на один вечер. Оплата договорная. Возможно, сотрудничество на постоянной основе». Им требовалась обычная группа музыкантов, а не рок ансамбль. Невезуха. Да, Виктор?
– Старик ничего не сказал о жанре музыки. – Вырвалось у него.
– Ага. – Медея, скрипнув сидением, потянулась в сторону Виктора. – Ага. Попался. Серый кардинал. Манипулятор чёртов. Сейчас ты у меня получишь.
– У нас был выбор! У всех у нас был выбор! – Отбиваясь от рук Медеи, крикнул Виктор. – Но я сразу сказал, что мне не по нутру эта идея.
– Эй! Хватит! Прекратите! – Пытаясь успокоить Медею и Виктора, заголосил Макс. – Не дети же? Заканчивайте!
– Я никогда не испытывала такого унижения! – Взвизгнул Медея. – И виноват в этом ты, Виктор!
– Отстань, отстань от меня! – Стиснул он зубы и вжался в сиденье. – Нам всем досталось. Всем.
– Эй! Алё! – Повернулся в сторону Медеи Макс. – Заканчивайте!
Откинув голову назад, я громко рассмеялся. Драки между Виктором и Медеей были обычным делом и заканчивались быстро, так же, как и начинались. Асами, проснувшись, сонно и одновременно удивлённо посмотрела на меня и вдруг завизжала:
– Поезд!!!
Мне снилось, как Виктор с кем-то говорил по телефону:
– Да. Мы можем выступить. Максимум пять песен, минимум три. Сумма нас устраивает. Спасибо большое.
Рядом стояли Макс и Медея и одобрительно кивали. Асами возилась с новыми струнами на бас-гитару, я стоял уже на сцене и готовился петь. Микрофон поправлять не пришлось. Кто-то уже подогнал его под мой рост. Занавес, тихо шурша, отъехал в стороны и я немного прокашлявшись, объявил:
– Добрый вечер, дамы и господа! Сегодня с вами группа «Студия Силуэт»! Итак! – Я кивнул Медее. – Начали!
Медея, улыбнувшись, подняла руку с медиатором и только приготовилась ударить по серебряным струнам электрогитары тяжелым роком, как кто-то из зала, вскочив, хрипло крикнул:
– Что? Рок!?
В зале – довольно большом для придорожного кафе – было около двадцати столиков на пять и больше человек, длинная барная стойка с хмурым лысым барменом – хозяином заведения и несколько бильярдных столов, окруженных посетителями. На противоположной от бара стене ещё висел круглый диск для игры «Дартс». Но в неё никто не играл.
– Вы рокеры что ли? – Повторил голос.
Я присмотрелся. Человек, так грубо прервавший нас, был одет в потёртый джинсовый костюм и имел неприятную узкую физиономию, напоминающую морду добермана.
– Да. – Ответил я. – Есть ещё вопросы? Можем ли мы начать?
– Можете сваливать отсюда. – Грубо произнёс он и, повернувшись к бармену, гаркнул. – Эй, Серик, какого хера? Ты же говорил, нормальная группа будет выступать. Где шансон? Где песни про жизнь?
– Так. – Бармен, протирая стакан, кивнул в нашу сторону. – Уходите, молодые люди. Сегодня выступления не будет.
От его слов я онемел. Хотел возразить, но меня опередил Виктор:
– Вы серьёзно? Выступления не будет?
– Да. – Рассматривая стакан, сказал он. – В другой раз. Собирайте инструменты и аппаратуру и уезжайте.
– Вы не можете так с нами поступить! – Гневно прервал его Виктор. – Мы договорились. Нельзя… нельзя нарушать контракт!
– Какой контракт? Уходите. – Даже не удостоив его взглядом, буркнул бармен.
– Тогда заплатите нам. – Подошёл к краю сцены Виктор. – И мы уедем.
– Э!
Зал наполнился звуками отодвигаемых стульев и на Виктора двинулся старик в кожаной куртке.
– Не слышали что ли? Шуруйте отсюда! Да побыстрее!
– Я требую, чтобы нам заплатили! – Сорвался на крик Виктор. – Мы не уйдём без оплаты!
Старик, шатаясь, швырнул в него бутылку из под пива. Виктор увернулся, громко матеря зал и бармена. Бутылка разбилась, ударившись об стену, и обдала нас брызгами и осколками. Я отступил от микрофона.
– Уходим. Собираемся. – Скомандовал Макс.
– Да! Валите со сцены! – Заголосила толпа. – Валите!
Вслед за криками на нас полетели ещё бутылки и остатки еды. Прикрывая Асами, я схватил штатив с микрофоном и тут получил удар по голове. Стакан из под пива! Но ведь этого не было! Я…
Открыв глаза, я встретил темноту и тихие пищащие звуки. Ночь? Нет. Точно не ночь. Пытаясь собраться с мыслями, я попробовал встать и тут же рухнул назад. На что? Где я вообще? Было мягко. Я был дома, в постели или где-то ещё? То, что произошло в придорожном заведении и позже, на дороге… Это было наяву или мне всё приснилось?
Чувствовался слабый запах лекарства. Возможно, я был в больнице. Тяжело дыша, я вновь попробовал принять вертикальное положение. И вновь неудача. Тело не слушалось меня. Ни руки, ни ноги, ни позвоночник. Неужели меня парализовало? Асами крикнула: «Поезд!!!» Поезд? Я ничего не чувствовал. Ничего. Моя кожа не ощущала прикосновения ткани, как это бывало обычно. А ведь я обладал очень чувствительной кожей. Она была у меня бледной и нежной. Асами крикнула. Что она крикнула? Мысли начали путаться в голове. И из мрака реальности, я сам того не осознавая, погрузился во мрак иного рода. В этой тьме не было ничего. Лишь пустота и боль. Боль разбитого тела…
И она появилась внезапно. Будто вспышка белой молнии она пронзила меня и вернула назад. Звуки, несущие в себе писк, усилились. Усилился и запах лекарства. Руки ожили. Пальцы сами собой потянулись к лицу и коснулись марлевой повязки. Кто-то перебинтовал мою голову. Кто? Пальцы соскользнули вниз, прошлись по липкой от слёз или крови коже. Что со мной произошло? Асами ведь что-то крикнула? Она крикнула…
– Поезд. – Ответил чей-то голос. – Она крикнула «Поезд!!!»
Не отрывая пальцев от лица, я затаил дыхание. Кто это? Мысли в голове вновь начали путаться. Этому способствовала и боль, которая желала добраться и до моей грешной души. Будто искалеченного тела ей было мало. К горлу подступила тошнота, сердце сжалось, начала кружиться голова.
– Ты смеялся, когда это произошло.
– Кто вы? – Тихо спросил я.
Точнее выдохнул. Голос не слушался меня. Он был тихим, тише шепота. Но он услышал:
– Неважно, кто я.
На второй вопрос: «Зачем вы здесь?» у меня не хватило сил. Но он ответил на него. Усмехнувшись, он вкрадчиво произнёс:
– Я здесь, чтобы помочь тебе.
Не будь повязки на глазах, я бы закрыл и открыл их. Я всегда так делал, когда нужно было о чём-то серьёзно подумать. Но он – Неважно, кто он, – продолжил:
– Отделался ты лишь потерей глаз. Другим повезло меньше. Одна лишилась руки, у другой поезд отнял глаза и ногу, тому, кто сидел за рулём, поломало хребет, четвёртому оторвало обе ноги.
Слова незнакомца немного придали сил, но вместе со вздохом облегчения, что я не прикован на всю жизнь к кровати, я выдохнул горечь, что краски мира вокруг меня навсегда погасли. Ещё более опечалила меня участь товарищей. Как так могло случиться?
– Лучше смерть, возможно, решишь ты. Но не спеши проклинать судьбу. Как я говорил ранее, я здесь, чтобы помочь тебе.
– Верни мне глаза. – Прохрипел я в отчаянии. – Верни мои глаза.
– То, что утратило тело, я вернуть не могу. Пока не могу.
Дрожащими руками, я попробовал нащупать опору, чтобы встать с кровати.
– Лежи. Не поднимайся. Ты ещё слишком слаб.
– Мои глаза. – Уткнулся я лицом в ладони.
– Посмотри на меня. – Велел голос. – Я сижу напротив тебя. Посмотри на меня. Убери руки от лица и подними на меня взор.
Я подчинился. Медленно, я отнял руки от лица. Тьма и только тьма. Но в этой тьме был Некто. Я не увидел его глаз, ни как он выглядел, ни как шевелил губами, с улыбкой наблюдая за мной. Лишь нечто напоминающее ореол вокруг сгустка мрака. Мрака имеющего очертания человеческой фигуры. Искаженной, испорченной, демонической.
– Нужна ли мне помощь? – Прошептал я, обращаясь скорее к себе.
– Она нужна каждому, кто в ней нуждается.
– И какова цена?
Даже не видя черт лица незнакомца, я мог с уверенностью сказать – он улыбнулся. Широкая улыбка похожая на оскал хищника, склонившегося над несчастной жертвой, зазмеилась по его лицу. Душа?
– Душа? – Спросил я.
Голос стал твёрже. Неужели ко мне возвращались силы?
– Нет. Не душа. – Ответил незнакомец. – Взаимная помощь.
Непроизвольно из груди вырвался вздох облегчения. Голова закружилась сильнее. Из-за чего даже мысли потеряли чёткость, стали размытыми. Ему не нужна моя душа. Я часто-часто задышал. Хоть было и трудно.
– В душе нет ничего ценного. – С усмешкой в голосе произнёс он. – Самая дешевая разменная монета в мироздании – эта душа. Она ничего не стоит. Так что? Какой дашь ответ на моё предложение? На возможность видеть без глаз, видеть истину, суть происходящего, понимать без слов. Что скажешь?
– В чём заключается помощь тебе? – Осторожно подбирая слова, задал я вопрос.
Фигура во мраке еле заметно зашевелилась. Не отрываясь, я смотрел на него и услышал тихий смех.
– Остальные согласились сразу же. Видимо их подгоняла агония боли и утраты. Но ты другой. Желаешь знать всё? Хорошо. Помощь, которая нужна мне – небольшая. Мизерная, так бы сказал ты. Ты и твои друзья станете легендами, великими и могущественными. Больше не будут в вашу сторону лететь гниль и бранные слова. Лишь мольбы и благословения. Люди, обладающие большой властью, мнящие себя созидателями истории будут стоять перед вами на коленях. Нищие, не имеющие ничего за душой, со слезами восторга на глазах будут смотреть на вас, как в лживых священных писаниях смотрели на вымышленного сына Бога. Люди будут просить у вас исцеления и доброго слова и вы – мой дорогой – дадите им и то и другое.
– Невозможно. – Прохрипел я и заёрзал на больничной койке. – Возможно, это сон. Мне сниться странный сон. Возможно, действие препаратов.
– Ваша музыка, ваши стихи, ваши голоса станут целебным бальзамом для раны, что мир наносит себе раз за разом, стремясь уничтожить и поработить…
Писк медицинского оборудования в ушах стал сильнее. Вытянув вперёд руки, я попытался схватиться хоть за что-нибудь, пусть это будет даже воздух. Но ловя скованными движениями пальцев пустоту, лишь усилил головокружение и вызвал в теле тошноту и слабость. Боль тоже была. Только не такая сильная, как желание вскочить и бежать из мрака куда угодно, но только не быть здесь.
– Твой ответ? – Почти рядом прозвучал голос незнакомца.
Разум, замутнённый болью и слабостью, пытался предостеречь. Мне нужно было время, чтобы подумать. Чтобы взвесить всё и дать разумный ответ. Но уста подвели меня.
– Согласен. – Вертя мокрой головой, прошептал я. – я согласен.
Вдали слышались голоса и шаги. Кто-то шёл сюда или просто проходил мимо?
– Я согласен. – Повторил я ответ. – Помоги мне. Я согласен.
Утром – правда, мне было не важно, какое сейчас время суток: утро, день, вечер, ночь – меня навестили родители. Их силуэты окружал яркий ореол света. Я видел в этом свете, что они испытывают в данный момент, что терзает их мысли. Чтобы хоть как-то приободрить отца и мать, я встретил дорогих сердцу людей улыбкой и громким приветствием. Это произвело на них впечатление, но не уменьшила боль, которая наоборот усилилась, когда они увидели меня лежащего на больничной койке. Мама расплакалась, увидев, в каком я теперь состоянии.
О случае на железной дороге, они узнали утром. Им позвонили с больницы, как только моя личность была установлена. Они могли приехать и раньше, но задержались. Слушая отца, я старался не сводить с него фантомных глаз. В связи с утратой реальных и обретением духовной способности видеть… видеть хоть что-то. Я назвал новую силу – фантомным зрением.
– Прошу, мам, не плачь. – Потянулся я в её сторону. – Всё хорошо. Утри слёзы.
Отец, сидящий рядом с матерью, медленно встал со стула. Его всего трясло.
– Отец? – Обратился я к нему. – Всё хорошо.
– Как только тебя выпишут. – Дрожащим голосом сказал он. – Мы заберём тебя к себе. Будешь жить с нами.
– Думаю…
– Здесь не о чем думать. – Прервал меня отец. – Авария лишила тебя зрения. Ты… ты… теперь инвалид. – В его голосе прозвучала горечь. – И тебе нужен будет уход. Пока мы с мамой живы… мы будем помогать и поддерживать тебя. Так что! Всё решено. Будешь жить с нами.
Продолжая улыбаться, я всё же смог дотянуться до матери и взял её руку в свою.
– Успокойся, мам. – Погладил я её. – Я потерял глаза, но не зрение. Всё хорошо.
– Прекрати! – Вспылил отец. – Что за чушь ты несёшь? Мы слишком многое тебе позволяли. И к чему это тебя привело? Где твои друзья по группе? Я слышал, их состояние ещё хуже, чем у тебя.
– Верно. Но… – откинулся я на койку и скрестил руки на груди, – я говорю правду, отец. Я вижу. Зрение, правда, несколько иное. Но я всё вижу. Твой гнев, твою печаль, слёзы матери…
– Ты слышишь, а не видишь. Возможно, такое бывает, у тебя обострился слух и другие чувства. Но не обманывайся…, сынок, и не пытайся обманывать нас.
– Хорошо. – Сдержанно ответил я.
Тихо жужжа, рядом закружил комар. Я вновь улыбнулся. Комар кружил надо мной. Я неотрывно следил за ним. Он должен был сесть мне на лицо, как раз на правую щёку. Я видел, как гнус прицелился и тут резко вытянул руку и схватил его на лету двумя пальцами.
От резкого движения, мама вздрогнула, отец слегка нахмурился.
– Вот ты и попался, кровопийца. – Вертя его перед собой, сказал я, и тут же повернувшись к матери, мягко добавил. – Всю ночь спать не давал. Всё хорошо, мама, утри слёзы.
Медею я увидел ещё до того, как она вошла в палату. Навестила она меня сразу же, после визита родителей. Свет вокруг её фигуры был не стабилен. Он, то резко вспыхивал, заливая всё вокруг яркой белизной, то становился тусклым и погружал мир в своего рода сумрак.
– Привет. – Улыбнулся я ей.
Медея опиралась на костыль. Правая нога выше колена отсутствовала. Ей было больно, очень больно. Но стиснув зубы, она медленно опустилась на стул, на котором каких-то полчаса назад сидел мой отец.
– Дай перевести дух. – Тяжело дыша, сказала она. – Я потеряла много крови. Было тяжело тащиться с одного крыла больницы на другой. Плюс ещё лифт у них не работает.
– Ты…
– Мне никто не помогал. Твоя палата, Ал, на третьем этаже. Мне пришлось подниматься сюда с первого.
– Ясно.
Сделав глубокий вдох, она откинулась на спинку стула и попробовала перекинуть одну ногу на другую. Старая привычка стоила ей равновесия, и она упала со стула. Рядом с громким стуком упал костыль.
– Медея! – Крикнул я.
– Со мной всё в порядке. – Сказала она и тут же громко рассмеялась.
Слушая её смех, я тоже не удержался и начал смеяться. Сначала тихо, затем истерически и громко. Смех так и изливался из меня неудержимым и горьким потоком. Больно закололо в правом боку. Я смеялся и смеялся. Казалось, вот-вот, захлебнусь смехом и умру. Но тут Медея заплакала.
– За что! – Всхлипывая, крикнула она. – Что мы такого сделали? Я убью Макса!
– Ему досталось больше нас, Медея.
Сотрясаясь от слёз, Медея кое-как уселась на стул. Грустно взглянув на правую ногу, она откинулась на спинку и тяжело вздохнула.
– Ты же видишь меня, Ал? – Спросила она. – Что ты видишь?
– Трудно сказать. – Ответил я. – Но если … если вкратце. Я вижу свет вокруг тебя. Своего рода свечение, сияние…
– Мою ауру?
– Возможно. А что видишь ты?
– М-м-м… Иное. Линии. Тонкие, еле уловимые, как паутина на ветру. Они в постоянном движении… Если не сосредотачиваться… превращаются в клубок. А-а-а… Больно. Действие лекарств проходит. Как же меня трясёт.
Боль потоками одолевала и меня. Она охватывала тело полностью, иногда смещаясь, то к конечностям, то к голове. Ноющая и пульсирующая. Она хоть немного заглушалась препаратами и частично беспокойными мыслями о туманном будущем. Но с болью Медеи она не могла сравниться. Свет вокруг фигуры девушки становился всё ярче и ярче, передавая насколько же ей тяжело приходиться.
Чуть переместившись к краю койки, я немного наклонился в её сторону. В моих фантомных глазах, она была подобно солнцу. Её свет ослеплял, но не причинял боли.
– Медея. – Позвал я её. – Тебе плохо. Я вызову доктора.
– Не нужно. – Сквозь стиснутые зубы, сказала она. – Терпимо. Лучше скажи, почему у нас разные способности видеть? Это он постарался? Дьявол.
– Дьявол?
– Он приходил к тебе, Ал. Что он сказал? Что обещал?
– Откуда тебе знать, кто он?
– Я ношу имя древнегреческой мифической колдуньи. Ты ведь прекрасно знаешь, что перед тем, как увлечься музыкой, я изучала оккультизм. Всё что связано с падшими ангелами, демонами, Сатаной. Это был он, я знаю. Это он явился нам.
– Странно. – Погладил я себя по щеке. – Если бы не удивительно обретённая способность видеть, я бы посчитал беседу с ним… сном.
– Скорее кошмаром. – Тихо произнесла Медея. – Так, что он сказал?
– Он… – Нахмурился я. – Он… точно не помню. Он сказал, что я обрету способность видеть за небольшую помощь ему. Он сказал, что наша музыка станет целебным бальзамом для… для мира или…
– Я помню его речи урывками. – Покачала головой Медея, неуклюже убирая за ушко выбившийся локон. – Он говорил, что мы станем, как Иисус. Целители. Так он назвал нас.
– Об Иисусе. Да. Он и при мне его упоминал. – Кивнул я. – Значит, мы может лечить? То есть, исцелять?
За ярким сиянием Медеи, показалось ещё два. Мужчина и женщина – врач и медсестра. Холодное свечение от их фигур залило маленькую комнатку, и женщина, наклонившись над Медеей, сказала:
– А мы вас ищем по всей больнице. Как вы здесь оказались?
– Доковыляла. – Грубо ответила Медея. – Костыль помог. Что дальше?
– Дальше? – Открывая какую-то папку, холодно сказал доктор. – Дальше вас проводят в вашу палату. А вы. – Он пристально посмотрел на меня. – Вы же, расскажете мне – старшему лейтенанту полиции Симонову Валентину, что произошло на железной дороге.
– Хорошо. – Кивнул я, внутри кипя от негодования, что не сразу понял, кто передо мной. Всё-таки фантомное зрение было неполноценным. И из-за этого – первый прокол, если так можно было выразиться.
Остаток дня прошёл без посетителей. Лейтенант Симонов задал пару вопросов и ушёл. Конкретно его интересовало, кто был за рулём, были ли мы под действием каких-нибудь психотропных или наркотических веществ и что мы делали около железнодорожного переезда?
Ночь – я даже не заметил, как она наступила – окружила больницу тишиной и мраком. Но мне было не важно. Сон не шёл ко мне. Наоборот, события минувшего дня и предыдущей ночи яркими красками заиграли в голове. Как я ни старался, я не мог вспомнить, когда появился поезд и что было дальше? Как мы вообще оказались там – на железной дороге? Обычно, шлагбаум загораживал дорогу, когда поезд совершал свой путь. Но в ту ночь… Я не помнил, чтобы он преградил путь машине и поезда мы не услышали. Мы не услышали стука железных колёс о рельсы, ни шума двигателей локомотива, в машине было шумно, но шумели мы сами. Проигрыватель был выключен. Медея и Виктор пытались достать друг друга, Макс пытался их успокоить, я… я смеялся, а Асами крикнула: «Поезд!»
Ответы Медеи были аналогичными. Она не пожелала уйти из моей палаты и ушла, точнее её укатили в инвалидной коляске следом за полицейским и обещали проводить в её палату на первом этаже на работающем лифте, который всё же был в больнице.
Мимо палаты проходили люди. В основном медперсонал, иногда поздние посетители. Я видел их даже сквозь стены. Это было удивительно. Пугающе, но удивительно.
Иной раз до меня доходили отрывки разговоров. Врачи обсуждали больных. Кто выживет, кто нет. Кому предстоит тяжелая операция, кому просто дадут нужные препараты и всё. В больницу в этот день поступило много больных. Не так много, как вчера, но достаточно, чтобы назвать текущий рабочий день тяжелым. Поступило несколько больных с переломами. Переломы разной степени тяжести. У кого-то простой вывих, кому-то повезло меньше – перелом ноги в трёх местах. Несколько врачей громко обсуждали девушку, выпившую щёлок. Она была в очень критическом положении. Как ей помочь? Так же поступил мальчик с сильными ожогами по всему телу и женщина, отравившаяся угарным газом. Были ещё две пожилые женщины, пострадавшие в мелкой аварии. Обе испытали шок и отделались несколькими царапинами. Да. Это вам не поезд в ночной мгле. О мужчине, упавшем со строительных лесов можно было не говорить. Он был в сильном алкогольном опьянении и больше удивился, нежели испугался или получил хоть какое-то увечье от нетрезвого падения. Даже боли, со слов эскулапов, не испытывал. Не то, что я. Мне было больно.
Тело ныло, правда, не так сильно, как утром, но было неприятно. В голове, отвлекая от боли, стоял вопрос, кем же всё-таки был ночной визитёр. Дьяволом, как предполагала Медея или кем-то ещё? Хотя…, кто мог быть хуже Сатаны? Падший ангел воплощал главное зло во вселенной и был главным среди сонма демонов и прочей нечисти. Но даже, если не он. Кто это мог быть?
Мысли гигантскими вопросительными знаками стояли передо мной и чем больше я думал, тем больше их становилось. В какой-то момент, знаки перед глазами начали расплываться. Сон, наконец, пришёл. Но даже сквозь одолевающую дрёму, я продолжал видеть и вдруг почувствовал чьё-то присутствие. Кто-то медленно шёл по коридору. Серое существо бесшумно пробиралось в сторону палаты. Я насторожено присел и сосредоточился на двери. Существо, кем бы оно ни было, прошло мимо. Я продолжил наблюдение. Существо не было человеком. Совершенно иная аура, иной свет. Грязновато-серый, испуганный, но жаждущий утолить голод.
Медленно, скрипя зубами, я свесил ноги с койки и, коснувшись пальцами холодного гладкого пола, встал. По телу пробежала дрожь, ловя руками воздух, я кое-как сохранил равновесие. Возможно, я совершал ошибку. Не по мою душу, в здание проникло странное существо. Не меня оно искало. Но природное упрямство взяло верх. Несмотря на боль, которая с каждым шагом чуть ли не сбивала меня с ног, я поспешил за серой тенью. Касаясь пальцами стены, я старался не упустить его. В коридоре кроме меня и существа никого не было. Это было мне на руку. А существо как будто не замечало, что я слежу за ним. Так же, не торопясь и с опаской оно шло впереди. Затаив дыхание, я плёлся следом и тут оно исчезло. Внезапно испарилось, будто его и не было. Я завертел головой. Мало ли, оно могло возникнуть за спиной, но в коридоре теперь кроме меня никого не было. В замешательстве, я простоял на месте пару минут. Меня подвело фантомное зрение или я на самом деле шёл за кем-то? В какой-то момент, я решил вернуться в палату. Я уже повернул назад, но снова остановился. За стеной кто-то плакал. Плач был тихим, безутешным, таким, каким обычно бывает у людей, потерявших всё и которым ничего не остаётся, как отдать миру и то единственное, что у них осталось – жалкие крупицы слёз.
Слушая тихие стенания, я напомни себе, что нахожусь в больнице. Слёзы и боль здесь были обычным явлением. Но порочное любопытство после секундной борьбы со здравым смыслом и тут взяло верх и я, отыскав и открыв дверь палаты, откуда доносились всхлипывания, спросил:
– Добрый вечер. Могу ли я чем-то вам помочь? Может позвать врача?
Плач прекратился. Я, прикрыв за собой дверь, осмотрелся. В палате никого не было. Это показалось мне странным.
– Наверное, в другой палате плакали. – Сказал я самому себе.
Повернувшись к двери, я потянулся к дверной ручке.
– Вы кто? – Раздался за спиной тихий голос.
– Я… я думал, здесь никого нет. – От неожиданности пролепетал я.
– Ваша голова перебинтована. Повязки скрывают глаза. – Ответил голос. – Откуда вам знать, есть ли здесь кто или нет?
– Верно подмечено. – Вновь осмотрев комнату и никого не обнаружив, сказал я. – Но… я особый случай. Услышал плач, решил узнать, возможно, вам нужна помощь.
– Помощь? – Голос оставался тихим, бесцветным, лишенным эмоции. Я никак не мог определить, кому он принадлежит. Точно не взрослому. Голос мог принадлежать ребёнку. Но я мог ошибаться. – Увы, вы опоздали. Помощь мне не нужна. Она бесполезна в моём текущем положении.
Растерявшись и не зная, что ответить, я двинулся в сторону голоса.
– Как это? Как это вам нельзя помочь? Мы находимся в больнице. Я могу позвать врача, и он вам поможет.
– Мне уже больше никто не поможет. – Прошелестел голос. – Но вы не ответили, кто вы?
– Отвечу, когда вы покажетесь. – Начал я медленно углубляться в комнату. – Где вы? Я вас не вижу.
– Удивительно. Какая наглость. Вы у меня, можно сказать, в гостях. Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Он простой. Кто вы?
– Человек. Пациент.
– Вы ослабли от потери крови и действия лекарств, но всё же, упрямитесь.