Илья Сергеевич Илюшин
Муравьиные вожди
Дышать под водой строго запрещается! Алексей Макаров мечтает о накачанных бицепсах и неожиданно знакомится с блондинкой
Назавтра о неслыханном ЧП галдели все.
Из отряда Семёна Чернова и Анечки Беловой пропал мальчик. Пятнадцатилетнего Кирилла Красницкого никто не видел с обеда вчерашнего дня. Поползли слухи, будто его соседи по палате заставляли беднягу курить марихуану.
А между тем половина седьмого отряда лежала в изоляторе с дизентерией. Причиной ее оказалась та самая ежевика. А может, и алыча. Дети держались удивительно дружно и на провокационные вопросы Саши и главного врача все отвечали одинаково: «Территорию лагеря не покидали, никакой зелепухи в рот не брали».
После завтрака Василиса навестила страдальцев в медпункте.
Особенно туго пришлось двум близнецам, брату и сестре Лаковым. Они вчера чересчур сильно налегали на недозрелую алычу. Олег, бледный сутулый мальчик, слегка картавил:
– Добгое утго, Вася! Я так гад, что вы пгишли. Мы с Олей думали, что умгём, не увидев вас, но вот дотянули.
Василиса сидела на краешке кровати и левой рукой вытирала катящиеся из глаз Олега слезы. Другую руку он крепко сжимал в своей.
– Что ты, детка, – растрогалась Василиса, – вы не умрёте. Даже не думайте так быстро от меня избавиться. А не то заставлю делать сто приседаний!
Олег и его тихая сестренка улыбнулись сквозь слезы.
– Ко мне кто-нибудь подойдёт или нет? – раздался укоризненный стон Пети Запеканкина из конца коридора.
– Здравствуй, мой сладкий, – Василиса по привычке приложила ладонь к его лбу: весь вчерашний день он просил её делать это каждые полчаса. – Как животик?
– Я его не чувствую, – еле слышно пролепетал Петя, громко всхлипнул, затих и стал совать в руку девушки клочок бумаги.
– Что это? – удивилась вожатая.
– Прочтёте потом, – мальчик вздохнул. – Когда… всё закончится…
Василиса нетерпеливо развернула эпистолу.
На обрывке тетрадного листа круглым чётким почерком было выведено: «Начальнеку лагиря. все маи денги посли смерти отдайте Васялисе фамилию забыл. Пётр Запиканкин».
Василиса почувствовала, что размякает всё больше и больше. Сейчас, после чтения «завещания» десятилетнего мальчика, её зеленые глаза заблестели от влаги. Не то чтобы слезы, а так…
– Послушай, дурачок, – зашептала она на ухо совсем раскисшему Пете, – открою тебе один секрет: от поноса ещё никто не умирал. Так что не надейся.
Она порвала бумажку, громко попрощалась со всеми до обеда и направилась в корпус. Сегодня всему лагерю предстояла первая встреча с морем.
Алексей Макаров по этой причине так разволновался, что всю ночь не сомкнул глаз. «Были ли случаи, когда дети тонули?..» Этот вопрос Василисы гудел в ушах со вчерашнего вечера. А что если в их отряде утонет какой-нибудь шпингалет? Им с Василисой достались, наверное, самые безумные детишки. Другие, глядишь, посиживают себе в библиотеке или играют в слова. А этот седьмой отряд – просто бесы в человеческом обличье. Лазают по ямам, тянут в рот всякую дрянь, дерутся…
– Вожатым построить детей перед столовой для отправки на море! – раздался голос Саши из громкоговорителя. – Время на сборы – пятнадцать минут.
Узнав новость, дети будто сошли с ума. Они с визгом носились по коридору, размахивали полотенцами. Никто и не думал строиться по парам, дабы организованно загрузиться в автобусы.
Василиса и Алексей Макаров стояли столбами посреди этого безумия.
Зря они радовались чёрной радостью, что в отличие от остальных им придется собирать лишь половину отряда. Оставшиеся в строю тринадцать человек были страшнее сотни. Самое комичное было в том, что каждый из этих тринадцати каждую минуту подбегал и осведомлялся:
– Вася, почему стоим? На море, на море!
Василиса, сорвавшая горло в бесплодных попытках утихомирить сорванцов, решилась на отчаянный шаг. Она зашла в свою «гладилку» и захлопнула дверь. До отправки автобусов оставалось пять минут. Через минуту в дверь заглянули Спартак, Алёша и Стас. Через две в коридоре всё стихло. Через три в комнатушку Василисы набились все тринадцать буянов.
Через четыре они ровными парами стояли перед автобусом. Через десять прохладные языки волн аппетитно лизали берег, а горячий песок жег сорванцам пятки.
Но какое же разочарование ждало их по прибытии! После высадки на пляже детям явилась новая знакомая Юры физручка Маша. Сам Юра с очень серьёзным лицом выглядывал из-за её правого плеча.
Маша взяла в руки мегафон:
– Волнение на море – пять баллов, температура воды – девятнадцать градусов. Это недопустимые условия для купания детей. Поэтому сегодня никто в воду не заходит. Детей от воды должна отделять пограничная полоса. Кто зайдет за неё – ноги оторву! Загорать можно не больше пяти минут.
– Ты часом не шутишь, Кинг-Конг побритый? – вежливо, как ему казалось, уточнил Ринат.
Юра с целью покарать ринулся было к хаму. Но увидел стоящую рядом Василису. Поднятой для подзатыльника ручищей он грациозно подхватил руку вожатой и поднес к губам.
Тут же толчок в спину отбросил физрука в сторону.
– Сколько раз тебе говорить, Юрий! – прикрикнула Маша. – Не бери в рот грязные руки!
– Но я видел, как она её мыла… – стал было оправдываться летописец. К счастью для него, на глаза Маше вдруг попался Алексей Макаров. Великий аккуратист сразу привел даму в неописуемую ярость.
– Посмотри, до чего ты довел себя, слизень! Сплошная кожа и соединительная ткань! Где, ну где у тебя хоть одна мышца?! – больно щипала Маша за бока Алексея Макарова.
Тот, даже не пытаясь вступить в диалог, задал стрекача в направлении дикого пляжа.
– Ноги оторву! – закричала Маша вслед ему и направилась дальше.
Юра поскакал следом. Но очень скоро вернулся и присел рядом с Василисой на песок. Полуденное солнце высвечивало каждый мускул на его блестящей от пота спине. Алексей Макаров смотрел на эту спину глазами человека, который сейчас же и на любых условиях обменяет её на свою. А тем временем несколько маленьких ног с давно не стриженными ногтями перешагнули прочерченную Машей запретную линию. Их примеру последовали остальные. Вскоре все тринадцать белых коленок, грубо поправ распоряжение огромной физручки, оказались в полосе прибоя…
Тайная Страсть согнул в локте правую руку. Он хотел сравнить свой бицепс с маячившим шагах в пяти идеалом. Бицепс активизировался. Но был какой-то до безобразия детский. Вожатый седьмого отряда тяжело вздохнул и принялся проделывать то же со своей левой рукой. Затем его внимание переключилось на нижнюю часть тела: он поиграл ягодицами.
В этот миг за спиной раздался звонкий смех.
Побледневший Макаров обернулся. Он, конечно, ожидал там увидеть жуткую Машу, но ошибся. На него смотрела обворожительная блондинка. Тайная Страсть несколько раз сталкивался с ней в лагере: это была сменная вожатая Алла. Своего отряда у неё не было. Ей затыкали дыры, если кто-то из настоящих вожатых выходил из строя, как недавно это сделал Антон Петрович.
– Привет, стройняга! – сказала она. – Сделай это, пожалуйста, еще раз!
– А может не надо? – залился краской великий аккуратист.
– Макаров, почему у тебя дети в воде?! – перепонка едва не порвалась в нежном ухе юноши. Саша с мегафоном в руке и перекошенным лицом стояла в полуметре.
Отмахиваясь от неё руками, как от роя пчел, Алексей Макаров побежал вытаскивать детей из моря.
– Макаров, почему твои дети лезут на нашу территорию? И кидаются камнями? – хором кричали вожатая восьмого отряда красивая Кристина и ее напарник с плаксивым лицом Сережа. – Приструни своих карапузов или вали из лагеря вообще!
В этот момент перед Тайной Страстью будто из-под земли вырос Гурий Денисович. В общем, апокалипсис улыбнулся парню своим нечеловеческим лицом.
Апокалипсис продолжается
– Эх, да не могу стоя-а-ать, когда колба-а-асит!
Эти слова из песенки модного ди-джея Эм Си Вспышкина лились над раскаленными корпусами.
И никому щемящий смысл этих слов не проникал так глубоко в душу, как Алексею Макарову. Парень в самом деле готов был упасть.
Притвориться умалишенным, эпилептиком, мертвым. Только бы не стоять в центре водопада, который низвергался с лестницы, ведущей на второй этаж. Второй этаж, где расквартирован седьмой отряд. Седьмой отряд, вожатым которого имел несчастье быть великий аккуратист.
Детей же каскады пресной воды с запахом хлорки привели в восторг. Вода струилась по стенам, занавескам в вестибюле, капала с люстры! Словом, весь первый этаж превратился в аквапарк.
Мозги у карапузов сработали четко. Они визжали, словно резаные, плескались, лежали на животах, как севшие на мель пароходы, бросались заполненными водой полиэтиленовыми пакетами. И не было, не было рядом Василисы! Она по обыкновению задержалась в столовой.
Так Алексей Макаров впервые остался один на один с детьми. Он стоял с рыбьими глазами по щиколотку в воде и… стоял. А вода все лилась и лилась, пока Спартак не завизжал ему в самое ухо:
– Кран за-а-а-крой, на-а-чальник!
Тайная Страсть подпрыгнул кузнечиком, бросился наверх. Орущая орда последовала за ним. Игровая, кладовка, туалет…
Алексей Макаров втайне надеялся, что прорвало трубу. Это значило бы, что его вины в этом нет. Но из всех пяти кранов, направленных мимо раковин, хлестало как из пожарного брандспойта. В углу плавали огромных размеров шорты. Они могли принадлежать только одному ребенку, самому огромному ребенку в отряде – Пете Запеканкину.
– Ниагар-р-ра! – вопил, кривляясь, Спартак. – Катастр-р-рофа!
Чтобы завинтить краны, много времени не потребовалось.
– К-к-кто… – бледный вожатый прислонился к стене.
– Кто напор-р-р-тачил?! – не унимался сладкоголосый человек-сирена. – Смер-р-рть!
– Кто мог такое сделать? – великого аккуратиста смог расслышать только он сам. Перед глазами вращались сине-желтые круги. – Кто…
– Вар-р-рвары! – услужливо подсказал Спартак в самое ухо.
Тайная Страсть выскочил из туалетной комнаты и помчался по коридору, поднимая тучу брызг. В это время навстречу Алексею Макарову двигалась та самая аппетитная блондинка. Сменная вожатая Алла. Девушка она была не робкого десятка и решила продолжить знакомство, так сказать, не отходя от кассы. Ёе нисколько не смутило, что навстречу низвергались струи воды, а на голову капало.
– Ой, как больно!
Блондинка Алла прикусила нижнюю губу, разбитую в кровь лбом великого аккуратиста. Но сразу заставила себя улыбнуться: ведь понятно было, что он не нарочно.
– Привет, стройняга!
Алексей Макаров таращил на девушку глаза, как лунатик, которого разбудили во время прогулки по карнизу девятиэтажки.
– Классно тут у вас.
Алла прислоненной к стене рукой отрезала Алексею Макарову путь на свободу. Приблизила свое лицо вплотную к его лицу. Великий аккуратист сжался в комок, ощутив её дыхание у себя на губах. Глаза его бегали как шары в компьютерной игре «Пинбол».
– Скажи мне, пожалуйста, – горячо зашептала Алла в ухо окаменевшей Тайной Страсти.
– Да.
Блондинка придвинулась плотней. Он с трепетом ощутил, как упругая грудь сменной вожатой коснулась его груди. И прогнулся назад.
– Скажи мне, – голос девушки тающим горячим шоколадом продолжал литься в ухо, – у тебя есть сборник детских развивающих игр?
Алексей Макаров чуть не подавился собственными слюнями:
– Я брал в биб…биб… я тебе возьму.
– Там, говорят, есть такая интересная игра, – Алла слегка прикусила ухо совсем обалдевшего паренька, – называется «Папа и мама». Особенно… особенно одна её часть. Когда они делают ребеночка, чтобы потом водить его гулять и варить ему кашку. Понимаешь, о чём я?
Ледяные ладони великого аккуратиста по-прежнему висели где-то на уровне колен. Потоп уже казался ему шуткой, мелочью. Он не парализован, не ошарашен кирпичом по голове, не накачан водкой. Он просто не в силах заставить себя пошевелиться или что-то сказать, пока ему не зададут вопрос.
Вдруг Алла засмеялась. Резко оттолкнувшись от стены, к которой был «прикован» Алексей Макаров, она сказала:
– Мне взаправду нужен сборник игр. С планом мероприятий. Эта жир… эта Саша как банный лист пристала. А в библиотеке их всего две книжки и обе на руках. Может, ты знаешь, у кого, и если раздобудешь, дашь на денёк?
– Конечно.
– Спасибо. Ну, мы еще увидимся?
– Конечно.
Алла вышла на улицу под льющийся через озоновую дыру над лагерем ультрафиолет. Как только её пестрая юбка исчезла, в полный воды вестибюль ступил Гурий Денисович.
– Привет! – фамильярно поприветствовал его великий аккуратист. – Билет в наш аквапарк стоит пять баксов…
Шпана распоясалась. Поведение барменши не лезет ни в какие ворота. Василиса освобождает из плена настоящего поэта
– Персики… – ноздри Василисы жадно втянули сладкий аромат.
– Какая же вы обжора, – заметил Петя Запеканкин.
Вчера он не положил в рот ни одной немытой ягоды. Но когда стартовала диарейная эпидемия, парень талантливо симулировал предкоматозное состояние. А светлая мысль написать «завещание» для Василисы пришла ему в голову уже в медпункте. И прокатило! Тёлка расчувствовалась. Теперь пусть попробует после такого акта самоотверженности не спустить ему хоть одну шалость…
Поняв, что ничего вкусненького стащить уже не удастся, Василиса топнула ножкой и покинула столовую.
За ближайшим кипарисом её поджидали человек-сирена Спартак и Стас.
– Зайдете с нами в бар-р-р? В бар-р-р?
– Кстати, неплохая идея, Вася! – оживился Стас. – Так хочется угостить вас «Пепси»!
Понятно, откуда такое радушие, поняла Василиса. Мальчишки боятся идти в бар одни. Знают – их там наверняка «ошмонают» ребята из старших отрядов.
– Ладно, пошли.
Итак, бар.
За столиком три упитанных мальчугана. Один, обритый «под нуль», беззвучно шевелил толстыми губами – пересчитывал деньги.
В углу в окружении подростков стоял хрупкий незнакомый мальчик. Ему время от времени наддавали в ребра то кулаком, то коленом.
– Ага! – закричала Василиса при виде явного насилия над личностью. – Ну, всё!
– Что ты так орешь?! – рявкнула барменша из-за прилавка. – На улицу иди, там и ори!
– Ага! – снова слышен визг вожатой. – Ну, держись!
– Эх, я тебе сейчас поору! – барменша протискивалась между стойкой бара и стеной. – Сейчас поору!
В руке – мокрое полотенце. Оно-то и облепило Василисину голову.
Но мы тоже не тапком щи хлебаем!
Сашкина ловко выхватила «холодное оружие» из рук барменши и принялась охаживать им подростков.
Про хрупкого мальчика забыто. Какое там! «Рэкетиры» мечутся в тесном пространстве бара, трясут животами, как стая беременных кенгуру. Барменша, кстати, вернулась за стойку, благоразумно решив наблюдать за баталией из укрытия.
– Отдай деньги, деточка! Отдай! – Василиса схватила за уши самого упитанного тинэйджера и раскачивает его голову из стороны в сторону.
И шарил в кармане упитанный юноша, не спуская грустных очей с обезумевшей девицы.
– Ну вот, давно бы так, – вожатая взяла купюры. – Это все? Мальчик, иди, пересчитай. Сколько у тебя было?
Хрупкий мальчик робко подошел. Взял двести тридцать рублей. Молча пересчитал и без зазрения совести положил себе в карман все. Притом, что у него отобрали всего-то десятку!
Вожатая заправила в штаны спасённого рубашку:
– Василиса Сашкина, вожатая седьмого отряда.
Он вдруг схватился за её руку, увлекая из бара:
– О, Василиса… мне очень приятно! Сейчас вам стихи почитаю – бесплатно.
Щурясь от солнца, Сашкина глядела на спасенного с изумлением.
– В эфире экстренный выпуск новостей, – с весьма комичной физиономией объявил Стас. – В лагере обнаружен еще один умалишенный. В местной психушке всё готово к приему нового обитателя.
Василиса заботливо погладила «умалишенного» по щеке:
– Ты в порядке, мальчик?
Тот залился краской: не то от смущения, не то от гнева. И вдруг выдал:
– Спасен я был, увы, занудою!
Стихов теперь читать не буду ей.
Вожатая таращила глаза. Еще один ответ, и опять – стихами!
– Ты что, совсем, родной… не говоришь на языке прозы?
При этих словах мальчик заметно приободрился, выпрямил спину и провозгласил:
– Прозы противен безжизненный дух.
Проза – язык стариков и старух!
Василиса разинула рот. Да, парень, несомненно, импровизировал, сочинял прямо на ходу!
– Блин, я вот так не умею, – сказала она. – Но, как твоя спасительница, наверное, могу узнать, из какого ты отряда, мальчик?
Поэт снова заалел маком. Теперь ясно, что именно от гнева. Потому что ноздри его раздувались как парус на плывущей мимо «Титаника» яхте.
– В соседнем лагере работаю, – процедил он сквозь зубы. – О детях полон весь заботою.
– Так ты вожатый?!
Сердито сопя, «мальчик» вытащил из кармана беджик и нацепил себе на грудь. Там было написано черным по белому: Вениамин Чавкин, старший воспитатель.
Василиса беззастенчиво разглядывала поэта с разных сторон, как скелет динозавра в музее.
– Да, занятный ты тип. У тебя подружка-то хоть есть?
– Милая моя далеко, – еле слышно пробубнил он, – в мире без любви нелегко.
Девушка фыркнула:
– Ну, это уж из тебя плагиат попёр. Значит, нет подружки?
Поэт покачал головой.
– У меня тоже нет парня, – вздохнула Василиса. – Может быть…
Но не дал ей договорить Вениамин Чавкин:
– Вы говорите «тоже
Нет парня»? Так негоже.
Не надо так со мной.
Ведь я – не голубой!
Восторженный рев мальчишек заглушил последние строчки его стиха. А они звучали так: «А девушка моей мечты… возможно, это ты?!»
Нет, не слыхала Василиса этих строчек. Но, честно говоря, не было нужды в деталях: взаимная симпатия двух молодых людей крепла с каждой секундой.
– Как тебя зовут, Лермонтов пушкинообразный? – когда стих гром оваций, решилась заговорить Сашкина.
Вопрос изобличил в сердце девушки некоторое смятение чувств. Как уже упоминалось, имя и фамилия стихоплета значились у него на беджике.
Однако старший воспитатель и тут не осрамился:
– Что в имени тебе моём?
Давай-ка снова в бар зайдем!
– С поэтом в бар я не пойду, пока он мелет ерунду… Ой! – вскрикнула вожатая. – Вот паразит, и меня стихоплётством заразил!
– А ты с поэтом в бар зайди и ерунду не городи! – с сияющей улыбкой парировал Чавкин.
Василиса надула щечки, силясь выдать что-нибудь в том же духе. Но скоро поняла, что крыть ей нечем. И они вошли-таки в бар. Чавкин, между прочим, озвучивал рождающийся на глазах поэтический шедевр:
– Я брел за «чупа-чупсом» в бар,
И тут меня настиг удар.
Но ангел с неба прилетел,
Развеял тучу вражьих тел…
И всё в таком романтическом духе. Василиса сидела на пластмассовом стуле, сосала «чупа-чупс» и блаженно улыбалась. В её жизни появилось нечто абсолютно новое, захватывающее. Такое, наверное, испытывает ребенок, когда ему впервые дарят воздушного змея.
Идиллия, блин. А в это время пузатый подросток стоял посреди кабинета Гурия Денисовича и рассказывал, рассказывал…
